Случайность нашего зачатия

28-01-2001

Foto Inny Lipchin

Вроде бы есть законы. Как природы, так и юридические. Последние можно менять. Первые менять не дано. Впрочем, есть и нечто промежуточное - например, генетика. Закон, как бы данный природой. Дескать, от природы такой. Но менять - можно. Взяли, как писал Жванецкий, покрутили шлиц в ДНК - и уже не такой. Уже не хочется в Париж.

С другой стороны - вокруг сплошная случайность. Случайно родился (жизнь есть счастливая случайность со смертельным концом). Еще более случайно умер. Притом нелепо и совершенно не вовремя. Умер неизвестно от чего. И неизвестно, на что жил. Тем более - зачем, если не на что. Но все-таки смертельно обидно.

Этот Занусси с его "Жизнь есть инфекция, передающаяся половым путем с летальным исходом". Видите - опять. То есть жизнь - случайна. А смерть, выходит, закономерна? А если жить вечно? Найти механизм в геноме, тот самый шлиц, подкрутить ДНК, чтобы деление клеток не ограничивалось полусотней делений, а чтобы всегда. Как у амебы. Или перекачивать всю информацию из своего мозга в другое тело. Молодого, погибшего в катастрофе. Значит, кто-то должен погибнуть все равно? А если перекачивать мозговую информацию в искусственный мозг, нечто вроде биологического компьютера? Тоже не выйдет, между прочим. И не по причине того, что этот искусственный биорезервуар должен быть живым, а это упирается в тайну жизни. Допустим - сделали. А по той причине невозможно, что в любом случае объем памяти любого супермозга будет ограничен некоторой величиной. И тогда по заполнении этой памяти всеми событиями, пусть 1000-летней жизни (или миллионнолетней - цифра не важна, имеет только значение, что не вечной) для того, чтобы вмещать в себя текущую информацию, придется стирать какую-то более раннюю, предыдущую. Надо будет отрезать свое детство. Потом - юность. Потом зрелые годы. И оставлять свой тысячелетний - миллионнолетний юбилей.

Субъективно и психологически это и будет означать временность, смертность, а не вечность существования.

Да... случайность правит миром. Случайно встречаем свою андрогинную половину. И - случайно ее теряем. Случайно попадаем в аварию. Случайно оговариваемся. Случайно падаем. По ошибке получаем по морде. Ненароком заворачиваем не туда.

Был я в Москве в марте прошлого года (2000). Мои старые знакомые Оля и Саша Земцовы пригласили меня на похороны совершенно незнакомого мне человека, доктора биологии Николая Воронцова. Смысл этого приглашения заключался в том, что покойный ранее был министром экологии, а потом - депутатом Думы и на похоронах предполагалось большое количество депутатов, с которыми я хотел бы переговорить чисто в журналистских целях. И там, в большой толпе я встретил Леву Киселева (это известный биофизик, сын открывателя вируса энцефалита и автора вирусной теории рака Льва Зильбера, который был посажен по устному приказу Берии, по случаю чего его сыну его мать, жена Зильбера, и дала свою фамилию Киселев), который был настолько поражен (он полагал, что я в Бостоне и уж никак не могу оказаться здесь, на похоронах человека, которого никогда не знал и даже не слышал о его существовании), что он меня поначалу не признал, долго щурился, смущенно говорил, что мы, конечно же, наверное знакомы, но вот где, когда, извините... И поверил, только когда я назвался. С криком, "Ну Валерий, ну конечно же...Но.. какими судьбами, как....!"

И тут я столкнулся с тем, что мы и знаем-то других только в привычном нам контексте. Если встречаем наших добрых знакомы и даже друзей дома, у общих товарищей, на работе. В своем городе. Но если обстановка совершенно не предполагает такой встречи, то можно и не узнать. Или подумать, что ошибся, обознался.

Между прочим, никаких депутатов на похоронах не было. Приехал только Егор Гайдар, (но как раз не депутат), быстро отговорил положенное надгробное слово - и уехал. Занятый человек. Sic transit gloria mundi !

Вот еще более невероятный случай из недавних.

Летел я в апреле 2000 года из Праги к себе в Бостон.

Пересадка во Франкфурте (на Майне).

Захожу в самолет, Боинг 747, триста человек, сажусь на свое место. Через несколько минут вдруг вижу - идет по проходу Наум Коржавин. Я знал, что он был в Москве и уже должен был находиться в Бостоне. Решил пошутить.

- Наум, ну что вы так долго, я тут уж устал вас ждать. Вот и м

есто занял для вас - и показал на кресло рядом.

Для Наума, который и вовсе не знал, что я улетал из Бостона, встреча была настолько неожиданной, что он меня (ну - это нормально) даже не сразу признал.

- Простите, я вас помню, лицо хорошо знакомо, но не припомню, откуда я вас знаю?".

Ну, там темновато, к тому же, он подслеповат, без очков.

Я продолжаю розыгыш.

- Наум, вы мне ничего не должны. Поэтому нет смысла темнить: знаю, дескать, но не припоминаю. Лучше сознаться сразу, да, мол, мы хорошо знакомы.

Все это время Наум тщательно меня изучал, но тут еще голос и манера шутить помогли.

И уже через секунду: "Валера! Откуда, каким образом ?!"

Мы ничего не знали друг о друге. Я не знал, что он пролетом из Москвы в Бостон остановился на три дня в Германии. Он ничего не знал, что я в Праге. Никакой коммуникации. И никакой коррекции. Но и здесь еще не кончилось чудо. Наум извлек билет со словами, "Надо посмотреть, где мое место".

- Да чего смотреть - отвечаю, - вот оно. Садитесь.

- Да ладно тебе.

По проходу идет стюардесса. Он просит ее: "Плиз, шоу ми май сит".

Она берет билет, смотрит - и указывает на то самое место, которое я ему показывал, рядом с моим ! Это ли не посрамление теории вероятности!

Наум и по сей день считает, что в той истории есть какая-то непостижимая мистика, либо какой-то очень тонкий подвох с моей стороны. Какой-то розыгрыш в духе Никиты Богословского.

Случайно (опять !) вспомнил , что была у нас как-то любопытная переписка с Петровым-Сидоровым (это псевдоним Анатолия Смирнова) о невероятностях случайного. Воспроизведу ее здесь.

 

ПИСЬМА О НИЧТОЖНОЙ ВЕРОЯТНОСТИ ЗАЧАТИЯ
      Валерий Лебедев: Один наш автор, носящий скромную фамилию, скажем, Петров (из Петербурга), решил усугубить массовидность своей фамилии и стал писать под псевдонимом Сидоров. Оказалось, что совсем в другом городе (Москве) в некоей исследовательской группе Mantell , интересы которой он задевал, тоже есть Петров, который иногда пописывает под псевдонимом Сидоров. В руководстве той группы возникло напряжение: как так, наш Петров-Cидоров куда-то пишет, вместо того, чтобы поговорить с нами.

Упрек к "своему Петрову" был бы уместен. Но то оказался другой Петров. И другой Сидоров. Этот другой не поверил, что такое совпадение может быть и прислал мне письмо. Я ему ответил, он опять ответил мне. Результат переписки мне показался любопытным. Итак:

Письмо Петрова-Сидорова

УВАЖАЕМЫЙ ВАЛЕРИЙ ПЕТРОВИЧ !

      В одном из рассказов Рекемчука жена главного героя пеняет своему мужу: "Ты как акын. Акын - что видит, то и поет, а ты - что видишь, то и считаешь."

Это про меня.

Я раздумался: а если - посчитать? И я прикинул. Больше всего русских фамилий происходит от слова "кузнец". Вместе со всякого рода Ковалями их почти 20 процентов. Ивановых существенно меньше, а занимающих третье место, Петровых еще меньше. Допустим, десять процентов. (Наверное меньше, но как говорил один мой приятель: джентельмен не должен быть скрягой. Кажется это из О'Генри.) Сидоровых еще меньше, но допустим тоже 10 процентов. Анатольевичей тоже не так много, но допустим тоже 10 процентов.

Следовательно, вероятность появления Некоего Петрова-Сидорова 0,1х0,1х0,1 = 0,001 - величина довольно большая.

Представления не имею, сколько в фирме Mantell сотрудников, допустим 100. Вероятность попасть туда работать среднестатистическому москвичу 100:7000000=0,000014, и, соответственно, упомянутому Петрову-Сидорову - 0,000000014.

Пожалуй, мой скепсис относительно такого совпадения не так уж нелеп.

Иными словами, я в это не верю.

Искренне ваш - Петров-Сидоров (настоящий).

 

Письмо редактораУВАЖАЕМЫЙ г. ПЕТРОВ-СИДОРОВ !

      Что касается элегантного перемножения малых вероятностей, что в итоге дает уж совсем ничтожную, то я не раз, прилетая в Москву из Бостона, встречал в метро, притом на периферийных станциях, своих знакомых, которые даже не живут в тех местах (как и я). С точки зрения вероятности, думаю, этого не должно было бы быть.

Более того, - не должно было быть и вас. Я возьму в качестве примера не вас (хотя это могли бы быть и вы, просто так будет звучать более "аналитично"), но, допустим, совершенно конкретного человека Николая Кузанского.

В одной порции извержения семени находится более 200 миллионов сперматозоидов (для наглядности расчетов возьмем уменьшенную цифру 100 миллионов, нам и ее хватит с избытком). Отец Николая Кузанского, человек в то время молодой и одаренный избытком жизненных сил, производил обширные осеменения не только своей супруги, но и очень многих окрестных дам. Он это делал тем успешнее, что не был президентом какой-нибудь страны и располагал неограниченным свободным временем. Овуляция у дам бывает один раз в месяц и эструс длится 3-4 дня. Папа трудился "не покладая рук" каждый день. Но все время с разными. Стало быть, вероятность осеменения одной особи совершенно конкретным сперматозоидом у некоей одной, тоже определенной дамы, была 0,000000001*0,1= 0,0000000001.

Но нам нужна не некая дама, а именно мама Кузи. Вы сами понимаете, что нужна именно конкретная яйцеклетка и совершенно индивидуальный, именно этот, а не другой, сперматозоид, ибо иначе родится не Николай Кузанский, а кто-то другой. А другого мы не знаем. А может, и знать не хотим.

Пусть у папы было за год 100 прелестниц. Значит, вероятность попадания нужного живчика в нужное место 0, 0000000001*0,01=0, 000000000001.

Это на четыре порядка меньше вычисленной вами величины вероятности появления Петрова-Сидорова на фирме Mantell. Я даже не знаю, как называется та невообразимо малая величина, что написана на экране. У нее и названия-то, думаю, нет. На самом деле величина будет еще раз в десять или даже сто меньше, ибо мы не учли вероятность выкидышей, применения противозачаточных средств, подмены младенца в роддоме, смерть в детстве и прочих трудно прогнозируемых обстоятельств.

Таким образом, выбранный нами человек по фамилии Николай Кузанский не имел никаких реальных шансов родиться. Тем более - жить. Но он - родился! И вполне успешно живет (или жил, что для нашего примера не важно). Как и вы.

Стало быть, происшедшее есть ЧУДО, ибо выходит за рамки законов природы и общества.

Чудо же не может быть итогом человеческой деятельности. Даже такой выдающейся, как деятельность папы Николая Кузанского. Чудо есть свидетельство Божьего промысла. Стало быть, рождение каждого человека, а не только имярек, доказывает, к вящей славе Господа, бытие Бога.

Вот так, с вашей помощью, мне удалось внести вклад в теологию. Есть онтологическое доказательство существования Бога Ансельма Кентерберийского. Есть четыре доказательства Фомы Аквинского. Есть знаменитое этическое доказательство Канта. Но маловерам и этого всегда казалось недостаточно. Теперь будет математическо-вероятностное доказательство нашего с вами двойного имени. Или даже тройного, если вы решите оставить псевдоним. Бог-то троицу любит. Да, теперь будет достаточно. Мне кажется, грядет новая христианизация мира, и уж точно - Руси.

Зная ваше чувство юмора, уверен, что вы правильно поймете все расчеты и возможные ошибки в вычислениях. Тем более, что они могут быть только в пользу нашего с вами доказательства.

Жму вашу руку, всех благ - ваш Валерий Лебедев

Письмо Петрова - Сидорова

Уважаемый Валерий Петрович!

      Вероятностный подход к происхождению каждого отдельного индивидуума, сильно осложненный наличием любвеобильного папаши, требует развития и размышления.

Полагаю, говорить о появлении вашего знакомого Николая Кузанского как о маловероятном событии, имеет весьма мало смысла. Рождение индивидуума - процесс единичный, а к единичным явлениям вероятностный подход неприменим. Вероятность происхождения Николая Кузанского равна 100 процентам. В этом вы можете убедиться, посмотрев на него, потрогав; в крайнем случае, спросите у него лично: с какой вероятностью он существует в настоящее время.

Но огульно отрицать ваш подход тоже нельзя. Просто надо аккуратно и осторожно поставить задачу.

Исходя из размеров сперматозоида и расстояния, которое он должен преодолеть для выполнения своей миссии, можно провести такую аналогию: это все равно, что заставить пробежать отдельного индивидуума для проведения аналогичной миссии расстояние от СПБ до Москвы.

Вероятность выполнения миссии оплодотворения отдельным индивидуем после такой пробежки крайне низка.

Не каждый, во-первых, побежит. "Зачем? - скажет он, - Я, старый мудрый сперматозоид, должен нестись в такую даль для сомнительного удовольствия продлить свое существование в Вечности? Это неразумно и глупо. А гордыня - грех!

Не каждый, во-вторых, добежит. Нет, конечно, если бы мне сбросить лет двадцать или еще лучше ( не скажу сколько), я бы не стал задавать такие глупые вопросы и по-идиотски рассуждать о греховности гордыни. Я, разумеется, рванул бы...

Ну, а в-третьих, не каждый, добежав, будет способен к Миссии...

Но если идеей Великой Миссии Оплодотворения вдохновить хотя бы миллион индивидуев нашего культурного центра, то шансы на ее выполнение существенно возрастают. Возможно, результатом будет даже двойня или больше.

Шансы на выполнение Миссии останутся даже и в том случае, если где-нибудь на полдороге бегунов будет ждать засада с универсальным противозачаточным средством типа "пулемет".

У природы (а шутки о Боге нынче сродни шуткам о КПСС в последние годы жизни Брежнева - вроде бы и не опасны, но не рекомендуемы) было два пути: создать сверхскоростной и при этом бронированный сперматозоид или сотворить облегченную модель, но в огромных количествах.

Результат нам известен - природа пошла по пути умножения количества в ущерб качеству бронирования.

Карл Маркс сказал как-то, что пара трески может накормить всю Европу, имея в виду невероятную плодовитость этой рыбы, превосходящую даже его собственную.

И оказался не прав.

Народу в Европе все больше, а трески все меньше.

Человечество за последние 150 лет сильно постаралось опровергнуть великого человека: глобальное загрязнение уже превратило природу в окружающую среду.

Если нелюбовь к великому теоретику коммунизма будет преобладать в настроениях людей и далее, то мы рискуем остаться не только без природы и без трески, но даже и без окружающей среды.

И еще одно соображение против упоминания Всевышнего в рамках нашего вероятностного исследования.

Исключительно малую вероятность зачатия ваш автор Александр Левинтов (зарисовка "По плану и факту" в его статье в 54-м номере Лебедя), работая колхозным осеменителем, превращал почти в абсолютную вероятность.

Можно ли сказать, что он работал Исполняющим Обязанности Бога в колхозе "Путь Ленина к коммунизму"?

Cказать-то можно, но это уже будет кощунством.

Наибольших успехов, искренне ваш Петров-Сидоров (подлинный)

Теперь серьезная часть.

Я ниже дам своего рода компендиум современных взглядов на природу случайности и вероятности, как ее математического выражения. Используя кое-что из работ Юрия Владимировича Сачкова.

Понятие случайности является первичным. Оно не поддается определению через некоторые иные, более общие понятия.

В своих исходных посылках случайность определяется как отсутствие закономерности и, что взаимосвязано, как непредсказуемость соответствующих явлений и процессов. Наличие чувства непредсказуемости дает основания на встречу с нечто необычным, чудесным, а эти встречи с непредсказуемым, окрашенные надеждами на чудо, делают саму жизнь разнообразней, интересней и привлекательней. Недаром А.Пушкин назвал случай "богом изобретателем".

В древности представление о случайности (и вероятности) относились к характеристике нашего знания — признавалось наличие вероятностного знания, отличающегося от достоверного (истинностного) знания и от ложного (заблуждения). Как замечает Б.Рассел, два скептика, Карнеад и Клитомах, "ополчились против верования в божество, магию и астрологию, которое все более и более распространялось. Они также развили конструктивную доктрину, говорящую о степенях вероятности, хотя наше чувство уверенности никогда не может быть оправдано — одни вещи кажутся более истинными, чем другие. Вероятность должна руководить нами на практике, ибо благоразумие требует действовать согласно наиболее вероятной из возможных гипотез'".

Тогда же сразу выяснилось, что случай сопоставлен с необходимостью.

Поэтический язык древних воплотил соответствующие представления в образах богинь человеческих судеб: Ананке — неумолимая необходимость, Тихе — слепой случай. Вне случая невозможно понять жизнь человека во времени. Более тою, случайность стала характеризоваться и как "регулятор" жизненных процессов. Эмпедокл, отмечал Рассел, "рассматривал ход вещей как регулируемый скорее случайностью и необходимостью, чем целью. В этом отношении его философия была более научной, чем философия Парменида, Платона и Аристотеля".

В дальнейшей истории культуры представления о случае также преимущественно связывались с раскрытием основ поведения человека. Наиболее концентрированным образом они высвечивались при раскрытии представлений о свободе воли человека. Свобода воли прерывает те жесткие неумолимые связи и воздействия, в которые вплетен человек, и тем самым позволяет ему стать творцом нового и осознать свою силу и самостоятельность.

К примеру, жестко детерминированное движение атомов в мире Демокрита не оставляло место случайности. И это весьма не понравилось Эпикуру, который редко пропускал случай порадоваться жизни. И потому он ввел в строгое движение демокритовских атомов ничем не мотивированные отклонения (клинамен), которые своей неожиданной шалостью в мозгу как раз и обеспечивали свободу человеческой воли.

В отличие от самих физиков, имеющих свободу воли, произвол и даже допускающих случайные половые связи, в рамках первых физических теорий не было места для случайности. Этот период в ее развитии характеризуется как классический. Базисные модели в этих случаях строятся по образцу и подобию классической механики.

Все связи и отношения в материальном мире рассматривались наподобие механических, т.е. имеющих строго однозначный характер. Если в научном анализе приходили к решениям, включающим в себя неоднозначность и неопределенность, то соответствующее знание рассматривалось как неполное выражение знаний об исследуемых объектах, лишь как подход к истине или же как результат некорректной постановки задачи. Соответственно этому конструктивную роль в познании играла лишь необходимость, к тому же рассматриваемая наподобие механической. За случайностью объективной основы практически не признавалось. Такая познавательная установка, такой стиль научного мышления хорошо выражены в словах П.Гольбаха: "Ничего в природе не может произойти случайно; все следует определенным законам; эти законы являются лишь необходимой связью определенных следствий с их причинами... Говорить о случайном сцеплении атомов либо приписывать некоторые следствия случайности — значит говорить о неведении законов, по которым тела действуют, встречаются, соединяются либо разъединяются".

С подобных взглядов на случайность и началось рассмотрение основ вероятности в физическом познании.

Зарождение математического учения о вероятности относится к XVII веку, когда в качестве базовых моделей выступили модели азартных игр. Схемы этих игр, как отмечает, например, Е.С.Вентцель (она же - писательница И. Грекова), дают чрезвычайно простые модели теоретико-вероятностных явлений, позволяющие в наиболее отчетливой и наглядной форме наблюдать и изучать закономерности соответствующих процессов.

Под случайным событием понимают некоторый факт, который при определенных условиях может произойти или не произойти. В теории вероятностей понятие случайного события определяется лишь тем, произошло оно или нет, а не его конкретной природой. Случайность относится именно с отдельными событиями и выражает тот факт, что отдельные события в массовом явлении независимы и появление каждого из них не обусловлено другими событиями.

Позднее, когда физики столкнулись с необходимостью описывать системы, состоящие из миллиардов триллионов частиц (например - газы), вероятностные методы породили представления о новом классе закономерностей в природе — о статистических закономерностях. Само слово "газ" происходит от того же корня, что и "хаос". Понятие хаоса характеризует прежде всего структуру таких систем, где элементы внутренне динамичны, но их поведение ни в малейшей степени не согласуется друг с другом и отсутствуют обратные связи. Подобные системы могут образовываться лишь под действием внешних сил или условий. Хаос олицетворяется моделью идеального газа в состоянии термодинамического равновесия. Представление о порядке символизируются моделью идеального твердого тела типа идеального кристалла или же моделью систем, обеспечивающих строгую однозначность развертывания исследуемых событий во времени.

Предмет теории вероятностей стал определяться как изучение массовых случайных явлений (событий). Но и статистика далеко еще не исчерпывает природу случайности. Это и Станислав Лем в своих рассказах о пилоте Пирксе отобразил ("Следствие"):

"К примеру, в крупном городе раз в пять дней раздается выстрел. Так утверждает статистика. Но если ты сидишь у окна и пуля разбивает стекло над твоей головой, ты не станешь рассуждать: "Ага, уже выстрелили, следующий раз выстрелят не раньше, чем через пять дней". Нет, ты сразу поймешь, что напротив находится вооруженный человек, может даже безумец, и безопасней будет нырнуть под стол..."

Случайность - не проявление скрытых закономерностей, а наоборот, закономерность - это проявление скрытых случайностей. У Л.Н. Толстого в "Войне и мир", например, есть ответ почему русский народ победил в войне 1812 - миллионы случайных воль совпали.

Вхождение вероятности в структуру физических методов исследования обеспечили два грандиозных прорыва физики: в структуру вещества (классическая статистическая физика) и в структуру атома и атомных процессов (квантовая механика). Квантовая теория, в основание которой вероятность входит имманентным образом, является базисной и в познании мира элементарных частиц, ибо физика немыслима вне измерений, а первые же попытки осмыслить и оценить практику измерительных процедур опираются на вероятностные представления, связанные с установлением в конце восемнадцатого столетия закона распределения ошибок измерения, сугубо вероятностного.

Да, случайность сидит в основе материи. Для того, чтобы нечто измерять, нужно приложить к этому "нечто" измерительный инструмент. Для элементарных частиц таким инструментом могут быть только фотоны, излучающиеся и поглощающиеся порциями-квантами. При этом взаимодействии мы можем локализовать электрон, но уменьшим свои знания о его импульсе. Одним словом, есть классы приборов, которые дают нам данные о координате элементарных частиц, но с уменьшением сведений о скорости, и есть класс, который дает знание об импульсе, но с утратой данных о локализации. В точном соответствии с принципом дополнительности Бора. Поэтому пси-функция дает нам не данные о нахождении, скажем, электрона, а только вероятность нахождения его в данной точке пространства. Электрон, как говорили раньше, в ранней копенгагенской интерпретации, как бы имеет свободу воли. Где хочет, там и порхает. Посади его в камеру Вильсона, но и оттуда он шмыгнет неопределенным образом. И каждый - особенный. Нет двух одинаковых из всех 10 в 80-й степени одинаковых электронов во всей Метагалактике. На том стоит принцип Паули, толкующий о вот именно таком разнообразии из четырех квантовых чисел для свободных частиц вольного эфира. А Паули был очень принципиальным человеком - ему можно верить.

Для простоты можно считать так, что электрон излучается частицей, распространяется нелокализованной волной, а ударяясь об экран, как сивка-бурка, оборачивается локализованной частицей-вспышкой. И узнать точно, где он находится в промежутке, и где именно произойдет локализация (редукция) волнового пакта нам не дано. Просто в силу того, что мы есть макротело, а они - микро. Два мира - две системы. И "они" - и не волна и не частица, и не их симбиоз, а нечто третье. Которое живет в непостижимом для нас мире случайности. И это третье мы можем описать только как дополнительность волны и частицы. Зато когда частиц много, то их случайные мельтешения дают вполне достоверную статистическую картину, что и позволяет нам сидеть за монитором и запускать синхрофазотроны.

Тем не менее и по сей день бытуют обе концепции на природу вероятности:

1. Случайность - "непознанная закономерность", что, с точки зрения теологии, соответствует теизму. То есть, под случайностью мы просто понимаем то, чего еще не знаем. И можем вообще никогда не узнать. Но причина этому и Закон всегда есть. Ибо любое событие на самом деле исполнено глубокого смысла и смысл этот заложен в мир Творцом.

2. Формула "случайность правит миром" говорит о том, что как раз случайность есть основа мира. Толкуют, будто она принадлежит атеистам, отрицающим Промысел. Хотя скорее - агностикам, а не банальным атеистам.

Вот слова "дорогого нашего Святителя Игнатия Брянчинова" из его аскетических опытов, ч.II, "Судьбы Божии", которыми он начинает повествование, иллюстрирующие вторую формулу:

"Нет слепого случая! Бог управляет миром, и все, совершающееся на небе и в поднебесной, совершается по суду премудрого и всемогущего Бога, непостижимого в премудрости и всемогуществе Своем, непостижимого в управлении Своем. Бог управляет миром: разумные твари Его да покоряются Ему, и слуги Его да созерцают благоговейно, да славословят в удивлении и недоумении превышающее разум их, величественное управление Его! Бог управляет миром. Слепотствующие грешники не видят этого управления. Они сочинили чуждый разума случай: отсутствие правильности во взгляде своем, тупости своего взгляда, взгляда омраченного, взгляда извращенного они не сознают; они приписывают управлению Божию отсутствие правильности и смысла; они хулят управление Божие, и действие премудрое признают и называют действием безумным."

Между прочим, Эйнштейн в его историческом споре с Бором был как бы на стороне этого святителя. Ты веришь в Бога, играющего в кости, - говорил он Бору, - а я - в божественный разум, управляющий миром.

При всем почтении к гению, и к тому, что журнал Тайм назвал его человеком тысячелетия пока что наука "за Бора". Но в конце жизни (в 1950 г.) в статье "Рассуждения об основах теоретической физики" Эйнштейн уже был более осторожен:

"Некоторые физики, в том числе и я сам, не могут поверить, что мы раз и навсегда должны отказаться от идеи прямого изображения физической реальности в пространстве и времени или что мы должны согласиться с мнением, будто явления в природе подобны азартным играм. Каждому дозволено выбрать направление приложения своих усилий, и каждый человек может найти утешение в прекрасном изречении Лессинга, что искать истину благороднее, чем обладать ею".

Подчеркивая фундаментальное значение вероятностных идей в развитии современной физики, Н.Винер писал, что "именно Гиббсу, (который много сделал в теории вероятности) а не Альберту Эйнштейну, Вернеру Гейэенбергу или Максу Планку мы должны приписать первую великую революцию в физике XX века"

Вероятность - это вообще ключевое понятие квантовой механики. Между прочим, классическая механика, которая отрицает случайность, вместе с тем отрицает и направление времени. Для нее все моменты равноценны. Иными словами, в классической механике нет различия между прошлым и будущим. Как раз поэтому в уравнениях ньютоновской механики можно менять знак времени, и они от этого никак не изменятся. С открытием термодинамики стало ясно, что существует "стрела времени", то есть оно необратимо, потому что часть энергии всегда теряется, и мы не можем вернуть систему в первоначальное энергетическое состояние. Поэтому система в конце концов придет в состояние теплового равновесия, то есть перестанет функционировать. Это чем-то напоминает энергетический кризис на Дальнем Востоке. Вот только термин" тепловая смерть" звучит для них дико. Скорее - холодная смерть. Однако существуют примеры самоорганизации - живые организмы. То есть сложные системы устроены так, что могут переходить на новый уровень под действием незначительных импульсов. Это совершается спонтанно, то есть случайно, в том смысле, что количество воздействия не пропорционально реакции, и по воздействию (то есть по причине) мы не можем сказать, каково будет следствие. Синергетика и самоорганизация тоже во многом базируются на случайности. Это потому, что не менее грандиозное значение имеют вероятностные идеи и в развитии биологии, ее основополагающих теорий о строении и эволюции живого. На вероятностные представления практически опирается уже эволюционная теория Дарвина. В ней Дарвиным сформулированы лишь исходные понятия феноменологического порядка, прежде всего — изменчивости, наследственности и отбора.

В анализе структуры процессов наследования, как они выражены в исходных законах Менделя, важнейшую и определяющую роль играют представления о независимости во взаимодействиях между генами в процессах размножения живых организмов (каждое скрещивание является отдельным, независимым событием, на которое не влияют результаты предыдущих скрещиваний: каждая пара генов наследуется независимо от другой пары; члены одной пары генов отделяются друг от друга в мейозе независимо от членов других пар; гены наследуются как независимые самостоятельные единицы и т.д.).

Проблема независимости встает практически при рассмотрении любых аспектов деятельности человека, в частности в ходе анализа истоков и существа морали. И.Кант, например, представления об автономности, включающей в себя независимость, применял при обосновании своей концепции этики. "Автономия, — писал он, — есть ... основание достоинства человека и всякого разумного естества".

В эволюционных процессах неустойчивость представляет собою точки бифуркации, когда перед соответствующими системами открываются различные возможности, разнообразные направления дальнейших изменений. Тем самым состояния неустойчивости порождают независимость, и в этих случаях независимые объекты легче попадают в "объятия" центров активности, центров самоорганизации (действие управляющих параметров или параметров порядка).

"Мы должны, — пишут И.Пригожин и И.Стенгерс, — отыскать узкую тропинку, затерявшуюся где-то между двумя концепциями, каждая из которых приводит к отчуждению: концепцией мира, управляемого законами, не оставляющими места для новации и созидания, и концепцией, символизируемой Богом, играющим в кости. концепцией абсурдного, акаузального мира, в котором ничего нельзя понять. То, что возникает буквально на наших глазах, есть описание, промежуточное между двумя противоположными картинами— детерминистическим миром и произвольным миром чистых событий"

Вот в этом промежуточном мире мы и живем. И случайность из того мира, где она полностью царит, периодически выскакивает и являет нам свою неопознанную личину.

Комментарии

Добавить изображение