У НАС В БЕНСОНХЕРСТЕ

24-11-2002

Олег ВулфУ нас в Бенсонхерсте громко говорят квартетами. Потому что говорить особенно не о чем, если не считать старого доброго “what’s up, маn”. Да и незачем, поскольку все и так знают, да и не смешно. Смешное вызывает опасливую неловкость, и тогда меняют тему, чтобы прикрыть наготу. У нас в Бенсонхерсте вообще не выдают документы на право обладания чувством юмора, заранее этого чувства ни в ком не ожидая. Homo homini w-o-ops! est*.

За разговором приседают и выпрямляются, плавно помахивая руками и медленно приподнимая ногу, согнув ее предварительно в колене, как это принято среди последователей у-шу, или добрых людей у нас в Бруклине, желащих скрыть неловкость паузы. Пауз быть не должно. Пауза – показатель общей слабости. Жизнь обязана состоять и состоит в движении. Когда движение принадлежит народу, тогда нет и не может быть народных движений.

Однажды мой друг пришел наниматься ночным сторожем в охранное бюро, призванное защищать собственность от народных движений.

Поскольку сторож – не специальность, а ее отсутствие, там его прямо спросили, кто он по специальности и чем занимается в миру. Мой друг сказал, что по профессии он поэт. Лучше бы он этого не говорил. Его слова вызвали паузу и замешательство, и всем захотелось сменить тему.

Поэт в охранном агенстве – что-то вроде священника на рынке или генерала в трусах. Каждый должен занимать свое место, учил Конфуций.

Иначе люди будут выброшены из биографий, как шары из луз, по определению Мандельштама. Грязь, как удачно выразился кто-то из великих поляков, есть материя в неподобающем месте.

Поэтому все в агенстве были смущены и неприятно удивлены происходящим. Словно им неожиданно в приличном обществе напомнили об их потаенных мечтах и видениях, собственных ранних опытах и тех временах, когда жизнь была похожей на очень красивую женщину. Ведь даже над Бенсонхерстом всегда есть луна и небо.

“Ну что ж, хорошо” - сказали моему другу в охранном агенстве, пусть армия по-прежнему является причиной поражения в войне, государство народных страданий, врачи – болезней, охранники – воровства, пожарные пожаров, полиция – дорожно-транспортных происшествий, а внутренний мир причиной бессодержательной речи. Но все это пустяки в сравнении с клаустрофобией повседневности, в ужасе избегающей пауз. Великая поэзия появляется не оттого, что революция, тоталитаризм или война, а потому что люди начинают носить форменную одежду. Говоря на языке, которым создаются судьбы, поэт вторгается в них, делая видимыми, взламывает их внутреннюю защищенную структуру и осуществляет их на самом краю гибели. Это даже в меньшей степени профессия, чем ночной сторож. Но мы вас все равно берем. Вы будете получать по минимальной ставке, из которой у вас вычтут за униформу.”

* перефразированное “Homo homini lupus est” (lat) - “человек человеку – волк”

Комментарии

Добавить изображение