ПРЕКЛОНЯЮЩЕЕ НА ЖАЛОСТЬ

24-07-2003

Автор Тихая жизнь и незаметная смерть титулярного советника А.А. Башмачкина оказались со страшной силою драматизированы и опоэтизированы сочинителем. Вот какая история случилась в северной столице нашего обширного государства почти полтора века тому назад. Теперь только, по соображении всего, видим, что в ней есть много неправдоподобного. Вот, хоть и весьма сочувственно был описан в повести исправный, в общем-то, чиновник 9-го класса одного столичного департамента, но разнос он претерпел, в сущности, за дело - за своё обращение напрямую к некому высшему руководителю непрофильного по вопросу обращения учреждения, к тому же не в его приёмные часы и с нарушением установленного порядка и правил подачи жалоб и заявлений. И, отметим, не по вопросу государственной важности, а по личному делу об утрате из-за собственной неосторожности вещевого довольствия во время возвращения с вечеринки в ночное время суток и в криминогенном районе города.

Видно, что Гоголь не служил и потому вывел руководителя сущим либералом, который не только снисходит до выслушивания постороннего в офисе, но и ограничивается одним лишь разносом ему, вместо того, чтобы крикнуть охрану и препоручить ей заниматься нарушителем режима. Да и опытный чиновник, г-н Башмачкин, тоже выведен у него неправдоподобно. Тупица тупицей, а должен был бы знать, что у нас в стране испокон веков так заведено, что по любому поводу русской жизни положено составлять бумагу. Во-первых, сразу после ограбления он должен был потребовать от будочника, оказавшегося свидетелем инцидента, составления протокола в трёх экземплярах за подписями двух свидетелей, например, из числа круглосуточно несущих службу дворников, а во-вторых, на следующее же утро обязан был представить своему непосредственному начальству объяснительную записку. И уж, во всяком случае, ему следовало немедленно обратиться в ближайший полицейский участок с заявлением о данном происшествии. Тогда б, может, и не пришлось бы обращаться за протекцией по своему делу к столь высокому начальству.

Нет, неправдоподобно всё это Гоголь придумал. Это как если бы сейчас среди рабочего дня к г-ну Волошину в Кремль во время его приватной беседы с г-ном Сурковым явился бы некий немолодой майор в потёртом мундире из налоговой, к примеру, службы, с таким заявлением, что недавно, возвращаясь ночью с гулянки из дискотеки "Метелица", что на Новоарбатском, он был выкинут из салона своей купленной накануне иномарки некими преступными личностями, скрывшимися затем в неизвестном направлении, и что теперь вот он просит кремлёвского сановника, чтобы тот позвонил генерал-лейтенанту Фёдорову, начальнику ГИБДД и т.д.

Нет, "не катит", как говорится, такой сюжет по нынешним временам… нет, этого я никак не понимаю, решительно не понимаю. Но что страннее, что непонятнее всего, - этот то, как авторы могут брать такие сюжеты. Право, я даже в принципе не вижу способного на такой подвиг современного русского литератора, пусть даже, как г-н Гоголь-Яновский, постоянно проживающего за рубежом, страдающего богатым комплексом психических расстройств на сексуальной, преимущественно, почве, и к тому же сочиняющего на неродном ему русском языке. Нет, не потянет даже такой, столь своеобразный талант. Слишком уж народ нынче стал информированным. И даже вот эдакое, "гоголеподобное" что ли, сумеречное, фантастически наивное сознание абсолютно оторванного от реальной жизни и простодушного сочинителя не способно уже навязать изощрённому русскоязычному читателю драматически-поэтический сюжет на материале современной Москвы, чиновного мегаполиса, обо всех сторонах столичной жизни которого ежедневно пишут сотни таблоидов и непрерывно вещают десятки телеканалов.

В самом деле, вообразим себе такого чиновника среднего звена, каких в Москве миллиона с два будет совершенно точно. Туповат, и где-то за полтинник ему уже, но с работой ещё справляется отлично, а зарплата известно какая, хотя и лучше, чем у профессора, может позволить себе даже копить на чёрный день, двухкомнатная квартира в центре, гнилой "Москвич" у него, и вот Петрович, сосед помог ему справить недорогую иномарочку, которую, как водится, угнали в ту же самую ночь, как обмыли.

Что можно выжать из такой завязки?

Допустим, в родном офисе бедолаге, у которого нет на руках даже милицейского протоко
ла, опытные люди посоветовали обратиться к авторитету (ну не к власти же, в самом-то деле, обращаться в таких вот случаях!?). Ooops! Сразу сюжет скисает, т.к. Гоголь-то в своей повести принципиально ставил на тираноборчество, только ещё набиравшее тогда литературную силу, и завершившееся через полвека достоевщиной и далее известно чем. А коли нет в сюжете обращения к теме госвласти, то нет и пафоса, а в конечном итоге, нет и того самого гоголевского маленького человека, малоразмерность которого определялась как раз масштабированием оного по отношению к самодовлеющей государственной машине, частью которой малый сей являлся, и против которой, хоть посмертно, но взбунтовался.

Впрочем, ежели автор решил бы обойтись безо всяких там излишних ныне политических аллюзий, крепкий сюжетец, таки вполне возможен и на подобном материале. Например, обратившегося к авторитету терпилу "ставят на квартиру", а в итоге установленным ныне криминальным порядком захоранивают его в лесополосе за кольцевой. Сразу после этого на Рублёво-Успенском шоссе начинает являться привидение раздолбанного "Москвича" с майором-покойником ужасного вида за рулём, которое подрезает членовозы авторитетов, приводя к многочисленным ДТП, печальным следствием которых становится целый ряд не подлежащих дальнейшему восстановлению иномарок. На неуловимого майора, всегда необъяснимым образом скрывающегося с мест происшествий, организуется совместная охота ГИБДД и бойцов местной организованной преступной группировки, в ходе которой руководитель ОПГ уничтожается выстрелами из РПГ, направленными, на самом деле не в его мерс, а в привидение за рулём "Москвича", которое после роковых выстрелов исчезает из хроники ДТП с элитной трассы столицы; общество же обретает нового авторитета.

Рядовой триллер, не более того. Хотя канва вся выходит та же самая, что и у великого писателя земли русской.

Что же не даёт покою - 160 лет уж - гг. российским сочинителям, которые, как известно, все поголовно вышли из шинели Гоголя? Неужто, одна лишь только тема власти?

Нет, кое-что ещё. Только вначале ещё один сюжетец, тоже исторически принадлежащий николаевскому правлению. Крепостной самоучка по кличке Левша, положительно себя проявивший в освоении зарубежной техники (вообще говоря, он и его бригада попросту вывели её из строя, но столь изощрённым способом, что были в итоге поощрены главой государства), отправленный военачальником Платовым в зарубежную командировку для изучения новых образцов стрелкового вооружения, с командировочным заданием не справился. Вследствие своей недостаточной теоретической подготовки не сумел вникнуть в технологию производства скорострельных винтовок, уже поступающих на вооружение в войска вероятного противника, уделяя основное внимание лишь устаревшим образцам. Во время возвращения из загранкомандировки на борту иностранного судна систематически злоупотреблял спиртными напитками, в результате чего по прибытии на берег попал в вытрезвитель и на службу не прибыл, а вместо отчёта о командировке через случайных лиц передал лишь устную и голословную критику действий российского генералитета.

Сочувствуем ли мы Левше? Да это ж один из ярчайших эпизодов нашей национальной самоидентификации! Вот! Вот оно, слово-то заветное - самоидентификация. А смысл её в глубоко проникающих словах "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?", произносимых потаённым бунтарём дерзким Акакий Акакиевичем в ответ на беззлобные подкалывания безобидных офисных балбесов. Ведь всякий недотымок (а такоже и всякий, хоть иногда чувствующий себя таковым под накатившее вдруг настроение) по прочтении этих слов не может не прослезиться самым искренним образом. Библейский их строй, автором ещё и специально усиливаемый - "я брат твой" - продавливает, преклоняет на жалость самые жестоковыйные натуры. В этом, собственно, и секрет петербургской этой повести. В этом и секрет незавершённости гениального, судя по тому видеоряду мультфильма "Шинель", который остался от замысла, осознанно ли, нет ли, но имевшего в виду лишь жалость к ничтожному и оному сострадание, но в стилистике своей отнюдь не распространявшегося (и не распространившегося) на загробное ничтожного буйство и, в сущности, бунт против власть предержащих.

А ведь у зрелого Гоголя - о власти практически всё. И ещё о маленьком человеке, опоре этой самой власти - я брат твой… братья и сестры, к вам обращаюсь я… Митька… брат… помирает… ухи просит... братья наши меньшие.
И тут же бунт - бессмысленный и беспощадный, последний и решительный, униженных и оскорблённых - малых сих. И откуда-то у них вдруг сразу и Большой Брат, который следит за тобой, и большой террор, и большой скачок, в общем, большой привет! Вчера были по пять, но большие. Ну, очень большие! А сегодня - нет их, есть только маленькие и по три. Маленькие, они ведь всегда в подавляющем большинстве. Великом, молчащем, агрессивно-послушном. Вечном? Большое видится только на расстоянии, подымите мне веки: не вижу!

Комментарии

Добавить изображение