ПОЖАРЫ, НАВОДНЕНИЯ, НОВОСТРОЙКИ, ПАМЯТНИКИ

19-04-1997

(Продолжение работы "Москва")

Последний пожар и план Бове

Первый пожар в Москве учинил сугубо по-соседски рязанский князь Глеб еще в 1177 году. Есть у нас такая поговорка: "Пущай сдохнет моя корова, лишь бы у соседа пали две". Идет это издревле и вполне объяснимо. Русские города имели систему самоуправления ("вече"), которое прерывалось на время войн авторитарной властью приглашаемых со стороны (с варяжской стороны) князей, сплошь между собой родственников. А какому князю (да вы у Ельцина о том спросите!) охота власть отдавать? -- Вот он втихомолку и договаривается со своим братом-сватом, князем соседнего города о междуусобице, дабы продлить свое властвование. Неймется русско-советско-российским князьям в мире, понимают они свою ненужность, если все тихо-спокойно, от того и стоит военный стон в этой стране беспрерывно.

Пожары в Москве были и локальными и общегородскими. Крымский хан Гирей (вообще-то Москва всегда была в дружбе с крымскими татарами, вот и на Куликовом Поле русские дружины противостояли Золотой Орде плечом к плечу с крымчаками) спалил в 1571 году Москву дотла, а бежавшему в Александровскую слободу Ивану Грозному послал в подарок кинжал с запиской, гласящей современным языком: "джентльмен знает, как этим распорядиться". Через сорок лет поляки устроили не меньший фейерверк из города. Но уже через четверть века Москва почти восстановилась (1510 год - 41 500 домов, 1636 - 40 000 домов). Последний общегородской пожар случился при Наполеоне. Кто спалил город – до сих пор идут споры. Живший в Палашах французский император был явно напуган этим зрелищем. В ночь со 2 на 3 сентября в Москве выгорел 6341 деревянный дом из 6591 (96%) и всего 201 из 2567 каменных (8%). Строго говоря, сгорело три четверти города, но наиболее ценное уцелело. Много лет я проработал в институте географии АН СССР (теперь – РАН) в Старомонетном переулке в Замоскворечье. Двухэтажное здание принадлежало когда-то богадельне и считалось, что это убогое во всех отношениях сооружение имеет историческую ценность как одно из немногих, сохранившихся от пожара 1812 года. Моя бы воля да подлинно экономические условия – давно бы не стало в городе всей этой рухляди. Ведь в самом центре стоят хибары, которые и строились как времянки, на живульку, тяп-ляп, из дранки и по дешевке, а нам всем пытаются всучить это за исторические памятники.

Москва не только горела, но и тонула. Наводнений, правда, было гораздо меньше. Более всего от них страдали Замоскворечье напротив Кремля, Дорогомилово и сам Кремль. Наиболее памятны наводнения 1496 года и случившееся накануне Пасхи, 25 апреля 1908 года. У одного коллекционера я видел целую стопу фотографий этого наводнения. Москва-река подошла тогда прямо к Кремлю и залила стены на 3 аршина (это около 225 сантиметров). Основная причина подобных паводков – поздняя весна. Теперь, конечно, если что и случится, то только по головотяпству или как Божия кара.
В 1825 году архитектор Бове разрабатывает план реконструкции Москвы после пожара. Согласно этому плану вводится Камер-Коллежский вал, внутри которого запрещается строительство зданий ниже шести этажей, вводится идея спрямления улиц и зарегулирования движения по ним, предполагаются самые современные для той поры градостроительные решения. План был высочайшим образом одобрен, принят и утвержден, но Москва бы не была Москвой, если бы он был соблюден. У многих нашлись при дворе родня и покровители, и чихать хотели московские баре на французские затеи. Как была Москва городом низкорослых особняков, так и осталась. И эта сугубо московская манера жить, пусть в проходном дворе, пусть на шумной дороге, но в глубине и на особицу, сохранилась, и восторженный Михаил Загоскин заумилялся произведением плана Бовэ и московских нравов, давшем миру роскошный и вальяжный город особняков, парков, регулярных улиц и тихих междворий.

Сарафанное управление

 

Вся наша история, начиная с 17 века, носит декретивный характер и не передает устремлений и надежд народа, но скорее представляет собой парадоксальный, если не сказать шизоидальный поток самовластия и самоволия людей по большей части духовно чуждых правимому народу. Все это скорее напоминает правеж, а не управление. За века была выпестована и взращена самая чудовищная система государственной машины, настолько неистребимая, что никакие ульяновы и ельцыны не способны ей противостоять.

И вся-то муниципализация, за редчайшими исключениями, носила у нас государственно-декретивный характер, проводилась сверху, что неестественнее и унизительнее простой азиатской тирании.

После официального введения крепостного права в феврале 1762 года, Екатерина П, начитавшись французской истории, вводит в России Городовую грамоту. Как в ее сексуально озабоченной головке все это укладывалось – непостижимо. Ведь городское население состояло из чиновничьего, казенного люда, которому самоуправление – что корове седло. Вторую половину горожан составляли дворяне со своими крепостными, наезжавшими в Москву и иные города только в "сезон", зимой, когда затихал сельскохозяйственный год. Для них сезонная демократия и самоуправление – еще большая нелепица.

Дальнейшие события разворачивались следующим образом:

1775 год - Городовое положение

21.04.1785 - Городовая грамота о городском бессословном самоуправлении

1846 г. - Положение о городской Думе

20.03.1862 - Положение об общественном управлении Москвы (губернатор Тучков)

4.03.1906 - Закон о кооперации и формирование вслед за тем "Первого общества квартиронанимателей Москвы"

март 1917 - Закон о конституции России

лето 1917 - Муниципальная программа эсеров, принимаемая как правительственная

лето 1918 - советизация общественных зданий и земель в Москве


 

Направляемые сверху вниз, из-под поднебесья верховной власти на грешную и далекую землю, теряющуюся в тумане и грязи от светлого ока иерархов, муниципальные реформы в силу аберраций и других искажений либо вовсе не реализовывались, либо реализовывались в таких нелепых формах, что лучше б не реализовывались.

Вся наша декретивная история муниципализации городов вполне умещается в стихотворение К. Толстого о порядке на Руси, в "Историю одного города" Салтыкова-Щедрина и полотна Платонова - "История города Градова", "Чевенгур", "Котлован" и "Государственный человек".

Тем не менее, читая городские газеты столетней давности, в частности, "Московские ведомости", а также изучая карты Москвы того же времени, не перестаешь удивляться полифонии и политичности (многофокусности) управления городом:

- генерал-губернаторская власть (функция представительства монархии)

- военная власть (войска Московского военного округа)

- Городская Дума с городским Головою

- земство

- церковная власть (митрополия)

- муниципальные службы (пожарные части, медицинские части, полицейские участки и околотки, каждая из служб со своей сетью и своими границами)

- университет (которому, кстати, принадлежала типография, печатавшая эту газету) и Московский учебный округ, подчиняющийся Университету (однажды один полицейский в поисках р-р-р-еволюционеров нарушил устав Университета и переступил его порог, возник жуткий скандал, обер-полицмейстера Москвы прогнали со службы)

- общества сословные (мещанское, купеческое, дворянское, ямское и тому подобное)

- общества любительские

- общества предпринимательские

- землячества и общины

- министерства и ведомства

Каждый из них ощущал себя вполне хозяином города по крайней мере в своей сфере, но - не единственным хозяином города и не единственным даже в своей сфере (помимо государственных были, например, частные приюты и школы, бюджет города строился не только на местных налогах, но и на государственных вложениях и частных пожертвованиях, благотворительность была не только общественной функцией, но распространялась на все структуры, включая генерал-губернатора).

Но вот кто уж точно не был в городе хозяином и не чувствовал себя таковым, были казарменные и барачные рабочие. На Пасху городские власти организовывали дополнительные поезда и с этими поездами отправлялись по своим деревням приписанные к ним "московские рабочие", лишь сезонно (речь идет в временах написания Лениным "Развития капитализма в России" - конце 19 - начале 20 веков) фабричные, освобождали от себя город, отправлялись восвояси с подарками и деньгами в свои семьи и крестьянствовали либо все лето до урожая, либо вообще оставались дома, а им на смену тянулись их соседи, родственники и другие деревенские. Постоянного пролетариата в Москве практически не было.

В 1906 году (одновременно с принятием весьма демократичного закона о кооперации) выходит в свет книга эсера Ачадова (псевдоним Данилова) "Взгляды социалистических партий на общественное самоуправление". В том же году книга сжигается, а ее автор удостаивается искомого им места на сибирской каторге. В 1917 году книга переиздается и ложится в основу муниципальной программы эсеров, принятой ими на Ш съезде в июне 1917 года. К этой программе присоединяется ряд других левых партий (кадеты и РСДРП) и вскоре она становится государственной, правительственной программой муниципализации. Вот основная идея программы:

- Социализация земли, понимаемая как изъятие ее из товарного оборота и обращение в состояние народа.

После такого принятие декрета о земле, превращение ее в бесхозную территорию и отмена частной собственности навечно уже никого не смутило...

Гибель московских садов

 

И первыми жертвами бесхозной муниципализации, этого нивелирующего процесса, стали не храмы, памятники и дворцы, хотя и они оказались по большей части под топором неумолимой истории. Любопытно заметить, что когда советское правительство бежало из Питера в Москву (питерские рабочие просто выгнали эту братию за "аморалку"), москвичей стали заласкивать: все праздновали Первомай один день – москвичи два, тоже и на октябрьские. Только позже всем остальным добавили по дню. С тех пор москвичи и ходят, невольно приблатненные, вызывая зависть у остальных и принимая барские ласки, как само собой разумеющееся, будто домашние коты.

Первыми "пали в борьбе роковой" сады и парки, пошедшие на дрова и просто так. К числу первоисчезнувших относятся:

Тюфелева роща - 80 га

Останкинская роща - 50 га

дача Шаховских - 45 га

Чистяковские дачи - 45 га

дача Капустина - 40 га

Орлова дача - 35 га

часть Серебряного Бора - 26 га

дача Габио - 25 га

Малая Всехсвятская роща - 22 га

сад "Фантази" - 6 га

Пострадали и огромные лесные массивы, врезавшиеся в Москву - Измайловский лес, Сокольники, Лосиноостровская пуща. Имелся в начале 20-х годов прекрасный план преобразования Москвы (автор – Шестов): из города выносилась вся промышленность и магистральный транспорт, а в плане Москва должна была представлять собой мальтийский крест лесов, сходящихся к Кремлю и между ними – огромные социо-культурные пространства (жилье, университеты, музеи, театры, парки и т.п.) Разумеется, под звон пил такой план реализоваться не мог.

О том, что зелень в Москве – жертва советского террора, говорят мало и неохотно. Перед началом войны Сталин как-то выразил неудовольствие огромными деревьями на Садовом кольце. Усердный Никита Сергеевич в одночасье спилил знаменитые липы, на что генсек всех времен и народов лишь меланхолично заметил: "Заставь дурака Богу молиться, так он лоб расшибет". Уже в экологически цивилизованные 80-е годы началось бурное строительство всяких баз и спортцентров для начальников в Лосиноостровской пуще. Сильно повредили и огромный Битцевский лес на другом конце города (всего тридцать лет назад мы собирали там белые грибы – теперь в это никто не верит).

Памятники исчезнувшие и не возникшие

 

В Москве до революции средний приход был около ста человек. Это значит, что действовало больше тысячи церквей (а были еще и молельные дома, и мечети, и синагоги). В конце семидесятых действовало всего несколько жалких десятков, при этом только десять были "дежурными" -- принимали покойников к отпеванию. Большинство церквей либо стояло втуне, либо использовалось в самых невероятных и неожиданных функциях. Хорошо, что старая университетская Татьянинская церковь долгие годы была приютом университетского театра, давшего замечательные имена, а вот церковь в Узком, на территории академического санатория, превратилась в гноилище самых редких книг библиотеки ИНИОНа (наворовать книг смогли много, а сохранить – это ж расход какой!). Многие церкви были превращены в гадюшники или цеха (печальное зрелище представляет, например, церковь на Благуше, почти совсем умершей улице Москвы – здесь варганят какую-то арматуру и храм выглядит как девка, которую только что изнасиловала сотня негодяев). Ну, а несколько сот храмов разных религий и конфессий просто исчезло с лица земли московской.

Стоял на Скобелевской площади памятник генералу Скобелеву, скинули вполне заслуженного генерала, заодно снесли аркаду за ним, водрузив вместо нее гробоподобный институт марксизма-ленинизма (Михаил Скобелев был настолько популярен, что многие прочили его на престол взамен Александру Ш, незадолго до возможной коронации славный генерал и несостоявшийся Михаил П умер с перепою в номерах "Англия" в объятиях популярной московской шлюхи Ванды, подобная судьба грозит, кажется, и генералу Лебедю). Площадь переименовали в Советскую, генерал-губернаторский дом подняли на пару этажей и назвали Моссоветом, а взамен прославленного генерала поставили в 1947 году, к 800-летию Москвы конную скульптуру Юрия Долгорукого, как говорят, феодала и человека жадного до чужого добра. Конь под князем (не сам конь, а его конско-мужское достоинство) в свое время привел в трепет Катерину Фурцеву, культурного министра.

Исчезли Иверские ворота (мешали трамвайному движению, трамвай, правда, потом с Красной площади тоже убрали) и Казанский собор (и то и другое теперь восстановлены), исчезла с Манежа часовня Александра Невского (восстанавливается), исчез Чудов монастырь в Кремле, исчез и, к сожалению, восстанавливается монстр архитектора Тона храм Христа Спасителя. Как архитектор, А.Тон очень напоминает недоброй памяти Посохина с его аквариумом в Кремле, копией 23 авениды Гаваны в виде Калининского проспекта, гостиницей "Россия". А.Тон построил два одинаковых вокзала - в СПб и Москве, совершенно безобразную Измайловскую военную богадельню и множество других сараев и казарм, включая Большой Кремлевский дворец. Хорошо, что не восстанавливают памятник Александру у храма Христа Спасителя – тоже ведь было очень аляповато.

Сначала убрали, а затем восстановили, но в другом месте Триумфальную арку. Ну, и так далее. Каждый может назвать спокойно десятка два подобных кувырков через голову.

Уже в новейшее время подверглись вандализму и разрушению памятники Дзержинскому, Калинину. Свердлову. Исчезло несколько Лениных. Но, конечно, более всех пострадал Иосиф Висcарионович. Сотни его памятников исчезли в несколько глухих ночей. Как бы в пророческом ожидании Сталин исчезал вместе с Лениным (и со скамейкой - то в Горках, то на Капри). Уничтожили не только самого товарища Сталина, но и мастерскую самого знаменитого сталиниста Меркулова в Измайловской глухомани (от Меркулова остался, кажется, только депутат Балтики Тимирязев у Никитских ворот).

Мало кто помнит, но перед главным входом в ЦПКиО имени Горького в середине 30-х годов воздвигли знаменитую "Девушку с веслом" Ивана Шадра. Нет больше той девушки и многого чего другого, сработанного плодовитейшим мастером соцреализма. По иронии судьбы уцелела только скульптура бомжа у трех вокзалов, за спиной Лермонтова (официально композиция называется "Сезонник").
Есть в Москве такие памятники и памятные места, о значении которых совершенно невозможно догадаться. Вот, например, Тулинская улица, довольно известная и большая. К.Тулин – один из псевдонимов В.И. Ульянова (при жизни, кстати, никогда не бывшего В.И. Лениным, только Н.Лениным), но кто ж знает об этом?
Горячие совдеповские головы хотели всюду понаставить памятников - Толстому в Кремле, например; там, где теперь стоит Маяковский, стоял с 1918 года Радищев.
И уж совсем чудны памятники тем, кого никто не помнит. Кто такие Сан Катаяма и Фриц Геккерт? - А ведь они захоронены у самого Кремля. Кто такой Хулиан Гримау? -- Человек, бежавший из тюрьмы где-то в Южной Америке и угнавший океанскую яхту, наша пресса шумела о нем в начале шестидесятых с недельку, сгоряча назвали его именем улицу в Черемушках, и 99 из 100 жителей этой улицы знать не знают об этом террористе.

Гораздо менее известны памятники памятникам.
У завода Ильича стоит памятник, что на этом месте Фаня Каплан стреляла в Ленина и рабочие обещают построить памятник (недалеко стоит Ильич, но не рабочими построенный).

На бывшей-будущей Калужской площади сам Ленин заложил памятник первой годовщине Октября. К семидесятилетию революции на этом месте поставили самого Ильича. На Комсомольской площади лишь недавно исчез памятник о том, что здесь будет памятник пятилетия Октября. У Новодевичьего монастыря – памятник о памятнике десятилетия, на Манеже стоял памятничек о памятнике пятидесятилетию. Перед Киевским вокзалом долго маячил памятник о памятнике 300-летия восстановления Украины с Россией - как-то теперь даже неудобно перед Самостийной.... Я сам закладывал на первом курсе и работал на субботниках для памятника погибшим в войне университетским - его поставили через двадцать с лишним лет – по другому проекту и в другом месте. Были памятники о памятниках Брежневу и Тито, Андропову и подобным. Хрущев хотел отгрохать за Университетом огромный Пантеон, но успел только заявить об этом. Брежнев эту идею понес дальше и даже начал строить этот гарем покойников на Троекуровском кладбище в тылах Кунцево, долгострой затянулся, генсек терпел-терпел, несколько раз даже пробовал нырять в небытие, в конце концов ему надоела эта суета туда-сюда (злые языки, правда, утверждают, что просто сели батарейки, от которых работал борец за мир всех стран и народов) и он окончательно отбросил свои истоптанные.

Но самый знаменитый несостоявшийся памятник – Дворец Советов на Кропоткинской. Изучал я как-то подшивку "Московского большевика" (предтеча "Московской правды") и другие газеты за 1940 год и диву давался. Чуть не в каждом номере – репортаж о третьем, последнем годе строительства, фото монтажных работ, сообщения о том, что уже завезены трансформаторы, лифты, люстры и электролампочки (несколько тысяч штук), что изготавливается мебель, что...строятся и дальнейшие, столь же грандиозные планы о проспекте от этого дворца до Ленинских гор. И все это – на глазах москвичей, реальных свидетелей того, что ничего не возносится к небу. Стройку должны были закончить к 31 декабря 1940 года и до самой осени газеты трубили о приближающемся финише, а за четыре месяца до этого финиша разом все замолчали. Мираж, новый наряд короля, "мы рождены, чтоб были сделать сказкой".
Когда идея c Дворцом Советов окончательно рухнула, решили поставить грандиозного Ленина на Ленгорах, высотой чуть не с Университет. Геология не позволила...

Интересная была эпоха памятников о памятниках.

Комментарии

Добавить изображение