СЕСТРИЦА ХАОС, БРАТЕЦ КИЧ (Опыт амбивалентной рецензии)

24-03-2002
А теперь большой-большой звук,
Ликвидирующий крышу всему, что вокруг.
Забудьте страданий и всяческих мук –
Слово бакалавру естественных наук…
БГ-Аквариум, «Растаманы из глубинки», альбом «Сестра Хаос»

Всегда ли плохо, дамы и господа, когда с миру по нитке? Не в ткацко-ковровом промысле и не в вышивании крестиком при помощи пялец и пальцев, а в менее осязаемом и вещественном предприятии, к примеру, в рок-рукоделии. Лично я затрудняюсь на этот вопрос ответить, тем более, что рок-музыка неоднократно в эклектике и формальных заимствованиях уличалась без особого для нее урона.Обложка альбома СЕСТРА ХАОС

Вот и только что извлеченная из глубин бездонного новоаквариума корпулентная музыкальная рыбина странного происхождения – помесь русалки (видимо, чья-то сестра) с акулой (кроваво-конкретный хаос) - не дает мне на этот вопрос никакого ответа. Только пучит устремленные в симметричную потустороннесть глаза и чмокает пустозвучно губами, образующими изящный трансцендентальный овал. Молчит гребенщиковская рыбина. Молчит, потому что все знает, как когда-то развязно речитативил случайно зацепленный Кустурицей Игги по прозвищу Поп-Толоконный Лоб.

Но я-то знаю, что это только ординарные рыбы спесиво помалкивают, а неординарные гребенщиковские вундергибриды способны петь, философствовать, ерничать, да еще и травку покуривать, затаившись в дебрях кислой морской капусты. И потому я без труда нахожу на наждачном ее боку маленький золоченый ключик, завожу его с полуоборота и приготовляюсь, как говаривали недалекие наши предки, внимать чарующим переливам прелестных гармоний и звуков.

А и верно.

Звук ладно выверенный и сообразный, в меру чистый и в меру объемный с чуть нарочитым привкусом камерной студийности. Тугими, плотными, вибрирующе-напряженными порциями выплескивается он из трансцендентальных губищ тучной, как Паваротти, рыбины, словно кольца волшебного дыма из трубки Гэндальфа.

Кто же это продюсером так расстарался?

Сами, сами новоаквариумцы и расстарались. Видно наскучили им поездки в Лондон и Штаты в качестве безропотных подмастерий и школяров, а, может быть, впрок им пошел горький опыт соратников-конкурентов, понадеявшихся на продюсерский артистизм евро-американских третьеразрядных умельцев.

Помянем же недоброй памятью загубленные на корню «Любовь» Шевчука и «Яблокитай» Бутусова и из вежливости умолчим о судьбине «Radio Silence» самого бакалавра неестественных наук.

Жанровое разнообразие не слишком внушительного хоровода из девятки коротких трэков не может не впечатлять. С миру по нитке – Бореньке сидюшка. Рэгги, панк-рок, псевдоклассическое узорье, канонический блюз, технический этнофолк, авангард времен битловского «Револьвера», психоделический чарльстон, акустические рапсодийки и пасторальки… Просто уши локаторами разбегаются. К едрене квадро- и стереофене.

И все это сдобрено фирменным смешливо-абсурдно-помпезно-многозначительным текстом со щедрыми россыпями экивоков, полунамеков, аллюзий, загадок, символов, подковырок и каламбуров, не вовсе, впрочем, лишенных вкуса, изыска и мастеровитости.

Как водится, стоят шеренгами вдоль дороги кресты, мертвецы, апостолы, баобабы, будды, церкви, моисеи, крокодилы, гетеродины и травокуры. И даже искренним трагизмом и драматизмом местами полынно веет, невзирая на всегдашнее бэгэшное самолюбованье, безудержные самоповторы и пошло-занудливую игру в декаданс, зачинаемую прямо с обложки. Да еще совсем ни к чему рассыпаны там и сям неуместные и оттого обломные англоязычные гэги.

Пессимистическая комедия. Чертенок в табаке. Кривая нога судьбы.

И тем не менее «Брод», «Слишком много любви», «500», «Брат Никотин», «Растаманы из глубинки» и в первую очередь «Псалом 151», замешанный почти равночастно на классическом госпеле, шестнадцатитонных кубических нотах и уэйтсовском нескончаемом дне вчерашнем, слушаются и впитываются с легкостью необыкновенной, что даже слегка озадачивает в свете зачастую громоздких, несоразмерных и неуклюжих глинобитных конструкций, возводившихся одноименной, хотя и разносоставной группой в стародавние, доглобалистические еще времена.

Мне кажется, что фокус кроется не столько в правильной расстановке сил и удачных аранжировках, сколько в дерзкой и результативной задумке – почти все гитарные партии отнюдь не блистающий техникой Гребенщиков героически взял на себя (участие сессионного гитариста С.Березовского конкретно не обозначено, но, по-видимому, лимитировано плотным гитарном соло «братка Никотина»).

И ведь получилось.

Синкопирующие взбрыки и кляксы аккордов, традиционные акустические переборы и, главное, лапидарные и изящные гитарные соло, порою ужатые до формата нескольких нот, - краткость не только сестра хаоса, но и сестра таланта, - выглядят сверхоптимальным музыкальным решением, позитивная легковесность которого ни на дюйм не притапливает перегруженную баржу проекта.

Все остальные члены команды тоже явно на высоте.

Так в чем же все-таки заключается главный подвох? В чем состоит основная претензия, предъявляемая мастеру Бо-Лукьянову? Может быть, в его разухабистом эпигонстве, несмотря на жгучую жажду слыть пионером и первопроходцем? А, может быть, в благородной вторичности выдуваемого им музыкального тела, невзирая на звонкую бронзу и невыносимую легкость звука? В стремлении быть всегда при делах, в курсе и на гребне волны, чутким, стремительным ухом впитывая из перенасыщенной болотными газами атмосферы модные переливы, перепевы и перезвуки? Не слишком ли ревностно и болезненно прислушивается БГ к тому, что происходит в других углах музыкального ринга? Не потому ли не золотом, а всего лишь томпаком блистает его последние детище, что в испускаемых им лучах бледно, но вполне различимо трепещутся имена Бена Харпера, Марка Нопфлера, Боба Дилана, Питера Грина и Таджа Махала, не считая сонмища музыкальных калифов на час?

И тем не менее вовсе не это главное. Главным ответчиком по иску о возмещении за сдержанное разочарование и частично обманутые надежды по-павлиньи вышагивает братец Кич, нескромно заявленный сразу в трех категориях – текстах, музыке и дизайне альбома.

Братец Кич ничуть не стесняется своей вульгарности и дурновкусия и сразу вступает в незаконные свои права в обличье вынырнувшего из-за инфернально-кровавого занавеса ухмыляющегося БГ в вязаной шапке-горшке набекрень, который кажет нам фигу? викторию? козу-дерезу? кожаной лапой в черной протезной перчатке. Эдакий русский чертик в модном прикиде - ответ российской интеллектуальной глубинки на обидное отсутствие вызова со стороны какого-нибудь австралопитекского ника кэйва: «А я парень хоть куда/У меня кольцо в ухе/У меня на груди два соска…».

Камень на камень, кирпич на кирпич – к черту искусство, да здравствует кич!

Приходится утешать себя тем, что если копнуть чуть поглубже, то, при желании, можно даже высмотреть в профессионально дозированном извержении окалины хаоса парадоксальное пародирование и бичевание кича при пособничестве инструментария кич-культуры. По принципу «кич кичем вышибают».

Но оставим метания на потом, а думы задвинем в былое. В любом случае аутентичный кич или кич наизнанку вкупе с ценными философическими открытиями и рекомендациями («если хочешь сказать мне слово, попытайся использовать рот»), актуально-дежурной обреченностью и безысходностью (не забыты груз-200, подводная лодка, родина, жрущая своих сыновей и, конечно, вино, заменившее населению волю), комсомольско-анархическим буйством («он сжег оффис «Лукойл… – из уваженья к огню»), церковно-религиозным агитпропом и обличительством («эй, кто-нибудь помнит, кто висит на кресте?») и апокалиптической чертовщинкой (собаки захлебнулись от воя, а мертвые хоронят своих мертвецов), публично-лукавым признанием скорбного факта исчерпанности действий и слов («мы движемся вниз по лестнице, ведущей вниз», «пятьсот песен - и нечего петь») и искусственно-травоядным весельем («мама, мы едем на Джюмэйку - работать над курением травы») – оглушает, будоражит, заводит, впечатляет и вдохновляет.

БГ завязывает слушателю глаза вороненой бархоткой – для нагнетания трепета и таинственности – и водит его за пытливый нос исхоженными туристскими тропами, выдавая их за дикие дебри и заросли, а подручные бакалавра в это время покрикивают-подвывают из кустиков кассандризмы на разные страшные голоса: «Наше счастье изготовлено в Гонконге и Польше! Ни одно имя не подходит нам больше! Связанная птица не может быть певчей! Падающим в лифте с каждой секундой становится легче!»

Который уж год подряд БГ торжественно дергает за кончик девственно чистой простынки и являет народу один и тот же, но доработанный и улучшенный агрегат – патентованную шарманку-аквариум, - отчасти напоминающий мраморный телефон Хотабыча, а отчасти воздухонеплавательный аппарат Пэйджа-Планта.

Когда-то звучание «Аквариума» был любительским и сырым, но сырость давно ушла. Пришли профессиональная сухость, выверенность и отточенность. А затем пересушенность - как следствие утраты мощи и драйва расчетливыми и искушенными музыкальными эрудитами.

Ну, а что же в итоге?

В двух доходчивых словесах in brevi итог будет выглядеть приблизительно следующим: лучше, чем раньше, но хуже, чем еще раньше.

То есть заметно сильнее, к примеру, чахоточных «Гипербореи» и "Пси", но явно слабее блистательного «Навигатора», когда Гребенщикову, пожалуй, только единожды удалось совершить невозможное: с одной стороны удержать любимую синицу в руках, пойдя на обширное привлечение к записи талантливых британских музыкоделов, а с другой - заарканить упитанного журавля в сером лондонском небе, добившись неповторимо чистой и многомерной картины звука, органически подкрепляемой искренней, яркой и проникновенной лирикой: да здравствует гениальная простота и торжество энтелехии!

Но, тем не менее, – слушать или отринуть «Сестру»?

Я полагаю, что все-таки следует слушать, невзирая на непозволительные перегибы и недогибы. Иначе зачем было тратить мне столько бумаги на убористую писанину. И полстранички хватило бы для пары-тройки критических апперкотов по тулову объемистой, но хрупко скроенной креатуры. Однако не ждите от хаотичной сестры музыкальных открытий и откровений (в этом, по сути, и заключается существо вышеизложенных соображений и предостережений).

Сугубо практическая рекомендация: «вольюм» с басами – право руля! - до красной отметки дожать, чтобы извлечь большой-большой звук, способный снести крышу сознания, а далее следовать смутной, но в общем-то правильной формуле: «Если джаз - это праздник, то рок-н-ролл – это жмур» («Нога судьбы»).

Ну, а потом придет Состояние - безнаркотический и безалкогольный приход, ради которого, собственно, весь этот жмур и затеян.

А, может, и не придет.

Гарантию, к сожалению, дать не могу. Ибо дача стопроцентных гарантий – прерогатива политиков, конституций и коммерческих фирм. А здесь мы имеем слишком интимный, поливекторный и неоднозначный процесс. Поэтому предлагаю судить и рядить в одиночку и без оглядки, ведь не зря же каждому выдан незримым, неведомым кем-то уникально-универсальный измерительный инструмент.

Короче, давайте все же продолжим рискованную и раскованную игру в музыкальные жмурки, хотя финальный свисток несудьи давно просвистел, рок-н-ролл откинул голубые замшевые шузы, а шустрый, как коростель, Козлодоев давным-давно нежится в теплом рассоле одного из аквариумов Петербургской кунсткамеры.

Ферней-Вольтер, Франция.

Комментарии

Добавить изображение