МОСКВА СОВЕТСКАЯ И ПОСТСОВЕТСКАЯ

04-05-1997

Этой частью мы заканчиваем работу Александра Левинтова "Великий город" (начало в "Лебеде" N 9).

Хочу как редактор выразить восхищение этой работой. В ней замечательно подобран материал и "много чувства". Иногда "идеология заедает", и тогда автор пишет, скажем, что крымские татары всегда водили дружбу с Москвой. На самом деле - не всегда. Только один раз крымчаки были с русскими (на Куликовском поле), да и то потому, что монгольские нойоны объявили Мамая на всемонгольском курултае изменником и преступником, достойным смерти. В остальное же время крымчаки весьма успешно промышляли набегами на южнорусские степи. Даже Москву брали и жгли.

Сашу Левинтова обуревают эмоции - любовь к Москве и России и, одновременно, как бы это осторожнее сказать, ненависть. Любви, как мне кажется, больше. Что роднит его по этому параметру с русскими классиками.

Александр Левинтов много писал и печатался в России. Но за год с небольшим в Америке опубликовал гораздо больше. И, главное, опубликовал гораздо более значительные вещи. Не только у нас в "Лебеде", но и в "Панораме" и в других изданиях.

Поздравляем и продолжаем.            Валерий Лебедев

Москва как зеркало городов

 

Разумеется, Москва неповторима и имеет и свой дух и свой облик. Но хороша она еще и тем, что в ней можно найти уголки и местечки, удивительно похожие на другие города: в Лефортове с его трамваями, анфиладами казенных зданий и широкими проспектами чувствуется Питер, в укромных Палашах ( многочисленные масонские и протестантские здания с внутренними двориками) узнается Рига, в Нескучном и на Ленгорах есть что-то киевское, низкорослая Таганка напоминает Владимир, Казань проглядывает в Астраханском и Чичерином переулках, Немецкое кладбище – как из Таллина, в Курьянове задыхаешься от глухой тамбовской провинциальности, а в Замоскворечье – то Тверь покажется, то Калуга, то вовсе Вологда, Коломенские овраги близки Нижегородским, а Андронников монастырь заставляет вспомнить Псков.

И всяк влившийся в Москву быстро находит родной ему уголок и утешается. И всяк закоренелый москвич чувствует, что ему вовсе необязательно покидать свой город, чтоб увидеть другие. Это придает особый уют городу, в котором легко уживаешься и вживаешься.

Самодеятельность и самоуправление

 

Когда в Москве в разгар перестройки громко заговорили о самоуправлении, в Моссовете возникла очередная структура - Управление по самоуправлению и гласности (по совокупности уж, все одно к одному). Возглавил управление самоуправления один из будущих теневых лидеров ГКЧП (и это символичная ирония судьбы) Быстров и не без его участия город в августе 1991 года оказался оккупированным танками.

Что стало с теми лидерами самоуправления? - Практически все они сделали себе на этом либо административную, либо политическую карьеру, либо ушли с головой в предпринимательство и бизнес: Гефинидер (комитет общественного самоуправления и спасения в Братееве) стал номенклатурой Моссовета, Бузгалин (университет) вошел в состав компартии последнего разлива и продолжает свою коммунистическую карьеру. Попов (МЖК "Сабурово") и Павлов (МЖК "Наука") стали бизнесменами. И всем им теперь, спустя очень короткое время, глубоко безразличны судьбы свободы города.

Потому что свобода наших городов более чем сомнительна, а самоуправление - иллюзорно.

В 80-е годы в советских городах начали формироваться некоторые структуры самоуправления, которые можно с той или иной степенью осмысленности рассматривать как ресурсы муниципализации: - движение коммун, по преимуществу молодежное, иногда имеющее конфессиональную окраску (кришнаиты, рерихнутые, толстовцы), самое худшее и опасное здесь - их попытки объединения: этим социальным "экспериментаторам на себе" необходимо действовать только в одиночку и не транслировать свой опыт, а лишь демонстрировать пути и направления, куда не следует двигаться, - и в этом смысле они необходимы и желательны- - криминальное самоуправление (мафиозные структуры, сети рэкета, организованная преступность, сети по торговле наркотиками, детьми, женщинами и работорговля), во многом управление городами перешло к этим структурам, интенсивно легализующим свою деятельность- - МЖК, возникшие как "добровольное рабство", отказ от профессионализма во имя жилища (более чем вынужденное самоопределение молодых семей), социальные структуры, построенные на идеях лопаты, уравниловки и стиснутых зубов (в 1988 году в МЖК "Сретенка" обнагле
вшие государственно-строительные структуры выплачивали за месяц самых тяжелых работ по три рубля, оставляя себе невероятные суммы награбленного, никто однако не разбежался из МЖК и никто не стал жаловаться, понимая, что тем самым откладывает решение своей жилищной проблемы)- очень быстро МЖК и особенно их лидеры переключились с программ жизнедеятельности на политические и предпринимательские программы- сейчас это уродливое детище перестройки полностью рухнуло - криминально-политические землячества - "коза ностры" (главным образом, кавказские и закавказские)- - молодежные тусовки и объединения, криминальные и криминогенные по большей части- наибольшую известность приобрели казанская и люберецкая молодежные тусовки- - пролетарствующее самоуправление (бичи, бомжи, нищие и уличные ручные торговцы) - здесь складываются свои структуры самоуправления, взаимоподдержка, законотворчество и разделение зон влияния- - предпринимательские круги, осознающие рыночность отношений как абсолютную продажность любых ценностей, включая моральные.

Социальные эксперименты

 

Что такое наша российская социальная среда? - тощая нива на минном поле. Власти, расставляющие эти мины в глухом секрете, яко тати в нощи, уверяют нас, что мины – противотанковые, опасны только для внешних врагов, но мы на собственном печальном опыте знаем – все они противопехотные...

Любимой сферой государственных социальных экспериментов в России являются сельское хозяйство и образование. Борис Годунов отменяет Юрьев день, Екатерина П придает крепостному праву законность, Александр П отменяет его, Сталин вводит коллективное рабство, Ельцин разгоняет колхозы (в Ростовской области есть товарищество с ограниченной ответственностью (ТОО) "Ленинский путь" – название, более подходящее, чем СССР или СНГ). О мелочах типа кукуризации и говорить не приходится.

То ж и в образовании. Не было такого вождя и такого министра просвещения, который бы не перевернул вверх дном ералаш под названием «система народного образования»: системны здесь лишь реформы и чудовищная рутина, что всем, кроме нас кажется несовместимым.

Москва также оказалась благоприятным полигоном для экспериментов и испытания людского материала.

Вот три совершенно разных примера, имеющих только одно общее свойство: по неведению или умышленно, но в основе своей они безнравственны..

В конце прошлого века одна из августейших особ, пылая близорукой благотворительностью, учреждает в Москве Воспитательный дом для новорожденных подкидышей и незаконнорожденных. За каждого младенца платят не то десять, не то двенадцать рублей.

Что тут началось! Тут же нашлись предприимчивые дилеры, скупавшие по подмосковным деревням новорожденных у многодетных крестьянок. Младенцев перевозили как котят - в кошелках и корзинах под скамьями вагонов последнего класса. По мнению ошалевших врачей и персонала Воспитательного дома, смертность среди этих существ (привозили только живых, неизвестно куда девая мертвых) была семь из восьми. Это были безнадежно замученные и загубленные невинные души. Бизнес процветал, несмотря на вопли газет и интеллигенции – но кто ж их слышал из числа дилеров и родильниц?

Полное пренебрежение человеческой жизнью и достоинством порой достигало "вершин низости" необычайных.

В 1927 году советские ученые экспериментально доказали, что самым экономичным способом захоронения трупов (речь шла об экономии дров) является их сжигание в негашеной извести. Эту новость подхватили московские газеты и довольно долго обсуждали преимущества подобного рода глумления. Не знаю, подхватили ли другие города эту технологию, но Москва пережила ее на своей шкуре. Конечно, дело было вовсе не в экономике – необходимо было приучать и приручать людей к бесстрашию собственной и чужой жизни, к обесцениванию индивидуальной человеческой жизни – и чем циничней средства воздействия, тем лучше и эффективней!

Третий (конечно, их было далеко не три!) эксперимент проходил в одну из зим уже застойного периода. Умные моссоветовские головы (а там всегда была ума палата да ключ потерян) подсчитали, что уборка машинами снега зимой дороже уничтожения снежных туч и облаков над городом авиацией. Где-то под Волоколамском (основная масса циклонов приходит в Москву с северо-запада) два "Ила" караулили снежные тучи и расстреливали их какой-то химией. Зима в Москве была бесснежной, малооблачной и очень сухой. Это оказалось непривычным для людей, начались повальные респираторные забол
евания, по бюллетеням заплачено было гораздо больше того, что стоил снег, его уборка и бомбардировка вместе взятые. Разумеется, прекратили этот эксперимент только в апреле – план важнее здоровья людей.

Когда Горбачев начал свой чудовищный социальный эксперимент (чудовищный не по смыслу, а по отношению к людям и по безответственности за свои действия), то назвал он его сначала переломом, взяв это слово из трагедийно-травматологического лексикона Сталина. Тот в свою очередь «великий перелом» первоначально назвал перестройкой, заимствовав этот термин у Павла 1. Звучит слово "перестройка" довольно пасквильно, особенно из иностранных уст.

Москва современная

 

Не ухабами, импортными витринами, нищими и заоблачными ценами характеризуется современная Москва. Главное, что в ней происходит – разграбление под прикрытием "приватизации". Но, прежде, чем начать этот сюжет, -- небольшая цитата из Малой советской энциклопедии 1930 года: "Промышленность Москвы почти вся обобщена. На долю частного капитала, включая концессии, приходится всего 2-3%". Через шестьдесят с небольшим лет все повернулось совершенно в другую сторону, но ничего не вернулось назад. Ограбленные в начале советской власти и их наследники так и остались ограбленными, а нахапали себе собственности прежде всего "внуки Ильича" и "верные ленинцы".

Указом "Об исполнительной власти города Москвы" президент предоставил мэру и уполномоченным им органам право распоряжаться объектами городской собственности, разгосударствлять и приватизировать имущество по собственному усмотрению. Другой указ президента N 334 от 29.12.91г "О дополнительных полномочиях органов управления г Москвы на период проведения радикальной экономической реформы" наделил главу городской администрации правом устанавливать соответствующие правила игры, по сути, сделав Москву государством в государстве. Это была откровенная плата за соучастие в разгроме парламента. Лишь в апреле 1993 г. конституционный суд РФ отменил президентский указ N 334, однако это мало что изменило в московской приватизационной практике.

Альтернативный механизм приватизации был запущен под лозунгом скорейшего создания класса собственников, как базы экономических реформ. Ускоренная приватизация охватила предприятия торговли, общепита, сферы услуг, местной промышленности, строительных и транспортных организаций. Трудовые коллективы получили возможность выкупать имущество по остаточной стоимости, то есть почти за бесценок Вопреки российскому законодательству, предусматривающему при проведении приватизации разделение соответствующих функций между законодательными и исполнительными органами, в Москве всю власть захватили чиновники из Москомимущества ( МКИ ) и его территориальных агентств. Они не только определяли способы приватизации, готовили и утверждали приватизационные документы, но и, вопреки российскому законодательству, выдавали договоры купли - продажи, свидетельства собственников, подменяя тем самым законного продавца государственного имущества – Фонд имущества. Сам же Фонд ( утвержденный Моссоветом и подотчетный ему), как форма демократического контроля за ходом приватизации, был на некоторое время полностью отстранен от реального участия в разгосударствлении и перераспределении государственной собственности Москвы. Лишь после того, как прокуратура столицы потребовала неукоснительного соблюдения положения Закона об оформлении сделок приватизации (в исковой практике судов свидетельства о праве на собственность, выданные не продавцом-фондом, а МКИ, являются достаточным основанием для признания подобных сделок недействительными) эти функции были переданы Фонду.

В ноябре 1992 года между Москомимуществом и Фондом имущества было наконец заключено соглашение о совместной деятельности. Примерно с этого времени в Госкомимущество ( ГКИ ) стали поступать сведения о ходе малой московской приватизации. До этого, по свидетельству начальника управления торговли и сферы обслуживания ГКИ А. Марголина, Москомимущество вообще не считало нужным информировать федеральную инстанцию.

Попытки Моссовета влиять на ход приватизации особого успеха также не имели. Правда, им удалось заблокировать программу приватизации на 1993г, приостановить приватизацию ряда объектов, в частности спортивного комплекса Лужники. Однако, об истинном соотношении сил недвусмысленно выразился сам Юрий Лужков на заседании правительства 19 октября 1993 г." "Мы с год, как минимум" -- сказал он – "работае
м, не обращая внимания на депутатов..." Чуть позже Моссовета не стало (заодно уничтожили и районы), а Городская Дума – просто жалкое и робкое привидение московской демократии.

Московская приватизация началась, не имея ответа на главный вопрос: а кому, собственно, принадлежит та или иная приватизируемая собственность? Федерации, городу или городским районам? Говоря языком официальным, начало процесса не было обеспечено предварительным разграничением юрисдикции органов власти и управления различного уровня на объекты собственности, находящиеся на территории Москвы. Прокуратура города не раз обращала внимание депутатов, Мосгорисполкома, а затем и правительства на то, что в городе систематически совершаются сделки имущества, принадлежность которых спорна, вообще не определена либо относится к другому уровню власти.

С экономической точки зрения приватизация себя не оправдала. Предприятия в большинстве своем не стали работать лучше, а в торговле и сфере обслуживания эффект оказался явно отрицательным, что еще раз подтвердило – приватизация, как факт, сама по себе не панацея.

По мнению прокурора Москвы Г. Пономарева правовой нигилизм властей сильно повлиял на доверие населения города к приватизации вообще, породил у определенной группы граждан убежденность в том, что приватизация в обход установленных законом правил возможна и допустима, дала повод оппонентам проводимых реформ обвинять всю администрацию города в коррупции. Московский арбитраж также не оправдал доверия истцов, порой вынося решения, противоречащие здравому смыслу и российским законам.

Вся приватизация прошла как гигантское жульничество, а наиболее шумные инвестиционные фонды: "Московская недвижимость", "Первый ваучерный" просто переименовали себя в конце приватизации в пенсионные фонды, и миллионы обманутых москвичей вместо обещанных дивидендов либо должны забыть о своем коротком и бурном капиталистическом прошлом, либо начать платить до самой пенсии деньги откровенному жулью в надежде, что те, "пережив этап первоначального накопления капитала", обретут совесть.

Приватизация жилья в Москве (в других городах это менее заметно, но принципиальная схема - одна и та же) породила странную ситуацию: получить бесплатное муниципальное жилье теперь можно лишь через 70-80 лет, то есть никогда (такого не было даже в начале века), а купить жилье могут только очень состоятельные люди. По словам префекта Юго-Западного округа Москвы Брянчихина стоимость прописки составляет более 10 000 долларов, а сама однокомнатная квартира - около 40 000 долларов (заявление сделано летом 1995 года и явно устарело в условиях "стабилизации экономики").

При обмене жилья люди неохотно идут на вариант, связанный с приватизированными квартирами: часто эти квартиры оказываются завещанными и по закону передаются наследникам. Но иного способа обменять квартиру, практически, не осталось.

-Денационализация (возвращение собственности бывшим владельцам) - только в конце августа 1994 года было дано расширительное толкование закона от 18 октября 1991 года " О реабилитации жертв политических репрессий", в результате чего частные собственники, при наличии ряда условий, теперь могут рассчитывать на компенсацию, но не более, чем в сорок минимальных зарплат (в 1994 году это было около 250 долларов)- строго говоря, называть это денационализацией невозможно, так как условием возврата собственности является документальное подтверждение, что она не была национализирована (конфискована, изъята, отобрана, экспроприирована и т.п.).

Какова она, Москва сегодняшняя?

Да все та же потемкинская деревня. Фасады блестят иноземным светом, а сунешь нос во двор или соседний проулок – не то, что нога, глаз увязнет в грязи и бесхозности. Канавы, ямы, заборы, облупленность и обшарпанность. За каждой изнанкой - мурло неистребимой туфты. И все гниет и рвется, как бы не приукрашивали белилами и румянами. О паразитах – тараканах, крысах и прочей нечисти говорить не хочется. Но все доживает, как одноразовое и думается москвичу только одно – успеть бы умереть до полного развала. Теперь уж это немудрено. И пьет народ неудержимо, и на кладбищах – заметное омоложение.

Пятнадцать лет тому назад исследования на новых московских кладбищах (Митинское, Долгопрудненское, Хованское. Химкинское, Николо-Архангельское в Реутове) показали – средний возраст похороненных всего 41 год (в Горном Алтае аналогичные исследования дали средний возраст захороненных в 55 лет!).

Ныне покойники явно помолодели и вовсе не за счет роста детской смертности – ей уж расти просто некуда, а за счет того, что старики вымерли. Теперь в шестьдесят человек умирает – пора! А всего десять-двадцать лет назад семидесяти-восьмидесятилетние были заметным явлением на кладбище.

У московских могильщиков была такая такса: за каждый год жизни закапываемого по рублю. С молодых, стало быть, совсем понемногу, а с детей и вовсе символически. Теперь берут тыщами и десятками тыщ за каждый год прожитого. Тут инфляция рука об руку с демографией. Уж если люди детские гробики на кладбище в метро стали перевозить, то чего уж тут врать-то про стабилизацию... Много чего хорошего теперь на Москве – реклама светит всю ночь, водкой тоже всю ночь торгуют, храмов отгрохали, тусовки гудят, в казино рулетки крутятся, на панели девочки – на сапожке цена, любую медаль за город Бухарест или там «За Родину», например, всего за немного денег, если желаете, можно купить.
Пророчество

Когда мы сталкиваемся с безнадежным, с безвыходной ситуацией, мы говорим обычно: «волынка на Ходынке». Этой идиоме сто лет. 18 мая 1894 года в Москве на Ходынском (ныне Октябрьском) поле были устроены балаганы со жратвой на халяву и увеселениями для простого народа в честь коронации Николая II По привычному ротозейству и халатности властей гульба превратилась в гигантскую трагедию. Толпа, сдавленная во рвах, оврагах и на ровном месте, жадная и нетерпеливая, задушила саму себя. Несколько часов люди давили друг друга и сжимали свои тела в отвратительный и смрадный студень, укрытый паром последнего дыхания. Затоптанных, задавленных, задохшихся оказалось несколько тысяч (официальная цифра - 1300 человек). Больницы, морги и кладбища, особенно ближайшее к трагическому месту Ваганьковское, были забиты. "Николай Кровавый" пошло отсюда.

В 1953 году на похоронах Сталина волынка на Ходынке повторилась, в не меньших размерах и при более зловещих обстоятельствах: органы устроили невероятное массовое жертвоприношение своему умершему грозному идолу.
Третья великая волынка на Ходынке – сентябрь 1993 года, когда все те же органы устроили многодневную давку-ловушку на Пресне. Людей хватали, били, избивали, заталкивали в метро «Баррикадная», где сортировка с избиениями продолжалась. Основная масса людей не была из числа сторонников парламента, это были либо зеваки либо просто прохожие. Волынка на Ходынке продолжилась у телецентра, где по толпе просто стреляли. Позорнейший и неслыханный штурм собственного парламента видел весь мир, и все мы видели как облеченные властью и доверием избирателей законодатели шли, подняв руки к затылку. Как их заталкивали в автобусы и развозили по тюрьмам и предварилкам. Не сняты на пленку Си-Эн-Эн батальные давки и трупы, что растаскивались по моргам и топились в реке.

Были и другие давки, поменьше и потише – печальный футбольный матч "Спартака" в Лужниках, людские пробки в метро, оборвавшиеся эскалаторы. Вся история России и Москвы с их просторами – давка толпы ее кумирами. Этот странный безнадежный диалог, собственно, и есть историческая канва, по которой затихает великолепными ансамблями и изумительными храмами русская культура. Толпа, беспощадная и безропотная, и ее кумиры, ее беспощадные власти и органы, выдавливают из себя занозы совести, чести и таланта, пуская вослед струйку ядовитого гноя и злобы. И выдавленные занозы в печали говорят или пишут: "Прощай, немытая Россия", "Народ безмолвствует", "страна рабов, страна господ", либо, подобно Глинке, выходят из дорожной кареты на границе и плюют: "ноги моей больше не будет в этой стране!"

Эти изгои и отщепенцы, "баловни судьбы" и "любимцы публики" – протопоп Аввакум, Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Федор Достоевский, Лев Толстой, Антон Чехов, Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Борис Пастернак, уязвленные и ошпаренные толпой и вершителями, сходят на нет, но проталкивают все человечество и Москву немного вперед, к Богу и свету.

Москва - вечный город, но страшно подумать, что волынка на Ходынке – вечное явление и событие этого города.
Заспанная и растрепанная, изрытая, затрапезная, рябая и в заусенцах, прекрасная и неповторимая, Москва, гулящая и нежная, охальная и воспетая, не кланяюсь низко, но гордо говорю - "Твой!"

В мерцании и мельтешении ноябрьских фонарей повесившегося дождя, в редких ночных окнах, где не спит боль, горе, муза или ребенок, под холодно-влажной февральской пургой, в весеннем захлебе солнечных ручьев и ожиданий, в тихом и седом предутреннем распускании тополиных листочков, когда возвращаешься или засыпаешь под шлеп дождя, шепот тумана или щебет первых пернатых в черемухах, в жарком мареве и обмороке пустынного воскресенья, в пьяном калейдоскопе бабьего лета пронзительных страстей и приключений, наедине с подлинно, то есть измученно любимым городом – это вечно и ничего больше в этой жизни не надо.

В качестве эпиграфа, то есть последнего слова, поверх всего сказанного, позволю себе длинную цитату из "Иудейской войны" Иосифа Флавия:

«В течение всего времени до наступления войны он (городской дурачок) не имел сношений ни с кем из жителей города: никто не видел, чтоб он с кем-нибудь обмолвился словом, день-деньской он все оплакивал и твердил, как молитву: "горе, горе тебе, Иерусалим!". Никогда он не проклинал того, который его бил (что случалось каждый день), равно как и не благодарил, если кто его накормил. Ни для кого он не имел иного ответа, кроме упомянутого зловещего предсказания. Особенно раздавался его голос в праздники и, хотя он это повторял семь лет и пять месяцев, его голос все-таки не охрип и не ослабевал. Наконец во время осады, когда он мог видеть глазами, что его пророчество сбывается, обходя по обыкновению стену с пронзительным криком "горе городу, народу и храму", он прибавил в конце: "горе также и мне!" В эту минуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил его на землю. Среди этого горестного восклицания он испустил дух."

Монтерей, 4-17 февраля 1997 года

Комментарии

Добавить изображение