ДЖАЗ В ЕВРОПЕ: НАСТОЯЩАЯ ВСЕМИРНАЯ МУЗЫКА… ИЛИ КРУГ ЗАМКНУЛСЯ

Текст перевёл и подготовил Сабирджан Курмаев]

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА

Статья взята из сборника The Oxford Companion to Jazz издания 2000 года. В сборнике подводятся джазовые итоги прошлого века. Зверин делает это для европейского джаза. Статья его более или менее объективна если не считать явного предпочтения, которое он отдает Франции. Немецкие музыканты достигли в европейском джазе гораздо большего, чем их французские коллеги. Если же взять немецкоязычные страны в целом, т.е. Германию, Австрию и частично Швейцарию, то можно говорить о родившейся в них новой музыке, которую называют по-английски European Improvised Music. Музыкант джазового мейнстрима Зверин даже о ней даже не упоминает. Другой недостаток Зверина в том, что он при всем своем ироническом отношении к "американскому культурному империализму" не замечает свой собственный "империализм" - покровительственное отношение к джазменам в странах восточнее Германии и, в том в числе, в России.

По большому счету нужно было бы дать к статье примечания/комментарии, т.к. Лебедь неспециализированное издание. Но на это понадобится почти столько же времени, сколько на перевод. Поэтому отмечу только самое необходимое. Если же будут вопросы, то я с удовольствием отвечу на них в гостевой книге.

Панасье и Делоне были знатоками веселого традиционного джаза, они встретили в штыки появление бибопа - первого стиля современного джаза. Прав был Виан, высмеивавший их узколобие. Книжка Панасье была издана в СССР. Желающие повеселиться могут найти в ней много несуразностей.

Мангельсдорф - тромбонист. Тромбон одноголосый инструмент и на нем при обычной технике нельзя одновременно издать больше одной ноты, но Мангельсдорф выработал особую технику и у него раздаются интересные призвуки.

Представление о джазе при социализме у Зверина весьма упрошенное. О советском джазе он вообще ничего не сообщает, но все желающие могут узнать о том что было при советах и что происходит сейчас на сайте www.jazz.ru. А вот обстановка в трех самых джазовых странах соцлагеря - ГДР, Чехословакии и Польше - весьма разнилась в силу разного национального характера и разной степени государственного давления. В Германии с 1933 по 1960 годы джаз официально считался частью империалистического дегенеративного искусства. Поэтому там современный джаз начался сразу с фри, из более традиционных стилей там существовали в основном диксиленд и слегка свинг. В Чехословакии в момент прихода нацистов уже был хорошо развит свинг. Джаз больших оркестров оставался зоной протеста против оккупации, а после войны спасал национальный дух от мертвящей идеологии. Тесная связь джаза с политикой бросалась в глаза в ГДР, где молодые люди находили две альтернативы официозу: в музыке джаз и рок, в политике движение за мир, возглавляемое церковью. В Чехословакии сторонники политизированного джаза были старше по возрасту, как и стиль, который они предпочитали. Джазовая секция чешских композиторов вопреки Зверину занималась именно джазом, она выпускала журнал Jazz, называемый бюллетенем (на журнал, как и в СССР, требовалось специальное разрешение), какие-то джазовые информационные листки, но властям не нравилась самостоятельность этого образования и они хотели прикрыть эту секцию, чтобы покончить с прецедентом. Секция сопротивлялась и кончилось дело тем, что ее все же закрыли, а ее председателя Карела Српа посадили. В Польше, где можно было говорить все что угодно, джаз не политизировался. Более того, поскольку границы страны были открыты, польские музыканты всегда старались играть как можно более коммерциализированную музыку, какую можно было бы представить невзыскательной публике ресторанов Западной Европы. Поэтому польский джаз следовал за джазовой модой, но с некоторым опозданием, пока она дойдет до самых тупых завсегдатаев кабаков.

Русское написание имен и фамилий не следует какому-то особенному правилу, а всегда выбирается общепринятый вариант. Вопрос о том, как писать jam session по-русски в свое время вызывал жаркие споры. В среде музыкантов и любителей джаза не шибко грамотных в английском укрепилось написание "джем сейшн". Правильно было бы "джем сешн" (оно использовано в переводе), но споры порой бывали столь жаркими, что раздавались голоса в пользу нейтральной "джем сессии".

* * *

Дата прибытия джаза в Европу зависит от того, что называть джазом и как определять понятие прибыл.

Начнем с того, что джаз развился благодаря взаимовлиянию европейской гармонии и африканского ритма. Соответствующие инструменты (медные саксгорны, а также саксофоны) были изобретены в девятнадцатом веке бельгийцем Адольфом Саксом. Около половины корней джаза можно считать европейскими. Его ваяли афроамериканцы в Америке и он вырос полукровкой. В конце концов он прошел полный круг и вернулся в Европу полный энергии и мощи. Так, на чем мы стоим и что нас ожидает?

Американцы научили европейцев как играть джаз. Но как только европейцы научились джазу, они стали его очищать и дополнять пока не почувствовали, что те американцы, которые околачиваются поблизости, только отбирают у них работу. С другой стороны и американцам надоело болтаться по Европе. Европа богатела, жизнь становилась дороже, появилось много налогов, от которых трудно было увернуться. Отличия от американских условий стали стираться в глазах афроамериканца.

Музыкантам не хотелось вырывать свои семьи из привычной обстановки и заставлять своих детей учить французский, шведский или еще какой-то другой язык. В Европе было все еще много хорошей работы, но трансатлантические перелеты подешевели и их частота возросла, поэтому американцы могли выезжать на гастроли по пять-шесть раз в год. Так, зачем же было переезжать навсегда?

Есть поговорка: "Между Нью-Йорком и Парижем всего дюйм разницы, но я живу на этом дюйме." В Париже все работает, общественный транспорт удобен, можно прекрасно обойтись без автомобиля, выйдя на прогулку можно гулять часами и не встретить никакого безобразия. Дальние поезда в Европе ходят быстро, в них чисто, билеты в них недорогие и приходят они, как правило, по расписанию, а города расположены недалеко друг от друга, так что можно успешно и комфортабельно ездить с гастролями. Европейцы считают джазовых музыкантов артистами и даже посредственные музыканты могут здесь рассчитывать на уважение если они честно относятся к своей работе и дружелюбны к слушателям. Так что, по крайней мере, полдюйма здесь хорошие.

Голландский вид на жительство, французский антрепренер, шведская жена, швейцарская фирма грамзаписи, испанские регистрационные таблички на автомобиле, множество выступлений в Германии - все как бы скроено по индивидуальному заказу. В основу такой жизни был заложен бюрократический кавардак благодаря чему музыкант с туристской визой мог жить в изысканном отеле на левом берегу Сены месяцами и даже годами и при том получать плату необлагаемыми налогами наличными. Это было что-то вроде Дикого Запада. Американская Налоговая Служба, ЦРУ и прочие учреждения такого типа в здешней жизни никак не фигуровали.

Но жизнь менялась. Цитируя Боба Дилана: "Нужно быть честным, чтобы жить вне закона." Умонастроение жизни вне закона толкало к музыке, которую не одобрит истэблишмент, но джаз теперь можно услышать и в престижных законопослушных заведениях, и в заполненных табачным дымом подвалах. С концом "Империи зла" и империй вообще в Западной Европе прибавилось иммигрантов - иностранцев любой разновидности, которых уже приветствовали не так радушно. Более того, с приходом евро мы вскоре попадем в один и тот же компьютер. Честная жизнь "вне закона" станет еще труднее.

Одним из наиболее значительных европейских классических музыкантов, которые оценили силу и красоту американского джаза и его влияние на европейских композиторов такого класса как Дариус Мийо и Игорь Стравинский, была высокоуважаемая преподавательница классической музыки, философ, дирижер и композитор Надя Буланже. Позже она обучала Куинси Джонса и Астора Пьяццолу, а также Роя Харриса и Марка Блицштейна и много других значительных композиторов классической музыки, перечисление которых займет слишком много места. В 1928 году Буланже говорила о "совершеннолетии американской музыки, не имитирующей французскую, не перекраивающей русскую, не разбавляющей немецкую, но музыку явно американскую и представляющую американский разум и американскую душу... музыку, рожденную джазом."

Можно, конечно, вернуться на десятилетие назад, но в то время джаз только начал укореняться. Корни его еще не затвердели и были шаткими и незаметными, заметить их можно было только по прошествии времени, выстраивая ретроспективу. Во время первой мировой войны в Европу попали оркестры американских черных полков, как, например, оркестр лейтенанта Уилла Водери во Франции, который называли "самым джазовым и самым диким". Оркестр "Европейские адские воины Джеймса Риза" называли "лучшим чертовым оркестром медных в армии США". И был еще оркестр "Семьдесят черных дьяволов лейтенанта Тима Бримма", который играл на конференции по заключению мира в Версале.

Это были хорошие сильные ансамбли с великолепными музыкантами, но они были по сути духовыми оркестрами, играли они громко и неизысканно, импровизации было мало или вовсе не было. Это был не джаз. Если то, что они играли можно назвать джазом, тогда можно то же самое сказать о Кенни Джи.

Джаз не приходит сам по себе. Инструментальная музыка еще не джаз. Самые самобытные, верные джазу серьезные импровизаторы всегда смотрели на него как на разновидность религии, космического самовыражения человеческого духа, подчеркивающего духовную чистоту и свободу личности. Как выразилась писательница Валери Уилмер - джаз "серьезен как жизнь". Он не поддается равнодушным людям с сомнительными намерениями, теми, кто живет в предместье и делает вид, что это центр города.

Настоящий джаз стал пересекать Атлантику с концом первой мировой войны. Первопроходцам пришлось нелегко. Они поменяли культурное окружение и язык, оставили друзей и семьи. Но попав в Европу, они ее полюбили. Им было приятно, что их оценили, о чем они просветили коллег, да и сами стали стараться вновь посетить гостеприимные края.

Трубачи Билл Колман и Артур Бриггс и сопрано саксофонист Сидней Беше стали ездить в Европу и обратно постепенно вживаясь во французское общество. Милтон "Мезз" Мезроу пристрастился к французским бегам и винным подвалам левого берега Сены. Колман Хокинс особенно много поездил по разным странам и заслужил звание континентального героя.

Так проходила одна из наиболее важных международных культурных миграций двадцатого века. Ее можно сравнить с переездом в Голливуд немецких режиссеров и композиторов в ранние годы кино. Когда афроамериканские джазмены соизволили вернуться домой, то сразу поняли, что в Европе они были артистами, а цвет их кожи был больше достоинством, чем недостатком.

Поиграв с Вилли Луисом в Париже Бенни Картер принял приглашение на работу штатным аранжировщиком танцевального оркестра Би Би Си под управлением Генри Холла. Это принесло большие деньги и неслыханную на родине степень признания в кругах средств массовой информации белых даже для такого талантливого чернокожего. Он провел несколько лет в турне по Скандинавии, Нидерландам и Франции пока не вернулся в Нью-Йорк на пароходе "Иль де Франс" в 1938 году. Военные тучи сгущались.

Сидней Беше стал звездой в Европе в большой степени благодаря покойному Шарлю Делоне. Делоне был продюсером грамзаписей Беше для фирмы Вог, в результате чего были распроданы миллионы экземпляров записей пьес "Маленький цветок" и "Лук" - джазовой версии ньюорлеанской креольской народной песни. Вог называли "домом, который построил Беше". В его честь была названа площадь в Антибах - городке на Ривьере и там же был установлен памятник ему. Памятник стоит там и посейчас.

Делоне основал перед войной Hot Club de France - помесь ассоциации музыкантов, бара, концертного бюро и клуба любителей джаза, члены которого могли приходить туда поговорить, выпить кофе или спиртного, послушать джем сешн или даже принять в нем участие. В 1934 году он начал выпускать журнал Jazz Hot, всего через четыре месяца после того как вышел первый номер первого американского джазового журнала Down Beat. Сын знаменитых художников Сони и Робера Делоне. В гостиной квартиры, в которой рос Шарль, бывали такие люди как Нижинский и Стравинский.

Делоне, как и Надя Буланже, знаменует собой тот высокий социальный и интеллектуальный уровень, который джаз занимал во Франции и Европе вообще. В 1930 году бельгийский писатель Робер Гофэн написал одну из первых книг о джазе на любом языке (он написал на французском). (Франция позже наградила Майлса Дэвиса орденом Почетного легиона - одной из наиболее престижных наград для гражданских лиц -.)

Друга и коллегу Делоне критика и писателя Юга Панасье называли "Папа из Монтобана" по названию юговосточного французского городка, в который он удалился во время второй мировой войны. (Они оба также написали в тридцатые годы книги о джазе на французском языке.) Панасье был окружен последователями, которые принимали его суждения как евангелие. Влиятельный французский романист, а также один из самых лучших джазовых критиков из пишущих на любом языке, Борис Виан гораздо глубже разбирался в джазе, чем оба Папы. Виан считал, что они оба свихнулись, а потому называл Панасье "клоуном из Монтобана".

В 1947 году наступило то, что со всей серьезностью называется "Расколом". В католической Франции люди слишком серьезно принимали джаз. Католическая церковь называет расколом (Schism) средневековый период, когда католическая церковь раскололась и было два Папы, один в Риме, другой в Авиньоне.

Великий джазовый раскол вызвала грампластинка, на красной этикетке которой было написано "Salt Peanuts". Члены Hot Club'а гордились тем, что они были среди первых, кто прослушивал новые американские грампластинки. Тогда они впервые услышали Чарли Паркера, Диззи Гиллеспи и бибоп. Члены не могли понять хорош или плох бибоп, но чтобы послушать его они построились в очередь на лестнице перед кабинетом Делоне в здании Hot Club'а на рю Шапталь.

Когда Джанго Рейнхардт впервые услышал "Salt Peanuts" на пластинке с красной этикеткой, он, не веря своим ушам, покачал головой и сказал: "Они так быстро играют. Я не знаю, смогу ли я за ними угнаться." Цыганский гитарист Рейнхардт, который сам мог играть довольно быстро, является единственным неамериканцем, достойным пантеона великих, оставивших свой след в музыке, изменивших ее, сделавших ее богаче. Его цыганско-джазовый синтез раздвинул границы. Но вторая мировая война изолировала его от важных культурных событий. Когда она закончилась, он чувствовал себя как бы сбившимся с шага. То, что он не так известен как Луи Армстронг или Дюк Эллингтон, в большой степени результат того, что он родился и работал в Европе, говорил на французском языке и не был знаком с афроамериканскими историей и культурой.

Один из основателей группы Weather Report и композитор песни "Birdland", австриец по рождению Джо Завинул сказал, что для того, чтобы приобрести аутентичность, все иностранные джазовые музыканты должны "рано или поздно пройти через Бруклин". Этой метафорой он хотел выразить то, насколько существенно для иностранцев, к которым относится и он сам, впитать культуру, присущую музыке, которую, в конце-концов, называют "американской формой искусства". Можно сказать, что Джанго возил Бруклин с собой. У него была своя собственная аутентичность.

В четырнадцать лет он аккомпанировал в ресторанах и театрах аккордеонистам, скрипачам и ксилофонистам. На поблекшей фотографии видно, что в восемнадцать лет он напоминал восточного принца. Джанго коротал время в биллиардных и учился ходить как кинозвезда Джордж Рафт. Он так легко научился играть на гитаре, что плату за свою игру считал почти кражей. У молодого Джанго не было банковского счета, а потому в кармане всегда была толстая пачка денег. С трудом выучившись писать свое собственное имя, он не ездил в парижском метро, т.к. не мог читать названия станций. Поэт Жан Кокто называл его "гордым затравленным зверем".

Как раз перед тем как Джанго должен был выехать в Лондон, чтобы вступить в оркестр Джека Хилтона, игравшего "симфонический джаз" в стиле Поля Уайтмена, его караван загорелся. Ожоги навсегда парализовали мизинец и безымянный палец его руки, бегающей по грифу. Это был его первый большой перерыв в игре.

Он снова научился играть на гитаре, работая в кафе на Французской Ривьере. Волоча двумя искалеченными пальцами по струнам он изобрел необычную настройку и брал октавы с помощью большого пальца. Позже, когда они узнали друг о друге, Джанго говорил, что он только копировал своего "брата" Чарли Крисчена. Крисчен же говорил, что это он копировал Джанго.

Когда Джанго создал вместе со скрипачом Стефаном Граппелли квинтет при Hot Club de France, он перерос из культового героя в звезду. Гораздо позднее Стефан Граппелли шутил: "Мы были первым ансамблем рок-н-ролла в мире. Я не знаю никого, кто бы использовал три гитары до того, как мы это сделали." Несмотря на отсутствие ударника три цыганских гитариста (включая брата Джанго Жозефа) так яростно аккомпанировали, что Граппелли был вынужден весьма усердно свинговать. Он быстро стал одним из наиболее влиятельных джазовых скрипачей в истории. (Граппелли пережил Джанго более чем на сорок лет и продолжает достигать невозможного, выигрывая в опросах популярности при возрасте за восемьдесят.)

Когда нацисты оккупировали Европу, люди напевали популярную пьесу Джанго "Nuages" (Облака). На стенах Парижа висели плакаты с изображением Джанго. Он получал самые высокие ставки в роскошных ревю ночных клубов, обедал в лучших итальянских ресторанах, жил в отеле "Риц". Чтобы любить Джанго необязательно быть поклонником джаза. Он был воплощением свободы и радости. Даже немцы любили его. Они постоянно приглашали его на турне по Германии, чего он горячо желал бы избежать. Цыган забирали в концентрационные лагери. Он же продолжал набивать себе цену.

Джанго никогда не обвиняли в коллаборационизме, хотя немецкие солдаты и посещали его концерты. Люди считали, что он мастерски дурачит оккупантов. Цыганский джазовый музыкант был вдвойне вне закона. Йозеф Геббельс инстинктивно понимал подрывную сущность джаза, заклеймил и запретил его. Говорят, что "враг моего врага - мой друг." Так эта музыка собирала много поклонников, которые иначе ею бы не заинтересовались. Людей привлекало то, что было вне закона.

В конце-концов давление стало невыносимым и Джанго попытался перебраться через границу в Швейцарию. Его поймали, арестовали и доставили к местному немецкому старшему офицеру. "Мой дорогой Джанго, - сказал офицер, - пожалуйста, больше не делайте этого иначе мне придется арестовать вас." Он также был поклонником Джанго.

После войны в Европе появилось больше американцев. Кенни "Клуку" Кларку до смерти надоело то, что ему до смерти надоел Нью-Йорк, и его тошнило от того, что его тошнило от Нью-Йорка. Он был под постоянным прессом, работая день и ночь, повсюду зарабатывая уйму денег игрой на барабанах, но жизнь его была полна стрессов. Он понял, что что-то серьезно не так, когда, однажды, очухавшись, понял, что прячется у себя в квартире, делая вид, что его нет дома, в то время как Майлс Дэвис все стучит и стучит в дверь, упрашивая его принять участие в записи грампластинки.

"Мне просто хотелось немного мира и тишины," - сказал Клук, объясняя почему он упаковал чемоданы и отправился в Европу.

Бен Вебстер тоже выехал в Европу, в конечном итоге остановившись на квартире госпожи Хартлоопер в Амстердаме. Веселая бабка, она стряпала и обстирывала его и даже давала ему финансовые советы. Одной из причин, по которой Вебстер переехал в Амстердам было то, что его хороший приятель Дон Байэс, еще один легендарный тенор саксофонист, уже жил там. Байэс уже стал говорить по-английски с голландским акцентом.

Как и Кенни Кларк, Байэс выигрывал в американских опросах. Вначале его дела в Европе шли очень хорошо. Но, через некоторое время, он заметил, что он уже не так "экзотичен". Его стали считать "местным". Его цена пошла вниз. Местные относятся к местным как к чему-то само самим разумеющемуся. И в то же время о Байэсе забыли в Соединенных Штатах, потому что он жил за границей.

Клук разрешил как проблему "местного", так и проблему "забытого" тем, что не стал задерживаться на одном месте. Он ездил в Брюссель, Лондон, Копенгаген. Помогала также жизнь в Париже, большом космополитическом городе, где было много студий грамзаписи. Некоторое время он был почти что единственным ударником мирового класса в Европе. Он также совместно с бельгийским пианистом-аранжировщиком Франси Боланом руководил одним из лучших биг бендов в истории (естественно неизвестным и недооцененным в Соединенных Штатах).

Пианист Кенни Дрю обосновался в Копенгагене, женился на стюардессе авиакомпании САС, стал антрепренером и создал успешную звукозаписывающую и нотоиздательскую компанию. Тенорист Брю Мур также переехал в Копенгаген. Однажды на замечание, что он хорошо выглядит, Мур парировал: "Если это хорошо, то как я выглядел, когда вы последний раз меня видели?"

Некоторые европейцы копировали ошибки и поведение американцев. Им достались риски и вознаграждения такого образа жизни, за которыми следовала ранняя смерть. В пятидесятые годы шведский баритон саксофонист Ларс Гуллин был главной движущей силой, обеспечивающей популярность шведского джаза. Рано умерший тромбонист Аке Перссон, который играл в оркестре Кларка-Болана, к несчастью попал под колеса на автостраде. Стан Хассельгард был бы кларнетистом-звездой международного масштаба, если бы не его рання смерть в автомобильной катастрофе. Покойный трубач Рольф Эриксон стал звездой, хотя это далось ему с трудом. О взлетах и падениях некоторых трагических личностей тех дней повествует шведский фильм Квинтет Свена Кланга, который является одним из лучших, когда-либо снятых, джазовых фильмов.

В 1960 году композитор Джордж Рассел, который жил и работал в Осло, способствовал продвижению талантливого норвежского саксофониста по имени Ян Гарбарек, которому тогда не было еще двадцати лет. Позже Гарбарек стал одним из самых лучших и успешных европейских джазовых музыкантов. В 1970 году Дане Палле Микельборг занял место рядом с великим Вуди Шоу на записи "Трубной машины" швейцарского композитора, аранжировщика и руководителя оркестра Джорджа Грунтца в шварцвальдской студии в Германии. И какая это была великолепная трубная машина! Джон Фаддис был на другой стороне оркестра, а канадец-британец Кенни Уиллер и швейцарец Франко Амброзетти сидели ниже. Еще ниже, на октаву, я играл на басовой трубе. (В семидесятые годы Миккельборг руководил прославленным Биг бендом Датского радио.)

Возможно самым значительным событием в развитии молодых европейских талантов был конкурс 1966 года в Вене, которым руководил австрийский пианист Фридрих Гульда. Среди судей были Кэннонбол Эддерли, Джо Завинул и Арт Фармер. Среди победителей, чьи успешные международные карьеры начались на этом конкурсе, были Иоахим Кюн - восточногерманский пианист, который сбежал из своей страны и впоследствие стал партнером Орнетта Колмана по дуэту, "плохой чех" - контрабасист Джордж Мраз и польский трубач Томаш Станько.

Перенесемся во времени вперед. Восьмидесятые годы. Познакомьтесь с жителем Парижа тромбонистом и бывшим лос анджелесцем Гленном Феррисом. Один из лучших тромбонистов на планете, Феррис забыт в Америке и стал "местным" в Париже - т.е. получил худшее из обоих миров. Однако, живет он неплохо, исчезая на время для хорошо оплачиваемой, но безвестной работы в Германии, Швейцарии и Скандинавии. Присутствие Вебстера и Байэса в Амстердаме помогло рождению полнокровной голландской сцены, которая начала достигать своего потенциала после студенческих демонстраций 1968 года. Кооператив под названием BIM, голландская аббревиатура которого означает "музыканты импровизаторы", установила систему субсидий. Успешный биг бенд Виллема Бройкера сочетает театрализацию с импровизацией. Еще три импровизатора мирового класса, вышедшие из BIM'а: перкуссионист Хан Беннинк, перкуссионист и пианист Миша Менгельберг, виолончелист Эрнст Райзигер.

Великобритания богата в джазовом смысле, но страдает от культурной шизофрении, вызванной ее "особыми взаимоотношениями" с Соединенными Штатами. Она никак не может решить является ли она частью Европы. Впечатлительный музыкант, играющий на деревянных инструментах, Джон Серман живет в Кенте (неподалеку от Ла Манша), откуда он легко может ежедневно ездить работать на континенте. Йоркширец Джон МакЛафлин живет в Монако. Контрабасист Дейв Холланд оставил свой остров ради работы с Майлсом Дэвисом и в настоящее время проживает в штате Нью-Йорк. Покойный тенор саксофонист Ронни Скотт (который также работал с оркестром Кларка Болана), наверное носил самое известное в английском джазе имя, когда руководил знаменитым джазовым клубом, которому он дал свое имя. Клио Лейн и Джон Данкуорт, соответственно певица и композитор-аранжировщик-руководитель оркестра, возможно даже более известны, чем Скотт, хотя британские джазовые музыканты вообще-то известны тем, что они более нигде не известны. Ударник Тони Оксли, пианист Гордон Бек (играл с Филом Вудсом и Хелен Меррилл), аранжировщик и руководитель оркестра Гейл Томпсон и трубач Гарри Бекет заслуживают большего признания.

Германия породила ряд значительных джазовых музыкантов по большей мере благодаря тому факту, что ее экономика - третья в мире, а потому там есть много хорошо оплачиваемой работы. Но и немецкие музыканты стремятся оставаться у себя дома. Ведущий тромбонист Альберт Мангельсдорф скорее одновременно сыграет две или даже три ноты, чем решится на трансатлантический перелет. Он обладает удивительно аутентичным и свингующим чувством блюза. В Германии он герой, в Америке персонаж примечания. И вновь мы вспоминаем о Иоахиме Кюне, который играл в свингующем евротрио с Даниелем Юмером, отлично усвоившим швейцарскую военную традицию богатую игрой на барабанах, и покойного французского контрабасиста Жана-Франсуа Женни-Кларка. Хотя это трио было таким восхитительно международным и так прекрасно сыгралось, но тем не менее, оно не завоевало репутации в Соединенных Штатах.

Важная и захватывающая историческая перспектива европейского джаза часто недооценивается. Она росла при двух тоталитарных системах, одной после другой: за нацизмом последовали восточноевропейские коммунистические режимы. Можно оспаривать то, что период существования этих двух диктатур с 1933 года и по 1989 год - более половины возраста джаза - был его золотым веком, и некоторые историки так и считают.

Однако, было такое время в истории джаза, когда он приобрел политическое значение. Как рок в шестидесятые годы он притягивал массы. Многие люди обращались к джазу не просто как к музыке, а из-за того, что он представлял и символизировал. Речь шла о свободе.

Джаз больше никогда так сильно не влиял на стольких обычных людей. Он никогда больше не был так нужен. Угнетенные люди хотят свободы. Джаз, по определению, является самым лучшим художественным выражением свободы. Импровизацию нельзя подвергнуть цензуре. Джаз, согласно этому принципу, таков, или должен быть таким, что он никогда не повторяется. Никто не знает, что произойдет в следующий момент. Вдобавок к неопределенности свинга, творческий процесс создания джаза демократичен сам по себе. В его основе лежит свобода слова. Свободный и не подвергаемый цензуре разговор. Каждый имеет возможность высказаться.

При нацистах французские музыканты меняли названия джазовых пьес. "St. Louis Blues" (Блюз Сан Луи) становился "La Tristesse de Saint Louis" (Печалью святого Людовика), а "Sweet Sue" (Милая Сью) называлась "Ma Chere Suzanne" (Моей дорогой Сюзанной). Кроме того эти пьесы объявлялись французскими народными песни. Так во Франции продолжала звучать "декадентская жидовско-капиталистическая" или "плутократическо-капиталистическая" музыка (и то и другое - терминология нацистов). Тот факт, что немцы не знали, что настоящая фамилия Арти Шоу была Аршавский и, что он был евреем, а потому разрешали проигрывать его грамзаписи, вызывала радость подпольщиков.

Двумя десятилетиями позже члены Московского джаз клуба приветствовали ансамбль Эрла "Фаза" Хайнса в аэропорту, когда он прибыл на поездку по культурному обмену от Государственного департамента США. Вечером того же дня они устроили джем сешн в клубе. Комиссары не совсем понимали, что им делать с джазом. Это сбивало их с толку и выводило из равновесия. В Чехии "джазовая секция", которая на самом деле имела не очень много общего с джазом (это слово звучит как символ свободы, а потому оно стало чем-то вроде ее кодового обозначения), играла большую роль в культурном и даже политическом сопротивлении.

Польша, с помощью Польского джазового общества, произвела музыкантов мирового класса, таких как пианист Адам Макович. Кшиштоф Комеда сочинил вдохновленную джазом музыку к кинофильмам Нож в воде и Ребенок Розмари, поставленным его другом Романом Поланским. Поляки научились выдаивать деньги из социалистической системы, которыми оплачивали атаки музыкантов на нее саму. Джаз был полон страстей. Но с приходом свободного рынка эти же музыканты были счастливы тем, что могут получить работу на морских туристических круизах. Польский джаз усох вместе с социалистической системой. Это уже был не символ или метафора чего бы то ни было. Он стал товар, таким же как любой другой.

Делегаты нескольких восточноевропейских стран на собрании в 1989 году в джаз клубе Аквариум, расположенном в центре Варшавы, обсуждали новую ситуацию. Томаш Тлучкевич, президент Польского джазового общества сказал: "Мы, люди джаза в Польше, шли впереди своего времени. Польское джазовое общество было творческим изобретением, благодаря которому джазовая сцена нашла свое место в так называемой социалистической системе. Вот почему в прошлом джазовая жизнь в Польше была богаче, чем в соседних странах. Но теперь, при рыночной экономике, мы ожидаем только плохие новости."

Венгерский музыкант по имени Янош подошел к микрофону и четко расставил знаки препинания в приговоре уходящей эре. "Я не коммунист, - сказал он, - Я не социалист. Я саксофонист."

С тех пор большие европейские фестивали продолжают расти как по размерам, так и по числу. Они стараются не давать сцену европейцам, потому что те не привлекают столько публики, сколько американцы. (Только в одной Франции проходит около 250 фестивалей в год.) Америка не импортирует европейцев по той же самой причине.

Европейцы становятся все более респектабельными, если не сказать маркетабельными. Джаз стал настоящей всемирной музыкой. Он влияет почти на всякую другую музыку и подвергается ответному влиянию. Однако, концепция джаза, как исключительно американской музыки, стала "историей", в том смысле как американцы привыкли применять это слово. Выцветшие, вчерашние новости. Исторически Америка остается изобретателем. Она, конечно, и далее будет единственной джазовой сверхдержавой. Но дни, когда она была единственным сувереном, ушли в историю. Теперь новые идеи поступают и из других мест.

В качестве заключения: географическое распространение этой музыки изменилось. Ее позиция некоторым образом изменилась. Вместо нескольких гениев в ограниченном числе мест мы теперь имеем компетентных музыкантов повсюду. Джаз все еще музыка для интеллектуалов, музыка меньшинства, музыка не для всех; но все больше людей во все большем количестве мест чем когда бы то ни было имеют с ним дело, и это доставляет им много радости.

Джаз занял горизонтальную позицию подобную плотному красочному покрытию или лужайке с буйной растительностью. Когда-то позиция джаза была вертикальной со многими пиками, высящимися над ним, элегантными, взмывающими вверх шпилями, носящими имена: Попс, През, Берд, Дюк, Монк, Трейн, Майлс и Орнет. Высота теперь отсутствует, джаз держится за землю. Не потому, что болен или устал или же умирает, но потому что он расцветает по иному. Он покрывает все большие пространства земли. Кто знает куда он перетечет в следующий раз? Где пустит корни?

Глава Orchestre National de Jazz (ONJ) Дидье Левалле говорит: "Американцы все еще с трудом могут оценить музыку, которую они изобрели и выпустили в мир. Можете себе представить, как им трудно принять французский джаз." Ироническая улыбка сопровождает его весьма сдержанное высказывание.

Париж - джазовая столица Европы. Чикагский художественный ансамбль несколько лет находился в Американском центре на Монпарнасе. Сопрано саксофонист Стив Лейси прожил в Париже 30 лет работая со своими французским ансамблям; его называют гуру, его влияние всеобъемлюще. Тенорист Арчи Шепп и трубач Дон Черри провели много времени в Париже, постоянно приезжая в него. Саксофонист Джонни Гриффин живет в замке недалеко от Пуатье. Министр культуры Жак Ланг наградил покойного Декстера Гордона Chevalier de L'Ordre des Arts et Des Culture (чем-то вроде Пулитцеровской премии) после того как "Лонг-Толл" Гордон был номинирован на Оскара за исполнение роли Дейла Тернера в фильме Бертрана Тавернье 'Round Midnight об американских джазменах в Париже.

ONJ субсидируется французским государством, чтобы доказать как хорошо французы играют музыку, изобретенную в Америке. Странно. Общеизвестно, что французы считают американцев культурными империалистами. Само существование этого оркестра иллюстрирует тот факт, что американцы уже больше не монополисты. В 1998 году ONJ выступал на Украине в Финляндии, Литве, Британии, Испании, Турции, Португалии и Франции. Музыкант в Киеве сказал Левалле: "Я хотел бы прожить мою жизнь так, как звучит ваш оркестр." На одном из причудливых завитков новой горизонтальной цепи Франция выглядит как место, где чуществует "единственная американская форма искусства".

В записи музыки для классического фильма Луи Малле "Лифт на эшафот" в ансамбле Майлса Дэвиса участвовал контрабасист Пьер Мишло, а также абсурдно недооцененный франко-американский тенорсаксофонист Барни Уилен. Американские басисты скажут вам, что Мишло был одним из самых лучших мастеров своего инструмента в мире. Анри Тексье, сейчас активный как никогда, играл на контрабасе в "Европейской Ритм Машине" - новаторском ансамбле Фила Вудса (там же играли Юмер и Грунтц). Пианист Мартиал Солал и скрипач Жан-Люк Понти уже десятки лет являются самыми знаменитыми европейскими джазовыми музыкантами. Покойный пианист Мишель Петруччиани, очень маленький человек с очень большим сердцем, не поддавался ни описанию, ни классификации, но блестяще доказал нашу точку зрения.

Французская сцена перетекает через южные Альпы. Энрико Рава называют с легкой иронией "крестным отцом итальянского джаз". Самоучка Рава, говорящий по французски и работающий большей частью во Франции, научился многому в игре на трубе у Чета Бейкера, когда тот жил несколько месяцев в Турине. Впитав влияние Бейкера и других американцев (Рава несколько лет провел в Нью-Йорке), он начал переводить его в свой собственный опыт.

Он записал арии из оперы Пуччини "Тоска". Он и французский аккордеонист с итальянской фамилией Ришар Галлиано совместно представили программу песен Нино Рота из фильмов Федерико Феллини. Рава записал свою версию арий из оперы "Кармен" и исполнил их в Китае, Канаде, Франции и Италии. Он не выступал в Америке уже много лет. Ну и что с того? Благодаря джазовой музыке он имеет дом с видом на Средиземное море на итальянской Ривьере. Вот он, тот самый дюйм разницы.

Список европейских имен удлиняется с каждым годом. Ференц Шнетбергер, Антонелло Салис, Пол Разерфорд, Паоло Фрезу, Нильс Лан Доки, Бобо Стенсон, Доминик Пифарели, Рой бен Сира, Ануар Брахем, Рено Гарсиа-Фонс, Хан Беннинк, Филип Катрин, Мирослав Тадич, Лут Склавис... Вы, возможно, никогда не слышали о многих из них, но у них есть европейская репутация. Некоторые из них происходят из Ближнего Востока, Северной Африки и более удаленных мест. Вот так обстоит дело с "единственной американской формой искусства".

Исполнитель на многих деревянных инструментах Мишель Портал является ведущим представителем стиля в музыке, который называется суперупрощенным порой звучащим уничижительно, термином "евроджаз". Приблизительная и почти бессмысленная категория, которая приклеивается к любой музыке, создаваемой в любой стране мира за исключением Соединенных Штатов. На фестивалях "евроджаза" выступают бразильцы (Эгберто Жисмонти), аргентинцы (Гато Барбиери), индийцы (Трилок Гурту) и даже австралийцы (Джеймс Моррисон).

Термин "евроджаз" подразумевает музыку, которая находится скорее под европейским чем африканским влиянием, а также отсутствие в ней свинга. Портал, один из наиболее уважаемых европейских классических кларнетистов, который играет как Моцарта и Штокхаузена, так и джаз, объясняет это так: "Здесь во Франции мы так на самом деле и не выучили джаз. Мне было доступно, только представить его в своем воображении. Невозможно выучить что-то воображаемое."

В настоящее время в Бостонском Berklee College of Music обучается около 40% студентов-иностранцев. Гэри Бертон (вибрафонист, а также зав. учебной частью в Беркли) исполнял tango nuevo с покойным аргентинским композитором Астором Пьяццола и сделал запись этого исполнения. Когда я только познакомился с Пьяццолой он вспоминал о том, как изучал композицию у Нади Буланже. Круг замкнулся.

Одно только можно сказать наверняка. Все больше и больше европейцев играет джаз, обучает джазу и слушает джаз, больше, чем когда бы то ни было раньше. В джазе встречаются все возрасты, цвета кожи, национальности и оба пола. Интернационализация джаза набирает обороты. Почти каждый молодой музыкант почти повсюду в Европе играет или хотел бы играть джаз.