ГОЛОД(затянувшаяся трагедия в восьми актах)

     Это – пристальный взгляд из глубины глазниц, но напрасно в нем искать надежду, желание, взыскание. Голодный взгляд зачаровывает своей пустотой, глубокой и чистой пустотой. В голодном взгляде – тайное презрение к объекту взгляда и столь же потаенное чувство человеческого достоинства и укоризны этим достоинством.

Кто испытывал голод, тот знает: голод – это не когда нестерпимо, до резей хочется есть, а когда есть уже не хочется и, если ешь, то это невкусно, от этого срежещет и больно во рту и в животе, когда едят не ртом, а только глазами, когда в первом надкусывании – глубокое сожаление и разочарование возвращением в этот бесконечный и кошмарный сериал сновидений под названием жизнь.

Голод – это непрерывное и утомительное нежелание есть и жить, все ломит и болит, особенно в суставах и тех местах, которые когда-то были ушиблены, сломаны, вывихнуты, повреждены. Все саднит и становится хрупким, особенно сознание, скрежещущее в занозах мелких и ненужных мыслей. И начинаешь видеть во всем иной смысл, кажущийся более истинным, чем ранее. И затейливо оббираешь вокруг себя рваные оборки своей крошечной среды обитания, стараешься молчать, потому что при говорении со словами выпархивают такие скупые теперь калории и маковки тепла или смысла.

Когда я был ребенком, я часто в такие минуты думал, почему нет бога голода? И потом в мифологиях и сказках нигде не находил бога голода, пока не понял, что такого бога нет: люди слишком хорошо знают голод, чтобы обожествлять и поклоняться ему – в голоде нет никакой таинственной силы, а только очевидное бессилие.

В поисках голодного бога я колесил по своей стране и миру. И – много видел голодных и голода, а бога его не встретил. И теперь все еще, уже толстый и неуклюжий, смотрю с рвотным состраданием на ковыряющихся в мусорных баках и жрущих что-то холодное и застывшее, зачерствевшее, из этих параш, а еще смотрю с рвотной ненавистью на тех, кто выбрасывает груды объедков и недоедков, кто регулярно разгружает свои холодильники и потаенки, рестораны и столовки залежавшейся и заплесневевшей, прокисшей, просроченной, завонявшейся завалью – где ж вы, падлы, были, когда другие, мимо вас, голодали и доходили? Отчего вы не чувствуете эти спазмы сведенных голодом желудков, как руки у вас не отсохнут выбрасывать столько и не дать голодным?

Несуществующий бог голода запрещает мне, как нравственное святотатство, голодать в лечебных целях и худеть, извергая из себя непроваренное съеденное: не хочешь жрать – отдай, а не ставь себе клизму и не суй два пальца в глотку, как ты привык это делать еще с луккуловых времен.

История человеческая – история голода людей: рабов, обезумевших и тронувшихся в скитания древних народов, обитателей осажденных городов и крепостей, крестьян с погибшими или невзрачными урожаями- история Исхода, когда стали есть падающую с неба пресную манну, присаливая ее слезами изгнания и поиска.

Особым голодом косило Европу в 16 веке – столетии малого оледенения, когда 86 лет из ста оказались неурожайными и с недородами, когда во французских деревнях торговали человечиной, а крестьяне, выращивая пшеницу, ели лишь ржаной хлеб. Тогда появились на столах плоские тарелки и блюдца, вилочки и ложечки – нечего было жрать. А сахар подвешивали над столом, и каждый подставлял свою плошку с чаем снизу, чтоб растворить себе немного сахарку. Кто ж мешкал и задерживался, получал увесистой и звонкой ложкой по лбу.

Эта голодная Европа кишела вонючими бродягами и попрошайками, ведь голод толкает людей взашей из дому и по жизни. Завшивевшие и туберкулезные (это троица – голод, вши и чахотка -- неразлучна), они легли нетучным, скупым, но зато последним навозом европейской предыстории капитализма, потому что, когда они сошли со сцены, настала эпоха рыночной экономики. Это они, освободив от себя землю и города Европы, сделали труд самым дорогим и дефицитным товаром, а носителя труда – драгоценным и осознающим это потребителем. Голодом была порождена Реформация и ее постоянная спутница – аскеза трудолюбия, industria. Голод толкнул массы людей на путь призвания и труда. И пусть – Варфоломеевская ночь – на нее протестанты ответили казнью Марии Стюард. Пусть – толпы подыхающих с голоду – навстре

чу им Шекспир и Коперник с новыми обоснованиями человеческого достоинства и места в мире. И гибнут в осадах и сдаются города-крепости воинственному богу голода – но Рабле живописует на все времена обжорство и на все времена пишет неистовые пророчества Нострадамус. Я думаю, Рабле живописал обжорные баталии Гаргантюа и Пантагрюэля, мучимый спазмами голода – это так похоже на нас, человеков – предаваться виртуальному чревоугодию и вообще виртуальным смертным грехам в вынужденной аскезе постничества и воздержания – по тюрьмам ли, по нужде ли…
А в России малютаскуратствует жесточайший и трусливейший Иван Грозный, иссекая данный ему в немилосердие народ казнями, смертями и голодом, голодом, голодом.
История моей страны – история голода. Во все ее времена. Но мне близки и понятны, а порой и памятны ее последние страницы.
Весь почти девятнадцатый век нищий и голодный, серый народ тужился поставить на ноги национальную экономику: 96% экспорта страны составлял недоеденный этим снулым и непросыхающим народом хлеб. И аккурат в конце века свершилось – рубль стал конвертируемым и проконвертировал аж почти двадцать лет.
Что было лишь прелюдией к нескольким актам жуткого голода, развернутого большевиками.

Акт Первый – война за голод с гражданским населением

Как и у кого забирался "хлеб" (под "хлебом" тогда понималось все съедобное и даже несъедобное, но нужное):

17.2.18. Получил Вашу телеграмму от 31.1 о взятии Шахтной и Каменоломень. Приветствую успехи советских войск. Особенно благодарю за сообщение о посылке 60 вагонов угля через Царицын. Убедительно прошу сообщать телеграфом номера поездов с углем и хлебом и точные часы и дни отправки. Крайне важно. Посылайте больше хлеба. (ПСС, т.50, с.43).     12.УШ.18, Получил Вашу телеграмму (из Пензы). Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе и исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу думать, чтобы Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества и особенно хлеба у восставших кулаков (ПСС, т. 50, с. 148).12.УШ.18. - Получил Вашу телеграмму (из Пензы) о подавлении бунта кулаков. Надо ковать железо, пока горячо, и для этого использовать подавление кулаков для совместного беспощадного подавления спекулянтов хлебом, для конфискации у крупных богатеев хлеба и для массовой мобилизации бедноты, наделяемой хлебом (ПСС, т. 50, с. 148). 20.УШ.18. - Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев в уезде (Ливны). Необходимо ковать железо пока горячо и, не упуская ни минуты организовать бедноту в уезде, конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба. Телеграфируйте исполнение. (ПСС, т. 50, с. 22.УП.20. 23.УШ.18. ... Подготовка подрывных средств на всякий случай для полнейшего уничтожения Котлас-Вятской дороги. Во-вторых, же и в главных, для энергичнейших продовольственных операций в связи с успешно идущим подавлением кулацких восстаний к югу от Вятки в целях беспощадного истребления кулаков, конфискации у них всего хлеба, подвоза его через Вологду и через Нижний, а равно для закрепления организации бедноты (ПСС, т. 50, с. 168). 20.УШ.19. Исполкому немецкой коммуны (Марксштадт, бывший Екатериненштадт): - Уборка хлеба крестьянами крайне важна для республики. Прикажите строжайше всячески сохранять крестьян при уборке хлеба и беспощадно расстреливать за грабежи, насилия и беззаконные поборы со стороны войска (ПСС, т.51, с.36). – грабить всех, но немцев – не трогать! 18.2.20. - Очень рад, что взяли умеренную разверстку - 158 млн.пудов и 10% оставляете бедноте ... 4) измерять работу Укрсовтрударма ежедневно количеством подвезенного хлеба, угля, ремонтом паровозов (ПСС, т.51, с.135). 22.УП.20. - 1. Войскам Кавкфронта идти через всю Украину, рассчитав маршрут так, чтобы в каждую волость (из 1900 приблизительно волостей Украины) заходила дважды, через определенный промежуток времени, сначала конная, потом пешая часть для выполнения ( и затем проверки выполнения) следующих задач: а) сбор продовольствия (по продразверстке) б) составление двойного ( против разверстки) запаса продовольствия. Назначение этого двойного запаса - фонд товарообмена: из этого запаса у крестьян хлеб будет браться после предоставления крестьянам местных товаров, русских и заграничных, по соглашению с местными крестьянами. в) составление (и проверка) списка "ответственных" крестьян (из местных богачей ...). Ответственные крестьяне лично отвечают за выполнение продовольственных и других заданий власти (за неисполнение этой задачи - расстрел) г) разоружение крестьян-богатеев и у кого найдено (расстрел) и на всей группе "ответственных крестьян" (штраф, но не деньгами, а хлебом и вещами; конфискация имущества, арест; работа в копях) д) помощь в засеве полей. 2. Для указания целей в каждую воинскую часть добавить комиссара или инструктора ... 3. В "упорных" волостях или селах воинские части либо организуют "третье посещение", либо остаются на постой подольше (до 2-х недель) для наказания и исправления. 5. Издать архипопулярную листовку для крестьян, для объяснения дела вообще и запмагазинов для товарообмена на заграничные товары особенно (ПСС, т.51, с. 244-246). Для кого и для каких целей осуществлялся этот грабеж: Март 18. - ... Немедленная эвакуация хлеба и металлов на восток, организация подрывных групп, создание единого фронта обороны от Крыма до Великороссии с вовлечением в него крестьян, решительная и безоговорочная перелицовка имеющихся на Украине наших частей на украинский лад - такова теперь задача. Нужно запретить Антонову называть себя Антоновым-Овсеенко, - он должен называться просто Овсеенко. То же самое нужно сказать о Муравьеве (если он останется на посту) и других ....Насчет денег распорядитесь выдачей необходимого для обороны, но будьте архиосторожны, давая лишь в самые надежные руки и под серьезнейшим контролем, ибо охочих "хапнуть" или зря выкинуть теперь много (ПСС, т.50, с. 49-51). 26.У1.18. Отряды и отряды! Используйте победу на перевыборах. Если питерцы двинут тысяч 10-12 в Тамбовскую губернию и на Урал и т.п., и себя спасут и всю революцию, вполне и наверное. Урожай гигантский, дотянуть только несколько недель (ПСС, т. 50, с. 106). 4.УП.18. - Благодарю за пропуск 36 вагонов в Германию; это для наших бедствующих военнопленных. Прошу опровергать все гнусные клеветы и помнить, что мы должны помогать нашим военнопленным изо всех сил (ПСС, т.50, с.112). 1.Х.18. - Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших. Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством ВильгельмII + Эберти и прочие мерзавцы. Но немецким рабочим массам, немецким трудящимся миллионам, когда они начали своим духом возмущения (пока еще только духом), мы братский союз, хлеб, помощь военную начинаем готовить. Все умрем за то, чтобы помочь немецким рабочим в деле движения вперед начавшейся в Германии революции. Вывод: 1) вдесятеро больше усилий на добычу хлеба (запасы очистить и для нас и для немецких рабочих), 2) вдесятеро больше записи в войско. Армия в три миллиона должна быть у нас к весне для помощи международной рабочей революции. (ПСС, т.50, с. 185-186). 9.Х1.18. Вильгельм отрекся от престола. Необходимо напрячь все усилия для того, чтобы как можно скорее сообщить это немецким солдатам на Украине и посоветовать им ударить на красновские войска, ибо тогда мы вместе завоюем десятки миллионов пудов хлеба для немецких рабочих и отразим нашествие англичан, которые теперь подходят эскадрой к Новороссийску (ПСС, т.50, с. 202-203). 10.1У.19. - Мы просим питерских рабочих поставить на ноги все, мобилизовать все силы на помощь Восточному фронту. Там солдаты-рабочие подкормятся силами и продовольственными посылками помогут своим семьям. Победив там, мы кончаем войну, ибо из-за границы помощи белым больше не будет (ПСС, т.38, с. 268). Вторая половина апреля 19. ... - Надо не дать остыть теперешнему подъему, продержать его минимум 2 месяца и еще усилить. Иначе не кончим войны, а кончить ее надо во что бы то ни стало, ибо признаки усталости масс (100000 дезертиров) все учащаются. 1) На Дон отправить тысячи 3 питерских рабочих, негодных к войне и невооруженных. Цель - наладить дела, обессилить казаков, внутри разложить их, поселиться среди них, создать группы по деревням и т.д. ... Советую двинуть этих рабочих поголовно на Украину, на Дон, на Восток на 3 месяца. Глупо голодать, гибнуть в Питере, когда можно отвоевать хлеб и уголь. Еще и еще надо "грабить Питер", т.е. брать из него людей, ибо иначе не спасти ни Питер, ни России. Разные отрасли управления и культурно-просветительной работы в Питере можно и должно ослабить на 3 месяца вдесятеро. Тогда спасем и Россию и Питер. Других рабочих уровня питерцев у нас нет (ПСС, т. 50, с. 295-296). 16.УП.19. В ответ на телеграмму военкома 3 бригады постановлением Совета Обороны от 16.УП разрешается в данном случае организованная уборка хлеба с соблюдением интересов местных крестьян и без малейшей задержки в военных операциях. Убранный хлеб должен быть направлен в армию Западного фронта (ПСС, т. 51, с. 15). 25.УП.19. - Нарядов нарушать нельзя ибо они дают хлеб войску, а все сверх нарядов шлите в адрес Компрода в Москву. Сообщите точно, какие именно количества хлеба где именно имеются (ПСС, т. 51, с. 21). 5.У.21. - Прошу Вас дать распоряжение комсоставу Конармии, чтобы во время перехода Конармии оказывалось всемерное содействие местным продорганам ввиду необходимости экстренной и быстрой помощи Москве (ПСС, т. 52, с. 177). 28.У.21. - Выполнение разверстки, переход к продналогу, общее продовольственное положение страны не дают уверенности центру обеспечить в достаточной мере части Красной Армии необходимым продовольствием, но армия не должна испытывать голодания ... Губпродкомы обязуются за счет товарообмена в первую очередь удовлетворить нужды армии, в пределах даваемых центром нарядов. Тяжелое предположение, усугубленное переходом от разверстки к продналогу, должно отразиться на армии менее всего. (ПСС, т. 52, с. 327).

Акт Второй – продналог и нэп

Гражданская война якобы кончилась, кончился военный коммунизм и продразверстка, но все это оказалось опять лишь прелюдией. В начале 20-х голод обуял всю страну, но особенно Поволжье. Это не было стихией природы – то была целенаправленная акция. Развязанный голод стал поводом для ограбления церквей. Награблено было – на миллиарды золотом, использовано для борьбы с голодом – сотые процента награбленного. В сравнении с американской программой помощи голодающим Поволжья (организованной Гувером) – фактически ничто, но и американская помощь до голодающих не доходила – это разворовывалось на государственном, ведомственном и частнопредпринимательском уровне. В Поволжье матери варили и ели своих детей. Мужиков в деревнях почти не было: только в Тамбовской губернии и только в ходе зачистки, осуществлявшейся Тухачевским, была физически уничтожена треть взрослого населения – более половины всех мужиков.
Пережившие этот голод (семья моего отца жила тогда в Саратове) до конца своих жизней собирали со стола крошки и отправляли его в рот трясущимися от неистребимого страха руками.
Акт Третий – коллективизация

Об этом голоде написано и приведено цифр и фактов – море. Коллективизация стоила 12 миллионов жизней. Развязанный на Украине голод 30-32 годов унес еще миллионы жизней. В подвалах Тюменского обкома партии в 60-е годы я читал потрясающие отчеты о том, как высланных из европейской части страны кулаков разместили севернее Тюмени: через год уполномоченные комиссары обнаружили у сосланных тучные стада и полные закрома. Кулаков вновь раскулачили и отправили под Ханты-Мансийск. Через год – опять реки молока и дивные урожаи, их – под Березово. И так, пока не загнали за Селехард, где погибли все.
В Горном Алтае, в Верхнем Уймоне мне рассказывала 80-летняя старушка: их семью (вдовый отец и семь девчонок мал-мала-меньше) раскулачили, хотя у них была лишь одна коза: за упорство в староверии. Всех восьмерых раскидали по лагерям от Урала до Магадана. Чудом выжила и вернулась только она одна.
Моя мама, в пятнадцать лет ставшая "педмолодняком" (ускоренная подготовка учителей для ликвидации неграмотности и начального образования) была брошена на фронт культурной революции в Пензенской области (сама мама – пензячка). На учебный год им на двоих был выдан мешок луку. Спустя десятилетия она все еще с трепетом священнодейства жарила лук "не на чем" – одно из лучших блюд в ее репертуаре.
И, конечно, страшное изобретение голода – трудодни. Оплата труда натурой, в конце сельскохозяйственного года, раз в год, после сдачи всех планов, обязательств и прочих поборов…Разумеется, никакого пенсионного обеспечения – старикам полагалась смерть как отпущение грехов и на волю. 
А ведь сохранялся все эти жуткие годы неимоверный пресс натурального продналога – с единоличного и приусадебного хозяйства. Он был не просто прогрессивным – он рос с каждым годом, независимо от урожая и дорода. С каждой яблони – столько-то ведер яблок, от каждой свиноматки – столько-то поросят, от каждой коровы – молоко и по теленку каждый год. И резали визжащую, и гибли по ночам под топорами сады на задах. Слезами обливаясь, рубили родименькую.
Послевоенная политика Сталина построения коммунизма за счет снижения цен (в идеале – до нуля, до отмены денег) ударила прежде всего по крестьянам, которые с ужасом слушали 1 апреля каждого года тихий голос всесоюзного старосты Михал Иваныча Калинина с перечислением продуктов питания, на которые падали цены – ведь это означало изменение расценок крестьянских трудодней. В деревнях к середине 50-х годов доедали солому с крыш, во тьме кромешной сплошной, но не дошедшей до них электрификации.

 

И жизнь стала хороша,
И жить стало весело…
При свете электрических лучей
вы дней не отличите от ночей,
пускай же ярче запылает белый свет, роднее Сталина на свете имя нет.  

Акт Четвертый – великая война с отечеством
Под предлогом войны с Гитлером Людоед умудрился ухлопать и уморить голодом великое число народа и народов. Тут только некоторые факты, без особых комментариев:
Питер был брошен на произвол судьбы как особо ненавидимый Сталиным город и, кабы не ненавистные финны, державшие против немцев северную границу, этого города просто бы не стало.
Армия зэков в годы войны не уменьшилась, а даже возросла – тыл держался, в основном, на них. В годы войны в Норильске "жило" 1250 тысяч зэков – это больше, чем в Питере, бывшем до войны крупнейшим городом страны с четырехмиллионным населением. Содержание зэков составляло 9 копеек в сутки, что включало в себя питание, одежду, охрану, транспортировку, обслуживание и жилье, а также все разворовываемое ментовней. 
В годы войны были высланы в Сибирь и Казахстан немцы Поволжья, чеченцы, крымские татары, калмыки и многие другие "народы-предатели". От семисот тысяч калмыков осталось 100 тысяч, остальные умерли от голода и болезней. Потери других народов столь же неутешительны. В ходе войны и особенно после войны из "оккупированных" территорий вывозились все пережившие эту оккупацию. Особенно пострадали в лагерях и спецпоселениях коренные народы – эстонцы, литовцы, латыши, украинцы, поляки, евреи (из уцелевших), молдаване, румыны, болгары, но и русским досталось. Русская учительница русского языка из Кишинева рассказывала мне, что видеть не может горбушу, которой ее кормили четыре года в спецпоселении в Кузбассе -- четыре года ничего, кроме горбуши только за то, что родилась и выросла до шестнадцати лет в Кишиневе!
На этом фоне обстоятельств – две коротеньких истории.
Первая. Мой дядя Карп Афанасьевич Володькин родом из очень бедной белорусской семьи (17 детей). Он начал войну летчиком, в первый же день был сбит и попал во Львовскую цитадель. Человек впервые попробовал кофе и многие другие вещи только в немецком плену. Восемь раз он убегал из немецких лагерей для военнопленных, которые охранялись не столько немецкими солдатами, сколько непрерывным поносом у военнопленных. Ему же его луженый желудок позволял. Немцы каждый раз ловили его на подходе к родной деревне, из какого бы германского далека он не бежал. Девятый раз он попал уже в наш лагерь, откуда бежать невозможно, и он безропотно оттрубил положенные ему годы.
Вторая. Самое раннее свое детство я провел в Питере – отца по ранениям освободили от фронта, но оставили в действующей, направив на учебу в Питерскую академию связи. Самих ленинградцев, пытавшихся вернуться из эвакуации в родной город, всячески не пускали, заполняя город новыми людьми. Да, мы голодали и недоедали, жрали по весне траву, объедали штукатурку и получали по поллитра рыбьего жира в месяц бесплатно. Но самое страшное был не наш голод вперемешку с цингой и прочими непроходимостями в жизнь, а кишевшие рядом с нами голодные крысы. Я помню, как собаки жрали зимой собственное дерьмо, а в церкви мне все лики икон казались такими же голодными как мы.
И одновременно со всем этим: кто-то сделал приличный капитал, скупая за хлеб золото в блокадном Питере, кто-то пер контейнерами и вагонами барахло из Германии, Австрии, Венгрии, Чехословакии, Китая. Кто-то жрал прямо из горла украденные от немцев бесценные коллекционные массандровские вина. Мой приятель Володька Худобко рассказывал, что в послевоенном центрально-московском детстве мог есть только отварную осетрину, только шоколадные бомбы, только зернистую икру, а от копченой осетрины, фигурного шоколада и паюсной икры у него либо болел живот, либо была изжога. Он даже знал, что такое консервированная спаржа, но только никак не мог объяснить мне, что это такое.
Акт Пятый – целина и прочие эксперименты Никиты-Чудотворца
Чем подлец от подонка отличается? -- Первый творит зло с умыслом и целью, второй – бескорыстно.
Хрущев своими экспериментами породил голод вполне ленинско-сталинской силы.
Все началось с целины – из городов, а в основном – сел гнались на восток эшелоны молодых. На вымирание. Несколько лет официальная цифра урожая зерновых на целине не поднималась выше 5.1 центнера с га (при норме высева в 2.7 ц на га, так ведь и сеяли отборное, а собирали – полову).
Деревни обезлюдели окончательно и стали, как тонко заметила член-кор от людоедства Татьяна Заславская, бесперспективны. Эти стишки – про Лысенко, но наиболее подходят все-таки к эпохе Никиты:

 

Малютке явно впрок идет
академический уход.
И скоро взрослой станет крошка –
растет московская картошка! 
В начале 90-х годов, проводя советско-голландский семинар по картошке, по ней, родимой, я выяснил, что именно в Подмосковье (куда, кстати, регулярно тогда подвозился голландский посадочный материал), в образцовом по сравнению с остальной страной Подмосковье реально до потребительской кастрюли или сковородки не доходит и 1% картофельного урожая!
А теперь вспомним другие причуды Никиты: кукурузу в Заполярье, химизацию сельского хозяйства, мелиоративный бредовый ажиотаж, "выравнивание" виноградников, уничтожение во имя победы коммунизма на Кубе отечественного свеклосеяния, обрезанные почище, чем в синагоге, приусадебные участки.
И в результате – начиная с 1964 года страна перешла на постоянный импорт зерна, достигший пика (57 миллионов тонн в год!) в начале 80-х. Тогда же воскресли хлебные карточки, и мука стала выдаваться по домоуправлениям, в соответствии с пропиской.

Акт Шестой – Перестройка

Все началось с того, что все исчезло. Приходишь в магазин, а там ничего, кроме очереди. А очередь ждет, когда подойдет машина хотя бы с чем-нибудь. Так как никто не боролся с саботажем и официально все считалось вполне нормальным, то следует признать, что этот акт мориловки был санкционирован и инициирован сверху, с самого верху. Так надо было, по-видимому, рассуждал до сих пор ласкаемый на Западе Горбачев, чтобы сломить партийное сопротивление народа и народное сопротивление партии, потому что, как ни странно, а народ и партия действительно – едины. В своих грехах и заблуждениях.
Летом 1989 года я летел в Якутск. Заоблачный обед состоял из куска черствой черняшки и пол-столовой ложки свиной тушенки из армейских запасов. В самом городе свирепствовал сухой закон -–завезли только сухое вино вместо обычной водки. По две бутылки на брата в месяц, включая сестер. В лучшем ресторане нам (группе крупных местных начальников с двумя московскими консультантами) было предложено по сто грамм вина (не более!) и макароны по-флотски.
Зимой 1990 года в Барнауле, в фирменном магазине "Сыр", где всего год назад было около двадцати сортов местных, весьма отменных, сыров, случайно выбросили сыр.
-- Какой это сыр?
-- Это сыр! А какой еще бывает сыр? Вы, что, не видите: это – не колбаса!
Продавщица забыла уже, что сыры бывают разные. Как разной – рыба, а не то, что я тогда однажды купил в консервной банке: "РЫБА разделанная в томатном соусе"
И после этой унизительной чехарды в августе 1991 года m-me Боннер встает на шаткую от беспробудного пьянства трибуну российской демократии с лозунгом "Они хотели нас купить своей паршивой колбасой по два двадцать!". Они-то, может быть, и хотели, но не захотели мы, оскорбленные собственной историей. Мы опять сжали кулаки и зубы и опять заходили желваки ненависти и презрения по нашим скулам, и опять нам не хватило чего-то самого простого и человеческого, чтобы начать жить по-человечески:

 

Не понесем на старенький Арбат
свой крест, терзания и муки,
ночной покой и будничный разлад,
плоды и плевелы, победы и порухи.
Не понесем протянутую руку
и конвертировать не будем нищету.
В тусовке злополученную суку –
нам не спасти для мира красоту.
Не понесем ни бремя и не знамя.
Долги перед народом и вождем.
Нам наплевать: задаром или заплатят,
не ждите. Не надейтесь. Не придем.
Не понесем. И не родим. Пустые.
На нас не надо тратить порох ваш.
Медаль на грудь, презерватив в кусты ли –
нам до балды парад, бардак, шабаш.
Не понесем бревно и на могилу
цветочки не положим никогда.
Остывших, нерасцветших и постылых –
нас зарастет полынная тропа.
Не понесем. Не вынесем. Устали..
"Джон, пару виски!" – "Ваня, брат, налей!".
Нам улыбается из преисподней Сталин,
и жизнь, чем дальше, тем все веселей.
(1990 г.) 
Вот, вновь я пролистал первый и последний программный документ той эпохи – "500 дней". Романтика преобразований и резких улучшений жизни, о которой у авторов – ни малейшего представления, кроме весьма искаженной статистики.

Акт Седьмой – Демократия

Демократический голод начался с заявления "голову положу на рельсы, если россияне через год не начнут жить гораздо лучше сегодняшнего". Голова та до сих пор лежит на рельсах, а поезда все нет.
Раньше мы читали во всяких рожденственских сказках и историях о мерзнущих голодных малютках, то умиляясь Диккенсом и Чеховым, то возмущаясь и досадуя на безвкусные нравоучительные сопли и слезы давно канувших в Лету литературных бездарностей. А ныне – 90% населения страны – мерзнущие замарашки у сказочных витрин, рождественские сиротки, Золушки, потерявшие последние шансы на фей и принцев. Началась демократия – прежде всего общественное (а вовсе не государственное, как у нас в России) устройство для богатых – с не самого удачного старта: 5% населения нищих, 10-15% нуждающихся (то есть находящихся на социальном минимуме) и 30-40% -- необеспеченных (данные института социологии РАН за 1992 год).
С того низменного старта бедные обнищали, обеспеченные обеднели, люди с достатком стали необеспеченными. С математической точки зрения такое невозможно, но в социальной математике допустимо: 90% населения считает, согласно любым социологическим опросам, что живут ниже среднего по стране (району, области, городу).
Демократический голод – это голод на нормальную и приличную еду – жрать приходится всякую отечественную и импортную дрянь, потому что никакого реального контроля за качеством продаваемой дряни нет и все стандарты давно исчезли и не работают, а написанное на всяких языках на этикетках непонятно даже товароведам и продавцам: однажды в престижнейшем "Новоарбатском гастрономе" мне пытались продать кофейный напиток из гороха по цене кофе – и я не смог убедить завсекцией, что по-испански arveja -- "горох", а вовсе не один из сортов колумбийского кофе. Строго говоря, производителю – какая разница: гнать дешевую чернуху огромными тиражами или лепить изысканные деликатесы малыми партиями? -- коммерчески оба производства эффективны.
Демократизация голода оказалась откровенным спаиванием – водка и ранее была общедоступна по ценам, но не настолько же! Если раньше килограмм мяса равнялся четвертинке, то теперь – литру. Десять раз подумаешь, сходить в кино и отказать себе в том же литре той же водки или принять пять поллитр и забыть о килограмме сыра за ту же цену. Впрочем, народ не то чтобы десять – ни разу не думает, зная, что самые дешевые и надежные калории – в бутылке.
Демократический голод протекает в декорациях круглосуточно сверкающего напоказ изобилия для очень немногих, под одуряющие картинки рекламы. Едешь унылым метро среди угрюмого люда, только что отторговавшего с рук всякую дребедень либо прошатавшегося день-деньской по своему рабочему месту (стуло-часы платить перестали, но и не увольняют; стаж идет, скоро пенсия, которую платить не будут) – а вокруг, в вагонах и на переходах, при входе и выходе висят подлинники очагов из каморки папы Карло, шедевры просюсюканной красивой жизни красивых даже в болезни людей. А между дефолтами и отменами купюр, вкладов, просто денег лоснящиеся, как только что из-под руки паталого-анатомического декоратора, деятели разглагольствуют об антикризисной политике этой катастрофы, о стабилизации этого гноилища – и есть не хочется, и на любые причитания бесконечных нищих готов взорваться: "а когда же подадут мне?! И кто!?"
Акт Восьмой – Победа

Совершенно не важно, кто победит, но кто-то ведь в конце концов победит. И начнет бороться с голодом по-настоящему. Он не будет цацкаться и бить мимо цели – он направит борьбу в самый корень голода – в его носителей.
Схема победы будет по-бандитски простой.
Долго-долго выклянчивается какой-нибудь несколькомиллиардный долг, а при получении его этот кредит полностью переводится на личное имя давшего, назовем его условно "президент США". Для убедительности честности сделки убивают кого-нибудь из ближайшего окружения "президента США" или нашего президента. Если клиент все еще корячится и строит из себя невинную неподкупность, предзапускают компромат, по сравнению с которым случай с Моникой Левински – нравственный подвиг стоицизма. А о том, что условные "США" и условный "президент США" продажны – давно и хорошо всем известно: страна-то рыночная, где все на продажу.
Точно таким же образом берутся в клещи Европарламент, главы европейских государств и Японии. Теперь финансовые потоки текут рекой, точнее – реками, точнее – двумя системами рек: в Россию и откатом из России, вторая система пожиже, конечно. Из Москвы начинают исходить директивы о законодательствах, субсидируются выборные кампании, затеваются взаимовыгодные войны (военно-финансовые технологии были изобретены в Афганистане, отлажены в Чечне, но ведь, правда, нет верха для совершенства?).
Войны и голод становятся лейтмотивами общественной жизни всего человечества. На эти две цели работает половина занятых в мире и расходуется 3\4 бюджета, выколачиваемого из налогоплательщиков всех стран, объединяйтесь!
Разумеется (так устроены военно-финансовые технологии) по назначению доходят только военные расходы, а средства для голодающих оседают у организаторов этой помощи. Таким образом, по одному и тому же ограниченному контингенту жертв войны и голода стреляют дважды – ракетами и пустыми обещаниями. И чем меньше остается на земле этих жертв, тем ожесточенней пальба по ним вследствие роста эффективности и интенсификации военно-финансового производства. Включается механизм планирования, делающий этот процесс монотонной доминантой и рутиной всего прогрессивно вымирающего человечества. Здесь можно ставить точку, потому что запятым больше нет места.

     Занавес уже давно медленно опускается 
28 апреля 1999 года