ПОСЛЕДНИЙ ПЕВЕЦ ИМПЕРИИ

18-10-1997

Интервью взяли корреспонденты журнала "Люди" Елена Эрикссен и Александр Терехов

        - Пожалуйста, расскажите кратко о себе.


- Мой отец - армянский крестьянин, пришел в Москву по комсомольской путевке. Мать - русская, из Смоленска. Среди предков - князья Мещерские, шведы, татары, поляки. Я говорю "империя" со знаком "плюс", это народ, живущий в притяжении одной Идеи.


- Что вы думаете про Владимира Ленина?


- Бесконечно жестокий и сверхталантливый человек. Все его писания - гуманитарная лабуда, сквозь которую прорывается нечеловеческая воля. Что наши политики? Это байдарочники в бурной реке. Обгоняют друг друга, толкаются, ах, Чубайс завалил Лебедя, ox, Потанин обогнал Березовского. А река кончается водопадом, гонка не имеет смысла. Эти политики не создают историю. А Ленин чувствовал, что историю можно мять. Как он рассуждал? Пролетариат - передовой класс, в России пролетариата нет. Как делать историю? Стоп! У класса должна быть партия. С нее начнем, а она сделает класс. Это ж надо додуматься: давайте сначала создадим партию, а потом появится класс! Это вопиющий антимарксизм (и это для меня очевидный плюс).

Это ощущение, что воля есть материальный фактор истории. Сейчас большие физики приходят к убеждению, что в космических процессах непрерывно участвует нечто вроде Воли (совершенно не обязательно мистической), которая противостоит законам распада. У Ленина было интуитивное знание этого, словно ему это кто-то сказал. Он - спаситель империи.


- Зачем вы вступили в Коммунистическую партию Советском Союза, да еще в 1988 году?


- Я не собирался сдаваться, мне казалось, я могу остановить распад СССР. Я сказал куратору моего театра в ЦК: в Баку зреет исламский взрыв, дальше - диктатура или развал государства. Почему не послать туда мою группу аналитиков? Через 2 дня позвонили: самолет ждет.


- Кто решил вас испытать?


- Вячеслав Михайлов, нынешний министр по делам национальностей. Так я оказался в гостинице "Баку", с двумя удостоверениями (на русскую фамилию и армянскую), внизу на площади клубилась ревущая толпа в восемьсот тысяч, грохотали выстрелы в воздух - я понял: империя рушится.

Мой отчет немыслимым путем прошел через Политбюро, контролировался КГБ. Так я начал консультировать правящую партию. Взлетел так быстро, что меня не успело перехватить ни Пятое, ни какое-либо другое управление КГБ, я остался независимым.

Началось нашe общение с Юрием Прокофьевым, я очень увлекаюсь людьми, с которыми работаю. Когда мы встретились, Прокофьев был неизвестным секретарем обкома, а ровно через год - членом Политбюро.

Потом появился Шенин, секретарь ЦК по организационной работе. Разговоры, встречи, контакты... Создавался некоторый такой сгусток пониманий природы распада и стремлений остановить его.


- Неужели вы не понимали, что они не смогут ничего?


- Тогда нет. П вообще, как мы можем ставить такие диагнозы. Разве знает человек, что он может? Где тут трезвость переходит в скептицизм, а скептицизм - в оправдание бездействия? Если у вас есть три шанса спасти ситуацию, вы будете действовать? Я - буду!


- Как вы можете объяснить бессилие этого поколения?


- Они, конечно, люди достаточно ограниченные. Но это не значит - пустые. В этой среде было еще немало инстинкта самосохранения и готовности драться. Итак, эти готовности на одной чаше весов, а ограниченность - на другой. Конечно, можно было прозорливо понять, что ограниченность перевесит, что и произошло... Но разве были альтернативы? Все, кроме них, неслось в потоке антигосударственности, ожидания рыночного рая, купленного путем распада империи. Мне нужна была система, элитная группа, что-то соразмерное с надвигающейся катастрофой распада, которую одна личность не могла одолеть. Итак, я двигался как умел и исходя из этих задач и целей.
Осенью 1990 года появился председатель Совета министров Рыжков. У него, у его зама Абалкина, у многих появилась потребность видеть единую картину происходящего. Личная же судьба Рыжкова развивалась так, что просматривалась скорая политическая кончина. И Рыжков начал активно встречаться с нами. Прошло время, когда он боялся открепляться от Горбачева. Теперь он хотел узаконить в своей голове возможность самостоятельной политической деятельности. Это совпало с тем временем, когда появился Явлинский с программой "500 дней", и про- летел слух: Рыжкова снимают, Явлинского двигают в премьеры. И я впервые увидел, как сникают наши вожди, когда появляется только угроза выпасть из системы: руки опущены, конец, все пропало, ребята. Я этого не люблю, я сказал: "Запомните, мы этого не допустим. Мы не дадим".
Я начал колесить по Москве на своем "уазике", убеждал Прокофьева: надо активизироваться. Так же по столице на "Москвиче" колесил несильно мне знакомый Проханов, совершенно не замшелый и не погромный (как его хотят представить) журналист и политик, близкий ВПК и армии и мыслящий не реставрационными образами, а идеями мобилизационного почвенно-технократического развития. Он дружил с Баклановым и начал убеждать его встретиться с Прокофьевым и Шениным, которым Бакланов не особо верил. Свести за одним столом трех членов Политбюро было не- ! выносимо трудно, но мы смогли! Одновременно письмами я растолковывал Горбачеву, что такое программа Явлинского. В результате на Политбюро подготовленная нами "тройка" выступила против "500 дней", к ним подтянулись остальные, Горбачев испугался смертельно. Теперь мне было интересно только одно: как он будет отмываться. Я бы пустился в длительные рассуждения, но Михаил Сергеевич кончил дело одной фразой: "Все говорят: "программа Горбачева". Не я писал? Ученые писали". Слово "ученые" было произнесено с глубочайшим презрением. Дальше он заметил, что и в программе Абалкина есть много хорошего, Рыжков, сидевший с похоронным видом, начал стряхивать с себя могильных червей, убедившись, что его спасли. 

- Вам не казалось, что мягкий, симпатичный, никакой Николай Иванович Рыжков не тот, человек, который может спасти империю? Или вам были безразличны его личные черты? 

- Повторяю - я пытался сдержать разлад, вел бои в арьергарде отступающей армии. Я должен был действовать через тех, кто находится у власти, кто бы они ни были.
Итак, Рыжков нам доверился, мы выступали на Совете министров, проводили "мозговые штурмы", а вокруг сгущалась ненависть, недовольно звонил "Ясин из Сосен", напрягались прогрессивно мыслящие министры и генералы КГБ... Наконец Николай Иванович согласился изменить свою судьбу, решился на выступления, которые начали бы его самостоятельный политический путь. Мы сидели на даче, ждали результата. Пришел доверенный помощник, сказал: "Первое, на Съезде народных депутатов СССР, прошло успешно. Дальше должно было состояться второе и решающее. У Рыжкова Николая Ивановича инфаркт". 

- Сергей Ервандович, а почему вы не пошли в политику самостоятельно? Избрались бы депутатом. Выступления, интервью, телевидение, страна бы вас узнала и полюбила, как какого-нибудь зализанного Станкевича или правдолюбца Собчака. 

- Для меня это было невозможно. Идти в политику в 1989 году означало идти по каналам "Демократической России". А кто прокладывал эти каналы? "Демократический процесс" в Советском Союзе начался письмом одного из руководителей ЦК на Лубянку с просьбой: дайте рекомендации, кого бы нам выдвинуть на перспективу в качестве "демократов"? Это была капитуляция ЦК перед КГБ. И этот список составили, в нем было около тысячи имен. 

- Может, в этой капитуляции не все было так плохо? Лубянка была более "продвинута", чем ЦК... 

- Вопрос, куда она продвинута. Давайте судить по результатам. "Демократы" первой волны - это люди Пятого и отчасти Шестого управления КГБ, эти люди работали на развал СССР. Выходит, Лубянка видела перестройку как уничтожение коммунистической империи, потоки беженцев, взрыв народного гнева, обострение национального сознания русского народа и воссоединение империи заново, но во- круг уже национального русского ядра - в новой державе будут и демократы, и патриоты, а выше всех Лубянка, которая правит незримыми вожжами. 

- Вы считаете этот план безумным? 

- Я считаю, что он провалился. И окончательно это стало ясно в Чечне. Меня в нашей истории больше всего потрясает, как легко публика увлекается ложными фигурами, которые "управляют процессами". События 1991 года сваливаются на ЦРУ, на МОССАД, на отдельных людей силой инопланетного разума, придумывают заговоры. Простите, а что делали в это время партия и КГБ? Что делали ЦРУ и МОССАД, понятно, они долбали своего геопополитического конкурента. 

- Обывателю трудно поверить, что за "демократизацию" СССР отвечает КГБ 

- После 1991 года ко мне начали захаживать многозвездные генералы спецслужб. На пятый или шестой раз я начал задавать вопрос: "Демократы - это что?" Ответ был один: "Бросовая агентура". 

- После событий августа 1991 года многие писали, что последний премьер СССР Павлов находился под вашим влиянием. 

- Павлов очень резко, так сказать, раскинул свои объятия, но очень ненадолго. Окружение его было очень сложно выстроено. Он был непоследователен. До Павлова была моя единственная встреча с Горбачевым, длившаяся около двух часов. Я сказал: есть альтернативная программа развития, есть структуры, на которые можно опереться. Мне все равно, в какой я буду роли, но советником я быть не хочу. Я вижу свою функцию в том, чтобы выстроить силы, которые вытянут страну. Если вы откажетесь, мы готовим XXIX съезд партии, который выберет другого Генерального секретаря. Уходя от Горбачева, я замер на полпути: вдруг осознал, что два часа подряд он говорил на безукоризненном русском языке, ни одного неправильного ударения! Вся эта неграмотность была игрой для народа. Это ранняя весна 1991 года. В марте Горбачев праздновал день рождения, меня вызвал Прокофьев и обрадованно сообщил: "Горбачев среди членов Политбюро поднял за вас бокал шампанского. И сказал: вот таким людям надо передавать власть!" 

- И сердце ваше восторженно забилось? 

- Я спросил: чего же вы радуетесь? Ведь ясно, что последует за этим. Прокофьев обиделся: зачем вы так плохо думаете о людях, омрачаете мне светлый день? На следующий день в "Независимой газете на трех полосах вышла публикация моего б бывшего сотрудника "Таинственный совет кремлевских вождей". Информационная шквальная война начинается всякий раз, как только удается выстроить устойчивую систему между нашими мозгами и человеком, принимающим решения. Тут же эта система очень сосредоточенно и эффективно атакуется. Цель - блокировать возможность изменить государстввенный курс. Так случилось в 1991 году и повторилось в 1997 году, когда программа "Итоги" оповестила всех, что под мое влияние "попал" министр внутренних дел Анатолий Куликов. 

- Кто заказал статью в "Независимой?" 

- Один из тех, кто пил за мое здоровье. Скорее всего - Александр Яковлев. 

- Как вы узнали о ГКЧП? 

- Сказал милиционер в проходной Белого дома. Я пришел на прием к Олегу Лобову переводить свою организацию в российское подчинение. Лобов спросил: "Это ты все сделал? Я ответил: "Если бы это делал я, вы бы здесь не сидели". Все было сделано, мягко говоря, половинчато. С очевидной гипертрофированностью силового элемента идейно-политическим и организационным. В танках сидели люди, читающие журнал "Огонек". Нельзя, проиграв информационную войну и полностью оказавшись в дерме, бить бронированным кулаком, да еще вяло и мимо. Но раз это случилось, мне надо было либо рвать партбилет и терять лицо, либо признаваться: "Я - идеолог чрезвычайного положения". Я так и сказал. Меня начали вызывать в прокуратуру. 

- У "путчистов" не было шанса? 

- Был единственный способ победить. Вы интервьюировали Павлова? Вот Павлов пусть и рассказал бы, кто и как упустил этот шанс. Надо было Ельцина сделать президентом СССР! Вот что можно было сделать. 

- Бывший руководитель аппарата Горбачева Валерий Болдин в интервью нашему журналу признал, что с Ельциным были определенные договоренности... 

- А кто завалил этот план? Кто? Только тот, кто непрерывно общался с Ельциным. 

- Председатель КГБ Крючков? 

- Нет и еще раз нет! Согласитесь, это была единственная возможность. Страна уже была готова принять рыночные блага. Но пусть об этом говорят творцы тогдашнего процесса. Главное - она была как беременная женщина с набухшей грудью. Все уже мечтали, что через пару лет будем жить, как в США, нам бы только рыночные преобразования, только поставить Ельцина! 

- Так кто же виноват? 

- Я не имею права марать людей в том, что касается их исторической ответственности. Они должны набраться сил и сказать сами. Это был не Крючков и не Шенин. Это был тот, кто был близко к Борису Николаевичу. Кто мог реализовать контакт и обещал остальным политический результат. И не выполнил обещаний. Кстати, Ельцин сидел и ждал с семи утра до одиннадцати, а потом полез на танк. И правильно сделал! 

- Незадолго до президентских выборов в печати вдруг появилось письмо тринадцати крупнейших банкиров России, которых трудно было прежде представить стоящими за одним столом. Письмо простому избирателю показалосъ не вполне ясным. Неожиданно твердым тоном банкиры посоветовали противостоящим сторонам поумерить пыл, потому что, то бы ни победил, раскол в обществе после выборов не исчезнет, надо искать пути к согласию. Что это означало? Не отмену же выборов? "Письмо 13-ти" шибко не понравилось Кремлю, вызвало движения, опять же совершенно не видимые простому глазу, и - забылосъ. Теперь газеты раструбили: "Писал-то за банкиров тот самый Кургинян!" 

- Что значит "писал"? Пишет тот, кто подписывает - это закон политической жизни. Своего участия в создании этого письма я не скрываю. Велись долгие переговоры. У письма было несколько принципиальных смыслов. Планировалась кампания, но люди, которые могли получить крупный политический результат, все завалили. Надо было выстраивать союз между спецслужбами и банкирами, создавать сгусток элиты, поворачивать государственный курс, а вместо этого банкиры захотели семибанкирщины, перешедшей в грызню, а спецслужбы устроили позорную истерику по поводу нерусских фамилий людей, подписавших письмо! 

- Вам легко общаться с нашими банкирами? 

- У меня нет никаких обязательств перед Борисом Абрамовичем, или Владимиром Александровичем, или Олегом Владимировичем. Мой центр достаточно обеспечен, чтобы не брать денег со сверхбогатых клиентов. Я знаю, что это люди с огромными зубами. И я ценю их за их амбиции. Если Березовскому хочется быть Рокфеллером, нам есть о чем говорить. Потому что он не может стать им без сильного государства. Если он хочет быть в Лондоне и остаться живым - нам не о чем говорить. 

- Люди, подобные Березовскому, способны отстаивать государственные интересы России или будут только сосать деньги? 

- Деньги они будут сосать в любом случае. На их "человеческие" качества рассчитывать не приходится. Это тигры. Они жрут "мясо". Пытаться сделать их "шестерками" спецслужб бесполезно. Им надо давать "мясо", как и Рокфеллеру, Соросу, Гейтсу - всем тиграм капитала. По логике капитала, чтобы победить в Чечне, надо, чтобы Гусинский с Березовским наживались на победе больше, чем на поражении. Мы строим капитализм? Тогда надо мыслить буржуазными категориями и тогда братья Черные и Бирштейн ничем не отличаются от Гусинского.
Если они хотят стать Рокфеллерами, людьми со многими миллиардами и влиянием на мировую политику, им нужно государство с относительно сытым народом, армией и ракетами. Кто может быть против этого? Вопросы вроде "Потанин лучше Березовского" - глупы. Это одно и то же. Хотя они и расколоты между собой. Мы видим беспрецедентное опровержение "протоколов сионских мудрецов" в виде войны Березовского и Сороса. Эти пресловутые якобы всемогущие "мировые силы" расколоты, как и все остальные. Между элитой Англии и США есть глубокие противоречия, я уже не говорю про Европу. 

- Давайте поговорим о ближайших трех годах. Кто победит? Кто стоит за "участниками финального забегов'? Кто "побежит" ? 

- Лебедь. У него четкая франко-германская ориентация, за его спиной маячит "Дойче банк". Имеет место внутренне противоречивая система финансирования, в значительной степени криминализированная. Есть 4 военно-патриотические группы, сделавшие ставку на этого политика. Одновременно Лебедь фактически не скрывает своих связей с НТС, Народно-Трудовым Союзом. 

- Вам не кажется, что НТС - декоративная организация? 

- В России организация, состоящая из трех тысяч человек, сплоченных дисциплиной, не является декоративной. Поэтому я бы стал здесь говорить об НТС не как о декорации, а как о верхушке айсберга, на глубине - достаточно крупные западные элитные группы с полумонархической ориентацией. Есть соответствие между этими группами и некоторой частью Главного разведывательного управления, частью Генштаба. Достаточное влияние оказывает жена. Есть Новиков - психолог со сдвигом в сторону оккультизма. Харламов из разведки 14-й армии. Люди из десантной Среды, Денисов из генштаба, Петров... Интеллекутальная оболочка Лебедя безумно пестра и будет меняться, он - внесистемный человек и близких людей готов отстреливать не задумываясь. 

-Но вы оцениваете его возможности высоко? 

- В нынешнее разрушительное время - да. Приход Лебедя - это обвал еще на один этаж. Он человек нового десятилетия, в котором, как мне кажется, рынок и права человека вместо того, чтобы идти об руку, начнут противоречить друг другу. 

- Неужели банки, питающие генерала, этого не понимают? 

- Финансисты - особая публика. Они как растения, они тянутся в сторону солнца, захватывают местечко на жаркой стороне, не задумываясь: а не сожгут ли их солнечные лучи? Если мы доживем до следующих выборов, Лебедь вряд ли станет президентом. Если все обрушится раньше - у него пятьдесят процентов. 

- Кто еще? 

- Лужков. За ним есть Кобзон, сейчас немного отходящий на второй план. Есть набирающий силу Евтушенков. Маячит Шанцев. Остались каналы влияния прошлой демократической Среды. Несколько банков борется за Лужкова, банков не только московских. "Альфа-банк" хотел бы поближе разместиться, в отличие от "ОНЭКСИМ- банка" который метит поближе к Лебедю. Вокруг Лужкова есть молодая поросль. Столичный "Клуб реалистов" возглавил вице-премьер московского правительства Толкачев, а это - структура бывшего главы администрации Ельцина Юрия Петрова. 

- Лужков искренний государственник? 

- Что значит "искренний" в наше большой политике? Мне кажется: он не не прочь взять это на вооружение в той степени, в которой это позволяет победить. При варианте, когда власть надо будет брать силой, первый соперник Лебедя. Временно они могут объединиться, но, когда дело дойдет до последней схватки, ни один не отвернет. До уничтожения. 

- А если выборы? 

- У Лужкова шансов побольше, чем у Лебедя. Слабое место его - антимосковские строения, недоговоренность с "демократами". 

-А если он станет премьер-министром? 

- Перед самыми выборами смысла нет, а задолго - никто не позволит. Следующий - Черномырдин. Очень нацелен на вершину. Хотя в отличие от Лужкова слишком занят тактикой, делами текущего дня. Но он одновременно и решителен, и чуток на перемены высших властных тенденций. 

- Так почему же, когда Ельцин не мог выбраться после операции и все общество приготовилось к его недееспособности, Черномырдин не взял власть? 

- Не мог он, он тогда еще не выкинул Лебедя. Самый близкий человек Черномырдина сейчас - Березовский, хотя одновременно Березовский самый лояльный человек к президенту: его судьба, капиталы, жизнь - все зависит от Ельцина. Как Черномырдин может стать президентом? Только в одном случае: падает первое лицо, его замещает премьер, успевает до выборов преподнести себя покрасивее и мягко вынудит народ проголосовать за себя на манер туркмен-баши Ниязова. Если Черномырдина уберут в отставку сегодня, он не всплывет никогда. Пока нельзя сбрасывать со счетов человека, который держится на посту премьера столько лет при полном развале экономики... 

- Вам он кажется человеком непростым, с тонкой душевной организацией? 

- Я считаю его человеком не сложным, но имеющим точные политические рефлексы Сложность души, высота интеллекта в нашей политике не являются преимуществом. Мы не в Англии. Народ дичает, народ не примет сложно устроенную личность. Четвертый претендент - сам Ельцин. 

- Что, возможен еще и третий срок?! 

- Сто процентов! Ельцин не имеет себе равных в России. Все прочие - хорьки рядом с ним. Лебедь в сравнении с Ельциным - самоувлекающийся мальчишка! Президент безупречен в собственно властной сфере, вне идеи, смыслов, целей. Это политическая супермашина. Но - лишенная всякой стратегии. Влияет на него в основном дочь. Я думаю, ее особые отношения с Чубайсом или кем-то еще - детские сказки. Татьяна выросла в провинциальной семье с жесткими нравами, а не среди "золотой" московской молодежи брежневской эпохи. Она сыграла огромную роль в победе 1996 года, и вот почему. Все остальные хотели играть в выборы ради укрепления властных позиций около президента. А он им не верил, и выборы становились интригой по поводу выборов, что обрекало Ельцина на поражение. Положение спасла Татьяна Дьяченко. Она хотела победы отца всерьез. И он ей верил всерьез. Схема сдержек и противодействий, губительных для выборов, была поломана. А все остальное было делом техники, особенно имея оппонентом Зюганова. Как только стали работать без дураков - победили. Без Татьяны это было немыслимо. Кстати, у Татьяны есть даже слабый, очень слабый, но шанс стать президентом после Ельцина. Если Ельцин с сумасшедшим успехом завершит оставшиеся три года, все упадут на колени в благодарных слезах: "Назначай кого хочешь!" Дочь, принимающая власть у больного отца, - в этом есть пикантность, что, например, совершенно отсутствует в выдвижении Черномырдина. 

- А влияют на Ельцина Немцов и Чубайс? 

- Мне кажется, Немцов ближе президенту. Его отношения с ним теплее. А Чубайс более влиятелен. Он может не соглашаться с Ельциным. Впрочем, что значит не соглашаться? Все, и Татьяна в том числе, заняты только одним: угадывают, в чем заинтересован Ельцин. Если угадали - они смелы и решительны. Высший пилотаж - чуть подтолкнуть понимание заинтересованности. А наступательность - это форма превращения наличествующей заинтересованности в политическое решение. Здесь нужна смелость. Чубайс - смелее всех остальных. 

- Неужели вы верите, что у Бориса Николаевича хватит здоровья на третий срок? 

- Да. Знаете, в основах высшей математики преподают, что такое делить бесконечность на бесконечность. И неизвестно, что получается: ноль, или единица, или бесконечность. Так и Ельцин. Брежнев был ясен - он умирал. А Ельцин - "очень здоровый очень больной человек". Может повалиться завтра, а может пережить всех нас. Природный дар жизни огромен. И - очень исчерпан. Чего больше, дара жизни или исчерпанности, знает только судьба и Бог. Возможности элитной медицины тоже нельзя не учитывать. Когда они все задействованы для единственного человека. 

- В свой перечень "женихов России" вы не включаете Геннадия Андреевича Зюганова... 

- Сама по себе оппозиция - это ничто. Bce возможные глупости они уже сделали. Но без оппозиционного прибавка на выборах не может победить ни один. Эту кассу обежать невозможно. Оппозицию купят. 

- Чубайс?! 

- Чубайс. Очень непопулярная фигура с большими политическими возможностями и огромными амбициями. Соединяет в себе колоссальную нелюбовь к народу и безусловное тяготение к сильной власти. Чубайс считает народ, населяющий "данную территорию", просто ничем, точнее, "падлом и быдлом". 

- И народ это подозревает. 

- С падлом и быдлом не строят государство... Впрочем, мы сейчас ведь обсуждаем не это... Чубайс не боится народного бунта. Он свободен в своих планах, умен и решителен. Стратегический недостаток: он строителем быть не может... И я уже сказал, почему... И один крупный тактический недостаток: он не психолог. В отличие от того же Березовского. 

- И вы серьезно предполагаете, что российский народ может проголосовать на свободных выборах за Анатолия Борисовича Чубайса? 

- Всех названных мной людей нельзя рассматривать только лишь в тихих ожидаемых условиях: или выборы в срок, или выборы досрочные. А почему вы уверены, что через 3 года Россия еще будет существовать? Неужели вы думаете, что можно бесконечно и безнаказанно топтать, унижать народ и при этом ее сохранить государство? Рано или поздно все это взорвется и выльется в кровавый хаос, смерть страны, и Чубайс пытается смотреть дальше многих, он видит себя не российским царем, а проконсулом республики Фили или части РФ как европейской провинции. У него задача - транснациональную олигархию, даже если для этого придется пожертвовать несколькими миллионами людей, которые него не дороже прошлогоднего снега. Это самое реальное для меня будущее. Мне интересно, что по этому поводу думают апологеты "власти крупного капитала". Если не будет сильного государства, их разденут, разуют и повесят за некоторые места на европейских и американских деревьях, а дня этак через три снимут. Потому, что экологи скажут, что плохо пахнет. 

- А кем вы видите себя в дубовых рамках этой страшной картины? 

- Помните, вы меня спрашивали, а почему вы не могли в 1989 году идти сами? Потому, что тогда весь поток близких мне сил - технической, гуманитарной интеллигенции, групп, способных играть лидерскую роль в XXI столетии был начинен антигосударственной энергией. Плыть с ними в этом потоке я не хотел, хотя это и давало успех. Все перестроечные годы люди, отворачивавшиеся от коммунистов, должны были бежать к "демократам". И наоборот. Обезумевшему обществу казалось: другого выбора нет. Сегодня люди перестали шарахаться, люди начали смотреть по сторонам и думать. Они ушли из реформистской антигосударственности, но к реставраторам они не придут. Здесь - ниша для моей самостоятельной роли.
Вообще же я не политик, которому нужен успех как таковой. Я, видимо, вообще не политик, ибо административное поприще меня не греет. В депутаты я не рвусь. К политике меня приковывает ощущение совсем большой беды. Есть политики и есть спасатели, люди, борющиеся с катастрофами. И смотрю по сторонам и думаю: может на- ша буржуазия организовать хоть какую-то жизнь? Или это просто гнилой клубок? Моя задача - это неясное, неоформленное новое вещество превратить в минимально приемлемое. Если же этот гнилой клубок просто будет все больше и больше - тогда задача другая. Но в любом случае главное для меня - влияние на общественный процесс, удержание государственной целостности. У меня нет целей "раскрутить такого-то парня к будущим выборам".
Для многих, слишком, увы, многих политиков Россия - заваленная лошадь. Они рвут ее куски. Мяса все меньше. Они начинают начинают есть друг друга. От страны остался обглоданный скелет. И вот тогда и только тогда появляются спасатели, которые приходят на обломки, которые готовы пить морковный чай и возиться со скелетом. Оживлять его. То есть спасать. Придет такая беда - я буду среди этих людей. 

Комментарии
  • ROCANTEN - 11.02.2018 в 18:14:
    Всего комментариев: 1
    какая дешевая чушь он ничего не угадал и не понимает что тогда происходило это очевидно- у него противоречия в тексте через раз. старый маразматик
    Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 8
  • Дмитрий - 23.07.2019 в 09:54:
    Всего комментариев: 1
    Интервью было. Но грязные журнашлюхи дописали сами то, чего Кургинян никогда не говорил. Мерзость!
    Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 1

Добавить изображение