Лучше быть нужным, чем свободным: дискуссия о судьбе науки

04-06-2000

Gennadiy Kopylov

В Москве - это город такой - есть газета (называется "Независимая"). У нее есть приложение, "НГ-Наука", а у нее - редактор, Андрей Ваганов. В начале года он собрал в редакции несколько философствующих единиц московского населения и попросил их высказаться на тему "Судьба научной рациональности в XXI веке". Из этого получился Круглый стол, опубликованный в "НГ-Наука" - больше чем на разворот! - в середине февраля (можете посмотреть текст только лучше сейчас не отвлекаться).

В этом Круглом столе участвовали А.Г.Ваганов, Л.Ионин, Б.Кудрин, М.В.Рац, В.М.Розин, и автор этих строк. Поговорили с удовольствием, а потом, выходя на улицу и соображая, что произошло, поняли, что собрались-то практически единомышленники, по крайней мере - не полярные противники. Поэтому все дружно "дули в одну дуду", дискуссии особенно не получилось, и даже было чувство легкого разочарования.

Но после выхода текста в свет разочарования не осталось: Круглый стол "наделал шороху" и "получил резонанс". Ни редакция, ни участники, конечно, не предполагали, что от этого текста произойдет такое шокирующее научную и философскую публику впечатление. "НГ-Наука" оказалась заваленной негодующими письмами: как это мы смели заявить, что век научной рациональности заканчивается?

- Да и на что он поднял руку!

На нашу гордость - на науку!

Взгляните на ее дела!

Она ракеты нам дала,
Она нам космос подарила,
Луну с обратной стороны...

Это еще мой отец писал, в году эдак семидесятом. Тридцать лет прошло, а ничего не меняется: легче возбухнуть по поводу нападения на очередную священную корову, чем попытаться разобраться в сути вопроса.

В результате на сцене возник клуб "Свободное слово". Учреждение почтенное: клуб начал свои дискуссии, наверное, еще в 1987 году, когда только разворачивалась перестройка, и были эти обсуждения очень передовыми.

Тогда он базировался в Доме Кино, теперь перебрался в Институт философии РАН на Волхонку, и в начале марта выкристаллизовал свое желание -- ох, как хочется написать "отыметь нас по полной программе"! - обсудить этот текст, пригласив на заседание сотрудников всех отделов Института философии, так или иначе занимающихся проблемами науки.

Что и состоялось 29 марта. Стульев в зале хватило едва-едва, а к проработке рвалось приступить человек тридцать. Ведущий В,И.Толстых схватился за голову, увидев список записавшихся, и не зря: часов пять защищали науку ее рыцари от распоясавшихся антисциентистов и иррационалистов (стенограмму можно посмотреть, только опять-таки лучше оставить это напоследок).

Иррационалистам отвечать почти не дали: мы уже все высказали на Круглом столе, и слушать нас заново незачем.

Занятно: недавно знакомый молодой философ, познакомившись с моими работами по методологии науки, выразил сомнение в необходимости вообще разговора на эту тему: "С чем сражаешься? Позитивизм-то давно умер!". А продолжая этот виртуальный разговор, другой мой коллега, топ-менеджер успешной финансовой компании, высказался так: "Да что вы все про науку да про науку? Что надо будет, то и сделают. Нужно согласно маркетинговому плану через полгода новое поколение радиотелефонов - и будет через полгода". Ну и ну, подумал я, надвигающееся на нас поколение понимают и реальность работы науки, и ее место в интеллектуальной ситуации уже совершенно по-новому! А привычные формы осознания и говорения про науку они отвергают с порога, безусловно отказывая им в адекватности. Наверное, и мы с нашим Круглым столом безбожно устарели.

Ну, а для собравшихся в ИФРАН, напротив, мы были сверхрадикальны. И что же более всего их беспокоило? Две вещи: то, что мы отождествили фундаментальную науку и технологии, и что мы выступаем "против науки", когда ей в России и так плохо.

Первый вопрос кажется чисто теоретическим. Но это только по первому впечатлению. Он - жизненно важный для философов науки: если в науку включать технологии, то она, наука, оказывается как раз ответственной за все те экологические безобразия, которые принесла с собой промышленная революция (и вообще "технологический дискурс" -Вадим Розин в ходе Круглого стола использовал это понятие Мишеля Фуко). А за это сц

иентистам отвечать очень не хочется - гораздо спокойнее сказать: во всем виновато неправильное применение науки, бесконтрольный рост промышленности, засилье ВПК.

На Круглом же столе утверждалось примерно следующее: сегодня разделение науки на фундаментальную и прикладную смысла уже не имеет. Сейчас выработаны совершенно новые организационные формы включения естественнонаучных знаний в современные практики. Общая рамка высшего образования, внутри которой существовала "чистая наука" (тема и направление задавались профессорами, к этим исследованиям подключались студенты и аспиранты, так формировались научные школы...) исчезла уже в 30-х годах. "Большие проекты", внутри которых вырабатывалось "чистое знание" (атомный, ракетный, компьютерный, авиационный), также почти сошли на нет.

Сегодня научные исследования существуют в рамках общественно-инженерных проектов: новые экономико-хозяйственные и финансовые схемы, формирующиеся общественные структуры, стили и образы жизни, требуют - в том числе, но не в первую очередь! - технических разработок, а они уже формируют заказ на техническое и на "чистое" знание. Но оно уже не чисто чистое - оно делается по заказу, и именно способностью получать такие заказные знания и определяется теперь научный потенциал исследовательской школы или страны.

Но эти очевидности для возражающих - нож острый, поскольку лишает их оснований гордиться последним: уникальной российской фундаментальной наукой, воротящей нос от любых приложений. Самое же любопытное, что она, вот такая, существует только как возможный предмет для гордости философствующих науковедов, и никак иначе. За сто лет сменилось несколько форм организации теоретических разработок - но о "фундаментальных исследованиях" говорят как о чем-то действительно существующем. На деле же университетские научно-учебные школы - это одно, НИИ - другое, ящики Минобороны в закрытых городках - третье, международные проекты - четвертое, фондовое и грантовое регулирование - совсем пятое. В этих формах наука существует по-разному, соотносится с разработками по-своему.

Спросите любого реального ученого, и он ответит, что для него равное и высочайшее удовольствие и "разговаривать с природой на равных" в те редкие секунды-часы-дни, когда ему удается объять мыслью секреты мироздания, - и проконсультировать коллегу, завязшего в какой-нибудь технической проблеме, с помощью того простого и глубокого знания, которым он обладает. Этому, кстати сказать, прекрасно учили на Физтехе.

Да, Физтех - еще один замечательный довод против тех, кто гордится бесполезной фундаментальной наукой: совершенно оригинальная и эффективная форма задействования чистого знания, образец, которому можно пытаться следовать и сегодня. Вот пример из личного опыта: самой сильной группой гидродинамиков в Институте проблем механики, где я защищал диплом и диссертацию, была группа профессора В.Ентова. Я смотрел на них, по-хорошему завидуя и по-настоящему любуясь. Эти четыре или пять выпускников Физтеха разных поколений были специалистами по свойствам вязкоупругих жидкостей.

Вполне академическая тематика... Но при этом - чего они только не делали! В 1983-м создали метод мгновенной компьютерной диагностики гинекологических заболеваний (и соорудили аппарат). В 1985-м делали расчеты для новых Наставлений по пожаротушению на аэродромах. Все 80-е годы изыскивали новые методы повышения нефтеотдачи с помощью поверхностно-активных веществ и внутрипластового горения. Переводили труды по современным разделам гидродинамики, читали курсы. Что-то делали в закрытую для подводников, я про это ничего не знаю. А в 90-е годы вышли на международный простор: кто делал для Хюьлетт-Паккарда новое устройство для разбрызгивания чернил в струйных принтерах? Они. И какая им разница, работать по хоздоговорам или по грантам, если они умеют делать то, что нужно медикам, нефтяникам, электронщикам и кому ни попадя, используя действительно фундаментальные знания?

И еще. Я с радостью и удивлением обнаружил, что так считал и мой отец, физик-теоретик из Дубны, которого я всегда числил сторонником "чистого познания" ("с радостью" - потому что я до сих пор время от времени думаю: а что бы он сказал в ответ на мои рассуждения о науке? но его уже не спросишь...) Так вот, разбирая его письма, я обнаружил следующее (одно написано в 1969, другое - в 1971 г.):

"Идиотизм дубненской жизни - помесь башни из слоновой кости и местечка из черты оседлости, где все начинается с нереальности решаемых задач (ведь они берутся из воздуха, материализуются из ничего, из безумных идей новой науки и бездарных им подражаний ученой массы) и кончается нереальностью существования в отрыве от большого мира (когда с какого-то момента чувствуешь, что живешь в термостате, что ты уже в состоянии окончательного равновесия, что остатки чувств - это флюктуации, они угасают на глазах, что все уже изведано, все сочетания перебраны, все разговоры слышаны). Пропадает ощущение реальности..."

      "...Я с удивлением заметил, что само собою, постепенно, явочным порядком мое положение в Лаборатории изменилось. В лучшую сторону. Раньше я многие годы работал в одиночку. И вдруг сами же окрестные физики пришли к тем же задачам... Пришли, занялись ими и стали ко мне ходить: за советами, показать результаты, найти ошибку и т.п. Я отвечал, смотрел, сочувствовал, помогал. То есть активно сотрудничал: думал над их вопросами и тогда, когда они уходили, предлагал свои идеи. Просили сделать доклад - делал. Ввязаться в спор - ввязывался. И вдруг обнаружил, что связан десятками нитей с самыми разными людьми, и уже могу сам им раздавать задачи, и они берутся, потому что эти задачи живо касаются их работы, они б их сами поставили, если б вовремя додумались. И оказалось, что моя давнишняя проблема - кто бы помог реализовать пришедшую в голову идею - все больше перестает быть проблемой, вот уже три независимых группы, одна из них большая и разветвленная, делают то, что мне хотелось бы. При этом никаких официально утвержденных контактов у нас нет... Начальство? Оно даже не знает о моей разветвленной сети агентов, соавторов и сотрудников. П., мой непосредственный начальник, не имеет об этом никакого понятия, и когда недавно ему в мое отсутствие пришлось отвечать на вопрос, что я делаю полезного для института, стал в тупик, сказал, что моя деятельность не связана с работой института и чуть было не вытурил меня с работы. Не имеет понятия не потому что я скрываю, нет, все на виду, но ведь у нас деятельность начальства и просто работа проходят параллельно друг другу, не мешая и не влияя... Работается очень приятно, словно добавочные руки у меня появились, каких раньше не было, а от многих рук и в голове много больше идей. Я думаю, если так будет продолжаться, и если начальство не задумает урегулировать наш труд, то за 2 года можно будет вывести нашу лабораторию в той области, которой я занимаюсь, на уровень мировых стандартов, и вырастить 5-10 грамотных физиков. Наше несчастье - невежество, провинционализм в науке, кустарщина...."

Тут пока еще про теоретические исследования (кстати, то, о чем отец тогда писал, сегодня составляет целое направление). Но и здесь: жажда востребованности, нужности. Только это придает делу смысл. Без него - прозябание, бездарность, задачи, высосанные из пальца.

Как раз такому - умению видеть во всякой инженерной задаче "физику", а во всякой физике инженерную задачу, - учил Физтех. Вот он, предмет для современного освоения, для воссоздания в новых социальных условиях (но об этом можно поговорить отдельно). Но что до этих материй фанатикам-фундаменталистам и их защитникам-философам с атрофированной функцией понимания... А она действительно атрофирована. Один из тезисов Круглого стола был таким: проведем мысленный эксперимент. Представим себе, что все "фундаментальные исследования" прекратились. Изменится ли что-нибудь в темпах роста, в темпах прогресса электроники, компьютеров, электронных платежных систем? Похоже, что нет: разворачивать последствия уже наделанного хватит лет на пятьдесят, а если речь идет о социальных последствиях - то и на все сто. Оппонент читает это и с возмущением говорит: они требуют приостановить исследования на пятьдесят лет. Действительно, возмущаться есть чем...

Вот мы и вернулись в конференц-зал ИФРАНа. Вторым (или даже первым, главным) пунктом защиты науки от нас было следующее: науке в России сейчас очень плохо. Ученые в массе стареют, разбегаются; финансирование менее чем мизерное; в обществе к науке относятся плохо, зато процветают всякие лжетеории. И в этот момент ее критикуют! ставят подножку! хотя только с помощью восстановления науки можно поднять Россию. И наш Круглый стол - это не просто выпад, а идеологическая диверсия, лишающая Россию достойного будущего...

А по-моему, нынешний распад и развал науки - кто бы спорил, положение действительно просто аховое, и из-за этого вся хозяйственная жизнь стремительно примитивизируется! - это как раз повод остановиться и подумать. Не восстанавливать финансирование тысяч дармоедских НИИ, а выдвинуть новые, современные приоритеты. Не начинать заново воссоздавать заповедники фундаментального удовлетворения любопытства за счет налогоплательщика - а продумать формы задействования теоретического знания. А что до лишения России будущего... Да, БЕЗ науки плохо - но кто сказал, что плохо именно без НАУКИ ? Я что-то не видел разработок, которые бы сравнивали эффективность и потенциал фундаментальной науки образца 60-х - и чего-то иного.

Другими словами: в нынешнем состоянии с будущим у России и вправду туго. Но кто сказал, что САМЫЙ эффективный выход из этой ситуации - это восстановление традиционных фундаментальных отраслей знания: ядерной физики, квантовой электроники, теоретической химии? Может быть - и об этом все явственнее твердит современная реальность - следует начать развивать социокультурные и гуманитарные технологии? методологию общественных сдвижек? современные образовательные игровые программы? финансовую инженерию? научный и технологический менеджмент или программирование для интернет-коммерции, наконец? Кто это оценивал? Или мы наблюдаем в действии самый главный дефицит - дефицит промысленных и простроенных возможностей?

Отвлечемся на минуту от наук и высоких технологий и заметим, что абсолютно то же самое мы имеем последние 4-5 месяцев в сфере политики и государственного строительства. Нельзя не приветствовать желание новых высших властей вытащить Россию из нижней точки национального унижения - симптомы описывать не буду, всем все известно. Но при этом, как и пятьдесят лет назад, сила государства напрямую отождествляется с его военной мощью, с единомыслием в печати, со всезнающей тайной полицией, с гражданами-служащими, построенными в разнообразные колонны. Конечно, всегда проще восстановить, чем двинуться вперед, - но такому быстрому ренессансу-контрреформации сильно способствует уже упомянутый дефицит возможностей и вариантов. Властители дум десять лет обсуждали по своим тусовкам все что угодно, но только не то, за счет чего государство и общество в XXI веке может стать сильным...

И науку, будьте уверены, воссоздадут в тех же формах и в тех же институтах, - потому что другие просто неизвестны, и потому что философы-науковеды не обсуждают вопрос: какие типы знания наиболее эффективны для общественного прогресса? как их соорганизовать и использовать? Они предпочитают железобетонно твердить, что без фундаментальной науки плохо, а с ней хорошо - посмотрите на США. А немногие организованные в России инициативные венчурные фонды, которые всячески желают вложить многомиллионные средства в что-нибудь, - хоть в что-нибудь, - перспективное, не могут подобрать себе буквально ничего. "Уникальные разработки", с которых начинает с финансистами разговор любой отраслевой или академический институт, оказываются чем-то сделанным на коленке, а разработчики не умеют доводить свои идеи до продажности. И не хотят, кажется.

Каков печальный итог? Ничего, кроме благодарности клубу "Свободное слово" и Институту философии я не испытываю: нам был предоставлен уникальный шанс увидеть воочию состояние умов, разброс пониманий, срез отношений и ценностей. Самое же в этом всем удивительное - какую роль себе отвели философы-науковеды.

Насколько можно понять, в основном они пришли в ИФРАН годах в 60-70-х, вытеснив оттуда одиозные сталинские кадры толкователей Краткого курса. Пришли не из марксистско-ленинской философии, а из науки, внеся, наверняка, свежую струю, начавши изучать, а не поносить, квантовую механику и теорию относительности... И вот теперь, через 30 лет, те же люди, не щадя живота, отстаивают свой научный фундаментализм, полагая себя, - и это самое интересное - не философами, а учеными.

Мы на Круглом столе утверждали, что приоритеты, по-видимому, сейчас таковы, что надо развивать не естественную науку, а комплекс социальных дисциплин, в том числе и философию с методологией. Сейчас момент переломный, и без исследований в социокультурных областях нам останется только догонять Запад. И казалось бы, переводя эти тезисы в практическую область, сотрудникам Института философии - и лично его директору господину Степину - следовало бы ухватиться за них: ведь это повод для перераспределения финансирования, для формирования полномасштабной государственной исследовательско-организационной программы "Приоритеты развития и использования гуманитарного и естественонаучного знания в XXI веке" - что-нибудь в таком стиле. Тем не менее философ-директор Степин не хочет играть в эту игру за рамками РАН, числя себя по ведомству науки.

Ничего не поделаешь - скоро нам останется только лелеять свою уникальность. Как это делал Неуловимый Джо из старинного анекдота.

Комментарии

Добавить изображение