АНТИПУШКИН

18-02-2003

Валерий СердюченкоДмитрий Мережковский называл Лермонтова «ночным светилом русской поэзии».

- А Пушкина?

- Её дневным светилом.

При всей условности этих определений, они поразительно точны. Пушкин и Лермонтов являются как бы двумя полюсами русского поэтического космоса. Они задали ему координаты, которые действуют по сей день. Они заложили матрицу, рибонуклеиновую решетку русской поэзии. Можно ли представить российского писателя, который обиделся бы сравнением с Лермонтовым или Пушкиным? Или английского автора, который остался бы недоволен рукоположением в новые Байроны или Шекспиры? Вот парадокс любой литературной цивилизации: она начинается с нескольких гениальных творцов, чтобы навсегда и добровольно остаться в их тени. Пушкин и Лермонтов поражают схожестью своих жизненных судеб. Они появляются в одно и то же историческое мгновение, в одном и том же высшем аристократическом слое, немедленно вступают с ним в затяжной латентный конфликт и добиваются того, что их раздраженным цензором становится сам царь. Проживают короткую, исполненную страстей жизнь и погибают смертью, о которой настоящий мужчина можно только мечтать: в дыму и грохоте дуэльных пистолетов. Как и Пушкин, Лермонтов начинает с лирических стихотворений, затем переходит к эпическим поэмам, затем к драмам («Маскарад») и завершает свой творческий путь хрестоматийно известным романом «Герой нашего времени». Муза Лермонтова не менее полифонична, чем пушкинская: любовь, природа, родина, история, народ, власть, искусство, Бог, смерть - всё отразилось в её универсальном зеркале. Оба не избегают отчаянной эротики. Пушкинская «Гаврилиада» и лермонтовская «Сашка» по сей день являются конкурентоспособными образцами литературы «про это».

А вместе с тем они разительно непохожи друг на друга. Лермонтовский лирический герой неспособен улыбаться. Он постоянно скорбит и страдает. Любовь на его страницах - всегда несчастная, трагическая, несостоявшаяся любовь. Если разобраться, Лермонтов не сказал о женщине единого доброго слова. К родине он тоже не питал особо приязненных чувств: Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ. Лермонтовская природа? Она, как правило, ночная и хороша постольку, поскольку в ней нет человека. Гений Пушкина оптимистичен, исполнен жизненного тепла, гений Лермонтова, напротив, саркастичен, в нем больше от анафемы, чем от осанны. Сравним, например, их «Пророков». Оба стихотворения являются поэтическими шедеврами, но, Боже, как непохожи эти пророки друг на друга! Пушкинский пророк беспрерывно сближается с «планетой людей», лермонтовский - так же беспрерывно от нее отдаляется. С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злоба и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божей пищи.

Именно из пустыни начинает свой путь к людям пушкинский пророк и именно в пустыню удаляется от них пророк лермонтовский. Не «пророк», а «демон» - вот архетип лермонтовского «я».

В чем причина такого отрицательного пафоса? Частично она в жизненном опыте поэта. К сожалению, виновником конфликтов с окружением чаще всего оказывался он сам. Из-за невыносимого характера он должен был досрочно покинуть университет. Биографы толкуют это отчисление как результат революционных настроений юного гения, но вот воспоминания его однокашника по студенческой скамье:

«Профессор Преображенский, читавший изящную словесность, задал Лермонтову какой-то вопрос. Лермонтов начал бойко и с уверенностью отвечать. Профессор сначала слушал его, а потом остановил и сказал:
- Я вам этого не читал. /…/
- Это правда, господин профессор, - отвечал Лермонтов, того, что я сейчас говорил, вы нам не читали и не могли передавать, потому что это слишком ново и до вас еще не дошло /…/

Так же, примерно, ответил Лермонтов и другому профессору.»

Перед нами типичная грубость заносчивого 18-летнего мальчишки. И увы, подобными эпизодами изобилует и учеба Лермонтова в юнкерской школе, и последующая офицерская служба. Он буквально напрашивался на конфликты по поводу и без повода. Он обладал несчастной
способностью превращать во врагов даже своих знакомых и друзей. Появляется ли он на офицерской пирушке, в зале дворянского собрания, в литературном салоне - вокруг сразу же устанавливается напряженная атмосфера, прямо противоположная той, что возникала вокруг Пушкина. Дочери Николая 1-го просят у него на балу автограф - Лермонтов отвечает бестактной грубостью. Простодушный Белинский бежит к нему на гауптвахту, чтобы лично передать свое восхищение - Лермонтов обдает его высокомерным холодом. Сын французского посла де Баранта вежливо интересуется, не он ли фигурирует в одной из язвительных эпиграмм поэта - Лермонтов провоцирует дуэль. Современники свидетельствуют, что лицевая мускулатура Лермонтова была подвержена физиологическому изъяну: он был органически неспособен смеяться и даже улыбаться. Столь же несчастлива общая внешность поэта. Маленький, кривоногий, с непропорционально большой головой, лишенный пушкинского обаяния, он был исключительно несчастлив в любви, но стоило ему увлечь какую-нибудь женщину, как он сразу превращался в деспота и разражался стихами, подобными, например, следующим: Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.

Ваш покорный слуга никогда не был женщиной, но может представить себе её реакцию в ответ на подобные признания в любви. В результате список любовных побед Лермонтова приближен к нулю, в то время, как о «любовном списке» Пушкина ходят легенды и даже создана специальная «литература вопроса», так называемая «парапушкинистика».

Увы, Лермонтов не был добрым человеком. Даже причина его дуэли с Мартыновым двусмысленна. Она произошла из-за того, что Лермонтов начал донимать злыми насмешками сестер Мартынова, одна из которой осталась глуха к его ухаживаниям. Что же, Мартынов должен был поступиться достоинством родных сестер только из-за того, что их преследователем оказался знаменитый поэт? Сколь невыносимы в жизни, вообще говоря, эти творческие натуры! «Многолетнее общение с литературными знаменитостями заставляет меня с горечью признать, что их абсолютное большинство были решительно гнусны, как личность», - бросил однажды в сердцах Белинский.

С самолюбием Лермонтова может соперничать только его талант. Его перу принадлежат непревзойденные шедевры русской лирики, но опять-таки: если Пушкин писал только хорошие или очень хорошие стихи, то не всё, написанное Лермонтовым, выдержало испытание историческим временем. Пушкин входит в золотой запас русской литературы любой строкой, любой запятой своего творчества. О Лермонтове этого не скажешь. В своих ранних поэтических опытах он часто и неуклюж, и беспомощно подражателен. Тем более поражают на этом фоне перлы, где простота соседствует с мудростью, а мастерство с вдохновением. «Парус», «Бородино», «Дума», «Тучи», «Утес», «Ветка Палестины», «Родина», «И скучно и грустно», «На севере диком стоит одиноко» - абсолютные, беспримесные шедевры. Под этими вечными строками с готовностью подписался бы не только Пушкин, но и любой поэт мира. А стихотворение «Выхожу один я на дорогу» достигает, по внутреннему убеждению автора этих строк, сверхчеловеческой мудрости и красоты.

Лермонтов написал «Прощай, немытая Россия», но он же написал «Бородино», ставшее патриотическим учебником для нескольких поколений россиян. Он создал фантасмагорического «Демона», и он же - жизнедышащую «Песню про купца Калашникова». Гегелевское «несчастное сознание» уживалось в нем с гетевской «радостью бытия». И в том и другом он не знал меры. Отсюда и контрастность его вдохновения и пера. Пушкин завершил свой путь великими «Повестями Белкина». А Лермонтов? Написал первый и самый интересный в русской литературе роман. Интересный в буквальном смысле этого слова. Его вполне можно считать приключенческим; чего только стоит одна «Тамань». Фабульно-сюжетный механизм «Героя нашего времени» свинчен с надежностью и точностью английского замка. Он прочитывается на одном дыхании.

Но не повествовательное мастерство сделало роман событием в русской литературе. Лермонтову удалось ухватить базовые типы русской действительности 19 века. Он, так сказать, объяснил своим современникам самих себя. Его Печорин превратился в нарицательный образ, а штабс-капитан Максимыч

 канонизировал тему «маленького человека» в русской литературе. Фактически «лишние люди» и «маленькие люди» становятся главными персонажами целого литературного столетия. Гоголь, Герцен, Тургенев, Гончаров, Достоевский неутомимо воспроизводили эту специфически «русскую» оппозицию, заложенную Пушкиным и Лермонтовым.

За пределами этого очерка остались поэмы и драмы Лермонтова. Но Достоевский учил: «Есть главное, а есть самое главное». Автор смеет думать, что «самое главное» о Лермонтове он сказал.

Комментарии

Добавить изображение