РУССКИЕ ПРАВОСЛАВНЫЕ МАСОНЫ И ПРАВОСЛАВИЕ

[Продолжение. Начало в 331 от 06 июля, 332 от 13 июля, 333 от 20 июля, 335 от 03 августа, 336 от 10 августа, 337 от 17 августа, 338 от 24 августа.]

В конце 19 - начале 20 века образовался особый социальный слой, социальная группа, поглотившая как аристократию, так и верхушку буржуазии, а также либеральные профессии, университетскую профессуру и т.д.

Этот слой, что с легкой руки Боборыкина стал называться интеллигенцией, оказался и численно и социально куда значительнее, чем русская православная церковь была в состоянии духовно окормить. Русское православие, развитие которого страшно замедлилось с приходом Гольштейн-Готторпов к власти в Российской империи, умело окормить традиционную паству, но с запозданием стало реагировать на появление новой, очень трудной группы пасомых. И эта группа стала сама создавать себе пастырей. Реформация Духовной академии в начале 20 века под влиянием Антония Храповицкого и его учеников, приход новых православных философов и священников из мирских философов, как Бердяев, университетских профессоров, как Сергий Булгаков, даже знаменитых хирургов, как Войно-Ясенецкий, все это произошло, но увы! - слишком поздно.

Интеллигенция, не отделяя себя от православия, но и не находя в клире собеседника, начинает искать внецерковные формы реализации религиозного чувства. Одной из таких внецерковных форм проявления религиозного сознания стало для русской эмиграции масонство. С одной стороны масонство предлагало готовую форму, своего рода "метацерковную" организацию с ее "псевдолитургикой", иерархией и нравственной дисциплиной, с другой - свободу выражения, известную степень интеллектуальной свободы. Ничто так не обижало и не огорчало русских масонов в 20-30 годы как гнев и подозрения некоторых иерархов, обвинявших масонов в нелояльности к Церкви и в неправославии. Слава Богу, что митрополит Евлогий и близкие к нему православные мыслители (Николай Бердяев, Семен Франк) поняли и религиозную природу русского масонства, и его - несмотря на внешнюю эмансипацию - глубинную сыновнюю лояльность по отношению к Матери-Церкви.

В случае с русской эмиграцией, глубокое и неудовлетворенное мистическое чувство нашло форму, в какой-то степени вспомогательную, вторичную по отношению к церкви, может быть, даже и дополнительную, хотя и совершенно внецерковную. В этом немаловажное отличие русского масонства от французского. Русское масонство, в отличие от французского, утверждает равенство, вернее, равноважность знания и веры. Но, как и французское, провозглашает примат поиска над созерцанием, что априори закрывает для масонства путь совершенный, горний.

…

История отношений Русской Православной Церкви и масонства насчитывает два с лишним века. Если такие учения как мартинизм с самого начала были крайне негативно восприняты Русским Православием, то масонство было воспринято вполне миролюбиво. В 18 веке среди русских масонов находим Романа Воронцова (отца княгини Дашковой), Голицыных, Трубецкого, А.П.Сумарокова, князя Щербатова, Федора Мамонова и т.д. Интересно, что в 18 веке масонство становится одним из центров борьбы с вольтерьянством и материалистическим обскурантизмом вообще. С самого начала русское масонство обнаруживает русское своеобразие, заметно отличающее его от европейского: сугубо монархическое и христианское по вере членов, оно, например, жестоко осуждает французскую революцию 1793-94 годов.

В 1785 году Митрополит Московский Платон испытал в вере Новикова, одного из наиболее активных масонов конца 18 века и признал его "хорошим христианином, найдя удовлетворительными все его ответы касательно веры" (на запрос же Екатерины митрополит Платон ответил, что он “молит Бога, чтобы во всем мире христиане были таковы как Новиков”). К сожалению, ввиду близости многих влиятельных масонов ко двору, масонство становится, в известной степени, политической силой. Вольно или невольно, охотно или нет, но оно становится частью политической сцены в Москве и Петербурге. Известно, что даже Павел Первый был "Великим Магистром Державного ордена Святого Иоанна Иерусалимского". Впрочем, при нем же масонство и впало в монаршую немилость.

Однако, как бы то ни было, во второй половине 18 и в самом начале 19 века русское масонство было, как кажется, в высшей степени кон
сервативно как в государственно-политическом, так и в нравственно-религиозном смысле. Я не говорю уж о том, что среди масонов были добросовестные христиане и прекрасные патриоты, такие как Суворов, Кутузов, Лопухин, Паздеев и т.д. Когда в Россию должен был приехать немецкий масон Феслер, принадлежавший в "сциентическим" ложам, то московские розенкрейцеры "встретили эту весть с негодованием и страхом – ибо это подкрадывается враг, отвергающий божество Иисуса Христа и прозывающий Его только великим мужем" – так Разумовскому писал Паздеев.

…

В 20-ом веке среди православных чрезвычайно распространилась легенда об отлучении масонов от церкви. Основана она на знаменитой анафеме Патриарха Тихона. Однако, эта анафема не принята в Русской Православной Церкви, точно также как не принята, скажем, анафема Толстого. Существует она только в “карловацком расколе”, называемом иначе Русская Православная Церковь Заграницей (РПЦЗ). Но анафема РПЦЗ не так уж удивляет, если учесть, что РПЦЗ предает анафеме так же все Церкви…

В то же время, собственно русское масонство всегда последовательно защищало Русскую Православную Церковь от нападок социальных и антиклерикальных организаций, в том числе и от нападок Великого Востока Франции. Русское масонство терпеливо объясняло, что, отчасти понимая скептицизм французского масонства в отношении Римской церкви, не может ни принять, ни поддержать сходную точку зрения в отношении Восточного Православия.

Да и те русские масоны, что оказались в 20 годы в ложах Великого Востока, никогда не приняли антиклерикализм последнего. Знаменитый русский писатель, брат Марк Алданов (ложа Северная Звезда Великого Востока Франции) как-то сказал: Франкмасонство будет иметь огромные возможности и большой успех в будущей России при условии, что оно останется единым, решительным и никогда не борется с Православной Церковью. (Торжественное Заседание Достопочтенной Ложи “Северное Сияние” 21.11.1925).

Выдержка из протокола заседания.
Книга протоколов Ложи Северное Сияние за 24-27 годы.

 

Но это не значит, что русское масонство всегда и во всем соглашалось со всеми Православными Церквями. Так, постановление Собора иерархов Элладской Церкви 1833 года, с неодобрением отзывающееся о масонстве, вызвало довольно оживленное обсуждение в среде русских масонов. Наиболее показательной и интересной в этом смысле является приводимая здесь работа одного из авторитетнейших русских православных масонов, Никиты Муравьева.

Православие и масонство

(Прочитано в Ложе Северное Сияние)

Досточтимый Мастер и дорогие Братия,

Православие и Масонство не есть только заглавие моей сегодняшней работы, это также постоянная и основная тема нашей ложи, та наша задача, которая может быть, оправдывает само наше историческое существование, поэтому не нужно ждать от меня, что я исчерпаю её в этом часовом разговоре; цель моя может состоять лишь в том, чтобы лишний раз повернуть наше лишнее внимание на тот вопрос, который стоит для нас во главе угла и разрешение, которого мы поставили себе нашим долгом. В зависимость от самой его разрешенности, мы могли бы поставить весь смысл нашего двойного бытия: как вольных каменщиков строителей храма и как членов видимой и невидимой православной церкви.

Я осмеливаюсь пойти дальше и сказать, что в историческом разрешении нашей темы мы можем видеть новую, может выть последнюю, возможность для возрождения мира, а в ее неразрешимости - дальнейшее его погружение в хаос и небытие. Такое заявление было бы преувеличением, если бы под словами православие и масонство, я понимал бы только земную историческую церковь, в той её форме, которую мы сейчас называем православием, и нынешнюю же форму нашего ордена - но словам православие и масонство, я хочу сегодня придать самый общий и широкий смысл: православие есть не данное, а искомое - идеальная, недосягаемая форма того живого потока духовных сил, который вышел из откровения и разлился по земле. Он струится и расширяется, низвергаясь от Бога к человека, от человека ко всему миру и от мира обратном потоком, к Божеству. Масонство есть конечная идеальная форма тех же сил возникших в человеке и стремящихся к миру и с миро к Богу. Не боясь опровергнуть самого себя я тут же готов отрицать существование двух параллельных токов: Одного идущего св

ерху вниз от Бога к людям и другого снизу вверх от людей к Богу. Это только от нашей бедности и слабости нашего геометрического разума, мы прибегаем к таким схемам. Два потока не параллельны; низа и верха нет вообще в нашем мире; путь к Богу и путь к человеку есть может быть тот же путь/ "познай самого себя", Царство Божие внутри вас"/. Вернее всего, что есть всего один поток, одно православие, а наша множественность есть только следствие нашей земной ущербленности. Наша земная церковь, ущербленное православие, и наш орден, который не есть церковь в обычном значении слова, является тем не менее, тоже частью православия только в иной форме его ущербленности.

Отсюда напрашивается вывод, что сложение этих сил привело бы к полноте, но это опять было бы геометрическое и неправильное решение - духовные силы не складываются как два плюс два, они иногда более едины в противопоставлении, чем в единении и простое их смешение опять ведёт к хаосу и небытию.

В самых общих словах - поиски нашего места в общем духовном потоке и попытка определить направление нашего в нем участия и есть моя и наша тема. Давая свой на неё ответ, я не буду пытаться строить стройную логическую схему. Я слишком уверен, что построение таких удобных и понятных схем, всегда приведет к искажению сущности предмета вплоть до полного несовпадения с живой действительностью. Я не сделаю также попытки подыскать словам и терминам строго ограниченные логические определения - мне хотелось бы, напротив, удержать наши слова и понятия на той плоскости, где они, м.б., и не очень строго определены и ограничены, но на который их можно еще воспринимать не только узким отрезком нашего аналитического рассудка, но всей поверхностью нашего цельного живого сознания.

У нашей темы нет начала и нет конца, поэтому я начну из середины - с постановления вынесенного греческим собором иерархов в 1933. Это постановление есть сумма обвинений предъявленных нашему ордену еще очень недавно; наверное, в свое время на него были даны ответы, но обвинения эти таковы, что на них должен уметь дать ответ каждый из нас, и не столько тому, кто их предъявляет, но прежде всего, самому себе.

Отношение Православной церкви к Масонству.

(Постановление греческого собора иерархов от 12-го октября 1933 года).

Иерархи греческой церкви, рассмотрев вопрос о франкмасонстве, этой международной тайной организации, "внимательно выслушав" и т.д. пришли по обсуждении к "следующим выводам". "Франкмасонство не есть просто филантропическое общество или философская школа, но представляет систему посвящения /initiation/, напоминающую древние языческие религии посвящения, из которых оно исходит и продолжением и возрождением которых оно является". (Полный текст этого знаменитого постановления епископов Элладской Церкви публикуется в Приложениях. Прим. Г.О.).

Самые известные из мастеров лож свидетельствуют этот факт, например: "Франкмасонство - единственная из древних мистерий, которая продолжает существовать" (Wayd).

Франкмасонство - "прямой потомок египетских мистерий" (Ледбитер)

Франкмасонство - "идет светлыми путями знания под водительством Прометея, Дионисия и Орфея" (Ска… (нрзб)).

Кроме того, эта связь масонства с древними языческими мистериями видна из того, что совершается при посвящениях. Ибо так же как это делалось в древних языческих мистериях, здесь повторяется драма борьбы и смерти посвящающего бога (dieu initiateur) и, как тогда через мимическое повторение этой драмы посвящающий умирал вместе с основателем религии, в которую посвящали, каковой всегда был лицом мифическим и, символизирующим солнце и природу, умирающую зимой и воскресающую весной, так теперь тоже самое происходит при посвящении в третью ступень франкмасонства.

Таким образом, доказано, что масонство есть религия посвящения, совершенно отличная от религии христианской и чуждая ей. Масонство имеет свои "храмы добродетели и разума", в которых поклоняются Высшему Существу и познают истину.

Масоны имеют свои собственные религиозные церемонии, как-то масонское крещение (adoption), признание супругов, масонская панихида, освящение храма и т.д.

Масонство имеет собственные ритуальные посвящение, иерархический порядок, дисциплину и, как можно заключить из масонских праздников обоих солнцеворотов - есть религия поклонения природе.

С первого взгляда кажется, что масонство уживается со всякой другой религий, так как не интересуется, к какой вере каждый посвящаемый принадлежит. Но это вытекает из его синкретического характера и доказывает, что и в этом отношении оно является потомком древних языческих мистерий, принимавших в число посвященных поклонников каких бы то ни было богов. Но, как и тогда религии мистерий, со всей их кажущейся терпимостью привели к "синкретизму", понемногу подтачивая и расшатывая веру и преданность тогдашним религиям, также и теперь Масонство, стремящееся понемногу вместить в себя все человечество, обещая дать ему нравственное совершенствование и познание истины, незаметно поднимает себя на ступень какой-то сверхрелигии, считая все религии, в том числе и христианскую, ниже себя.

С другой стороны Масонство, выставляя на первый план познание и не ставя никаких пределов в искании истины, не принимает христианскую религию потому, что христианская религия ставит веру выше всего, ограничивая разум пределами, назначенными уму откровением, и ведя к святости через сверхъестественное действие Божьей Благодати. Масонство же призывает через свободное мышление в рамках разума к целям вполне естественным.

Масонство не может согласоваться с Христианством, ибо оно есть тайная корпорация, которая работает для обожествления разума. Масонство принимает в свои члены не только христиан, но и евреев и мусульман, поэтому верные сыны Церкви обладая истиной явления через Г.Н.И.Х. должны его избегать и не отпадать от Благодати Христовой, становясь участниками мистерий. Совершенно недопустимо, чтобы кто-либо принадлежал Христу и в тоже время искал спасения и нравственного совершенства вне Его.

Это решение совета православных иерархов свидетельствует о довольно поверхностном знании и понимании сущности нашего ордена. Большая часть предъявленных обвинений является не больше чем общим обывательским мнением; тем не менее, я не могу не ответить на них, прежде чем приступить к своей теме.

Первым порочащим нас обстоятельством оказывается наша связь с "языческими мистериями".

Несомненной правдой является факт, что мы приняли это древнее наследство и не думаем от него отрекаться. Но иерархам церкви следовало бы внимательней всмотреться в это явление и выяснить, что именно от этих мистерий нами было воспринято и сохранено.

У нас была возможность принять от этих древних священнодействий три различных свойства: языческую форму, языческое содержание и, наконец ту символическую сущность их, которую я уже не могу назвать "языческая" потому, что в ее совершенном раскрытии, вижу ее вечной сущностью самого православия.

В том, что мы от части восприняли и сохранили древнюю форму - беды большой нет: не поступила ли так же и православная церковь? Что с того, что Вавилонская Иштарь - Астарта, стала в библии называться Эсфирью, а Вавилонский же Мардук был превращен в Мардохая? У меня нет времени и места, чтобы перечислить хоть часть тех образов, которые в более или менее искаженном виде перешли из языческого мира в православный обиход (надо бы перечислить весь ангельский чин и… нрзб.)

Но вот из книги "Православие" о. Сергия Булгакова, по поводу икон и иконописи: артистическая родина иконы - древний Египет, в частности гробовые портреты Эллинской эпохи". И дальше: "знать и сохранять символический смысл икон - такова была традиция древнейших времен, может быть до христианской древности, греческой или египетской, которую унаследовала Византия.

Символические формы не создаются со дня на день, они выковываются веками, они редкость и величайшая ценность.

Церковь не могла ими пренебречь, как не делаем этого и мы.

Но церковь, воспринимая внешнюю форму, придает ей свой собственный стиль.

Так, например, принимая в свои святцы Будду Сакия Муни, называет его царевичем индийским Иоасафом (Бодисатва) и приписывает ему не только христианскую добродетель, но и христианскую биографию. Мы же не боимся называть Будду - Буддой и чтим, тем не менее, его святость и его правду.

Так проявляется тот наш "синкретизм", который, по мнению собора, мы унаследовали от тех не мистерий.

Формально опять мы не можем с этим утверждением не согласиться, но разве не ясно, что именно этот "синкретизм" древних мистерий был тем их свойством, которое отличало их от язычества, делало их вне- и не-языческими.

В подтверждение того, что это не масонское измышление, я опять могу сослаться на слова Булгакова. Вот, что он говорит по поводу обряда выноса плащаницы: "любители религиозных исторических параллелей видят здесь реминисценцию торжеств на тему об умирающем и воскресающем боге - погребение Диониса, Озириса, Тамуза и других, но эти языческие предания только увеличивают силу и смысл христианского обряда, который несет в себе - сознательно или бессознательно - наследие древности, освобожденной от языческой узости".

В таком "синкретизме" повинны и мы - но это уже не есть заимствование форм, а приятие той символической сущности, которая уже перестала быть языческой. Не в этом ли смысле говорит Булгаков, на этот раз не только об обряде, но и о чувстве и о самом понимании православной церковью культа мертвых: "в христианстве, главным образом восточном, развилось особое поклонение перед смертью /une vénération spéciale de la mort/ довольно близкое идеям древнего Египта. (Существует вообще некая подземная связь между православием и египетским благочестием)".

Как видим, здесь уже не только заимствование форм, но и близость идей и, тем не менее - это, конечно, не есть дурной "синкретизм".

Пример последнего, т. е. "дурного синкретизма", я нахожу в той же книге о православии. Говоря о поклонении христиан святым, Булгаков напоминает о том, что в культе этом надо соблюдать известную "духовную перспективу", и прибавляет : "нельзя отрицать того, что в повседневно жизни, суеверие и недостаток религиозного образования могут увлечь по направлению, тому "синкретизму" при котором языческие сущности сохраняются рядом с христианскими".

Мне достаточно этого свидетельства и я не буду приводить примеров этого "дурного синкретизма" потому, что они слишком очевидны в "повседневной" церковной жизни. Но его нет в наших празднованиях обоих солнцеворотов и неосторожно делать из этого факта вывод, что Мас-о есть религия поклонения природе, потому что мы вправе предполагать, что и древние не видели в символе божественного воскресения, только весеннее обновление природы. Можно и Пасху рассматривать как весенний праздник и приводить для этого всякие исторические основания, но для христиан его значение не в этом.

Древние в этих торжествах тоже видели нечто большее чем возращение весны и, наверное этот факт и привел к тому, что собор называет "подтачиванием и расшатыванием веры и преданности тогдашним - т. е. действительно языческим -религиям. Не удивительно ли, что в наш, все-таки христианский период истории, можно рассматривать в этом "расшатывании" Язычества действие отрицательного порядка. Не в этих ли словах стоит психологический центр всего "решения". Не есть ли это некое победоносцевское начало - охранять во что бы то ни стало "устои", что бы на них не опиралось; предпочитать всему сегодняшнюю действительность, хотя бы она была сущей неправдой.

Несмотря на кажущуюся значительность, к обвинениям, на мой взгляд поверхностным, относится утверждения, что М-во идет путем проходящим мимо, вне Христа.

Формально, такое обвинение можно было бы выставить против отдельных исторических ветвей масонства, но для нас эти ветви скорее еретики от масонства, и русские вольные каменщики ни теперь, ни в 18-ом веке, не были в нем повинны.

Когда в Россию должен был приехать немецкий масон Феслер, принадлежавший к "сциентическим" ложам, то московские Розенкрейцеры "встретили эту весть с негодованием и страхом - ибо это подкрадывается враг, отвергающий божество Иисуса Христа и прозывающий Его только великим мужем" - так Разумовскому писал Паздеев.

Для масона Паздеева, Христос был Богом и исторической личностью, но эта вера не мешала ему ни другим масонам видеть истину в других формах, в других символах и в других религиях древних или современных

Мне не приходится настаивать на этом факте, у нас в нашей ложе, и мне интереснее отметить, что и православной церкви такой взгляд не совершенно чужд.

Афанасий Дроздов, саратовский архиерей, одно время ректор петербургской академии, написал книгу (оставшуюся в рукописи) "о Христианах и Христоверах". Автор различает "Христоверие" и Христианство без Христа и до Христа Иисуса.

Историей этого христианства он и занят. У апологетов ищет он "органические остатки" этого христианства "не того, которое возводит свое начало к Иисусу Христу, а некоего иного Ему предшествовавшего - Ессеи, Ферапевты и Филон. Усилия христоверных писателей изгладить из исторических памятников свидетельства о христианах задолго до христианской веры "не имели полного успеха".

Такой уклон мысли ставит в центр сознания не историческую исключительность Христа-человека, но Его вневременную вездесущность.

Я думаю, что труднейшим вопросом встает масонство и богословский вопрос о разуме.

Масонство обожествляет разум и есть религия разума, утверждают православные иерархи и они противополагают разуму веру в откровение. Но вот я нахожу в книге отца Георгия Флоровского, обратное обвинение. Рассказывая о влиянии на православную церковь русского масонства 18-го века, он между прочим говорит: "в теоретическом градусе" весь пафос оборачивался против "измышлений слепотворствующего разума" - ударенье переносится на "интуицию" и, дальше передавая мысли Лабзина, он пишет: "отречение от горделивого Разума в богословии приводило к агностицизму", весь религиозный опыт рассыпался в какую-то зыбь пленительных переживаний. Разуму с его понятиями противопоставляется откровение историческое или писанное, сколько "внутреннее", т.е. "озарение" или "иллюминация".

(Продолжение следует.)