НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ МЫСЛИ

03-11-2002

Cветлана КлишинаНедавно один мой коллега пригласил к нашим студентам - второкурсникам американского философа Уильяма Крейга, члена влиятельной протестанской общины. Профессор прочитал страстную лекцию на тему “Бог и современная наука”. Для доказательства бытия Бога Крейг использовал астрофизическую теорию Большого взрыва, эволюционную генетику, термодинамику неравновесных систем Ильи Пригожина и другие новые и не очень новые естественнонаучные концепции.

Когда лекция закончилась, затесавшийся на нее первокурсник спросил немного не по теме: “А как Бог относится к сожжению инквизицией Джордано Бруно, к крестовым походам и джихаду?” Ответ, который должен был прозвучать, я слышала десятки раз. Он и прозвучал. Всеблагой и всемилостивый Бог не отвечает за крестовые походы и джихад. Он наделяет человека свободой воли и эта свобода может быть ужасающей - человек сам выбирает зло и творит его. Не искушенный в тонкостях теодицеи мальчик сказал растерянно: “Если Бог не отвечает за злодеяния, а главное - не хочет их предотвратить, то зачем нам нужен такой Бог?”

Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что то, что я скажу дальше, кому-то покажется наивным, а кому-то кощунственным. А что эти мысли несвоевременные и уж совершенно точно - немодные, это я знаю и сама.

Но концентрация чувства, одолевшего меня с самого начала захвата заложников террористами в Москве, такова, что мне безопаснее означить и озвучить его, чем оставаться с ним наедине.

Всматриваясь в глаза террористов, которых показывали на экранах телевизоров, я все думала: а что было бы, если бы эти юные женщины со взрывчаткой на поясе знали, что никакого Бога нет и никто их не встретит в раю с объятиями и не обеспечит им блаженного и вечного существования?

Так ли бы они вели себя, как вели, и так ли бы развивались события и были ли они вообще возможны?

Вот о чем думалось: за все их семнадцать - двадцать лет никто не сказал им, что Бога нет. Он не умер, как провозгласил Ницше.

Его вообще не было. Небеса пусты. А раз так, то прожить единичную жизнь, и без насильственной смерти такую удручающе короткую и которая вся пишется набело, без черновиков, надо, полагаясь только на себя и на других людей.

И раз нет священных опор на небесах, то, следовательно, и выбор, и поступки наши определяются только нами, и вся ответственность за причиняемое нами зло другим людям лежит только на нас.

Я не предполагаю, что им этого не сказали. Я это знаю совершенно точно. Потому что говорить такое за последние десять лет стало немодным. Бывшие атеисты, члены комсомола и партии, подались в бизнес или политику. С такими занятиями респектабельнее быть верующими - таково негласное общественное мнение. Есть среди бывших вождей комсомола и террористы - мы это знаем. Ныне они тоже правоверные мусульмане. Атеисты - профессионалы переквалифицировались в религиоведов, а те, кто остались атеистами, выпали в андеграунд со своими убеждениями. Потому что неловко, а то и небезопасно, вещать о своем религиозном вольномыслии, когда первые люди государства истово осеняют себя крестным знаменьем или исправно совершают пятикратный намаз.

Споры, если они и ведутся, связаны с положением той или иной секты в стране или статусом конфессий в законодательстве. Когда заходит речь о вере, все становятся поразительно целомудренными. Мол, это такой деликатный предмет, которого нельзя касаться. Общим местом, топосом стала фраза: “Это слишком интимная тема, не будем об этом говорить”.

Но почему же не будем?

Кстати говоря, песня эта “Не будем касаться” - не новая.

Еще средневековые кликушествующие ревнители веры возмущались тем, что некоторые схоласты превращали таинства веры в ходовые образцы логических задач. Нельзя, говорили они, трепать святое имя по площадям и кафедрам, превращать предвечное рождение бога - Сына в поприще публичных состязаний.

Говорить - то они говорили, но даже в неистовое Средневековье их протесты не останавливали схоластов от страстных споров о Боге и вере.

Наши современники хотят быть целомудреннее и святее Фомы Аквинского или Уильяма Оккама. Самую главную тему в религии - веру - они табуировали. Но кто не хочет говорить о вере, пусть помалкивает и о насилии.

Не говорите мне о заповеди “Не убий” и о Коране, запрещающем воевать с женщинами и детьми. Как будто мы не знаем, как поразительно пластичны

все священные книги. Спорящие на тему о насилии побивают друг друга цитатами из одного и того же Корана и одной и той же Библии. Ими можно обосновать любую точку зрения и любое насилие.

Я вовсе не хочу сказать, что вера обязательно провоцирует и обосновывает насилие, а атеисты - голуби. Двадцатый век явил нам и атеистов со звериными мордами, ценящих человеческую жизнь в пфеннинг или в копейку. Просто сейчас настали другие времена. Мы живем не в эпоху противоборства двух систем - капитализма и социализма. Мы живем в эпоху сшибки двух цивилизаций - исламской и христианской. И если в первом случае еще можно было надеяться на мирную конвергенцию двух систем, то во втором, нашем случае такие надежды совершенно бессмысленны.

Если и возможно здесь какое-то согласие, то только на идейном поле, свободном ото всех богов. Из термодинамики известно, что закрытые системы не способны эволюционировать. Наглухо запаянное, герметичное религиозное сознание - как раз из таких систем.

Дети и внуки нынешних правоверных мусульман и дети и внуки нынешних правоверных христиан будут колошматить друг друга до тех пор, пока в мире не останется ни одного мусульманина и ни одного христианина. И ни Аллах, ни Христос не вмешаются в эту бойню не потому, что хотят искусить веру людей и провести их через такое испытание. Они не вмешаются, потому что их - нет. “Бытие есть, небытия нет”, - припечатал древнегреческий философ Парменид. А к небытию - какие же могут быть претензии? На “нет” и суда нет.

...В доме культуры на Дубровке схватились не только террористы и спецназовцы. Там сошлись Аллах и Христос. И оба потерпели сокрушительное поражение. Их величественное безмолвие - лучшее доказательство их небытия.

Комментарии

Добавить изображение