ДРУЖБА С ЖИВОТНЫМИ , ПЕРЕХОДЯЩАЯ В ЛЮБОВЬ

Для начала - письмо Александру ЛевинтовуУВАЖАЕМЫЙ ГОСПОДИН ЛЕВИНТОВ !
Нисколько не желая превращать арену «Лебедя» в обмен личными репликами, Я хотел бы заметить, что при мало-мальски доброжелательном отношении Вы увидели бы в моем письме не ехидство или враждебность но добродушный юмор. Я прочитал Вашу статью и последняя фраза привлекла мое внимание. Сразу отвергну подозрения в идиотизме и отмечу, что эта фраза не единственное, что Я заметил в вашей статье.
Я думаю что мне не нужно доказывать, что между «бестиарной связью» и официально зарегистрированным браком с животным имеется существенная разница. Если Америка когда-нибудь дойдет до этого, то мы будем свидетелями многочисленных и интереснейших процессов: разводов, супружеской неверности (с той и с другой стороны), изменения налогового законодательства и т.д. и т.п. Все это не так уж невозможно. Именно поэтому мне хотелось узнать у Вас: неужели в Европе до всего этого уже дошли !
Меня неприятно поразило Ваше намерение избегать впредь публикаций в прессе которую Я читаю, чтобы «больше на меня не нарываться». Мало того, что это весьма обидно: поверьте, это будет Вам весьма затруднительно так как читаю Я много всего разного, включая Ваши статьи и Вашу книгу «ЖРАТВА» с Вашим же автографом, полученную от Вас же.
В заключение хочу заметить, что сочетание имени Вашей школьной учительницы с моей фамилией мне категорически не нравится и отдает той самой бестиарщиной.
Засим остаюсь Вашим внимательным и интересующимся читателем,

С уважением, Валентин Черняк 

Начну с того, что принесу свои искренние извинения Валентину Черняку – тут, по-видимому, самооборона перешла пределы необходимой защиты, за что в советское время можно было схлопотать по шапке вплоть до вышки.

Затем, благодарю Вас, Валерий, за прекрасную рецензию на "Жратву" в "Панораме". Яичко дорого не только ко Христову дню, оно всегда дорого, хотя бы потому что все дни для нас – Христовы, не взирая на партийность и обрезанность.

В дальнейшей дискуссии по развернувшемуся благодаря Валентину Черняку и Владимиру Векслеру вопросу, весьма, кстати, щекотливому и попахивающему чертовщинкой (сама идея и образ черта весьма бестиарны, особенно в фольклоре) я не только выскажусь, но и присовокупляю небольшой сюжет из социально-сексуальной книги "Вдвоем наедине" в надежде, что "Лебедь" решится и опубликует его.

Что касается содержания дискуссии, то я попробую принять в ней участие – сначала в тоне Векслера и Черняка, а потом – в совершенно другом тоне и на другую возникшую в этой сваре тему.

* * *
Бестиарные отношения, в независимости от их государственной регистрации и общественного признания, чреваты важными проблемами защиты животных. Например, бедное животное, пусть и добровольно вступившее в семейные отношения с человеком, оказывается беззащитным перед тещей или золовкой, что порой похлеще любой тещи. А каково попугаю или жеребцу, если приходится терпеть падчериц и пасынков, кичащихся своим происхождением и местом среди приматов?
Мы также упускаем из виду, что семейные отношения – не только брачные отношения. Многие люди буквально усыновляют и удочеряют кошек, собак и прочих божьих тварей – и ни один опекунский совет не запрашивает согласия удочеряемо-усыновляемых. А ведь собачья жизнь так коротка, что пережить своих названных родителей не представляется никакой возможности и, стало быть, постоянно нарушается важнейшее демографическое правило: дети должны хоронить своих родителей. Лишенные благодати захоронения своих родителей, некоторые псы готовы загрызть своих непрошенных ими родителей – и это их желание вполне законно.
Еще более отвратительная перспектива зреет относительно плодов бестиарной любви. Мы все знаем, как подлый Змей Горыныч и его древнегреческие родственники забирали в свои гаремы Василис Прекрасных и Андромед, но, обратите внимание, мы знаем только тех, кто чудом и благодаря героям не стал жертвой, а ведь в гаремах содержались многие десятки и сотни наложниц -- по одной красавице каждый год только с одного города! Эта периодичность свидетельствует о том, что они рожали и…что стало с безвестными василисами и их василисками? И что станет с ними в наше просвещенное в будущем время? Каково будет кентаврятам изучать историю человечества и не знать лошадиной истории? Насколько криминогенными окажутся порождения ехидны от на все способного человеческого самца?. Не сомневаюсь, что всех их ждет участь ветренной Елены и ее однояйцовой сестрицы Клитеместры, убийцы своего мужа Агамемнона (согласно Гомеру, его убивает любовник К. - Эгисф, но в послегомеровской традиции это делает сама К.) Нет, уж если из лебединого яйца вылупляются подобные, то чего ждать от крокодильего или, не к ночи будь сказано, гадючьего?
Еще сложнее обстоит дело с ботаническими браками и семьями. Тайные дравидские и иные языческие сношения уже породили такую тяжелую патологию как бюрократы (на авестинском языке "борокрото" означает "человек-дуб" или "боровой человек"), но мы знаем также в нашей среди паразитов (люди-лианы), язв (люди-мухоморы), сатириков (люди-крапива), приставал (люди-колючки) и политиков (люди-баобабы: сами по себе большие, а тени – почти нет).
Резюмируя выше сказанное, прошу иметь в виду, что данная проблема выходит далеко за рамки законности и регистраций. С этим что-то делать надо, надо что-то предпринять, иначе – легче удавиться, как сказала незабвенная Каштанка.

Девочка в трамвае громко плачет. Один из пассажиров не выдерживает и говорит ей: "перестань!". Девочка тут же парирует: "А я не вам, дяденька плачу, а маме"
Анекдот

Интеллектуальная собственность отличается от материальной и любой другой прежде всего тем, что возникает только после ее передачи. Стихи Пушкина становятся стихами Пушкина только после того, как он их напечатал или издал. Я, например, написал более сорока книг (без шуток), но моей интеллектуальной собственностью является только недавно изданная "Жратва", а все остальное – вообще ничья собственность и даже не собственность. Интеллектуальная собственность – это прежде всего акт коммуникации, а не нечто поименнованное и приписанное кому-то.
И с каждой собственностью, включая интеллектуальную, можно поступать по разному – передавать, продавать, воровать, но относительно интеллектуальной собственности имеется две операции, присущие только ей и только для этих операций интеллектуальная собственность и существует.
Речь идет о понимании и интерпретации.
Некто А. написал статью "За семью с печатями", но эта статья превращается в текст только после того, как некто Б. прочитает и по своему поймет и проинтерпретирует эту статью. Книга, картина, музыкальное произведение возникают не под пером, на кисточке или под пальцами автора, а в восприятии читателя, слушателя, зрителя. В этом смысле практически ничего еще не дописано до конца, не спето – пока оно еще слушается, читается и смотрится. Мы потому и говорим о бессмертных произведениях, что они продолжают возникать и переинтрепретироваться, а вот "Сталевары", раз сыгранные по большой нужде, умерли и, скорей всего, больше их никто не увидит. Страшен не первый читатель и зритель – страшен последний.
Но если это так, то – по праву собственности автор ответственен за свою интеллектуальную собственность. (Ответственность как важнейшая функция собственности обсуждалась еще Аристотелем). И потому он так болезненно относится к своим статьям, становящимися текстом. И. Кант так всю жизнь и прокричал своим читателям и интерпретаторам: "Но я не о том!", а более уравновешенный Иешуа Га Ноцри просто снял с себя ответственность за записи Левия Матвея.
Возникает вопрос: в условиях интенсивной коммуникации имеет право автор на переинтерпретацию своего произведения после читательской интерпретации? Собкор "Известий" по Иркутской области и Бурятии Владимир (к сожалению, забыл фамилию этого очень хорошего человека) в 1987 году открыл новую герменевтическую дисциплину – "левинтоведение", но имеет ли право Некто А. на "Некто-А.-ведение"? Или – плюнуть и сказать себе и всем: "понимайте как знали".
С уважением, Некто А.

Далее Александр Левинтов по собственному почину написал учебное сочинение на тему "Советско-российское воплощение древнегреческого мифа о Юпитере-быке, умыкающего девушку Европу". Впрочем, в произведении А.Левинтова не ясно, кто кого умыкнул - бык девушку, или наоборот, девушка быка. Стало быть, дело за очередной интерпретацией. Назвал он свое сочинение тоже не по-древнегречески, а по-русски.

ПО ПЛАНУ И ФАКТУ
- Наталья Макаровна, надо бы нам бычка прикупить. Осеменение осеменением, а от природы тоже не надо далеко уходить.
Председатель колхоза "Путь Ленина к коммунизму", мужчина средних и растрепанных лет, советовался со своим главным животноводом, женщиной недавней молодости, учившейся с ним в одной группе в областном сельхозинституте и с тех пор бывшей ему женой. Разговор шел в конторе.
- У меня на второй ферме сейчас родилку заканчивают, Михал Степаныч. Уже асфальт кладут. Там можно дальнюю закуть под быка отдать. Там и выход во двор отдельный, можно ему огородить выгулку, по технике безопасности. Может с коровой во дворе на выгулке, может в станке, в за- кути у себя. Только ведь за быком отдельный человекъ нужен.
- Мария, говорят, за быком ходить может.
-Уволили мы ее. В отпуск к сестре уехала.
- За что уволили?
- По сокращению. Работы-то нет. Порезали, сам знаешь, сколько. Сколько, прости душу грешную, скотины погубили с этой перестройкой в рынокъ.
- При чем здесь перестройка? Новая вакцина...
- Знаем мы эту песню. Слышали.
- Ты чего отворачиваешься-то? Молчишь-то чего?
- Платить Марии придется выводиловку-то. Ведь и триста и все четыреста затребует - кто ее теперь знает. С обиды-то.
- Тебя учить. На молоке ей выведешь, сколько надо. По лактации. Но не четыреста же - совесть у нее должна быть?
- Увольняли, она также спрашивала: совесть, мол, у вас есть?
- Уговорим. Езжай в Молочное. Я уж в племсовхозе договорился и бычка присмотрел. И талоны водочные в залог отдал.
- Свои или наши?
- Не бойся. В сельсовете взял. Задержали сводку о смертях за ноябрь, а в ноябре, вспомни, сколько померло.
- У Захарьиных, у Меньшовых, у Сапоговых, Дураков-дед помер, да и на ноябрьские косая бабка померла. Это семь литров получается.
- Десять! Про выселки забыла. На выселках трое сгорели.

* * *

Через две недели приехала из дальнего областного угла Мария, гостевавшая у сестры. Долго корячилась. Сошлись на трехстах тридцати пяти плюс премиальный процент с надоя и отела. Решили осеменительницу, девчонку лет девятнадцати, только окончившую веттехникум и еще никем нецелованную по причине необычайной застенчивости (все молчком да бочком, глаза в землю, слова не выбьешь, лицо при посторонних как крапивой ожигает, а сама ничего, симпатичная, но уж больно тихоня), пока не гнать, да и куда погонишь? - по распределению, школе по новым законам загодя заплатили...
На следующий вторник в ЗИЛке с наращенными бортами привезли Буяшу - черно-белого широколобого красавца с мощной крутой мошонкой. Первый же рык потряс коровник и родилку, прошелся тревожной судорогой по хребтинам трехсот коров, доселе не знавших настоящей мужской тяжести.
И Мария вошла к нему.
- Буянушка, Буянушка. - В руке Марии краюха черного, густо посыпанного крупной солью. Дверь - на засове из десятимиллимитрового железа. Другая рука Марии оглаживает широкий, как у вождя в райцентре, лоб, ползет к мерным ходуном жующей морде, трется меж влажных розовых ноздрей в черных жестких щетинах.
Хлеб кончился. Мария налила в кормушку два не то три ведра теплого распаренного фуража и бык склонил в пьянящее едово свою курчавую башку, а нервная и тонкая рука Марии пошла гулять дальше, электризуя шкуру, душу и плоть молодого изголодного зверя. Вот она опустилась по брюху и подбрюшью, бесстыдно пройдясь по укромным местам, мимоходом и небрежной мышью. Бык вздрогнул, но хлебово не отпускало. Рука вернулась, щекоча и все так же небрежно и бесцельно гуляя в мохнатой подбрюшной челке, затем быстро и вертко нырнула вниз, к мошне, опалив ее приятным и острым холодом.
-Буянушка, Буянушка, быченька, - шептала Мария, все наяривая набухающий мешок в самой тонкой и нервной его части, откуда стал нарастать в уплотняющуюся упругую массу чудовищный, вздрагивающий ствол.
Не отрывая морды от пойла, бык захрапел, пропуская сквозь огромные легкие задрожавший воздух.
-Буянушка, Буянушка, - бессмысленно и бессвязно все шептала Мария и с силой ласкала уже обеими руками скользкую, отяжелевшую и мягкую как шелк махину, все неистовей и неистовей. Она бесстрашно улеглась прямо под быком, раскинула одежонку и толкалась теперь в неимоверное орудие лицом, распахнутой, под стать, увесистой грудью, то одной, то другой и все крепче сжимала руками пульсирующий и горячий молот.
Бык покрылся мелкой дрожью и освобожденно замычал, так, что коровы начали рваться с цепей, поддевая рогами хилый кормораздаточный лоток.
Слегка солоноватая струя ударила Марии в лицо, растеклась по шее, на грудь и дальше, вниз, по всему телу, заполнила собой пупочную котловинку, потекла дальше, к вьющимся зарослям и слякоти женского возбуждения. Мария стала энергично втирать живительную, быстро обсыхающую и впитывающуюся пену в кожу, не по годам чистую, упругую, молодую.
Ноги у быка стали подкашиваться и он тяжело, немного скользя, улегся на свой сплошь деревянный поддон, ничуть не задев Марию. Теперь они лежали рядом, он крупом к ней, а она, оглаживая мелко подрагивающую спину, шептала в навостренное ухо:
- Буянушка, лапунчик, мужичок мой лобастенький, крепышок мой.
И бычье ухо покровительственно подергивалось вовсе не в такт грузному дыханию и ухающим ударам сердца в глубине туши.

* * * 
Коров приводили и уводили. Бык оказался разборчив и привередлив. В выгулку он выходил только с Марией, а коров допускал немногих, редко и только в станке. Отелы не участились, но главный зоотехник объяснила быка возросшей породистостью новых телят. Отпускную цену на них увеличили. В плановом отделе расчитали капитальные и эксплуатационные затраты, срок окупаемости быка, заложили плановую норму прибыльности на него, полученную из района, удорожание телят получилось совсем небольшим, всего 26 копеек на килограмм живого веса.
Кроме кутающейся во всякое тряпье Марии, Буян никого из людей к себе не подпускал, да никому и неохота была связываться с этой свирепой тонной необузданного норова.