Шостакович - величайший композитор ХХ века

12-11-2000

Уважаемый Дмитрий Горбатов !

В моем нескромном представлении Ваша статья с длинным названием из прошлого номера — в какой-то мере ответ на мое высказывание о том, что Шостакович — один из величайших композиторов двадцатого века, если не величайший, а поэтому воспользуюсь возможностью ответа на ответ. Конечно, Ваша статья — не просто реплика в споре. В ней просматривается обоснование эстетической платформы, а Шостакович выступает в качестве иллюстрации к концепции. Материал оригинальный, написан хорошо и читается с интересом. Цепь Ваших построений зиждется на постулате тождества формы и содержания в искусстве. Такое видение имеет право на существование (хотя в СССР оно клеймилось отрицательным ярлыком "формализма"), но оно не единственно возможное, как Вы представляете его. Здесь просматривается параллель с другим нашим с Вами обсуждением, в котором я пока не дождался Вашего ответного хода. Там Вы утверждаете примат грамматических правил над языком (правила описывают все языковые явления, исключения из правил суть сложные правила, без правил нет "правильного" языка).

Действительно мажоро-минорная система себя исчерпала и перед композитором в двадцатом веке стояла выбор: оставаться неоклассицистом и быть ретроградом, принять музыкальную форму, разработанную кем-то, и быть эпигоном и, наконец, разработать свою систему и быть новатором. Естественно, третий вариант предпочтителен. Ваша табель о рангах отражает именно такую, композиторскую точку зрения. Но в музыкальном процессе есть еще две стороны: исполнители и слушатели. Те времена, когда слушатели благородного происхождения не делали большого различия в отношении к своим поварам и к своим музыкантам, давно прошли. В двадцатом веке композитор стал уважаемым лицом творческой профессии, а слушателей развелось настолько много, что теперь их мнением можно пренебрегать. Однако, музыкальное произведение воссоздается каждый раз, и только тогда, когда его исполняют и слушают. Исполнения записываются для дальнейшего уже механического прослушивания. Это дает более или менее объективный синтетический критерий значимости композиторов и их музыкальных произведений. Нужно взять какой-то представительный каталог грамзаписей, например, Schwann и сделать выборку композиторов, у которых много записанных произведений и много различных исполнителей каждого произведения. Такая выборка высветит композиторов, чья музыка живет (много произведений в каталоге) в многообразных интерпретациях (много разных исполнителей) и звучит для слушателей (иначе ее не было в каталоге). Поскольку принимается во внимание количество интерпретаций, а не количество проданных экземпляров записей, то такая выборка отсеет пустопорожние коммерческие произведения (там все наоборот: одна, редко две-три интерпретации при миллионных тиражах). Мне представляется, что Шостакович занял бы достойное место в таком списке, и в полном согласии с Вашим утверждением, что Шостакович - гений я продолжаю считать его одним из величайших композиторов двадцатого века (а для меня лично самым великим).

С другой стороны, казалось бы безупречный именно в музыкальном смысле критерий тождества формы и содержания при ближнем рассмотрении смотрится не столь идеальным. Вы пишите, что "музыкальному произведению наиболее близко литературное". Это дает возможность упростить рассмотрение, сведя понятия к аналогиям. Писатель оперирует языковыми средствами в рамках определенного литературного стиля, композитор строит свои произведения на каркасе музыкальной формы. И литературный стиль, и музыкальная форма многое предопределяют в соответствующем произведении. Но в пределах одного и того же литературного стиля и одной и той же музыкальной формы есть произведения более удачные и менее удачные. Если бы это было не так, то тогда можно было бы поставить литературную и музыкальную продукцию на поток варьируя только переменные величины как при сочинении менуэтов по моцартовскому рецепту. Парадоксально, что последовательно проводя милый Вашему сердцу принцип тождества формы с содержанием, мы приходим к формуле жвачки для масс. Так делаются голливудские фильмы, порнография, детективы, "мыльные оперы", поп-музыка. Содержание для массовой продукции значения не имеет — убогое, практически неизменное с незначительными вариациями — оно подменяется формой: трюками, громким звучанием, текущими деталями быта, широким экр

аном, компьютерными эффектами и т.п.

И наоборот, художественные произведения при аналогичных средствах выражения тем не менее отмечены индивидуальностью. В этом и заключается содержание художественного произведения: создать нечто свое нетривиальное на основе общедоступных методов. Иначе и быть не может. Если бы самобытность художественного произведения определяла только форма, то с одной стороны:

* писатели, композиторы и другие представители творческих профессий должны были бы создавать для каждого своего нового произведения новую форму, поскольку старая форма (тождественная содержанию) будет восприниматься как повтор лишенный эстетической ценности; а с другой стороны:

* художественные произведения прошлого были бы обречены на полное забвение, поскольку новые поколения никогда не находили бы в них ничего интересного, поскольку устарела форма (тождественная содержанию).

Если рассмотреть не принципы построения, а имена в Ваших двух списках выдающихся композиторов, то и тут возникают сомнения. Первый список включает почти всех выдающихся новаторов композиции двадцатого века, но все же непонятно почему нет Карлхайнца Штокхаузена. Может быть он был отбракован из-за немузыкальности электроники? Но тогда, чем провинился Алоиз Хаба? Его четвертитонная музыка весьма оригинальна. Второй список совсем непонятный. К моему стыду я не слышал ни одной пьесы Ревуэльтаса, и не могу понять, как можно поставить рядом гениального Вила Лобоса с "королем танго" Пьяццолой? И вообще, почему такое засилье Латинской Америки и в то же время ни одного композитора из Германии и Франции? Мне понятно, что Тертерян и Тормис имеют значение для национального сознания, но чем, тогда, хуже Гаджибеков и Меднис? Гершвина с большим успехом можно было бы заменить Бернстайном. Совсем непонятен восторг по отношению к Стиву Райху.

Вы написали немного и о джазе:

"Джаз — это особая разновидность музыки белых американцев, теория и практика которой целиком и полностью основывается на европейской музыке ХХ-го века и не имеет к неграм ни малейшего отношения."

и далее

"У истоков джаза стояли, главным образом, Морис Равель (Соната для скрипки и фортепиано, 1923) и Игорь Стравинский («Рэгтайм», 1911), — в гораздо большей мере, чем Гершвин."

С Вашей эстетикой европейской академической музыки можно спорить или соглашаться, но то что вы пишете о джазе, извините, просто неверно. Мы можем обсудить эту тему отдельно, а пока просто тезисами:

1. Джаз - не "особая разновидность музыки белых американцев", его создавали и черные, и белые музыканты, а сейчас практикуют и европейцы, и азиаты, и латиноамериканцы, и, даже, немного, австралийцы.

2 Теория и практика джаза не "целиком и полностью основывается на европейской музыке ХХ-го века", потому что важнейшие компоненты джаза - импровизация (не путать с алеаторикой) и свинг в европейской музыке не присутствуют.

3. Джаз имеет к неграм большое отношение, потому что большинство выдающихся музыкантов джазового мейнстрима все же темнокожие американцы, другое дело, что джаз не очень связан с Африкой.

4. У истоков джаза не стояли перечисленные Вами композиторы и ни одно из их произведений не является джазом.

С уважением, Сабирджан Курмаев

Комментарии

Добавить изображение