РОССИЯ ВЫМИРАЮЩАЯ

Когда я служил в армии, а было это в середине семидесятых, в самый разгар развитого застоя, кто-то ночью принес в казарму канистру тормозной жидкости. Мне, слава Богу, не досталось. Очередь не дошла. Иначе не имел бы счастья читать «Лебедя» и писать это письмо издателю и редактору.

Умерло пятнадцать человек - те, кто запивали водой. Тех, кто только «закусили» рукавом, пришлось комиссовать, как пожизненных инвалидов.

Там мне еще приходилось пить «Тройной» одеколон, лосьон после бритья под полузабытым названием «Нежность», и еще какую-то гадость, выпускаемую советской парфюмерией. (Сам видел название на прилавке одеколон «Питьевой»).

Как пьянствовала армия, вроде бы наиболее организованная и дисциплинированная часть общества (что уж говорить о других его частях) в те времена, которые нынче кажутся благословенными, рассказывать можно долго. Например, один офицер с тоски устроил дебош в местном ресторане с битьем зеркал и сытых морд официантов, этих «новых русских» тех лет, и, к зависти товарищей по оружию, его уволили из рядов непобедимой и легендарной. На другой же день после зачтения грозного приказа, захотелось испытать того же позора сразу нескольким молодым лейтенантам, причем в том же ресторане, хотя были и другие. И повторили все по полной программе, с непременным мордобоем в качестве десерта. Но начальство быстро раскусило их коварный замысел, и, боясь уже массовых офицерских дебошей, просто отправило соискателей увольнения на гауптвахту. В городе Дзержинске Горьковской области, где все это происходило, невозможно было появиться с увольнительной, чтобы к тебе не пристал какой-нибудь уголовник, предлагающий бутылку водки за пистолет Макарова и пару обойм. И эти пистолеты и автоматы пропадали в ружейном парке и в карауле один за другим. А солдатики возвращались из увольнительной пьяными в стельку. (Однажды это случилось во время проводившейся в нашей части инспекции генштаба. Проверяющие ничего не узнали. Проверка морально-боевого духа личного состава и его появления осуществлялись параллельно, нигде не пересекаясь).

В карауле к восемнадцатилетним часовым подходили сорокалетние тетки и предлагали свою любовь а ля Моника Левински за бутылку сивухи собственного производства. И когда приходила смена, парни уже не вязали лыка, будучи не в силах застегнуть ширинку. По пьянке мы устраивали драки, полк на полк, в местном парке с «чекистами» (охранявшими заводы, производившими ракетное топливо). Клич: наших бьют! - и уже никто не мог удержать нас, солдат и сержантов срочной службы, сигавших через заборы на помощь товарищам - с последующими возлияниями по случаю очередной победой над синепогонниками. (Нам потом проводили вечера дружбы. Ходили к ним в гости. Их условия жизни и кормежка были не в пример лучше наших. Поэтому все начиналось с начала).

Еще помню, как 23 февраля наш полк пригласили в местный Дом культуры химиков на праздничный концерт. В зале было душно, и хотя были приняты чрезвычайные меры (включая офицерские патрули вокруг забора части, чтобы никто не мог сбегать к местным самогонщикам), солдатиков развезло настолько, что стоило начать блевать одному, как потянуло всех остальных, и началось нечто кошмарное и невообразимое, что закончилось крупным скандалом с последующими оргвыводами, но без освещения в СМИ.

Я вспомнил все это, читая «Пьяную вишню» Александра Левинтова и - особенно - письмо Алексея Базукина.

" ....в экстремистов нынче зачисляют всех, кто обнаруживает, что народ истребляется со скоростью четырех тысяч в день и полутора миллионов в год, что демократами, сионистами и ельцинистами проводится страшная, пострашнее гитлеровской, зачистка русских территорий и передача их "золотому интернациональному миллиарду".

Дело в том, что А. Базукин, судя по его аргументации, может быть не в курсе, но «хорошо пишущий» Проханов явно лукавит, будто не знает статистику. В Советском Союзе численность население действительно росла, но не за счет России, которая старела и стареет до сих пор, а за счет южных республик, прежде всего среднеазиатских. Поэтому сравнивать демографическую ситуацию в СССР и нынешней России по меньшей мере не корректно. Чадолюбивые республики отделились, и мы воочию увидели, как обстоят дела на самом деле. Кстати, в последние советские годы, когда правили нами трезвенники Горбачев и Лигачев, наро
д массами травился подпольной сивухой, и статистика вряд ли скажет, сколько во время «сухого закона» погибло или сколько стало инвалидами.

Зато быстро росла численность населения в нищей Индии и в маоистском Китае. В тоже время неудержимо стареет население в благополучных США, но Клинтона там обвиняют отнюдь не в геноциде или падении деторождаемости, а как бы наоборот. Тоже самое можно сказать о Германии, Голландии и других благополучных странах. Безусловно, ситуация в России сегодня только ухудшилась. Множество людей, привыкших жить на нищенскую получку за безделье, или произведенный товар, который никому не нужен, не смогли адаптироваться к новым условиям, когда вместо кем-то пойманной рыбы им предложили удочку. И опустились еще ниже. Они рано умирают, травясь скверной выпивкой и убивая друг друга в пьяных драках. Я часто это вижу, но ни разу не наблюдал, чтобы кто-то поил их насильно. Они - на виду и на слуху - вымирают вместе с прежней Россией, и не уверен, что по ним можно судить об всех остальных, здесь проживающих.

Еще один пример, который кажется мне характерным для наших дней. В нашем доме проживала супружеская пара, пропивающая все на свете при всех режимах. Они продали свою квартиру каким-то кавказцам и переехали в Ногинск в коммуналку. Деньги получили немалые, можно было вложить в дело, как многие сейчас поступают. Год о них ничего не было слышно, соседи решили, что они наконец чем-то занялись и забыли. Но появилась прежняя жиличка, пришла к новым хозяевам своей квартиры и заплетающимся голосом сообщила, что только что похоронила мужа (ему исполнилось пятьдесят), и потребовала на бутылку за упокой его души. Они ей дали. Теперь она приезжает к ним регулярно, скандалит, что жиды и черножопые Россию погубили, и они ей снова дают. И подобных ей здесь тьмы и тьмы. И ничего не остается, как ждать, когда они, прости меня грешного, уйдут в иной мир.