Как замариновать русскую идею

"Русская идея" должна быть консервативной. Эта мысль не нова и не революционна, но для застрявшего (можно ещё по-научному сказать "фрустрированного") политического сознания нашего либерального политбомонда любое движение ума (даже простейший силлогизм) есть потрясение основ. Предыдущая фраза - не брюзжание и не риторическая фигура, а констатация факта (на мой взгляд, медицинского, но это уже, наверное, брюзжание). Ну, например, всеобщая заворожённость проблемой "начальства" - ой, да кто ж таперича на Руси станет нАбольшим начальником, да что он будет с нами, горемычными, делать-та - исходит из идиотского постулата, что начальники "делають всё, чаво захочуть", не подозревая, что начальники в большинстве своём – это не опереточные злодеи, проводящие время в пирах и оргиях, а довольно несчастные, замурзанные люди, делающие не то, чего "хочуть", а то, что могут, и при этом пространство манёвра у них узенькое-преузенькое.

"Начальник" в России обычно похож на человека, посаженного в плотно набитый сундук с одеждой и пытающегося одеть на себя фрачную пару, не особенно её при этом помяв. Естественно, вся остальная, на данный момент ненужная, одежонка, окажется "мятая и порватая", и мы будем дружно негодовать на "попрание норм нравственности и законности", забывая о том, что в известных условиях получение результата и соблюдение указанных норм довольно-таки затруднительно. Это, в свою очередь, не значит, что эти нормы соблюдать не следует – однако, позаботиться об этих самых условиях соблюдения норм необходимо, для чего надо как-то выбраться из сундука

Впрочем, для того, чтобы хотя бы разглядеть эти вещи, нужно сделать над собой усилие и отворотить морду от любимого -проклятого -страшного -всесильного -ненавистного Кремля и его обитателей. То есть нужно не прищуривать глаз, пытаясь разглядеть родинку на щеке Чуберезовского (а может, это она на самом деле всем управляет?!), а сделать движение головой - чтобы обратить внимание на вещи куда более существенные.

Такого же рода застревание имеет место быть, когда речь заходит о российском консервативизме. Строго говоря, для того, чтобы нечто "консервировать", нужно, во-первых, то самое, что мы собираемся закатать в баночку (скажем, огурчики), и только во-вторых консерванты (типа уксуса). И не надо обманываться: консервативная идеология это всего-навсего консервант, а отнюдь не консервируемое- уксус, а не огурчик. То есть надо уже обладать теми общественными институтами, которые мы хотим "законсервировать", а если их нет, и их надо выращивать, то для такого дела нужны не консерванты, а удобрения.

Второе. Законсервированное всегда сильно отличается от "натурального свежего". Есть любители маринованных огурчиков, но это не значит, что они такие же, как с грядки. У них другой вкус (и в этом их прелесть). Не надо обманываться: консервативизм предполагает искусственное сохранение тех или иных общественных институтов, что требует весьма серьёзного их преобразования. Например, сохранение "традиционной морали" в (пост)индустриальном обществе – дело сложное, но возможное. Однако, эта законсервированная "традиционная мораль" будет очень сильно отличаться от тех "простых добрых нравов", к которым она, собственно, и апеллирует.

Из этого следует ещё один интересный вывод. Консервированный огурчик на грядке не растёт. То есть его надо сначала вырастить, а потом мариновать.

И любителям маринованных огурчиков придётся подождать, пока они вырастут, а уж потом возиться с уксусом.

Это последнее соображение, правда, в довольно-таки смутном зраке, уже приходило на ум отечественным любителям "свободного рынка". А именно – они с удовольствием списывали все безобразия российского "дикого капитализма" на его растущее состояние. Дескать, когда огуречики подрастут, мы их замаринуем, и получится как в Швеции.

Далеко не все, кто так рассуждал, были идиотами, предателями, или американскими шпионами (хотя, разумеется, все вышеперечисленные категории поддерживали эту глупость радостным воем, злорадно потирая ручонки в предвкушении того, как русские обделаются). Повторяю, однако, что во всём этом приняли посильное участие и "субъективно честные" лица консервативных наклонностей.

Тут-то, однако, и проявляется некий очень распространённый пор

ок мысли, а именно – привычка к верхоглядству, то есть к суждению о явлении по наиболее ярким и выделяющимся признакам оного. То есть: если красное – значит мухомор, на форму шляпки не смотрим, корешками не интересуемся. Иногда это удобно, поскольку позволяет быстро принимать решения. Однако, подобный подход нехорош уже тем, что не позволяет отличить настоящие опята от ложных, а ведь есть ещё и псевдоложные. А ещё есть просто поганки, которые тоже можно принять за вкусный грибок.

И отечественный "рынок" можно принять за нечто полезное только при крайнем верхоглядстве. Потому что собственно "рынка" в нём меньше, чем при поздней соввласти. Ну скажите, что это за такая "свободно конкурентная среда", в которой невозможна ценовая конкуренция (невозможна – в смысле "за это и убить могут"), а наиболее прибыльные сегменты рынка поделены между мафиозными кланами, в основном национальными? Смешно-с. Но ещё смешнее посмотреть на это в консервированном виде…

Тут меня, по идее, должны прервать, и напомнить мне, что я заврался. Будем честны. Наши консерваторы ведь совершенно не предполагают заниматься своим огородом и что-то на нём выращивать, чтобы потом замариновать. На самом деле речь ведётся совсем о другом - о завозе консервов с Запада, то есть о стратегии заимствования институтов. Как завещал великий Пётр aka Медный Всадник.

Что ж. При такой постановке вопроса становится понятно, почему у наших консерваторов так мало забот. По большому счёту, они готовят себе непыльное место главных бальзамировщиков и надсмотрщиков за холодильником. Мы завезём из цивилизованных краёв всякие полезные соленья-варенья, солонину, буженину, и прочий пеммикан, импортируем некоторые полезные трупы (ну там Канта, Дарвина и Авраама Линкольна), и будем всё это потихонечку кушать и всему этому поклоняться, а дело консерваторов – следить за температурным режимом и вовремя менять формалин в банке с Авраамом Линкольном. Работёнка непыльная.

И надо всем этим можно было бы и не надсмехаться, если бы это работало. Но беда с любым заимствованием заключается в том, что заимствование всегда неполно. А именно – как правильно отмечал товарищ Гегель, история некоторого объекта является частью самого этого объекта. Между тем именно она-то перевозке не поддаётся. И, значит, перевозя к себе западные институты, мы перевозим их отнюдь не в комплектном виде. А некомплектные они далеко не столь хороши – а некоторые так и вообще неработоспособны.

Дело в том, что на Западе (как и на Востоке, а также и у нас, и где бы то ни было) под фундаментом (а точнее – в корнях) каждого из "общественных институтов" лежат обломки и остатки институтов предшествующих. Но эти обломки и остатки образуют ту почву, в которой только и могут расти нынешние институты. Их разложение питает институты нынешние, которые в чистом прокалённом песке не могли бы вырасти. Им требуются "минералы и полезные вещества", которые можно найти только в жирном чернозёме.

Несколько примеров. Например, хорошая западная наука социология широко использует такой инструмент, как социологический опрос. Людей, например, спрашивают, за кого они будут голосовать, и они отвечают. Всё вроде бы просто. Однако ведь западные люди отвечают на такие вопросы а) подумав, б) довольно честно, в) серьёзно. Наша же социология довольно часто попадает впросак, причём на одном простом обстоятельстве: люди а) просто ляпают что-то такое, не думая, б) довольно часто просто врут, в) а то и просто говорят что-нибудь первое пришедшее в голову, просто чтобы отделаться от приставшего с опросами дурака.

Почему, однако? Как ни странно, западный "опрос общественного мнения" - это институт, имеющий весьма интересную предысторию, начало которой надо вести с техники католической (а потом и протестантской) исповеди. Поколения людей были приучены отчитываться в собственных действиях, а также мнениях и даже настроениях, отвечая на некоторые заранее известные вопросы – то есть, говоря современным языком, "заполнять анкету", причём подходя к этому вопросу максимально серьёзно, понимая, что от этого зависит их будущее, то бишь, в данном случае, спасение души. В дальнейшем проблемы греха и спасения отошли на второй план, однако ощущение того, что ответ на вопросы анкеты – дело серьёзное, и от этого что-то зависит, осталось "в почве", равно как и известные практические навыки, техника самоотчёта и волеизъявления.

В России же мы имеем дело с людьми, которым всё это незнакомо, да и не очень интересно. И это не такая уж мелочь, поскольку здесь намечается плавный переход к теме политической демократии. На Западе люди столь же подвержены лести, подкупу, внушению и прочему зомбированию, что и в России (а точнее, куда больше, чем в России). Тем не менее, на Западе решение "за кого голосовать" принимается обычно не перед урной, а несколько раньше. Более того: для западного человека маленькая закрытая кабинка, где он "отдаёт свой голос своему конгрессмену", в каком-то смысле слова – исповедальня, присутствие посторонних, и вообще чужое внимание, в такой момент недопустимо. Для нас же выборы – это, скорее, форма "междусобойчика". И поэтому наши тётки, дружно заполняющие "бюллетни" на подоконнике избирательного участка, переговариваясь и споря ("Нюра, ты за кого ставишь? – Ну Лужкова! – Ты чё, сдурела, старая? Надо за Зюганова! – А где он здесь Зюганов? Нету здесь Зюганова! – Ой, а за кого ж я-то поставила? думала Зюганов…"), или совершенно такие же в этом отношении "молодые и интеллигентные" ("Мы пришли голосовать за СПС… блин, лужковский электорат поналез… старые ж люди, могли бы дома посидеть, нет, припёрлись"), суть представители иной политической культуры, нежели американские обыватели. Иной, кстати, не означает "худшей" или "неполноценной". Например, "восточная демократия" - скажем, сингапурского образца - имеет свои достоинства. Просто не надо принимать одно за другое, а потом обижаться на то, что происходит что-то непонятное.

Но реальная проблема ещё глубже. Заимствовать можно только готовые вещи и состояния, но отнюдь не события. Значимы, однако, именно они. Исторически (да и практически) важно не само по себе А и само по себе Б, а переход от А к Б, который зачастую и является определяющим моментом.

Так, многие западные институты работают только в случае сохранения и воспроизведения определённой исторической памяти. Например, свобода слова в западном её понимании (и, соответственно, вся громоздкая система обеспечения этой свободы, а равно и контроля за ней) может рассматриваться как ценность только теми людьми, для которых (хоть как-то) жива историческая память Просвещения, с его спорами об эмансипации разума, праве публично исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, - а равно и Французской Революции с её начальным неуёмным свободолюбием и последующей рубкой голов [1]. Все эти исторические воспоминания (а точнее, мифы), тщательно законсервированные и аккуратно транслируемые на публику, составляют необходимый background соответствующих общественных институтов, которые иначе не работали бы, или работали бы не так. Это, понятное дело, тоже "консервация" - а точнее говоря, поддержание плодородия той почвы, на которой произрастают какие-то полезные культуры.

Но дело не только в "исторической памяти" как таковой. Вообще очень многие "рудименты" прежних социальных порядков, в том числе и довольно нелепые с виду, могут оказаться важными – как некоторые железы в организме, с виду не очень-то нужные, но вырабатывающие определённые гормоны. Западные консерваторы весьма внимательны к такого рода рудиментам, поскольку понимают, что, помимо хорошего гемоглобина и крепкого желудочного сока, организму бывают нужны и более деликатные субстанции, и вырабатывает он их иной раз весьма нетривиальными способами.

Другое дело, что органы эти сугубо внутренние, и отнюдь не в советском смысле этого слова. Иные вещи стараются не столько сохранить в явном виде, сколько заботливо укрыть (скажем, под видом разного рода гуманитарных организаций) от внимания разного рода социальных реформаторов, а заодно и всего остального мира, пробавляющегося импортом "общечеловеческих ценностей" слабого посола. Принимая это за "консервативную политику".

Dixi.

Тексты автора на сайте