ФЕТИШ ДЕМОКРАТИИ

Христианство обещало людям искупление грехов, воскресение из мертвых и всеобщее равенство перед Богом.

Американская конституция провозглашает равенство людей в обладании неотъемлемыми правами - на жизнь, на свободу, на стремление к счастью.

Французская революция сделала своим лозунгом свободу, равенство, братство.

Нацизм объявил своей целью новый мировой порядок, подчинение низших рас высшим и равенство между членами высшей расы.

Коммунизм призывает к освобождению от оков собственности, воцарению всеобщего мира, равенству всех людей.

Как видим, крупнейшие массовые движения, вовлекавшие миллионы людей, при всей несхожести их целей и лозунгов, слово «равенство» писали на своих знаменах непременно. Философ Розеншток-Хюсси, в свойственной ему парадоксальной манере, описывает, как формулировали (как бы тайно) лозунг равенства четыре великие европейские революции: «Русская (1917): каждый пролетарий - капиталист- Французская (1789): каждый талант - аристократ- Английская (1641): каждый джентльмен-король- Немецкая (Лютер, 1517): каждый христианин-священник».*

Равенство, действительно, должно представляться нам неумирающей мечтой человека. Как же могло случиться, что достижение этой мечты обернулось кошмаром?

Эпидемии массового террора, прокатившиеся по коммунистическим странам в XX веке, в категориях уравнительного сознания остаются необъяснимыми. Из века в век уравнитель провозглашал главным источником вражды и зла неравенство-сословное, расовое, имущественное. И что же? Именно в странах, где все эти виды неравенства были уничтожены, где даже был отменен институт собственности, кровавый разгул вражды пронесся, как средневековая чума. Нашествия безжалостного врага не уносили столько жизней, сколько унесло правление коммунистов, взявших на вооружение уравнительные догмы.

Но взваливать всю вину на коммунистическую идеологию - удобное упрощение. Ведь в огромной степени террор состоял в том, что одни коммунисты уничтожали других. Судьи, следователи и палачи, только что расправившиеся с очередным слоем «правых или левых уклонистов», «вредных элементов», «вражеских шпионов», через два-три месяца сами могли быть увезены ночью в «черных Марусях» в подвалы НКВД или вытащены на освещенную сцену под железные прутья хунвейбинов.

Кроме того, массовый террор невозможно устроить без активного участия или хотя бы скрытого сочувствия народных масс. Там, где коммунизм был введен внешней силой - в Польше, Чехословакии, Венгрии и других подсоветских сателлитах, - где он не имел народного сочувствия, массовый террор не состоялся. Демона злобной зависти можно оседлать, им можно до какой-то степени управлять -но его нельзя создать искусственно. Он должен жить в сердцах людей. И имя демона, который вырывается в моменты массового террора: вечно тлеющая враждебность низковольтного к высоковольтному.

Что же удерживает этого демона, этого зверя в человеческой душе в периоды мирного существования государств? Его удерживают три стража:

1. Религиозно-моральные верования.

2. Традиция, отлившаяся в свод законов.

3. Вооруженная сила.

Там, где эти три стража соединенными усилиями держат демона в его тесном загоне, высоковольтные получают возможность принять участие в руководстве экономикой, политикой, культурой. И страна, как правило, начинает богатеть, обстраиваться, идти вперед по извилистой и трудной тропе, именуемой «цивилизация». А там, где один или все три стража ослабевают, единодушная враждебность низковольтных будет ставить высоковольтным неодолимые препоны. Они будут лишены доступа к руководящим постам, эти посты низковольтные будут распределять между собой, и страна начнет хиреть, беднеть, скатываться назад.

В странах, которые сегодня принято называть свободными, демократическими, первые два стража - мораль и закон - так сильны, что нужда в третьем практически отпадает. Обычно он находится в полном подчинении у закона, ограничен полицейскими силами. Только в моменты серьезных кризисов и уличных бунтов могут в Америке прибегнуть к третьему стражу, то есть вызвать для восстановления порядка национальную гвардию. П

ользуясь надежной защитой морали и закона, высоковольтные в этих странах имеют возможность продвигаться на руководящие посты и способствовать быстрому и устойчивому процветанию.

Беда лишь в том, что десятилетия спокойного существования создали у высоковольтных в этих странах иллюзию, будто рыночная демократия и есть естественная и наилучшая форма политического устройства. И что она доступна каждому народу, на любой стадии развития. Что морали и закону вполне по силам удерживать зверя зависти в человеке. А также и других зверей: расовой, национальной, религиозной вражды. Что третий страж - вооруженная сила - не только не нужен, но будет всегда служить лишь разжиганию гнева в людях - и гнева оправданного.

При такой системе представлений на демократию перестают смотреть как на результат долгих и доблестных усилий, как на плод духовного созревания всего народа. На нее начинают смотреть просто как на удачное изобретение, которое можно безвозмездно подарить любому обществу. И ожидают, что она будет распространяться по свету точно так же, как распространились другие изобретения: пароходы, самолеты, телефоны, электролампы, компьютеры.

Почти все страны Азии и Африки, освободившиеся после Второй мировой войны от колониальной зависимости, получили изначально демократическую форму правления со всеми необходимыми атрибутами: всеобщее право участия в политической жизни, избираемые народом местные и центральные власти, право собственности, свобода слова, свобода вероисповедания, свободные рыночные отношения. Колониальные войска были выведены отовсюду, ибо считалось, что двух других стражей окажется вполне довольно и будут созданы национальные вооруженные и полицейские силы, которые конечно же станут во всем подчиняться гражданским властям.

Но удержалась демократия, кажется, в одной только Индии. Да и в ней за 50 лет ее существования не удалось покончить с кастовым неравенством, а межнациональные и религиозные раздоры унесли уже миллионы жизней. Все же остальные государства через год, два, три оказывались под властью единоличной диктатуры или военной хунты. Состязательный принцип не смог утвердиться нигде. Почти все новые страны провозгласили своей целью построение социализма. Вен Белла в Алжире, Насер в Египте, Асад в Сирии, Садам Хуссейн в Ираке, Секу Туре в Гвинее, Кваме Нкрума в Гане, Сукарно в Индонезии, Бургиба в Тунисе - все приступили к национализации предприятий, к жесткому регулированию рыночных отношений, к той или иной форме коллективизации сельского хозяйства. За эту приверженность социализму европейские и американские уравнители готовы были долго закрывать глаза на жестокость этих режимов. И лишь когда они один за другим стали втягиваться в военные агрессии против свободного мира и друг против друга, их реальная суть начала выплывать из-под румяной социалистической маски.

Печален и страшен путь стран, подвергшихся преждевременным демократическим экспериментам. Алжир, Ангола, Бирма, Ботсвана, Зимбабве, Кения, Ливия, Мозамбик, Нигерия, Пакистан, Руанда, Мали, Судан, Тунис, Уганда, Цейлон... Военные перевороты, диктаторы, гражданские войны, террор, межплеменная резня...

Однако все эти трагические примеры не смогут поколебать убеждённого уравнителя. Он по-прежнему остается уверен в погрешимости своих политических пристрастий. Ведь учил же его величайший проповедник равенства - Жан Жак Руссо, - что с историческими фактами считаться не следует - он и не считается. Демократия -лучший вид правления, а если что-то не срабатывает, значит ее неправильно применяли.

Когда умелый янки из Хартфорда, что в штате Коннектикут, оказался в государстве короля Артура, он научил тамошних жителей множеству полезных вещей: ездить на велосипеде, изготавливать ружья и пистолеты, посылать телеграммы, говорить по телефону. И лишь одну сугубо американскую вещь он не пытался навязать им: демократический способ правления. Видимо, чувствовал, что ни рыцари, ни сам король Артур, ни злой чародей Мерлин, ни добрый поваренок Кларенс не смогут оценить по достоинству это политическое устройство.

Сто лет спустя все изменилось. Куда бы ни занесла судьба сегодняшнего американца, в какой бы отдаленной стране он ни оказался, с какими бы диковинными порядками и суровыми законами ни столкнулся, он через пять минут готов спросить: «У вас уже введена демократия? Нет? А почему? Это ведь такой замечательный политический строй. И очень нехитрый. Как говорится, элементарный. Хотите я вас научу?»»

Демократию будут навязывать народам, не знающим еще колеса. Если какой- то американский политический деятель посмеет вслух сказать, что не всякий народ и не на каждом этапе своего развития способен ввести такой сложный способ правления, его политическая карьера будет кончена. Демократия - это святое. Это венец творения. Гегель думал, что история нашла свое блистательное завершение в Прусской монархии. Американский философ Фукуяма сегодня объяснил нам, что история закончилась демократией. Нет нужды искать дальше. Идеальное политическое устройство найдено. Каждый народ может взять его и ввинтить у себя, как электрическую лампочку. А то, что кровавые политические раздоры продолжают бушевать в десятках государств, объявлявших себя демократическими, - это случайные отголоски прошлого, происки злых властолюбцев, результат невежества и неосведомленности.

Чем же так хороша демократия? Она хороша тем, что обеспечивает максимальную свободу граждан, объясняют американским школьникам. А максимальная свобода это то, к чему страстно стремится каждый человек. И цель государства - обеспечить свободу своих граждан во всех сферах их жизни и деятельности.

С чем, с каким завихрением ума можно сравнить эту догму? Вот разве если бы архитекторы стали уверять нас, будто главная задача любого здания - быть как можно выше. Ведь построены уже Собор Святого Петра в Риме, Лондонский Тауэр, Эмпайр-Стэйт билдинг в Нью-Йорке, высотные дома в Москве. Значит, секрет строительства открыт, теперь любой может последовать примеру и создавать у себя не менее высокие постройки.

Когда доводится беседовать с американским идолопоклонником демократии, порой не знаешь, с какого «нет» начинать.

НЕТ, свобода не является главной задачей государства. Как главная задача дома - давать надежное укрытие его обитателям, иметь прочные стены и крышу (а не тянуться изо всех сил в высоту), так и первоочередная задача государства - защищать граждан от внешнего врага и друг от друга. Еще Гоббс в 17-ом веке объяснил в своем «Левиафане», что государство начинается как раз с отказа от безграничной свободы. Оно вырастает из негласного договора между всеми гражданами, суть которого: каждый житель государства отказывается от своей естественной свободы - защищать себя от другого человека - и передоверяет свою защиту государству. И если государство, слишком увлекаясь фетишем свободы, утрачивает способность защищать своих граждан от получивших вожделенную свободу злодеев, воров и разбойников, оно рушится, как дом, спроектированный на непомерную, не соответствующую качеству строительных материалов, высоту.

НЕТ, большинство не бывает и не может быть правым всегда и во всем. Интерес большинства в огромной степени сосредоточен на сегодняшнем дне, в лучшем случае - на том, что будет два-три года спустя. Большинство нуждается в прозорливом меньшинстве, которое способно рассчитывать жизнь страны на много лет вперед. Нужен был библейский Иосиф, чтобы уговорить египетского фараона запасать хлеб в житницах в течение семи "тучных» лет, в ожидании прихода семи «тощих». И одна из задач государства - охранять это дальновидное меньшинство от раздражения и недовольства большинства. Если бы у египтян в те времена было всеобщее избирательное право, Иосифу бы крепко досталось за его мудрые советы.

НЕТ, самые превосходные писаные законы и конституции не являются гарантией устойчивой демократии. Никакие напечатанные на бумаге слова не могут заменить нравственный закон, живущий в сердцах людей. А если этот закон ослабел или был разрушен долгим беззаконием, творившимся в стране, понадобятся годы и десятилетия, чтобы он мог окрепнуть и стать тем невидимым раствором, который скрепляет разрозненные камни государственной постройки в единое целое. Это прекрасно понимал еще Адам Смит, когда писал, что процветание и могущество Англии в 18-м веке в огромной степени вырастало «не из хваленого английского законодательства»*, а из чувства чести рядовых английских сквайров, арендаторы которых не боялись строить необходимые постройки и улучшать арендуемую землю, потому что были уверены: нравственное чувство землевладельца не позволит ему воспользоваться этим улучшением участка и прогнать фермера, вложившего в него свой труд и деньги.

НЕТ, вливание денег в развивающуюся страну не является спасительной панацеей для укрепления ее экономики. Чаще всего оно оборачивается такой же нелепостью, как вливание крови в тело человека, сосуды которого забиты тромбами. Как телу не нужно больше шести-семи литров крови, так и государству не нужен избыток денег. Необходимо рассасывать тромбы, то есть облегчать финансовый оборот, поддерживать все формы кредита и безналичного расчета, а не душить предпринимателя непомерными налогами. Даже прямая продовольственная помощь со стороны может оказаться губительной. Когда Западные страны пытались помочь Сомали, тысячи тонн ввозимого продовольствия очень скоро оказались в руках спекулянтов, они выбросили его на рынок по бросовым ценам и за одно лето разорили сомалийских фермеров, которые на следующий год уже не смогли произвести хотя бы то количество продовольствия, которое они производили раньше. НЕТ, демократия не является изобретением 19-20-го веков.

Уже Аристотель, анализируя политические образования, существовавшие в его время, разбивает их на три возможные формы: правление одного, правление меньшинства, правление большинства. И все три формы могут, по его выражению, "уклоняться от правильного». Это уклонение происходит тогда, когда правящая группа ставит свой собственный интерес выше интересов государства. В этом случае монархия - правление одного - вырождается в тиранию, аристократия - правление меньшинства - в олигархию, демократия - правление большинства - в охлократию (власть толпы). А Монтескье уже в 18-м веке подробно описал, как демократия разрушается: "Принцип демократии разлагается не только тогда, когда утрачивается дух равенства, но и тогда, когда он доводится до крайности и каждый хочет быть равным тем, кого он избрал в правители»».

НЕТ, максимальная свобода вовсе не является благом для всех граждан. Она дает возможность талантливым, энергичным и одаренным добиваться жизненного успеха, обгонять менее одаренное большинство, занимать руководящие посты в политике, экономике, культуре. Что за радость для посредственного большинства - сознавать себя навсегда отделенным от верхних ступеней социальной пирамиды? И если в какой-то стране сохраняется возможность свободного состязания между людьми разных талантов, это свидетельствует лишь о том, что большинство способно подавлять в себе голос зависти и признает, что уступить место более способному - дело достойное.

В годы Холодной войны лидерам Третьего мира нелегко было выбирать между двумя возможными кормильцами - Соединенными Штатами и СССР. Шатнешься на сторону Советов - и кончишь там же, где индонезийские генералы, афганские партийцы, гренадский Бишоп. Шатнешься на сторону Америки - она потребует введения демократических послаблений, свободных выборов, и полетишь ты вверх тормашками вслед за никарагуанским Сомосой, иранским шахом, филиппинским Маркесом. Кастро, например, придя к власти, поначалу изображал из себя пламенного демократа, разъезжал по Америке и зачаровывал своими речами университетских либералов. Но как он мог допустить свободные выборы на Кубе? Какие у него были бы шансы остаться у власти и вообще уцелеть среди латиноамериканских политических страстей? Поневоле ему пришлось искать поддержки у далекой Москвы.

Но американские идолопоклонники демократии и сегодня не признают, что это они - своими невыполнимыми требованиями немедленной демократизации Кубы толкнули эту страну, так же, как десятки других развивающихся стран, в объятия коммунизма. В их истолковании все кровавые раздоры в мире спровоцированы одним и тем же загадочным чудовищем, имя которому: Американский военно-промышленный комплекс. Никакие примеры новейшей истории, никакие свирепые диктатуры в странах Африки и Азии, куда военно- промышленный комплекс ну никак не мог бы добраться, не заставят их усомниться в своей правоте. Демократия - идеальное политическое устройство, и мы будем вводить его всюду любой ценой.

Цена, уплаченная народами, на которых ставят преждевременные демократические эксперименты, высока и кровава. Межплеменная и межрелигиозная вражда, таившаяся под гнетом сильной центральной власти, начинает полыхать неудержимо, как лесной пожар. В Индии резня между мусульманами и индуистами, начавшаяся сразу же после ухода англичан, унесла миллионы жизней. Ангола, Уганда, Зимбабве, Шри-Ланка, Эфиопия, Судан, Руанда и десятки других стран, в которых бывшие колониальные власти, уходя, пытались насадить демократию, заплатили за это гражданскими войнами, террором, возникновением кровавых диктатур.

Во всех этих печальных примерах разгоравшаяся вражда оставалась все же в значительной мере междуусобной. Но в нынешнем году мы увидели что-то небывалое. Объединенные силы Запада заявили независимому государству, что они считают прогресс демократии в нем недостаточным. Они потребовали от Югославии проведения референдума в Косово. Учитывая тот факт, что 90% населения этой области были этническими албанцами, референдум означал отделение Косова от Югославии. То есть от страны потребовали просто так отдать пятую часть своей территории. Требование мало чем отличалось от требований Гитлера к Чехословакии в отношении судетских немцев. Даже если бы на месте Милошевича был какой-нибудь гуманный и разумный лидер, он не мог бы принять подобный ультиматум. Милошевича можно объявить военным преступником, можно судить за кровь и страдания сотен тысяч людей, можно объявить виновным, посадить за решетку, повесить во дворе нюрнбергской тюрьмы. Но это не изменит сути дела: не он развязал в очередной раз вековую вражду, не он зажег пожар. Зажгли его страстные поклонники демократии, вооруженные новейшими бомбами, ракетами, авианосцами, истребителями.

Зверские бомбежки беззащитной Югославии не могли достигнуть ни одной из тех целей, которые якобы ставил перед собой демократический Запад. Они не могли остановить резню, начатую сербскими националистами на территории Косова. Они не могли лишить власти злодея Милошевича. Они не могли способствовать демократизации Югославии. И главное, они не могли способствовать созданию независимого и демократического государства на территории Косова, ибо албанцы, живущие на этой территории не имеют никакого опыта политического самоуправления, не имеют независимой хозяйственно-экономической структуры, не имеют уверенности в том, что полные ненависти сербы не вернутся в эти края немедленно после ухода войск ООН.

Единственный результат этой беспрецедентной агрессии против независимого государства, ничем не нарушившего нормы международного права, сводится к тому, что немедленно подняли головы радикалы-сепаратисты во всем мире. Бомбы еще падали на Белград, когда возобновили военные действия против индонезийских войск сепаратисты Восточного Тимора. Застопорился мирный процесс в Северной Ирландии. Снова запылала Чечня. "Посмотрите, чего добились албанцы ! Могущественный Запад бомбит их вековых врагов. Нельзя упускать такой момент!»»

Международное право - детище 20-го века. Это еще младенец в колыбели. И бомбежки Югославии нанесли ему тяжелейшую рану. Борясь с "варварством»», гуманный Запад загнал себя в моральный и политический тупик. Что мы будем теперь делать с курдами Турции, тамилами Шри-Ланки, сикхами Индии, индейцами Мексики, палестинцами Израиля? Бомбить Анкару, Коломбо, Дели, Мехико, Иерусалим? Когда пытаешься задуматься над тем, как цивилизованные и передовые страны могли оказаться в таком тупике, каким образом естественное восхищение демократией могло перерасти в слепое идолопоклонство, поневоле приходишь к убеждению, что тут должны крыться какие-то необычайно сильные эмоциональные пружины. И думается, что главные из этих пружин - лень ума и сентиментальная сострадательность.

Когда цивилизованный западный человек видит голод, бедность, нищету, жестокость в развивающихся странах, естественный импульс сострадания толкает его к порыву: "Мы должны что-то сделать?» Политический деятель, который попытался бы в ответ на этот порыв начать рассказывать историю данной страны, объяснять ее этнические, религиозные, социальные особенности, перечислять все трудности, которые надо будет преодолеть для оказания ей действенной помощи, не будет пользоваться большой популярностью. Зато политический демагог, заявляющий, что введение Демократии за два-три года избавит население страны от страданий, будет встречен на «ура».

Марксисты уверяли весь мир, что социализм есть единственный возможный путь для развивающегося человечества. Идолопоклонники демократии уверяют, что единственный возможный путь - демократия. Но и та, и другая догма обретает свою силу главным образом за счет своей простоты. Человеку предлагается универсальная идейно-политическая отмычка - и он счастлив ухватиться за нее, потому что теперь можно ни во что не вникать, ничего не изучать, ни с чем не считаться. Как Буратино, нашедший золотой ключик, он верит, что теперь заветные двери будут открываться перед ним. И это он, при опросах общественного мнения в Западных странах, составлял те 30-40%, которые высказывались за продолжение бомбардировок Югославии. Ну, а когда несчастные, чудом уцелевшие люди, с наступлением зимы, начнут умирать в разоренной стране, наш демократический Буратино станет искать злых Карабасов-Барабасов, которые и на этот раз не дали демократическому ключику открыть заветную дверь.

Серьезный и убежденный сторонник демократии знает, что этот политический строй вырастает в результате напряженных духовных усилий и поисков всего народа; что доступен он лишь народу, обладающему политической и нравственной зрелостью; что путь этот долог; что в древних Афинах от законов Солона до учреждения правления большинства прошло около ста лет; в Древнем Риме от свержения царей до республики - еще больше; от Английской революции 17-го века до создания Соединенных Штатов - полтора века; от Французской революции до Французской республики - 80 лет. И что в индустриально- электронную эру этот процесс не будет идти быстрее, потому что природа человека осталась неизменной.

Защитник ценностей, лежащих в основе демократического строя, знает, что у демократии всегда было и будет много врагов, и готов бороться с ними. Хотелось бы только, чтобы он пристальнее вгляделся в феномен, возникший в результате конца Холодной войны: на сегодняшний день открытые враги демократии - коммунисты, нацисты, религиозные фанатики - представляют меньшую опасность, чем идолопоклонники демократии, приравнивающие ее к одному из удобных, легко доступных изобретений индустриальной эры. Ибо именно они толкают созревающие страны на поспешные и обреченные на неудачу политические и социальные эксперименты, которые дискредитируют демократические ценности в глазах измученных, потерявших надежду людей.
Статья, с согласия автора, составлена из фрагментов, взятых из только что вышедшей книги Игоря Ефимова "Стыдная тайна неравенства" и статьи, опубликованной в журнале "Эксперт".

E-mail Игоря Ефимова Yefimovim@aol.com

      Адрес издательства "Эрмитаж" Игоря Ефимова

      P.O.Box 410
Tenafly
N.J. 07670
USA