НАШИ КАЛЕНДАРИ

Александр Левинтов - кандидат географических наук. Долгие годы работал в Министерстве Морского транспорта. В начале 80-х годов - активный участник и руководитель организационно-деятельностных игр (изобретенных и основанных ныне покойным Г.П. Щедровицким). Много публиковался в российской прессе (ныне также и в русскоязычной американской). Автор нескольких книг, опубликованных частично в виде статей. С марта 1996 года живет в США, в Монтерее.

Календарь…что может быть проще и банальней? И что можно сказать о времени, кроме общеизвестного?
Итальянский фильм о всякой всячине на свете начинается со сцены, в которой африканский колдун на крутосклоне вызывает своей волшебной палочкой из-за горизонта Солнце, и огромный огненный шар послушно восходит над жалкой фигурой, а в конце фильма этот же колдун своей палочкой уговаривает Солнце лечь спать, уйти за горизонт, и светило также послушно садится. Маленький человек в глазах своих робких соплеменников (и наших) управляет Солнцем, управляет временем…

На стене и в часах, на столе и в компьютере - всюду мы сталкиваемся с календарем и не всегда замечаем, что он вовсе не один. Более того, в одном и том же календаре порой сочетаются несколько - в обычном для нас солнечном заключен порой и лунный, в советских календарях отмечался год "новой эры" (эвфемизм "до Рождества Христова") и тут же - год Великой Октябрьской Революции, начинающийся, естественно не с первого января, а с восьмого ноября. Большинство христиан ведут летоисчисление с рождества Христа. А староверы - с сотворения мира, несколько лет назад (в сентябре 1992 года) они отмечали 7500 год от сотворения. Магометане считают годы от бегства Магомета из Мекки в Медину. Литургический год христиан начинается осенью, а восточный календарь начинается весной. Наш сельскохозяйственный календарь также начинается весной, с начала вегетации, а в Южном полушарии - нашей осенью. Учебный год повсеместно совпадает с литургическим - ведь школа долгое время была неотрывна от церкви. У балтийских народов еще с языческих времен и по сю пору год заканчивается ночью Ивана Купала (Лиго). В эту ночь зачинаются дети и наступает отдохновение, в эту ночь загадывают будущее и грядущее, что совсем не одно и то же. Финансовый год начинается осенью, налоговый год в Америке заканчивается апрелем.

Календари, в которых мы живем, действительно разные и мы пользуемся ими по разному и в разных ситуациях, да так ловко, что порой не замечаем, как строим связи между совершенно разными календарями. Так сельскохозяйственный (фенологический) календарь тесно переплетен в фольклоре (приметах) с литургическим, финансовый - с обычным, лунный - с солнечным.
Есть и еще один календарь, личный у каждого человека - ведь мы ведем свое личное летоисчисление, считаем свои года и празднуем каждую годовщину рождения (а после - и смерти) каждого человека.
Когда возникли календари?
По-видимому, лишь в ходе формирования в обществе религии и государственности. Именно этим можно объяснить такое разнообразие календарей и точек отсчета летоисчислений, хотя, надо заметить, многие календари начинаются примерно между 3000 и 3500 годами до нашей эры, то есть после Потопа (предположительно 3852 год): например, иудейский начинается с 3761 года, майянский календарь - с 3113 года, индийский - с 3102.

Календари вводились жрецами как средство упорядочивания жизни и времени людей, для управления временем и людьми. Жизнь египтянина была организована очень просто: в ноябре, после ухода нильского разлива он разбрасывал семена в поле и выпускал скотину, которая затаптывала зерна в землю. В апреле собирался урожай (сам 15-сам 20), после чего наступал разлив. Две недели в году рабочих, остальные - хоть волком вой от безделья…кабы не жрецы. Основной задачей жрецов было, по-видимому, не допускать развития общества: нильская дельта могла вместить и прокормить только строго ограниченную численность населения при данном уровне развития техники. И жрецы тщательно подавляли все очаги развития, а именно - распространение знаний (за профанацию жреческих знаний ослушника ждала тяжкая смерть), торговля, транспорт и война. А чтобы люди не ошалели от безделья, им было найдено занятие на всю жизнь - строительство пирамид (с этими же целями затевались и многие великие стройки коммунизма - каналы, железные дороги, города, монументы и т.п.). В пирамидах Старого и Нового Света заключен иерархический принцип организации их сооружения и одновременно - смысл государственного устройства и сакральный (тайный) смысл жреческого знания как восхождения к небу, в мир идей , за счет мощного людского основания.

Совсем иначе строилось иудейское летоисчисление, в основе которого - семидневный акт сотворения мира. Седьмой день - юбба ("семь", отсюда современная "суббота") - день отдыха. Иудеи считали, что пятый-шестой сельскохозяйственные года дают урожай и на седьмой год, год отдыха людей, земли и скотины. "Юбилей" ("семью семь"), пятидесятилетие означало прекращение трудовой деятельности, как сейчас бы мы сказали, выход на пенсию: средний возраст тогда составлял около шестидесяти лет. Вот, кстати, почему евреи желают друг другу сто двадцать лет жизни - считается, что, если праведно прожил положенные тебе шестьдесят, то Бог даст тебе еще одну жизнь. Это - пожелание не здоровья и долголетия, а праведности, здоровье же и годы - лишь следствие праведности.

О том, что "время - деньги" ("time is money" - эта формула Бенджамена Франклина стала девизом не только американского общества, но и всего современного мира) знали еще древние: дашь соседу в долг сто овец (латинское pecinio - деньги, произошло от pecos - мелкий рогатый скот), а у него через год - сто пятьдесят голов. Естественный "прирост денег" в виде приплода породил проблему: кому принадлежит этот прирост - тому, кто дал, или тому, кто взял? Решение было принято вполне справедливое - пополам. Так возник ссудный процент или процент кредита и до сих пор колеблющийся между 20 и 30 процентами.
Была и другая связь времени и денег. Свободный человек мог попасть в рабство за долги, но не навсегда, а на время, адекватное размеру долга и возможности трудом погасить этот долг.

Управление временем…в этом есть даже что-то мистическое, хотя время - категория совершенно человеческая. Бог по своей вечности временем не пользуется, природа настолько фатальна, что также обходится без него.
Помимо того, что есть субъективное (личное, биографическое) и общее (историческое) времена, которые, конечно же, не совпадают (это хорошо видно на тщетных попытках нынешних российских политиков как-то повлиять на исторический процесс "за одну пятилетку правления"), различают также векторальное и циклическое время.
Классическое изображение времени - старик Хронос с косой (символ векторального времени, по которому "нельзя войти в одну и ту же реку дважды") и кругом (символ циклического времени, по которому "ничто не ново под луною"). Циклическое время мы меряем солнечными и совсем нам привычными часами с циферблатом или бегающими цифрами, векторальное время измеряется песочными и водяными часами.

Циклическое время (собственно календарь, годовой и суточный циклы) имеет три формы - прошедшее, действительное и грядущее время. Прошедшее - позади, в действительном мы присутствуем (ежемгновенно), грядущее - впереди и наступит с неизбежностью, хотим мы того или нет. Именно в силу неизбежности грядущего мы его хорошо знаем - завтра будет рассвет, после зимы будет весна, через сорок недель женщина родит ребенка.
Векторальное время ("время перемен") состоит из прошлого, настоящего и будущего. Границы настоящего времени мы проводим сами, в рамках нашей деятельности. Прошлое - перед нами: перед нами наши родители и учителя, наши проводники, мы следуем за ними (Иван-не помнящий родства и Маугли как символы безродности и бескультурности прошлого не имеют и потому "беспутны", непутевы" и незнамо куда и откуда бредут). А наше будущее (наши дети, ученики, дела и последствия наших дел) следует за нами и мы…не знаем его. Лев Толстой как-то сказал: будущего нет, но его можно сделать. И мы, не зная будущего, проектируем его - отбрасываем собственную тень, проекцию собственных целей на будущее.

Очень интересно решал вопрос времени Августин Блаженный: есть только настоящее - настоящее прошлое (память), настоящее настоящее (созерцание) и настоящее будущее (ожидание). Это - очень смиренное и возвышенное представление о времени. Для монахов, отшельников и философов - самое подходящее. Мы же люди мирские, суетные… Так чем же мы управляем, когда управляем временем?

Неоднократно делались попытки управлять циклическим временем. Римские императоры, продлевая праздники или не желая выплачивать жалование, произвольно вставляли в календарь дни и даже месяцы. На советских заводах, по образному выражению директора одного из них, аврал по спасению месячного плана начинался 32 числа каждого месяца (помню, как Москворецкий пивоваренный завод однажды пол-июня штамповал свою продукцию датой "30 мая" и люди отказывались покупать это пиво, боясь, что оно прокисло). Когда сейчас по полгода не платят зарплату, чтобы выкроить из бюджета средства на победу над Чечней или инфляцией, то это - попытки управлять циклическим временем. Ничего хорошего из этого, как правило, не получается, а выходит только неразбериха и конфуз.
Были и другие, всегда неудачные и потому недолгие попытки управления циклическим временем: во время Великой революции французы переромантизировали весь календарь, Гитлер ввел "четырехлетки" (по числу концов у свастики), Сталин - пятилетки (как символ звезды), Брежнев поименовал годы пятилетки ("начинающий", "продолжающий", "определяющий", ""решающий" и "завершающий", а народ тут же высмеял это в анекдоте о переименовании дней недели ("начинальник", "продолжальник", "определяльник", "решальник", "завершальник", "субботник" и "воскресник").
Циклическим временем мы управлять не можем, но - мы можем выбирать календарь, соответствующий нашей деятельности или выбирать сразу несколько календарей (ведь жизнь сложней и разнообразней любой деятельности), что мы с успехом и делаем.

Векторальное же время - управляемо. Прошедшего не вернуть, но прошлое, история - это всегда редукция. Мы выбираем из прошлого только то, что считаем для себя важным. Кто-то видит в прошлом только битвы, полководцев и даты, кто-то - только историю своего рода, кто-то - только смену способов производства. "Всякая история - всемирная" - говорил Навалис, имея в виду, что прошлое для каждого индивидуально, но для него же и универсально. Границы настоящего также управляемы и вполне в нашей власти.

Но особенно управляемо будущее (которое, кстати, почти никогда не настает). Наша настоящая жизнь бедна на перемены, но сколько разных будущих уже было у многих из нас! И чем монотонней настоящее, тем разнотравней луга будущего. Будущее может даже застить настоящее, как это было ( и есть) в России ("Сидят в ночи рабочие и мерзлый хлеб едят…через четыре года здесь будет город-сад" - эти стихи, написанные в 1928 году, убрали в Новокузнецке только в 1992 году, когда стало ясно, что города-сада здесь, в этой современной "столице ГУЛАГа" уже никогда не будет). Когда же настоящее бьет ключом, нам не до будущего, только успевай поворачиваться в настоящем.

А можно ли управлять пространством?

НАШИ ПУТЕВОДИТЕЛИ
Да, можно ли управлять пространством, как мы управляем временем?
Иосиф Бродский в своих произведениях постоянно обсуждает тему соотношения времени и пространства. Скиталец по жизни и поэт по судьбе, он постоянно подчеркивает, что пространство "глупей" времени, дураками же управлять, как известно, много проще. При всем моем уважении к поэту…
Сократ в одном из диалогов Платона, кажется в "Кратиле", рассуждает о происхождении мира. Сначала появилась Гестия (Сущность, Истина, она же "Очаг мира", она же скромная богиня домашнего очага, никогда не покидающая Олимп, на какую войну или пьянку ни отправились бы боги; мудрые греки считали, что дом для нас - космос нашей жизни). Вслед за Гестией появились ее родители - бог времени Хронос и богиня пространства Рея (и древние греки и современные астрономы единодушно утверждают: сначала появилось яйцо, потом курица, сначала была некоторая точка, в которой была свернута и масса, и энергия, и время, и пространство вселенной, а потом произошел взрыв разворачивания из этой точки Истины всего остального.

Рея исправно рожала Хроносу детей, а Хронос безжалостно пожирал собственных детей, и теперь трудно судить, кто из них был глупее, но ясно, что в начале времен и пространств всем их детям было не очень легко. Всем, кроме Гестии-Истины, которую поглотить и время не может.
Как и время, пространство - понятие сугубо человеческое: Бог по своей вездесущности в пространстве не нуждается и пути его нам, слава Богу, неисповедимы. Но нам он заповедал: "И помни весь путь, которым вел тебя Господь" (Втз. 8.2). К этой теме мы еще вернемся…

Управление пространством имеет некоторые общие черты с управлением временем. Важнейшая из них - векторальность. Управлять можно только линейным пространством. Вот почему римские карты были преимущественно дорожными и рисовались на длиннющих, в несколько метров, полотнищах. Управление таким гигантским пространством как Россия испокон веков осуществлялось по рекам и вдоль дорог, а чуть в сторону - и жизни нет и "советская власть еще не дошла" (а теперь и антисоветская власть не доходит). В России эта линейность подчеркивалась тем, что, пожалуй, самым богатым и влиятельным министерством во все времена было министерство путей сообщений (до 1917 года оно заведовало не только железными, но и шоссейными дорогами, а также внутренними водными путями, почти сплошь линейными.

Есть такой квазиисторический анекдот: До Екатерины П во многих местностях деревни и села располагались кругом (вокруг храма или колодца или торговой площади, отсюда - круговая порука, круг как синоним схода, мира, общины), так царица, для удобства порки крестьян заставляла "выпрямлять" деревни по линейке. Анекдот анекдотом, а круговую поруку и оборону не так легко преодолеть.

Управление, а точнее, руководство всегда преследует цели руководителя и игнорирует цели руководимого. Именно в силу этого в России, где, собственно говоря, никакого самоуправления со времен новгородской демократии не было, жизнь организована линейным образом, а европейская (особенно английская) и американская жизнь организованы во всей полноте пространства, не только поверхностно, но и "с воздухом над и землей под" (стандартная формула описания недвижимости в Англии). Здесь векторальное управление сильно ограничено и во многих сферах просто невозможно.
Можно сказать так: векторальное управление пространством и временем носит целевой характер, а циклическое время и объемное пространство есть ценности, где управление невозможно или сильно ограничено.
Имеются и серьезные различия в подходах к управлению временем и пространством.

Время трехмерно, пространство же не только трехмерно, но всегда в нем можно построить четвертую координату - время, судьбу, случай, фантазию, а, следовательно, и пятую, и шестую. Пространство всегда многомерно и в одном и том же пространстве каждый волен добавлять свою координату и тем усложнять пространство. Пространство устроено гораздо сложней времени и более субъективировано.

Замечено, что чем меньше времени, тем больше надо пространства. Все молодые империи начинают с завоеваний новых пространств (Рим, фашистская Германия, Россия в начале династии Романовых и при Сталине). И наоборот: чем больше пространство, тем меньше надо времени: фараон Сети I однажды взял и на гигантском Луксорском барельефе перебил имена всех предыдущих фараонов на свое, тем самым сократив всю историю Египта до собственной жизни (чтобы доказать свое прямое происхождение от бога солнца Ра). Точно также вся история России до 1917 года интерпретировалась лишь как предыстория, что позволяло придавать каждому пленуму и чиху всемирно-историческое значение.
Ярким примером управления пространством за счет его сокращения является тюрьма. Че больше срок заключения, тем тесней кажется узилище. Для кочевников тюрьма - хуже любой пытки и даже смерти. Искалеченные даже малым сроком заключения горные алтайцы выходят из тюрьмы (если выходят) отпетыми негодяями.

В ходе разработки туристского проекта "Шлиссельбургский узник" мы с коллегой провели ровно сутки в камере смертников "Секретной тюрьмы" (это было незабываемое приключение, полное тишины, забвения, творчества и величественных планов) и поняли, в частности, что, если в себе не откроешь шлюзы, не выйдешь в просторное пространство свободной фантазии и творчества, то в этих каменных мешках либо сойдешь с ума, либо повесишься. Либо просто умрешь от неведомой и неизлечимой болезни. Люди, подолгу сидевшие здесь, отличались ровностью характера и буйством фантазии (когда последних восьмерых узников навечно освободили, для их транспортировки в Петербург понадобилось два парохода - столько книг, скарба и материалов накопили они в своих камерах). Интересен путь одного из них - Морозова. В Шлиссельбургской тюрьме за четверть века он разработал две теории - космогоническую и теорию истории, по которой выходит, что Аристотель жил в Средние века, Македонский и Наполеон - одно и то же лицо и так далее. За этот размах пространства и одновременное сжатие времени фантаст получил от Сталина звание почетного академика (таковыми были еще Молотов и сам Сталин) и владение имением собственного отца (Борок Ярославской области). По иронии судьбы борец за справедливость закончил свою долгую жизнь (он умер уже после войны) единственным помещиком в стране победившего социализма и владел крепостными крестьянами вопреки собственным убеждениям, но, говорят, с удовольствием.

Этому феномену имеется этическое объяснение. Пространство (реально и особенно в сознании людей) преувеличивается, чтобы люди понимали свою ничтожность и "винтичность" в настоящем, в действительности, в деятельности, которая становится несоразмерной человеку ( огромные заводы, поля, уходящие за горизонт, гигантские города, непомерной высоты и длины дома, бесконечные магистрали без проселков и закоулков). Александр Зиновьев об этом говорил так: "Как всякий идиот, он мыслил большими масштабами". Преувеличение пространства (в словаре Даля "поприще" определяется в версту одним оборотом плуга, в советских толковых словарях то же "поприще" определяется в 20 верст как дневной переход). Преуменьшение времени оставляет человека одиноким в настоящем, лишенным глубинных корней, безответственным и за прошлое и за будущее. Так формируется "пролетарская этика", этика неимущих, а потому способных на все (есть все-таки разница между человеком способным и способным на все). Когда-то я назвал их (нас) Павликами Матросовыми: и сами готовы броситься на амбразуру, и папеньку туда же. Пролетарская этика ("нам нечего терять, кроме своих цепей") в принципе своем героична, то есть ставит людей в весьма сложную и непривычную для них позу и позицию между Богом и нормальными людьми.

Можно утверждать: всякая агрессия, всякое поползновение на чужое пространство идет от недостатка истории и, стало быть, культуры. Чем меньше культуры, тем больше крови.
В отличие от времени, которое не заимствуется и не кредитуется, пространство почти всегда совместно. В нем, по счастью, нет причинно-следственных связей. В одном и том же пространстве может разворачиваться масса всего и разного. Я как-то спросил старого эвенка:
- а с нанайцами вы на одном месте хорошо уживаетесь?
- чего нам с ними делить: нанаец рыбу ест, эвенок - мясо.

Это же хорошо видно и на хайвее: если не вторгаться в зону чужой безопасности, то никому нет дела до того, что кто-то едет на работу, кто-то с работы, кто-то к жене, кто-то с женой, а кто-то - и вовсе от жены к другой.
Пространство можно преодолевать (это делают транспорт и связь, вообще, любые коммуникации). Когда мы сами преодолеваем пространство, то это называется поездкой, но ведь его можно и не преодолевать, а наслаждаться или изучать его разнообразие. Когда перемещение в пространстве приобретает самоценность, мы путешествуем. В этом случае мы никуда не торопимся, не мчимся, сломя голову, а тихо стоим у окна вагона, "думаем думу свою", или, удобно расположившись в шезлонге, наслаждаемся плывущими мимо нас берегами рек и озер, мы упираемся лбами в иллюминаторы и смотрим сверху на первозданный хаос величественных гор. И глаз не устает вбирать в себя пространство, душа не устает упиваться красотой мира и захватывающими декорациями просторов. Гармоничное пространство не приедается и не может наскучить.

Для путешествующих нарочно, даже на самых быстрых хайвеях, устраивают смотровые площадки. Для путешествующих в Чешских Рудных горах проложены петлистые тропинки и устроены "выглядки" с чарующими видами на долины, города и прекрасные пейзажи. И в этом смысле путешествие бесцельно и чаще всего кончается там, где и началось. Это и есть туризм (путешествие по замкнутому кругу) - с рациональной точки зрения зряшная трата энергии и времени с нулевым результатом.

Дороги (трассы, маршруты и тому подобное) - векторальная организация пространства, весьма распространенная, но не единственная. В пространстве есть еще пути. Дорога рассчитана на всех или многих и предполагает неоднократность своего использования, а потому характеризуется длиной, емкостью (скольких она может принять одновременно) и состоянием (какую скорость перемещения она допускает).

Путь не обладает ни одним из этих параметров. Путь всегда индивидуален и неповторим. Идущий по пути, разумеется, может описать его, но это описание не может служить другому человеку пособием или подспорьем. Чтобы было понятно, о чем идет речь, вспомним о пути христианина, как его представлял себе Мартин Лютер. Он называл этот путь призванием (по-немецки Beruf, русское слово - точная калька немецкого, в английском этому понятию соответствует calling). И в призвании выделяются два смысла - профессия и собственно призвание на зов (немецкий глагол rufen - звать). Первое, профессия - транслируется, передается, это - как дорога, доступная для всех или многих, но это всего лишь способ действий. Спасение, а призвание - путь спасения, по Лютеру, - дело совести каждого, но только его. И путь к Богу каждого из нас не может быть повторен никем, как и мы идем к Богу по пути, которым до того никто не ходил. И если мы пытаемся скопировать чей-то путь, то мы просто превращаем собственную жизнь в пародию на чужую.

Реальное пространство нашей жизни предоставляет нам любые возможности для начала и продолжения пути, до самого его завершения. Пространство полно загадок и соблазнов, что подталкивает нас в разные стороны и вместе с тем не дает нам покинуть этот удивительный и увлекательный путь.

Греки, а вслед за ними Рене Декарт, называли путь методом.
И кроме пути у нас еще есть память о нем: "И помни весь путь, которым вел тебя Господь". Эту память можно называть по всякому - опытом, совестью, а можно - метанойей, что означает покаяние. В слове же "покаяние" приглушенно, но внятно слышится "цена", "ценность" - высшая ценность пути как сполна, во всем объеме пространства пройденная жизнь.