Юноше, обдумывающему житие, или в «рот чих-пых» N 136 12 сентября 1999

«Старший лейтенант медицинской службы Сергей Моисеенко бережно и осторожно, сложив обе руки, как для католической молитвы, подносит к самым глазам обычную лабораторную стеклянную плошку. Головой он показывает на угол кабинета – там, на полу, лежат несколько костей. Но глаза его – в плошке. В ней хаотично раскинулись семь потемневших, как бы давным-давно не чищенных человеческих зубов с маленьким кусочком нижней челюсти.

– Видите? – произносит 25-летний Моисеенко, которого считают одним из самых талантливых, даром что совсем молод, специалистов знаменитой ростовской 124-й военной судебно-медицинской лаборатории.

– Это ведь не пломба вот в том зубе, а пуля застряла... А все вместе – кости и зубы – тело N 1007, по классификации нашей лаборатории. Неизвестный солдат. Погиб в Чечне, в августе 96-го года, в Грозном. Моя задача – установить, кем он был. Наметки уже есть. Думаю, выйдет» – так начитается 31 номер «Новой Газеты» (23.08.99, статья «У государства гораздо больше солдат, чем денег. Поэтому не жалко?», автор Анна Политковская, Ростов-на-Дону).

Фи! Какой натурализм! Зачем нам эти подробности? Хорошо, вот описание неодушевленных предметов, из «Литературки» от 25-31 августа: «Привыкший к торжественной поступи капитализма в Москве и комфорту зарубежных курортов, я словно провалился в прошлое лет на двадцать (речь идет об Анапе – К.К.). Оказывается, в России ничего не изменилось. Я-то думал, пока нас не было, они тут, в провинции, отстроились новыми корпусами, приготовились деньги огребать... Не-ет... Та же коридорная система, те же навесные (!) замки на дверях номеров. Облупленные стены. Вздувшийся линолеум. Серая несоленая куриная ножка резинового вкуса рядом с горкой липкой вермишели. Гнутые алюминиевые вилки. Грязный пляж в огрызках. Удобства в конце коридора. Это в лучшем случае – в конце. А в худшем... липкая духота уличного бетонного каземата с нарисованными пальцем буквами «М» и «Ж», разъедающая хлорная вонь, полчища мух, размокающие окурки в желтых лужах мочи... Картинки из счастливого советского детства».

Пятьдесят, а лучше сто километров от Москвы, Питера – та же картина. Бывший вице-премьер Немцов в июньском (N 20) «Огоньке» подытожил: «Знаете, меня давно мучает один вопрос. Вот есть страна, которой позарез нужны реформы. И вроде бы для этого собрались неглупые, грамотные, решительные, яркие молодые люди. Немцов, Гайдар, Чубайс... Почему же ничего не получилось? В России реформаторы всегда были в жутком меньшинстве. Их усилия просто тонут в косной азиатской массе».

А что такое «косная азиатская масса»? И что ей нужно сейчас? Как-то году в 1995-м зашел по аспирантским делам в свой военкомат. Ба, знакомые все лица! Те же мрачные подполковники, те же боевитые женщины неопределенного возраста, выписывающие повестки – всеобщую воинскую обязанность никто не отменял. Последний раз я был в этом заведении в 1989-м году. Сколько изменений произошло в стране за это время, но задубелых прапорщиков 2-го отдела, выполняющих «план по валу», ровным счетом ничего не коснулось. До сих пор существует обязательная воинская повинность, до сих пор все мужчины России делятся на военнообязянных и невоеннообязянных, до сих пор наличие военного билета является обязательным условиием приема на работу. Все молодые люди, достигшие 18 лет, кроме студентов дневных отделений государственных вузов и освобожденных по состоянию здоровья, подлежат обязательному призыву в вооруженные силы, со всеми вытекающими отсюда атрибутами: портянки, ночные кроссы в противогазах, казармы, присяги, «самоволки», «куски», «деды», «генеральские дачи», Афганистан-Чечня-Дагестан.

Частенько в любительской компьютерной сети ФИДО возникают эмоциональные перепалки по поводу этой всепроникающей воинской обязанности, которую – ой как не хочется выполнять священный долг, когде тебе 18 лет. Как-то на армейских проводах приятель по подъезду пошутил: жизнь – она, браток, как книга, а армия – это две страницы, вырванные в самом интересном месте. Вот такие дела. Короче, прогрессивно настроеная часть студенчества и работающей молодежи предлагает послать эту службу куда подальше, и косит всеми легальными и нелегальными способами. Другая половина резонно замечает, что «в армии можно многому научиться», «если чмо на гражданке – то чмо и в армии» и т.д.

Приходится признать, что обе стороны правы – но правы по своему. Только по прошествии времени понимаешь, что если человек собирается провести большую часть времени в криминализированной России с доходом где-то 100-400 долларов в месяц, то сходить в армию, в общем-то, необходимо. Нет, конечно, есть такие акселераты, которые уже и к 15 годам не комплексуют в «обезьяннике» – им все нипочем. Но для среднестатистического горожанина, который только что оттрубил десятилетку, и чей день состоял из приготовленной мамой завтрака, шести часов в школе, приготовления уроков и «футболяна» во дворе – армия пойдет только на пользу. Можно пойти еще дальше и сказать, что и ходка в зону пригодится.

Парадоксальный вывод? Да, но суровые жизненные реалии, сплошной обман и коррупция, тотальная безысходность – не самая подходящая среда для рафинированного интеллигента. Армия же учит неприхотливости, изворотливости, умению «приготовить кашу из топора», в хорошем смысле. Параллельно прививаются навыки глушить водку стаканами, врать не краснея, нагло использовать чужой труд, волынить, идти напролом – все навыки, что нужны для жизни в агрессивной среде, которые очень пригодятся при разговоре с красномордым гаишником, на разборке, на оживленном перекрестке, да мало ли где еще?

Мои приятели по институту часто с сожалением вздыхали о том, что нет у них нужного количества злобы и агрессивности, которые пришлись бы к месту. Из окон автомашин слышны шлягеры «новой волны» – от восхваления российской самодостаточности в исполнении Гарика Сукачева и Любэ – «Баня, водка, гармонь и лосось», до бандитской удали, известной также под именем «русского шансона» – «Хлебало розочкой размажу, во век по морде не узнаешь». Причем поется это с характерной хрипотцой, с необходимым самоутверждением. Да, где-то в прошлом осталась перестроченая тематика Гребенщикова, Кинчева, Цоя и Борзыкина – коллективов, зяряжающих всех своей энегретикой, поколение дворников и сторожей, «Мы – вместе!», «Мы ждем перемен», «Твой папа – фашист!».

Понятия и акценты 1997-1999 годов совсем другие – «заценить котлы у бобра», «вмазаться – приход по кайфу», «лавэ давай», «опустить фраера на штуцер баксов». Если даже в Америке продается, скажу без преувеличения, не меньше сотни наименований «конкретного блатняка», то сколько же его в России? Тут и сборники «Ходки в Зону», «Братва», «Конкретные песни о жизни», «А кому сейчас легко?», «Пальцы веером – сопли пузырями», «Правильные пацаны», и альбомы Михаила Круга , Вячеслава Ворона, Владимира Утесова, Сани Черного, Ивана Московского, Ивана Кучина, Евгения Кемеровского, Анатолия Полотно, групп «Амнистия», «Лесоповал» и т.д.

Да, в далеком 1985-м году исполнителей блатной романтики можно было пересчитать по пальцам – Новиков, Шуфутинский, Токарев... половина из них в эмиграции. Клуб «Белый попугай» – ремикс на бандитскую тематику «Трех мушкетеров» в исполнении Авилова (Ришелье), Старыгина (Арамис) и нестареющего Боярского (конечно же, д'Артаньян!). Лексикон тот же – « мушкетеры попали на бабки», «отмазать от налогов», «эти подвески оказались стеклянными. Нас кинули как последних лохов». Всем смешно, все хлопают.

Детский журнал «Ералаш» – туда же: «бабки», «скинулись по червончику». Гангстеры и мафиози в голливудских боевиках – все-таки отрицательные персонажи. Какими крутыми бы ни были герои в исполении Роберта Де Ниро и Брэда Питт – все по ходу действия или попадают за решетку, или погибают в перестрелке. Одиозные фильмы Оливера Стоуна и Тарантино попадают под такой огонь критики, что сами авторы вынуждены отнекиваться от пропаганды насилия, и тем более восхваления «бандитского образа жизни». Так что американская идеология худо-бедно, но следит за тем, чтобы никто не встал на скользкую дорожку после просмотра очередного блокбастера. Американский криминальный гагста-рэп типа «I've got a nigger on the trigger, 'cause a nigger gonna die» – это все-таки внутреннее потребление гетто, а не «мэйнстрима».

Грязный, сальный блатняк не просто слышен повсюду. Он уже не воспринимается как «феня» маргинальных слоев общества – многие журналисты не на шутку встревожены «крышами», «отморозками» и «отмазками». Лихая молодецкая удаль, замешаная на вкусе легких денег, аромате тонких сигарет, героиновом кайфе и всеобщей безысходности («голосуй – не голосуй, все равно получишь...») – это сейчас в моде. «Кокаин уходит, героин возвращается...».

Вот что мне написал друг, только что возвратившийся из Москвы: «Костя, привет! Прошлую неделю провел в Москве, на первый взгляд там просто жутко. И не думал,что за один год все так низко пало. У знакомых наблюдалось полное отсутствие перспективы и упадок сил. Терпению народному приходит конец. Дело пахнет необходимостью военной диктатуры. Вопрос – хватит ли у кого-нибудь силенок?».

Отдельно во всей этой блатной лирике надо отметить Шуру Каретного. Матерные «байки» этого персонажа, который неплохо играет «под уголовника», можно услышать везде, даже в черномырдинском лимузине. Журнал «Огонек» опубликовал довольно большую статью про этого уникального персонажа, которого породила к жизни эпоха всеобщей криминализации общества. Рассказы подаются как поток сознания бывалого уголовника – блатная интерпретация «Гамлета», «Преступления и наказания», «Аленького цветочка». Но это не просто «игра на понижение» литературных ценностей – это начало новой криминальной морали.

Все-таки практически до сегодняшнего дня сатирики и пародисты черпали идеи из обыденной жизни. Похоже, что грань между общепринятой и криминальной этикой практически стерлась. Иностранцу, по крайней мере, разобраться все сложнее и сложнее. Истории Шуры Каретного – сплошной мат с приговорками «е...ть мои старые костыли» и «в рот меня чих-пых», проникший до уже даже девятилетних детей. А сам Шура подается в образе нового национального героя, совесть нации-1999?

Вот что пишет Шуре Каретному 16-летний молодой человек: «Привет, Шурик! Я Вэмс! Вообще-то я Вова, Вован, но нацмены в училище мне дали погоняло Вэмс... Кстати, я учусь в Суворовском военном училище (СВУ). Я даже х#й знает почему сюда пошел, наверное, чтобы не попасть в колонию, а в дальнейшем на зону. Мне 16 лет, но выгляжу я на все 20. У меня рост 192 см и бог силой не обидел, поэтому я имею тут достаточно высокий авторитет. Но это совсем не то, что я хочу. Я хотел бы у тебя узнать: как ты считаешь, как можно завоевать авторитет и чтобы все меня боялись. А то из 120 человек в роте только около 10 человек меня боятся и уважают, а остальные относятся со страхом, но с ненавистью. Вэмс».

Можно ли представить поколение студента Шурика из «Операции Ы» или поколение Жени Лукашина из «С легким паром» с таким миропониманием? Получается почти по Говорухину из его «Великой криминальной революции» – «эти люди уже никогда не станут бульдозеристами, не станут грызть гранит науки, не будут защищать Родину. Их предназначение – разорвать на куски любого, на кого укажет хозяин».

Появилась многомиллионная неконтролируемая армия молодых, здоровых лоботрясов, которые не востребованы обществом, но которые нашли себя в бандитских и полукриминальных структурах. Помню, как у нас во дворе почти шарахались от уголовников, да и длинноволосая дворовая шпана бренчала что-то там на гитаре, ограничиваясь мелким хулиганством. Потом была армия, женитьба и нормальная семья. Почти как в милицейских рассказах отставного начальника МУРа Гудимова «Прошлое в настоящем»: «…я не узнал хулигана Сережку. Передо мной был Сергей Николаевич – учился на вечернем отделении техникума».

Куда там теперь! Когда «шестисотый мерс», вкрадчивый, пружинистый, подкатывает к подъезду и крепко сбитая фигура его хозяина вбегает по ступенькам, бабули на лавочке восторженно перешептываются: «Вот он, новый русский с третьего этажа!». Испитые мужики, рядом «забивающие козла», не остают: «слышь, Михалыч, я теперь у олигарха работаю – там мебель, душ, платят аккурат». – «Да, молоток, а у нас завод совсем загнулся, а мне до пенсии еще 3 года, твою мать...».

Кормильцы наши ненаглядные! В том же номере «Огонька» артист Федоров предлагает вот что: «Гимн России должен быть написан на ненормативной лексике! Ведь в самые острые моменты жизни у нас вырываются именно ненормативные слова. Вспомните, когда мы себя не контролируем, а пытаемся выразить внезапную боль, досаду, или безысходность. Ведь при исполнении гимна людей должно охватывать чувство единения и сопричастности, он должен быть близок и понятен всем без исключения, обладать незаурядной искренностью и способностью проникать глубоко в душу, независимо от культурно-образовательного уровня граждан».

Итак, чувство единения и сопричастности! Короче, предлагается официально закрепить понятие «клептократии» («Ньюсуик» от 6 сентября 1999, стр. 35) на государственном уровне. А что тут такого? Матерщина, которая раньше присутствовала только в эпатирующих публику сочинениях Лимонова, Сорокина, Берроуза, Буковски и подобных им маргиналов, уже выплескивается и в «Огонек», и в эфир «Эха Москвы» и на интернетовское издание «Газета.Ру». Та же статья «Огонька» про Шуру Каретного прогнозирует скорое появление специализированных радиоканалов и телепередач «по теме». Им предрекается бешеный успех. Интересно, как отнесется Федоров к тому, что и в его семье начнут выражаться трехэтажным матом.

Не за горами и передовица «Известий», в которой самым крупным шрифтом будет набрано знаменитое трехбуквенное слово. Вообще, меня не покидает ощущение двойственности происходящего. С одной стороны, жалобы по всем фронтам, что, дескать «с нами прекратили считаться», «мы тоже член мирового сообщества», «мы не какой-нибудь там Сенегал». С другой стороны, в течение последних лет вся культура и публицистика работает исключительно на внутреннего потребителя, совершенно не задумываясь о том, читают ли или слушают наши новости и наших бардов на Западе, и если да – то какие выводы делают.

Самоуничижительный стиль изложения, переходящий от стеба до «все и так ясно», давно стал домашним даже для таких респектабельных изданий, как «Москвовские Новости». Вот, например, фрагмент из очерка Екатерины Карсановой «Настоящий мужчина на бульваре страсти» (МН, номер 33, 1999) – главный герой фильма «Страстной бульвар». Он начинает искать старых друзей по старым адресам и выясняет, что тот – пьет, а иной – пить уже перестал, потому что умер. Жены и подруги – нежные красавицы семидесятых годов, от такой жизни сделались распухшими, крикливыми истеричками. Короче говоря, очень русская история. В фильме это подчеркивается каждую минуту. И тюря из водки с черным хлебом, которой герой кормит своего черного гостя – «настоящая русская еда». И пьянки «русские», и разговоры «русские», и графоманская повесть, которую в перерывах между драками с женою сочиняет еще один персонаж картины, тоже – об «оскорбленном русском человеке».

Такие фильмы очень полезно смотреть в нерусской обстановке. Если мы читаем зарубежную прессу, и российские СМИ считают обычным делом использовать все от «Нью-Йорк Таймс» до «Реппублика», то почему в западных изданиях не должны появляться соотвествующие цитаты из российских газет с соответствующими комментарями? Американскому обывателю совсем ни к чему разбираться в скандале с «Банк оф Нью-Йорк», достаточно почитать фактический материал, ну например, «Хронику происшествий» из МК. Обратите внимание, это не гипотезы и предположения, а голые факты, которые публикует столичная газета, выходящая тиражом в 1.863.159 экземпляров (выходные данные от 21.8.99) – в три раза превосходящем население города Сан-Франциско.

Итак, краткое содержание рубрики «Хроника проишествий» от 21 августа 1999 года, озаглавленной «Ошибка Прометея»:

«Гражданин средних лет сжег своего отца», «Бухгалтерские недостачи списаны на пожар», «Пьяный фермер зарубил жену топором – потом решил труп сжечь, но притомился, заснул и не проснулся. Угорел до смерти», «В Зеленограде экс-муж облил экс-жену бензином и поджег, обгорело 50% поверхности тела», «Самосожжение 62-летней жительницы Казахстана, которая приехала навестить в Москву дочь», «Еще одно самосожжение. Некий гражданин сел в свой автомобиль, пропитал одежду бензином и сжег себя», «Целый день граждане ездили в одном лифте с покойным, и ни у кого даже мысли не возникло набрать 02, хотя стены кабины успели покраснеть от крови. Действительно, валяется какой-то там замухрышка, ну и что? Он-то умер, но мы-то живы! Лежит тихо, никому не мешает». Соотвествующие выводы: «Вот что значит убить по-русски. Маразм крепчает. В старину на кострах сжигали ведьм, ученых, инакомыслящих, а нынче, спустя пятьсот лет – жен родителей, детей? Дикий народ».

Конец цитаты. Это написал не маркиз де Костюн, не антисоветчик Бжезинский, а обозреватель МК Станислав Скобло в российской газете для российского читателя. Остается надеяться, что никто из иностранцев, а тем более потенциальных инвесторов, никогда не прочитает перевод этого материала, озаглавленный, скажем, «Дикий народ». А то не видать нам инвестиций еще лет 30. Что получается в сухом остатке? Чтобы безболезненно переносить все это, надо иметь очень крепкое здоровье. Физическое, само собой. Ну и психическое тоже. Лекарств, понятное дело, нет. Обезболивающих, тоже, ясное дело, нет. Врачи? Кто подался за бугор, кто в «челноки», еще остались настоящие специалисты, но их все меньше и меньше. Так что, если у вас заболел зуб – велика вероятность, что ни перед кем не отвечающий дантист начнет сверлить соседний, абсолютно здоровый. Ситуация, практически невозможная на Западе, частенько встречается в российской медицинской хронике.

И уж совсем упаси Господь, если вы заболели чем-то серьезным или родились инвалидом. Не рекомендуется пытаться подключится к Интернету, если вас занесло в подмосковный Красноармейск (60 км от столицы) – тут простых телефонов-то единицы, и связь с Москвой через коммутатор (...а на дворе 1999 год!) Не советую пытаться оставить на ночь под окнами новенькую BMW или Lexus, если не угонят, то раскурочат – это точно. Короче, главное – не высовываться.

Любая попытка показать окружающим, что ты не такой, как все: богаче, умнее, работоспособнее – карается по полной программе. Ферму сожгут, сенбернара отравят, спутниковую тарелку разобьют, а самого поставят «на счетчик». Идеальнее всего устроиться в теневую экономику, здесь спектр работ и услуг достаточно велик, никто, кроме посвященных, не знает, чем ты занимаешься, но деньги идут. Хорошо, но часто опасно заниматься «бизнесом».

Звучит хорошо – «27-летний председатель Правления банка», вот только убивают их почему-то очень часто. Неплохо попасть в силовые структуры – ФСБ, МВД, налоговую полицию. Правда, те, кто, подобно Жеглову, полагает, что «вор должен сидеть в тюрьме», имеют несколько старомодное представление о современных функциях правоохранительных органов.

Вот еще одно письмо Шуре Каретному: «Однажды гулял по Москве, подъехал ментовский уазик, и оттуда твой рассказ про Раскольникова доносится. Это и понятно, перед искусством все равны. Я и сам в этом году в ментовку учиться иду, но от этого мое отношение к тебе не меняется. Так что лет через пять, если тебя отмазать нужно будет, пиши – приедем, поможем. Женек, Москва».

Отмазывать – не отмазывать, но квасить, то есть употреблять спиртные напитки, можно в форме у всех на виду. Примеров сколько угодно. Недурно приклеиться к финансовым структурам. Правда, прошлогодний кризис спутал все карты, но некоторые обогатились так, что «на наш век хватит». До августовского дефолта начальник Управления мог получать от двух до четырех тысяч долларов в месяц, а опытный программист – штуку, полторы, а то и две. На жизнь хватало. Разумеется, чиновничья семья тоже с голоду не опухнет. Они, как юристы и дантисты, нужны любой власти. А вот в область Академии наук, в социальную сферу, на производство, честолюбивым юношам и девушкам лучше не соваться. Хроническое недофинансирование, зимой – холодные, темные коридоры. Бр-р-р-! Ботаники, библиотекари и физики всегда были «себе на уме». По крайней мере, раньше они как-то могли заниматься любимым делом.

Один мой знакомый, тоже приехавший в Калифорнию на учебу, попросил своих родителей сдать просроченные книги в местную библиотеку. Родители приехали, а там.... шашлычная. А книжки, наверное, вместо дров – чтобы шашлык вкуснее был. Слава Богу, что хоть еда в Москве пока вкусная, а то уж начинаешь думать, что кругом начнут продавать чифир да похлебку, чтобы, так сказать, было полное единение с зоной.