Ее высочество Йосемити и Его нижайшествоМоно Лейк

Йосемити - жемчужина калифорнийской Сьерры Невады, красивейшая принцесса Кордильер.

Мы то мчим, то тащимся по дну огромной расселины. Рядом грохочет бешеным потоком Мерсед. Светло-серые скалы и тайга делают этот застрявший в горных исполинах мир мятущимся и мятежным, как Диана в королевских тенетах.

Прямо из поднебесья на нас сваливаются прекрасной сказочности водопады. Они обрушиваются с плоских вершин и потому кажутся физически невероятными, невозможными, но они есть, они льются и льются, низвергаются и провисают в напряженном от их величества воздухе.

Вот самый-самый - Невестина Фата - ажурная вуаль, колеблемая гордым своей силой ветром. А напротив - нет! так не бывает! -- уходящая ввысь на сотни метров абсолютно гладкая, абсолютно ровная, абсолютно вертикальная белая глыба - гора Капитан. И в центре всего этого великолепия, выше всего этого великолепия - магический загнутый акулий зуб горы Пол-Дома.

Утомленные дальней дорогой (300 миль от дома), ошеломленные и пришибленные, мы останавливаемся на одной из смотровых площадок ради укромного ланча. Раскладываем на камнях свой нехитрый харч и украдкой, чтоб горы не видели, утоляем свой голод.

Это оказывается заразительным и из машин полезли ящики и пакеты со жратвой.

 

      Вот, говорят, мы прожорливы. Да мы - просто убогие аскеты! На наших глазах водружаются сомасштабные Кордильерам сэндвичи, поддерживаемые двумя руками (одной не удержать), и тут же на них сжимаются безжалостные жвала. Вода и прочие напитки - от галонных до трехгалонных емкостей, жор стоит, как на вечерней зорьке.

При этом народ тщательно проверяет наличие видимых с площадки вершин и для пущей верности фиксируют их местоположение фото- и видеокамерами

Мы очень довольны, что приехали не в сезон и в будние дни, потому что - достаточно отъехать от этой смотровой за поворот и уже опять слышен гул водопадов.

Нам вообще повезло с погодой: пасмурно, нежарко, малолюдно, пустоместно и просторно.

А вскоре мы и вовсе оторвались ото всех и едем в гордом одиночестве. Легко и лихо мчать меж сугробов, упругими ветрами, среди сосен в питоновых шкурах, коренастых кедров и точеных елочек.

Боже! Как же я люблю снег! И эти завораживающие блистающие пилообразные вершины, и эту свежесть, бодрую свежесть!

Водопады и каскады вываливаются со звоном прямо на нас, прямо на дорогу, и шалые-талые ручьи и воды говорливо бегут то слева, то справа.

Вот еще одна площадка: гладкий увал светлосерого монолита, на горизонте все тот же Пол-Дома, отсюда, с востока, действительно похожий на пол-дома.

Здесь совсем другая публика - все радуются, улыбаются снегу, все счастливы. Я леплю звонкий снежок и - со всей силой о стоящий на попа камень. Попал в самую вершину - и мой снежок разлетается на веселые дребезги.

Йосемити, в общем, монотонна цветами. Все эти горы, скалы, кручи цветом и обтекаемыми формами напоминает Гром-камень. Но размеры… соотношение между ними и Гром-камнем как между Калининским проспектом и зубной щеткой.

На Гром-камне стоит одно из тараканищ российской истории, Медный Всадник. Сам камень был вывезен из карельских трещоб. Он был предметом языческих преклонений, и потому волхвы в гневе и печали пообещали, что проклято будет место, где встанет Гром-камень.

Американцы поступили иначе - они просто изгнали из Йосемити и вообще всех окрестных гор и хребтов несчастных индейцев. Последняя "битва" состоялась в 1858 году: погибло два индейца и несколько белых. Как ни крути, а Пол-Дома стоит обесчещенный и покинутый своим народом.

Восточный спуск асимметрично круче западного (тут все асимметрично), да и река Ли Вининг значительно меньше и короче Мерседа. Надо сказать, что хребет этот - водораздел между реками тихоокеанского бассейна и огромного бессточного бассейна в центре США. Лишь Виктория на севере и Колорадо на юге каким-то образом прорвались сквозь эту бессточную ловушку и достигли Тихого океана.

Ли Вининг впадает в озеро Моно.

В 50-е годы отсюда начали забирать воду для быстро растущего Лос Анджелеса. Зеркало озера стало сокращаться, и возникла солончаковая оторочка шириной около 100 метров. В начале 60-х из воды и земли полезли - совершенно в духе и стиле Гауди - причудливые соле-содовые пирамиды. Природа решила показать, что и она не лыком шита и на какие штуковины она способна.

Тут же экологи и прочие зеленые подняли шум, водозабор приостановили и теперь ожидают, что озеро вернет себе хотя бы половину потерянного. В начале 80-х годов догадались обустроить и обставить это техноприродное чудо и начали качать из его демонстрации деньги.

Согласно понавешанной там и сям информации озеро солоней мирового океана в два с половиной раза и содержит пищевой соды в 160 раз больше. Так как соленость мирового океана подобна средней температуре по больнице, то, надо полагать, соленость озера около 60-65 промилей. Я попробовал воду на вкус ( она сама по себе очень чистая, цвет же ее - необычный оттенок бирюзы): для солений и маринадов слабовато, но для мытья посуды - идеальной крепости рассол.

Кругом слегка пованивает, как в Содоме. И потому сразу вспоминаются наши Арал и особенно залив Кара-Богаз-Гол.

Залив это расположен ниже Каспия и соединяется с ним узкой горловиной с током воды только из Каспия. Это сделало Кара-Богаз-Гол естественным опреснителем Каспия. Добывалась здесь испокон веков сложная соль мирабилит, без которой с трудом, но все-таки можно жить. Умные головы, во имя этой соли, перекрыли плотиной перемычку. Как и озеро Моно и все подобного рода объекты, Кара-Богаз-Гол представляет собой многослойный пирог погребенных рассолов.

И этот пирог поставили на большой огонь пустыни. Когда началось интенсивное выпаривание рассолов геохимики схватились за голову: они не успевали наблюдать это явление. Последствия взрывоопасных геохимических процессов могли быть таковы, что плотину пришлось срочно взорвать.

В отличие от Америки, где умеют делать деньги даже на собственных ошибках, у нас отступление - только с потерями и на произвол судьбы… Печальна, например, судьба Арала, некогда рыбного, обезвоженного и брошенного, да и всего этого региона. Здесь же, на озере Моно, возвращение в прежние берега, скорее всего, приведет к тому, что часть диковинных хреновин просто растворится или уйдет под воду.

Ночь, проведенная у Мамонтовых озер, ничем не примечательна. Утренние снежные вершины из окна маленького итальянского кафе - и сразу вспоминается Ремарк с его умирающими героями и героинями, с прощальным румянцем, мистралем, феном и другими альпийскими ветрами. Мы мчим пустой и живописной 395-ой дорогой. Мрачные топонимы - перевал Покойника, перевал Ворота Ада - всего лишь дань черной романтике. Мне кажется, у этой дороги, идущей в тылах Кордильер от Лос Анджелеса почти до Орегона, светлое туристическое будущее. Сюда сбегают видовые горные дороги - 120, 108, 4, 88.

После далеко не чахоточного завтрака мы рассуждаем о двух стратегиях питания: впрок и в качестве компенсации. Нынешняя врачебная мода диктует есть впрок: побольше утром и поменьше на ужин. Нормальные же люди и звери едят, компенсируя потери и имея аппетит, адекватный произведенным затратам. Конечно, есть и третья стратегия - питание по расписанию, но это уж настолько формально, что явно вредно.

Под спудом нашего светского спора во мне зреет рационализация моей работы по развозке пиццы: во-первых, надо убедить потребителей, что пицца вредна и опасна для здоровья (это очень легко доказуемо, ведь даже мухи не садятся на пиццовые объедки), а, во-вторых, надо установить дни и часы приема чаевых от населения во взаимоудобное время, потому что чаевые, собственно, и составляют суть и цель наших контактов, а пицца - не более, чем повод для этих контактов.

Мы едем по 108-ой дороге.

И вновь - освежающая прохлада снегов. Я жадно глотаю снежный воздух как шальной и буйный воздух свободы.

Ручьи здесь не гремят и даже не шумят, а шелестят. Породный состав лесов гораздо богаче: сосны, ели, лиственницы, тисы (или похожие на них), туи, кедры, пихты, да и сами деревья живописней.

В маленьких уютных Дарданеллах, утопающих в соснах и сирени, есть все необходимое, но совсем нет населения. В графе численности стоит прочерк. И мне захотелось хотя бы дней десять пожить здесь. А может - год или всю оставшуюся.

В верховьях Станислауса построено водохранилище. Мы стоим над ним в нескольких сотнях метров выше. Стереофоническая симфония ветров и шумов - от рева водопадов до треньканья птиц и шебуршания ящериц под ногами - совпадает со стереоскопией ландшафта. И лишь вершины и небо в величественном безмолвии и безразмерности.

А потом горы кончаются, уходят на восток, растворяются, мы едем пыльной провинцией, которая была бы до воя унылой, кабы не бесконечные сады и виноградники. Когда-нибудь я расскажу об этой, фруктово-ягодной части Калифорнии, огромном рукотворном оазисе длиной в 200 и шириной в 50-70 миль.