КНИГАО МИХАИЛЕ ГЛИНКЕ

06-05-2003

У меня в руках книга А.С. Розанова "Северная звезда. Жизнь и судьба М.И. Глинки", СПБ/М. 2002. Михаил Иванович Глинка - один из моих любимейших композиторов. Я прочел эту книгу с большим удовольствием и очень благодарен автору, хотя поначалу, заглянув в конец книги, просто пришел в ужас от написанного, о чем расскажу ниже. Но как я теперь понимаю, автор А. Розанов к ^ужасу^ отношения не имеет. Об это я тоже не умолчу.

В начале книги есть предисловие Михаила Германа, профессора, доктора искусствоведения. Покупая эту книгу, я не знал, кто такой Розанов. Вот что на переплете книги о нем написано: 'Александр Семенович Розанов - автор замечательной биографии Полины Виардо. Этот труд был единственным в Европе, он дважды переиздавался и в наше время является библиографической редкостью Это был человек удивительной внутренней культуры. Те, кому выпало счастье знать его, удивлялись забытой красоте его французского языка, его удивительной литературной и музыкальной эрудиции, его подлинному аристократизму, проявляющемуся во всем, к чему он прикасался'. (Материалы Французского Тургеневского общества).

'Он (А.С. Розанов)… понимал минувшее не просто как историк, он естественно пребывал в минувшем, как в нынешнем, и обсуждал людей позапрошлого века, как хороших знакомых'. (М. Герман, профессор, доктор искусствоведения).

Это уже - блестящие характеристики: такому автору вполне можно доверять. Заглянул в музыкальную энциклопедию и узнал, что А.С. Розанов (1910 - 1994) был композитором и музыковедом. Некоторые промежуточные даты приводят к мысли, что ему пришлось пройти через ГУЛАГ. Вот, что пишет о нем М. Герман: ' Первая наша, вполне случайная встреча в конце пятидесятых годов в Павловске стала событием. Высокий худощавый, чуть уже стареющий, но свежий и элегантный,он был одет во все вполне советское, даже в традиционные сандалии. Но именно советского не замечалось в нем решительно ничего, скорее напоминал он тургеневского персонажа, который ^всегда одевался очень изящно, своеобразно и просто^… Я был покорен его веселой изысканностью, забытым блеском безупречной русской речи, аристократической простотой… Музыкант и композитор. Тогда, в Павловске обретал он ту новую профессию, которая принесла ему подлинную известность. Стал заниматься историей музыки… Жизнь его не баловала. Он ведь работал аккомпаниатором в институте им. Лесгафта - надо было жить , но ухитрялся и от этого получать радость: много ездил по стране… он и его жена… жили неустроенно, просто плохо. У каждого было по комнате в разных коммуналках…

А счастливыми быть умели куда больше многих благополучных…
Когда умирают такие люди, пустеет мир…'.

Но самым интересным и значительным для меня оказалось то, что прожив всю сознательную жизнь в СССР, автор не научился писать на советском языке. Книга написана прекрасным русским языком, в ней нет советчины и советизмов - этих постоянных атрибутов книг советских биографов.

В книге Розанова - вся жизнь и вся музыка Глинки. Не являясь узким специалистом в данной области, я полностью доверился автору в описании последовательности и содержания событий. Автор строит биографию Глинки, ссылаясь по ходу повествования на заслуживающие доверия источники. В одной из глав на стр. 100 меня удивило написание фамилии одного из героев "Жизни за царя" как Сабинин, вместо Собинин, к чему мы привыкли. Я также ничего не нашел в книге об арии Глинки ^Смертный час настал нежданный". У меня были эти ноты, изданные в Х1Х веке, но никаких упоминаний у советских биографов и в статье о Глинке в Музыкальной энциклопедии я не встречал. Почему-то нет отдельного рассказа об арии Собинина, и чем руководствовался Глинка, когда сочинял эту арию, исполнение которой требует наличия сверхвыдающихся данных у исполнителя (см. ниже).

Вот, собственно, говоря и все мои ^претензии^ к основному тексту прекрасной книги А. Розанова

Но в книге после заключительной 14-й главы следует семистраничная концовка, озаглавленная как ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ и с повторенем имени автора А. Розанова на верхах четных страниц. В этой концовке описывается судьба произведений М. Глинки в конце Х1Х и в начале ХХ в.в. и в советский период.

Эти описания и привели меня в ужас, но я абсолютно уверен, что автор здесь НИ ПРИ ЧЕМ. Он умер за 8 лет до публикации книги.

Сначала о ненаписанном. Это не само
е худшее из замеченного мною. Ведь можно сказать, что на НЕТ и суда НЕТ. Но как мне представляется, не написано много важного:

-Нет краткого сравнительного анализа текстов "Жизни за царя" (барона Розена) и "Ивана Сусанина" (С. Городецкого).

Дело в том, что в начале ХХ в. русский писатель и публицист Александрр Амфитеатров (1862-1938) в статье "Пути развития русской музыки" категорически утверждал, что музыкальная ткань оперы Глинки пронизана ядом монархизма и изменение текста не принесет никаких результатов. Будучи активным врагом царизма (им был написан фельетон ^Господа Обмановы^, за который он был сослан в Минусинск), А. Амфитеатров исключительно негативно относился к опере "Жизнь за царя" и в романе "Сумерки божков" о взаимоотношениях и интригах между актерами одного из столичных оперных театров уделил этой опере основное внимание. В центре романа выдающийся певец-баритон Берлога (прототипом автору, возможно, послужил Шаляпин) с весьма прогрессивными взглядами (некоторые из его ^прогрессивных^ высказываний, очевидно, вложенных в его уста Амфитеатровым, мне запомнились: 'Не пристало мне пробавляться мейербероовщиной, или еще хуже того - вердятиной'. После этого Берлога продекларировал свое положительное отношение к "Паяцам" Леонкавалло). Всё лучшее и честное в театре сконцентрировано вокруг Берлоги. Но в театре верх удается одержать темным силам. И в финале романа показан спектакль "Жизнь за заря" в исполнении каких-то певцов-монстров с залом, заполненым черносотенцами, и с проститутками в ложах.

А через сто лет после этих откровений я склонен считать, что никакого ^монархического яда^ в музыке нет, и хорошо знакомый с обоими текстами, утверждаю, что текст барона Розена - просто плохой и подчас глупый с корявым русским языком, а С. Городецкого - вполне приемлемый. Когда слушаешь в наше время оба варианта, то идеология не прослушивается вовсе. За 150 лет после Глинки и за 10 лет после СССР она испарилась и воспринимается лишь музыка и ее прекрасные мелодии. Попробую сравнить некоторые тексты "Жизни за царя" и "Ивана Сусанина".

ЖИЗНЬ ЗА ЦАРЯ ИВАН СУСАНИН

Выход Собинина
Радость безмерная! Здравствуйте, рОдные!
Ты ли, душа моя, Здравствуй, лебедушка,
Красная девица. Ясное солнышко

* * * * * *

Эх, когда же с поля чести Эх, когда жених к невесте
Русский воин удалОй Без подарка приезжал…
Без удАлой доброй вести Я с моей дружиной вместе
Возвращается домой. Вражью шайку разогнал.

Реплика Сусанина
Как скоро Бог нам даст царя, Настанет день - врагов побьем
Тогда сейчас веселой свадьбой, И от злодеев Русь избавим,
Богатым пиром на весь мир Тогда невесту с женихом
Мы о Руси возвеселимся. Благословим и свадьбу справим.

(Этими двумя примерами я решил ограничиться, но нормальная концовка книги должна была бы содержать примеры всех ^корявых^ текстов "Жизни за царя").

-Нет рассказа, могущего быть исключительно интересным, об исполнении и исполнителях арии Собинина, что обычно приравнивалось к героическому подвигу.

Ария Собинина с бравурными куплетами, начинающимися словами ^Братцы, в метель^, в первой и последней частях и русским распевом в средней части, начинающимся словами ^Ждет невеста красная^, в обычных спектаклях всегда исключалась, и за всю историю на сцене была исполнена всего лишь несколько раз. Одним из таких героев-исполнителей был великий русскии певец Иван Ершов. 'Почти все рецензенты и мемуаристы, писавшие о выступлении Ершова в партии Собинина (1896), подчеркивали легкость и свободу, с которыми артист преодолел вокальные трудности: он спел обычно пропускавшуюся из-за необычайно высокой тесситуры (четыре верхних до и два ре-бемоля третьей октавы) арию с хором ^Братцы, в метель^ (из книги А.Гозенпуда "Иван Ершов", СПБ 1999, стр. 116).

Здесь я должен отметить, что имя И. Ершова в концовке книги о Глинке вообще не упоминается. (Я также вынужден заметить, что для мужских голосов третья октава не предназначена, а сверхвысокие ноты, начиная с до, относятся ко второй октаве).

В начале ХХ века русские певцы А. Лабинский и А. Матвеев записали арию Собинина на грампластинки. А в советское время мне случайно довелось услышать эту арию в радиопередаче ^Забытые произведения М. Глинки^ в исполнении певца-стажера Мариинского театра Адомкявичуса. Следует полагать, что певцу Большого театра В. Пьявко также эта ария была бы по голосу. Но пел ли он ее?

С
уществует выдающееся исполнение арии Собинина в полной записи оперы "Жизнь за царя", осуществленной французским дирижером русского происхождения Игорем Маркевичем в 1957 году с выдающимися певцами Борисом Христовым (Иван Сусанин) и Николаем Геддой (Собинин). Исполнение арии Собинина Н. Геддой можно считать эталонным, ввиду отсутствия других равноценных записей. Правда, существует запись этой арии в исполнении выдающегося певца Хельге Розвэнге, но на немецком языке

-Ничего не сказано об основных записях нашего времени "Жизни за царя" и "Ивана Сусанина".

Как уже отмечалось выше, существует прекрасная запись "Жизни за царя" с оригинальным текстом. Солисты: Борис Христов (Иван Сусанин), Тереза Щтих-Рандалл (Антонида), Николай Гедда (Собинин), Мела Бугаринович (Ваня). Дирижер Игорь Маркевич.

Лучшей записью "Ивана Сусанина", на мой взгляд, следует считать запись 1947 года в исполнении солистов, хора и оркестра Большого театра. Солисты: Максим Михайлов (Иван Сусанин), Наталия Шпиллер (Антонида), Георгий Нэлепп (Собинин), Елизавета Антонова (Ваня). Дирижеры: Александр Мелик-Пашаев и Василий Небольсин.

(Настоящая запись сделана на основе спектакля Большого театра, возобновленного в 1945 году. В 1990 году запись была блестяще отреставрирована и выпущена на четырех долгоиграющих пластинках с дополнением сцены с арией Собинина в исполнении Н. Гедды).

-Ничего не сказано об исполнении в советское время оперы "Руслан и Людмила", oб исполнителях и записях.

Назову запись 1952 года в исполнении солистов, хора и оркестра Большого театра. Солисты: Иван Петров (Руслан), Вера Фирсова (Людмила), Сергей Лемешев (Баян), Георгий Нэлепп (Финн), Алексей Кривченя (Фарлаф) и др. Дирижер Кирилл Кондрашин.

-Ничего не сказано об исполнении в советское время романсов и песен Глинки, об исполнителях и записях.

В 1976 году был выпущен альбом песен и романсов Глинки на пяти долгоиграющих пластинках. Среди исполнителей выдающиеся певцы Иван Козловский, Сергей Лемешев, Георгий Виноградов, Георгий Нэлепп, Коонстантин Лаптев, Марк Рейзен, Наталия Шпиллер, Мария Максакова и др. Также были выпущены отдельные пластинки с романсами Глинки в исполнении Нины Дорлиак и Святослава Рихтера (ф-но) и с циклом ^Прощание с Петербургом" в исполнении Георгия Нэлеппа и Матвея Сахарова (ф-но).

Теперь о написанном и о том, от чего я пришел в ужас.

Первая ложка дегтя.

 

На стр. 283 приведен список 15 знаменитых певцов и певиц, участвовавших в спектаклях "Жизни за царя" в Х1Х и в начале ХХ веков. В этом списке нет таких выдающихся исполнителей роли Сусанина как Владимир Касторский и Василий Петров и таких выдающихся исполнителей роли Собинина как Иван Ершов, Александр Матвеев и Александр Лабинский, но почему-то названо имя Леонида Собинова, который по голосу не мог петь в этой опере и никогда не пел.

Вторая ложка дегтя

 

На стр. 283-284 по поводу премьеры "Ивана Сусанина" в 1939 году с новым либретто С. Городецкого: '… в ней пели лучшие силы театральной труппы: В.В. Барсова, Н.П. Шпиллер, А.Ф. Ведерников, С.Я. Лемешев'.

На самом деле, на премьере, состоявшейся в Большом театре в 1939 году, пели Александр Пирогов (Иван Сусанин), Валерия Барсова (Антонида), Никандр Ханаев (Собинин) и Елизавета Антонова (Ваня). Дирижер Самуил Самосуд. Н. Шпиллер пела Антониду в 1945, А. Ведерников пел Сусанина в 1957, а Сергей Лемешев в этой опере никогда не пел. Теноровая партия Собинина была ему не по голосу.

Заключение.

С сожалением приходится констатировать, что семистраничная концовка (стр. 281-287) испортила прекрасную книгу. И с уверенностью можно утверждать, что подобную концовку автор книги А. Розанов никак не мог написать. А написана концовка была, надо полагать, теми, кто готовил книгу к печати.

Как же Вы, Михаил Герман, доктор искусствоведения, могли такое допустить?

Комментарии

Добавить изображение