ТИТАНИК РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ

Ценные бумаги - это любые бумаги, которые можно обменять на деньги. Акции, облигации, боны, ваучеры, векселя, казначейские обязательства. В принципе, макулатуру тоже можно обменять на деньги, продав ее, и в этом смысле старые газеты и картонные упаковки тоже являются ценными бумагами. Разница между первыми и вторыми только количественная: за одну облигацию можно получить сто тысяч, а чтобы их иметь за макулатуру ее нужно сдать тонну.
В России в последнее время все более усиленно наваливаются на изготовление так называемых денежных суррогатов, то есть заменителей денег. Это как раз уже названные государственные краткосрочные облигации (ГКО), казначейский обязательства (КО), и даже такая удивительная бумага, как налоговые освобождения. То есть предприятия имели освобождения по налогам, своего рода льготы, без права передавать их другим. Но... в России все возможно, и торговля налоговыми освобождениями приняла широчайший размах, превратив их, таким образом, в подпольную разновидность ценных бумаг.
Да, формально все перечисленное, кроме налоговых освобождений - ценные бумаги. Но так как ценных бумаг становилось все больше, то они количественно и качественно стали стремительно приближаться к ценности макулатуры.
Сейчас в "Известиях" экономический раздел ведет, фактически, Юлия Латынина. Это молодая дама, лет пять назад окончившая аспирантуру у известного мифолога и доктора филологии В.В.Иванова. Так что она, некоторым образом, является специалистом по мифологии. И по филологии, ибо без анализа словесных выкрутасов российскую экономику понять невозможно.
Кажется странным, что экономические статьи в "Известиях" пишут (хотя бы иногда) не экономисты. Экономистам, казалось бы, и карты в руки. Но нет, редакция предпочитает привлекать непрофессионалов в этой области. Почему? Да вот как раз потому, думаю, что профессионал начнет тонко разбираться в деталях, в ставках учетного процента, в показателях инфляции, в дебете с кредитом... Все будет умно, учено - и непонятно. Из выкладок будет следовать, что в целом все неплохо и правильно, верным курсом идем, только вот "детали подкачали".
Бывший председатель Центробанка Виктор Геращенко (сейчас он возглавляет престижный Международный Московский банк) любит рассказывать такой анекдот: встречаются министр финансов и министр экономики. Министр финансов спрашивает: "Скажи, что происходит с нашей экономикой? - "Сейчас объясню". - "Не надо. Объяснить я и сам могу. Ты просто скажи: что происходит с нашей экономикой?" Профессиональные экономисты охотно объяснят, почему задерживают зарплату или почему МВФ задерживает очередной кредитный транш (на этот раз - до мая). Будет очень умно. Но ясности от этого не прибавляется. А вот когда за дело берется не узкий специалист, но способный несколько сверху, философски, посмотреть на объект, ситуация может проясниться. И нам становится более понятным, что же происходит с экономикой.
Один из авторов "Известий", Борис Бронштейн, как-то пошутил на тему, почему не платят зарплату и пенсии. Он сказал, что выражение "денежная масса" всегда употребляется в единственном числе, а вот словосочетание "народные массы" - во множественном. Понятно что "единственной денежной массы" не хватает на множественое число "народных масс". Нас слишком много - в этом вся беда.
Возможно, именно мифологическая подоплека российской экономики позволила Юле Латыниной закрепиться в качестве аналитика "Известий". Она дочь Аллы и Леонида Латыниных - мать литературный критик, отец - писатель. Происхождение вполне подходящее. Критический настрой есть, и отец - "научный фантаст", что тоже хорошо сказалось: научного в российской экономике мало, зато много фантастического. Я, когда бывал в доме у Латыниных, обратил внимание на девушку Юлю с чрезвычайно острым и въедливым умом, встречал ее потом и на симпозиумах в "Фонде Горбачева", и думал - далеко пойдет. Во всяком случае, экономический обозреватель "Известий" - это очень хорошее начало.
Юлия Латынина в статье "ДЕНЬГИ, ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ" в "Известиях" от 8 апреля высказывает дельные соображения о природе денежных суррогатов. Вот начало ее статьи: "Пятьдесят триллионов рублей задолженности по зарплатам свидетельствуют, что российская экономика снедаема тяжелейшей сердечно-сосудистой болезнью, имя которой - неплатежи, и что валидолом обещаний эту болезнь не вылечить.
Если заводы рассчитываются между собой чугуном и трикотажем, ясно, что у них нет денег на то, чтобы платить зарплату. Если предприятия не платят в бюджет, ясно, что бюджет не может выплатить зарплаты врачам. Если налоги, назначаемые предприятиям, выплатить невозможно, ясно, что они не платят в бюджет".
Прокомментирую немного эти слова. Мне не раз приходилось писать, почему именно возникла эта фантастическо-хроническая система взаимных неплатежей. В двух словах: дело в том, что в стране под прямым диктатом марксисткой идеологии была построена монопольная экономика, то есть штучное количество (часто даже просто по одному заводу) предприятий по выпуску данного вида продукции. Для взаиморасчета между ними изобрели (еще в 1918 г.) так называемый безналичный рубль, который был не деньгами, а только учетной условной единицей бартерного обмена между предприятиями. Когда в начале 1992 года цены отпустили, то вместо того, чтобы рынок "автоматически" выровнял имеющиеся ценовые диспропорции (ибо цены брались с потолка, они был последствием потолочных расчетов по безналичным рублям), российский псевдорынок отозвался на эту чисто монетаристскую меру однозначно: каждый производитель стал судорожно поднимать цены. Центробанк для обеспечения возросших потребностей в деньгах начал столь же судорожно печатать все новые и новые деньги, вводить купюры все большего номинала, пока недавно не дошли до бумажки в полмиллиона. Это, как понятно, и есть инфляция, которая всегда грозит перейти в гиперинфляцию. А она - уж точно смерть для производства и для рынка. Ибо кто же станет вкладывать сегодня миллион, который уже завтра по покупательной способности станет в десять раз меньше?
Чтобы не допустить этого, правительство с 1995 года решило создать дефицит денег: печатать денег меньше, чем имеется потребности в них. Вот как раз в результате этого и появилась острая необходимость переходить снова на бартер. Но если раньше бартер хоть как-то учитывался в безналичных рублях, то теперь приходится в качестве учета использовать настоящие рубли. А так как инфляция делает их стоимость даже для близкого будущего неопределенной, то в скобках в расчетах всегда указывают цену в долларах. А они только пишутся, в реальности их в расчетах нет, да даже если бы и были, законом запрещено производить расчеты в валюте. Как видите, в российскую экономику вернулись времена военного коммунизма - бартер и некие условные единицы учета. И это точно так же далеко от рынка, как и "производство и распределение" времен военного коммунизма. Более того, сокращение производства, конечно, может многих радовать. Одни говорят: слава Богу, еще десяток заводов остановились. Они все равно нерентабельны, неконкурентноспособны, только зря сырье переводили. А теперь сырье можно будет продать за границу. Еще больше рады экологисты-алармисты. Заводы-то, назависимо от их рентабельности, воздух портят. Так что от их остановки природе будет большая польза. Люди, между прочим, тоже портят. Меньше народа - больше кислорода. Так что путь людей определен. Все это очень мило, если за цель считать особождение Земли от двуногого паразита.
Но не будем воспарять в метафизические выси, вернемся рынку. Чем меньше работающих предприятий - тем дальше страна от рынка, ибо рынок - это место встречи массового потребителя с массовым производителем. Нет массового производителя - нет рынка. А если и останется, то такой, какой был у папуасов, меняющих свиней (свое сырье) на бусы и зеркальца. Напомню, что сейчас производство сократилось в два раза только за пять лет!
Юлия Латынина подмечает еще одну тонкую причину, она пишет, что уже с 1991 года заводы начали меняться друг с другом товарами по ценам заведомо ниже рыночных. Это минимизировало налоги и позволяло директору класть в карман барыш от конечной продажи дешевого товара на рынке: дело было прибыльным, очень прибыльным, несмотря даже на то, что часть полученных "жигулей" или "рубинов" приходилось дарить или местной прокуратуре, или администрации.
Государство начало прижимать директоров, вводить всякого рода контроль, пока не передало функцию слежки за финансами и сбором налогов МВД и лично его министру Куликову! Иными словами, вместо рыночных стимулов обратились к чисто карательным. И это тоже поразительно роднит нынешний "рынок" со временами военного коммунизма. Или, если ближе, со временами Андропова, который производственную дисциплину решил поднимать облавами силами милиции.
Тем не менее государство как-то должно было выходить из положения, и взамен отсутствующих денег оно начало выпускать те самые "ценные бумаги". Их смысл был в одном: вы, директора предприятий, покупаете наши облигации да казначейские обязательства, таким образом в казну поступают настоящие деньги, а мы за это вам будем выплачивать оглушительные проценты - скажем, до 200% годовых в валюте! Расчет простой - купите сейчас, отдайте деньги нынче. А там... посмотрим.
Дефицит бюджета есть в каждой стране. И для Америки это весьма болезненная проблема. Значит она простую вещь: государство тратит больше, чем получает. Какая-то часть разницы между доходной и расходной частями бюджета компенсируется повышенной эмиссией денег, то есть инфляцией, которая имеет в США приятный размер около 3 процентов в год. Приятный потому, что согласно Кейнсу, такую инфляцию даже нужно иметь, дабы деньги не лежали в чулках, а работали, вкладывались в бизнес. Но какая-то часть покрывается в США облигациями и прочими государственными бумагами. Стало быть, по нынешним долгам будут расплачиваться потомки. Другими словами, дефицит бюджета - это оттягивание расплаты "на потом". В США дефицит не так мал, но и не настолько велик, так что Клинтон имеет намерение уменьшить его вдвое к началу XXI века, а еще через десяток лет (уже после Клинтона) и вовсе свести дефицит к нулю.
В России же размах залезания в это самое "потом" оглушителен: он настолько нагл, что "потом" не дождется потомков, а вполне может наступить в ближайшие годы. С 1994 года Россия пережила четыре вида мертвых, как их точно называет Ю.Латынина, денег: казначейские обязательства (КО), казначейские налоговые освобождения (КНО), вексельные кредиты коммерческих банков под гарантию Минфина и "ливчики" (от фамилии Лившиц - бывшего министра финансов) - денежные зачеты. Каждый последующий инструмент был хуже предыдущего. "Первые суррогаты в начале 1995 года (КО) мы продали за 84%, а последние - шли за 59%. Причем эти 59% платили рассрочкой на 4 месяца и частично платили товаром." - заметил представитель одного несчастного КБ, делающего сверхточную аппаратуру.
Прерву цитату, чтобы сделать добавление: выстроив пирамиду из "ценных" ГКО внутри страны, с 1996 года правительство вынуждено было выдвинуть ее за границу. Там ГКО под названием "евробоны" продали за прошлый (1996) год на 1 миллиард долларов, чтобы расплатиться "возвышенными процентами" в самой стране хотя бы с самыми любимыми, то есть сами с собой и с доверенными лицами.
Далее она пишет: "Все денежные суррогаты обладали двумя убийственными недостатками: во-первых, они оказывались инструментом перераспределения денег, причитающихся обрабатывающей промышленности, в пользу банков или сырьевых отраслей. Во-вторых, они ходили со скидкой по отношению к номиналу, а власть считала, что она отдала предприятию деньги полностью. То есть государство само вынуждало предприятие нарушить закон: ведь скидку, являющуюся убытком предприятия и доходом банка, надо куда-то деть.
Цепочка злоупотреблений начиналась в кабинете чиновника Минобороны, который спрашивал завод: продашь КНО такому-то банку? Нет - так иди гуляй, тут и без тебя найдутся охотники. Она кончалась нефтяной компанией, которая покупала КНО со счета депо, то есть, огрубляя, за деньги, укрытые от налогообложения.
А полузаконность всех операций с мертвыми деньгами предоставляла невиданные возможности мошенникам: чуть ли не вся московская оборонка погорела от одной фирмы, которая собрала отовсюду КНО, перепродала их "Мосстрою" да и пропала, не заплатив. Деньги пропали сравнимые с МММ, но облапошенные владельцы КНО молчали: во-первых, с Лужковым не потягаешься, во-вторых, и продавать КНО как бы нельзя".
Я специально привел большую цитату, чтобы читатели сами убедились: специалист по мифологии успешно проникла в суть финансовой алхимии российских финансов. Далее она описывает ряд конкретных ситуаций в разных областях и округах, и из этих примеров с очевидностью следует, что шалости с деньгами и "ценными бумагами" разнообразны, как узоры в калейдоскопе. Они, вроде бы, все разные, но одного типа. Какая-нибудь смешанная российско-американская комиссия получает бюджетные деньги под низкий процент для поддержки сельского хозяйства, а эти деньги вдруг оказываются на счету московского банка и прокручивается там под огромный кредитный процент. Вообще прокрутка задержанных, утаенных, от работающих и пенсионеров денег - это такой же расхожий ход, как е-2 е-4 в шахматах.
МВД, призванный следить за правильностью уплаты налогов после того, как пресловутая ВЧК (именно - Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по сбору налогов) со страшным грохотом обанкротилась, почему-то покупает свою снасть у фирм-посредников по ценам выше рыночных (кто же эти посредники? Не из родственников ли чинов МВД состоят?). Армия покупает продукты якобы на конкурсной основе, но тоже почему-то по ценам сильно выше рыночных. А кто посредники? Да вот хотя бы фирма M&S International (возглавлялась известным Интерполу аферистом и поставляла в вое время пропитание в армию) или фирма "Люкон" с такими же аферистами во главе. А потом получается, что солдат кормить нечем, за 1996 года более 500 офицеров покончили жизнь самоубийством, а половина всех офицеров не хочет продлевать контракты и всеми силами стремится "на гражданку". Хотя что они там будут делать, одному Богу войны известно.
"Я знаю примеры, когда соль при военных закупках стоила больше, чем в Москве в розницу", - сказал недавно новоиспеченный министр экономики Яков Уринсон. Отчего такая щедрость? Оттого, что от всякого военного контракта чиновник имеет "навар" в 10 процентов. А суммы-то измеряются триллионами (военные расходы составляют пятую часть федерального бюджета)! Потом государство хныкает, что нет денег, и выпускает в гомерических размерах их суррогаты. "Нет денег - не хрен строить".
10 апреля президент Ельцин в своем обращении сказал: "Воровать и брать взятки станет страшно". Он разумно предположил, что при низком авторитете власти доверия к таким обещанием минимально. Уж сколько раз приступали к "окончательной" борьбе с преступностью! А ведь коррупция - это только ее малая часть. Но он тусклым голосом заверил, что решимость и воля для борьбы у него есть. И вот любопытно: в тот же день (10 апреля) Председатель Верховного суда России Вячеслав Лебедев сказал: "Есть сведения, что исполнение судебных решений берут на себя криминальные структуры, за определенный процент, конечно. Государство, в котором такая практика складывается, нельзя назвать правовым". Так что если и будет кому-то страшно, то от криминальных групп. А иностранцам давно страшно - по уровню свободы и безопасности американские исследователи из "Heritage foundation" поставили (в апреле) Россию на 117-е место рядом с Албанией и Лесото.
А тут "Завтра" бросает призыв: "Русский, учи албанский", то есть бери пример с албанских повстанцев. Теперь можно призывать учить заирский (вернее - язык банту). Если так пойдет дальше, то русские скоро станут полиглотами редких языков.
Виктор Сергеев потряс (9 апреля) Петербург своей премьерой фильма "Шизофрения", который консультировал Коржаков. Фильм - о преступной сущности самих государственных органов. И в вымышленных фамилиях вице-премьеров, министров и банкиров легко угадываются личности Чубайса, Куликова, Березовского, Гусинского. Когда главный герой, киллер, которого играет Абдулов, пытается бежать на рейсовом самолете (он слишком много знал), самолет взрывают агенты ФСБ. "Неужели и это может быть? - спросили Коржакова. Тот только загадочно улыбнулся. Впереди - скандалы по поводу фильма. Но Сергеев поступил ловко - стал директором "Ленфильма" и сказал, что пока больше ничего снимать не будет.
Молодой мифолог-культуролог и экономический аналитик Юлия Латынина заканчивает свою статью так: "Безумный экономический суп, сваренный из мертвых денег, бюджетного дефицита, бандитского и чиновничьего беспредела, и щедро приправленный истерикой коммунистов и самым обыкновенным голодом, выплеснется на мостовые ревущими толпами, и рванет так, что стекла из окон повылетают даже в Нью-Йорке".
Как к этому относиться? Как к мифологической сказке о будущем? Или как к социальному прогнозу?
Будет лучше и как-то надежнее относиться к этому, как к прогнозу. Тогда, по крайней мере, его можно попытаться изменить. А то будет, как во времена "Титаника", о котором взахлеб писали, что он непотопляемый. В ночь на 15 апреля как раз исполнилось 85 лет, как он, посрамив рекламу и наплевав на водонепроницаемые переборки, весьма быстро затонул - часа за два. Если учесть, что другой "непотопляемый" "Адмирал Нахимов" булькнул всего за 7 минут, то... да будет это нам уроком.