Двойной Призрак

01-01-1999

Alexander Levintov

В сети городов-призраков Восточной Калифорнии и Невады Калико, пожалуй, -- самый знаменитый и посещаемый призрак.

В начале 80-х годов прошлого века здешние места охватила Серебряная Лихорадка. Это было судорогой после знаменитой Золотой Лихорадки 1849 года, породившей Сан-Франциско и другие калифорнийские фантомы, а также Золотой Лихорадки на Юконе (Аляска).

Calico
Наспех сколоченная жизнь Калико рухнула в 1895 году, через четырнадцать лет, вместе с крахом цен на серебро.

Ради этого города-призрака мы и свернули пронзительно ветреным и холодным апрельским закатом с Пятнадцатой дороги на север. Всего три мили вполне приличной дороги – и мы у цели. Мне особенно интересно было посмотреть на это, потому что предрекал в 1987 году подобный конец всем городам зоны БАМ, а также большинству спальных цехов при заводах, зачем-то называемых городами и пгт – поселками городского типа.

Когда серебряные прииски Калико закрылись, народ просто разбежался и разъехался искать счастья и работу в других местах, под другими звездами. Так было в Америке, стране динамичного и подвижного народа. А в СССР, России и других его ошметьях еще сильны устои и традиции крепостного права. Куда поедешь, потеряв прописку в родном Загибонске? Кто, какая милиция тебя примет и пропишет, если нет больше оргнабора, лимиты и великих строек коммунизма? -- Легко сказать бросить советский или постсоветский Калико. Да и переезд стоит столько, что – хоть все продай, а денег не хватит.

Calico
Калико – ничтожный городишко, а Донбасс – это несколько миллионов человек. Из Калико можно убежать в бескрайнюю Америку и Канаду. А из Донбасса – только в почти-по-европейски заселенную и занятую своим бездельем Украину. Разница ощутимая.

Мы бродим по брошенному и закрытому на ночь от туристов Калико. В стынущих сумерках пищит и жалобно визжит ушибленным щенком ржавое железо. Почти игрушечные домишки превращены в магазинчики и забегаловочки. Пришельцем с другого света ползет наш автомобиль по кривой улочке из растрескавшихся деревяшек для буратин прошлого века. Слава Богу, никого – ни очередей, ни зазывал, ни смотрителей с распорядителями. Сегодняшнее туристическое бытие Калико – все-таки не смерть Дюртюлей, построенных тамбовским комсомолом в гарях БАМа.

Чу! Среди этого карнавала – жилые дома с траками перед окнами, легкие пугливые тени, скользящие только им одним известными маршрутами к огонькам нереальной реальной жизни. Цепко держатся люди и не покидают это угрюмое место уже более века.

Забриски Пойнт (Продолжение заметок о Долине Смерти в "Лебеде" 115)
     Прыгая с вышки в воду, мы в любой момент падения имеем выбор: вернуться наверх, остаться на том же уровне или продолжить падение. Но мы почему-то выбираем последнее. Лишь попав в воду, мы начинаем понимать, что и тут у нас все тот же выбор, но мы судорожно пытаемся подняться. Мы можем делать это в любой среде жиже тверди. И только в земле мы должны лежать на заданной глубине и не высовываться.

Мы идем нежно золотисто-зеленоватым Золотым Каньоном, меж причудливых форм, все выше и выше. Наконец, у десятой отметки останавливаемся. Путеводитель (1 доллар при входе в каньон) сообщает:

Здесь вы можете выбирать: идти к старой парковке (прямо, полмили), идти к Забриски Пойнт (направо, 2 мили) или возвращаться назад.

Несмотря на жару, я выбираю Забриски Пойнт, конечно же.

И сворачиваю направо, и сразу же теряю нужную тропу, и пру вверх – круто и наугад. Серый пористый материал. Я двигаюсь по извилине, как муравей, забравшийся под череп. Иногда открываются провалы и сквозь пот я различаю эти, кажущиеся еще более мудрыми ущелья-извилины. Наконец, выскакиваю на плоскую поверхность, прямо под огромной отвесной скалой. Невдалеке – немолодая супружеская пара, немцы, которых здесь почему-то больше, чем японцев и всех остальных вместе взятых.

- Где тут пройти на Забриски Пойнт?

- Не знаем, но, кажется, это и есть Забриски Пойнт.

Я оглядываюсь: действительно, это – Забриски Пойнт. Фантастическая геометрия бело-серых полос, зебристая
стиральная доска, ниспадающая в окружении фантастических скал: справа – гигантский орган с трубами-колоннами вишневого цвета, слева – вздыбленный под семьдесят градусов островерхий пласт из разноцветных геологических слоев. А дальше и ниже – панорама Долины Смерти в реанимационном мареве.

Позже мы на автомобиле поднялись по дороге к оборудованной видовой площадке "Забриски Пойнт". Скала, под которой я стоял, теперь была внизу, не менее внушительная и странная, похожая на хищный клюв. Странная причуда смерти – Забриски Пойнт.

Совершенно не помню, о чем знаменитый фильм Антониони с таким названием, но там в конце есть ошеломляющий эффект смены масштаба явления, что очень похоже на правду о смерти.

Мы вновь спускаемся вниз: отель, искусственный оазис автокемпинга, с продувными сильным ветром пальмами и ивами, ручейками и озерцами, автозаправкой, лужайками, музеем, ресторанами и магазинчиками. Мы привыкли справедливо ругать Америку за стандарты, но есть в них и некоторая прелесть, например, безопасность и привычность общественного питания. В местном ланч-буфете никакой мертвечины, обычные салаты, ростбиф, фрукты, кока-кола.

Боракс
     Естественные ресурсы – это то, что с большим трудом добывается, с неменьшими усилиями отмывается и перерабатывается, чтобы затем быть проданным за бесценок и себе в убыток.

В этом я еще раз убедился на примере боракса.

Боракс добывали на Тибете и в пустыне Гоби еще 4000 лет тому назад и в середине 19 века нашли в Калифорнии, в Долине Смерти.

Знаменитая и отраженная в многочисленных топонимах Восточной Калифорнии Команда Двадцати Мулов, цугом тянущая две зеленые повозки и цистерну с водой, несколько десятков нищих китайцев – вот то, чем Harmony Borax Works Company располагала для освоения месторождения боракса в неправдоподобных условиях вечных ветров, песчаных бурь, просоленного зноя.

Боракс, как и всякая другая дрянь, имеет массу способов и сфер применения – не знаю, входит ли сюда же и то, для чего эта гадость применялась у нас: в смеси с сахаром для травли тараканов. Бура (так еще называется боракс) – и ради этой гадости столько жертв и мучений?

Только бедные китайцы 19-го века могли работать на этой изнурительной работе и, скорей всего, за гроши- только еще более несчастные и выносливые мулы могли таскать боракс по знойным и шквальным тылам Калифорнии.

Промысел иссяк сам собой, разумеется, оставив нам промышленные и селитебные развалины, проржавевший инвентарь и удивленное сострадание. Вал Адриана очень устойчив. Мы цепляемся за самые края и границы своей ойкумены: не боракс, так туризм удерживает эти гиблые места в зоне интересов людей.

 deathvalley

Сильнейший ветер гонит наш автомобиль и всю Долину Смерти в непонятную пыльную даль. Ржавые указатели "Вода для радиаторов" – еще один туристский трюк: уже полвека никто ту воду не заливает в радиаторы. Для наиболее тупых на табличках нарисован телефон: теперь это пункты аварийной связи. В дюнах неподалеку от Stovepipe Wells крутятся стоячие смерчи, мы летим прочь и мимо Мозаичного Каньона, каких-то пещер и других достопримечательностей, объевшись за день впечатлениями.

Наш путь к далекому ночлегу -- через хребты и другие долины, которым не повезло с высотой над уровнем моря, а потому они лежат безлюдны и угрюмы. Впереди – снег и гололед на перевалах, но мы мчим из прекрасной Долины Смерти в дрязги и неудобства жизни, зачем-то покидая свою последнюю, свою высшую и, следовательно, истинную ценность – Смерть. Но щемящая мысль о красоте Долины и Смерти теперь уже не покидает нас, трепетно несущих в себе такую новую и банальную истину.

Комментарии

Добавить изображение