СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ СЕРДЮЧЕНКИ, НО И НЕ ТОЛЬКО. . .

После прочтения Ваших статей "О, RUSSIANS!" и БЕДНОСТЬ - НЕ ПОРОК мне захотелось слегка по ним прогуляться. Во второй я наткнулся на Ваше упоминание о Вашей же статье "Умный глупец Борис Парамонов" и спешу сообщить Вам, что в прошлом его философско-публицистические статьи мне нравились больше Ваших, хотя и Ваши определенный интерес у меня вызывают.

Я – русскоязычный, и по Вашей классификации, и вообще. И имя с фамилией у меня русскоязычные настолько, что какой-то хмырь в гостевой книге &lt-Лебедя&gt- вещал, что лицо с подобной фамилией не имеет право писать правдивые критические статьи о композиторе Шостаковиче (см. "Лебедь" N 290) , а как я понял, обязан следовать примерам других русскоязычных, как-то: Шнеерсон, Хентова, Зак, Волков (Соломон), по моему представлению, пишущих о Шостаковиче и его музыке, по принципу, кто кого перелжёт. Другими словами, означенный хмырь пытался ограничить меня в правах как русскоязычного. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я не был русскоязычным, а был бы русским, по Вашей классификации? Хотя, зная поговорку 'поскобли любого русского до татарина доскребешься', в существовании чистокровных русских я сомневаюсь. Несколько позже я снова вернусь к Вашим, Сердюченко, рассуждениям на тему: русскоязычные – русские.

Хотя я - русскоязычный, мое отношение к России то же, что у Тютчева, и все губермановские стихи о ней, а не только процитированные Вами, способны вызвать, на мой взгляд, лишь отвращение к автору. Но мне кажется, что Ваше деление бывших и нынешних граждан СССР и России на две названных категории является чисто формалистическим, не учитывающим и не объясняющим множество отклонений и нюансов. Уж куда более объяснимыми были термины славянофилы и западники или почвенники и космополиты (только не для второй половины сороковых в СССР). Так например, живущая в Киеве моя двоюродная сестра, еврейка по отцу и русская по матери, пять лет назад похоронила мужа полуукраинца и полулитовца. На пенсии $20 в месяц, живет с мало предприимчивым сыном в отличной квартире в центре города. Содержать и оплачивать квартиру мы с женой им помогаем. Но, чтобы прокормиться, они должны несколько месяцев в году тяжко трудиться на земле. Когда муж был жив, они у нас гостили, но от постоянной жизни в Америке сестра наотрез отказалась.

К какой категории, уважаемый Сердюченко, Вы ее отнесете? Ведь она, следуя Вашему выражению, 'погружена в самую сердцевину русского бытия'.

Никак не могу поверить, что какой-то семи пядей во лбу иностранец, вроде описанного Вами и М. Тарковским Криса, в состоянии понять Россию лучше меня, русскоязычного, там родившегося и пожившего не только в Ленинграде, но также в Сибири и на Урале.

Как иностранцы понимают (понимали) СССР или Россию лучше всего объясняет следующий анекдот. Возвратившись оттуда, иностранец расказывает своему другу:
'-Ты знаешь, там происходят какие-то странные вещи. –Какие?

Там женщины куют деньги. –Как так? –А вот как. Приходит муж с работы домой, и когда жена просит его дать ей денег, он ей отвечает: иди накуй'.

А теперь я позволю себе привести пример из области шостаковичеведения, где что-то произошло точно, как в том анекдоте. В 1979 музыковед Соломон Волков издал в Америке мемуары Шостаковича (TESTIMONY) на английском языке.

Эти мемуары наделали много шуму в музыкальных кругах, изменили отношение к Шостаковичу многих музыкантов и резко улучшили шостаковичский музыкальный бизнес. Так например, известный дирижер Дж. Шолти, ранее отказывавшийся исполнять произведения Шостаковича, считая композитора послушным советскому режиму, после прочтения TESTIMONY изменил свое мнение, а также исполнил и записал несколько его симфоний (см. Sir Georg Solti. Memoirs, Knopf 1997, p.228).

Почему так произошло? Споры среди западных музыкантов о мемуарах Шостаковича не утихают, одни не сомневаются в авторстве композитора, а другие считают их волковской фальшивкой. (Я лично, занимаясь многолетними исследованиями в области шостаковичеведения, убежден в аутентичности TESTIMONY).

Но и те и другие увидели в них нового Шостаковича. Они это увидели, потому что они иностранцы и потому что их понимание всего исходящего (исходившего) оттуда было и всегда будет на уровне того анекдота.

А что же в действительности? После издания в 1979 в Америке TESTIMONY, в СССР для внутренней нейтрализации этого события был срочно составлен и опубликован сборник ра
зличных газетных и журнальных писаний Шостаковича с 1926 по 1975:

"Д. Шостакович о времени и о себе", М. 1980. В этом сборнике все писания были соответствующим образом препарированы, в основном, на предмет исключения многочисленных выражений, плохо вяжущихся с его благородным имиджем этакого советского бодрячка. Но при внимательном чтении советского сборника и TESTIMONY, грамотный читатель в состоянии убедиться, что оба текста высвечивают один и тот же образ: образ писавшего их монстра. Ну а если дополнить сборник выброшенными из писаний фрагментами, то тогда его вместе с текстами TESTIMONY можно издавать как единое целое. Сравните, например, выброшенную в сборнике фразу из "Декларации обязанностей композитора": 'Прикрывшись фиговым листком, ложно понятым лозунгом об освоении классического наследия, театр делает свое вреднейшее дело, возобновляя всякие "Юдифи", "Корсары" и тому подобный хлам', с утверждением Шостаковича в TESTIMONY о том, что великий русский композитор Александр Скрябин разбирался в оркестровке как свинья в апельсинах (см. на стр. 40: '…Scriabin knew as much about orchestration as a pig about oranges').

TESTIMONY были переведены на множество языков, но на русском изданы не были.

Почему? А потому-что для шостаковичского бизнеса это могло бы принести только вред. Ведь иностранцев легко дурачить этими мемуарами, а в нынешней России могут найтись, помимо бесчестных служителей шостаковичского культа, независимые специалисты, способные разобраться во всех хитросплетениях и поведать людям настоящую правду.

Возвращаясь снова к Вашему, Сердюченко, делению людей на русскоязычных и русских, хочу заметить, что оно никак не отражает куда более важное и интересное, на мой взгляд, деление людей на русских и советских.

Как Вам известно, в результате Октябрьского переворота Россия была уничтожена, лучшие из русских были изгнаны из страны, а оставшиеся с большими головами (вот видите я уже украл Вашу харктеристику русскоязычных и присовокупил её к русским) потом постепенно истреблялись. Но все-таки кое-кому из них удалось выжить, а единицам – даже дожить до развала образовавшегося после переворота Советского союза. Но при этом, оставшиеся русские, но с маленькими головами (а это уже мой термин), и почти все русскоязычные превратились в советских, русский язык, сохранивший название, также стал советским.

Советские писатели стали писать романы на советском языке, а советские композиторы стали писать советскую музыку, у которой с русской музыкой не было ничего общего. Появились даже актеры и певцы, умудрявшиеся осовечивать своим исполнением русские и иностранные классические произведения. Советчина как тотальный феномен была стойкой заразой, воспринятой большинством населения СССР, и для тех, кто ею однажды заразился, вылечиться уже не было никакой возможности.

Я утверждаю так, исходя из собственного опыта, потому что никогда не был советским. Как мне это удалось объяснять не стану, чтобы не удаляться от темы. Но и в литературе и в искусстве высшее наслаждение я получал, когда в них не было советчины. Так через сорок лет после уничтожения России гениальный русскоязычный поэт и писатель Борис Пастернак, обладатель не только большой головы, но и большого сердца, выдал чисто русский без примеси роман. А гениальный Александр Солженицын утер нос всем советским писакам, показав им что есть великий русский язык, который одни забыли, а другие просто не знали. Вслед за выданными им образцами гениальной прозы, он врезал по замешанной на лжи советчине статьей "Жить не по лжи!". А в музыке это был великий русский певец Иван Козловский (кстати, как и Вы, Сердюченко, полуполяк-полуукраинец), которого я боготворю и который никогда не пел по-советски. А ведь даже существует запись оперы "Мадам Баттерфлай" с Биешу и Атлантовым, которые, хотя и пели на итальянском языке (?), умудрились вместе с дирижером Эрмлером сляпать отвратительную советчину.

Но советчина как тотальный феномен жива. Среди приехавших в Америку из СССР и позже из России огромная масса людей, бывших и оставшихся советскими. Они говорят на советском языке и ведут себя по-советски: устраивают собрания советского типа, поддерживают кандидатов от демократической партии США и голосуют за них вкупе с неграми, с американскими профсоюзами (школа коммунизма!), и очевидно, с американскими муссульманами, злейшими врагами Америки и всего человечества.

Вы, Сердюченко, справедливо заметили, что "Самый православный в мир
е народ на полвека становится коммунистическим и атеистическим, затем снова отчаянно православным…". Такое оказалось возможным. Но перестать быть советским – никогда!

И, возможно, наличием неизлечимой советской заразы в основании России-2000, можно объяснить описанное Вами ее нынешнее состояние.

Хочу привести один пример довольно странного духовного симбиоза суперрусского с махрово-советским. Одиозно знаменитый математик и публицист Игорь Шафаревич написал после своего занимательного трактата "О русофобии" больщую статью в НРС, прославляющую Шостаковича. Статья появилась где-то в конце восьмидесятых или в начале девяностых (в моем архиве она не сохранилась, а то бы я давно уже написал статью типа "Шостакович и Шафаревич"). В целом трактат меня не взволновал, поскольку явного проявления антисемитизма в нем не было, то есть автор не предлагал уничтожать евреев.

Глубоко задела меня лишь следующая фраза: '…пониманию наших потомков будет недоступно влияние Фрейда как ученого, слава композитора Шёнберга, художника Пикассо, писателя Кафки или поэта Бродского…' (из журнала "Время и Мы" No 104, 1989, стр. 169). (Должен заметить, что из-за стилистической неграмотности фразы я не смог выделить только имя Шёнберга, а вынужден был привести ее полностью). Естественно, все названные имена на совести Шафаревича, но наличие имени Шёнберга в этой фразе меня особенно возмутило. Когда же вслед за трактатом появилась его хвалебная статья о Шостаковиче, это меня еще больше возмутило, и я решил устроить музыкальный вечер для друзей с демонстрацией произведений обоих композиторов. Мне удалось убедить многих присутствовавших в том, что Шёнберг был истинным гением и истинным новатором, честнейшим художником и выдающимся мелодистом, блестящим мастером оркестровки и благороднейшей личностью. С другой стороны, я сумел убедить многих в том, что Шостакович был липовым совковым гением, лишенным мелодического дара плагиатором, невежественной личностью с дурным вкусом, фальшивым новатором и советским музыкальным деятелем, сочинявшим свои опусы не на народно-национальной основе, а на политической в угоду властям. И даже в опере по Лескову он умудрился показать не деревню девятнадцатого века, а советский колхоз.

Возвращаясь к Шафаревичу и к его оценкам, можно лишь усомниться в его понимании настоящей музыки. Ведь он, написавший задолго до одиозного трактата книгу о перспективах социализма, не мог обойти в ней проблему советчины. А в Шостаковиче и его музыке не смог разглядеть советчину? Сомнительно.

А с Солженицыным в обличьи Моисея Вы, уважаемый, Сердюченко, промахнулись. Моисеем оказался Сахаров (см. "Бодался теленок с дубом", M. 1996, стр. 341).