ИЗБИЦЕРЫ И МЫ

Но сначала - эпиграфы:

"Сей документ, подписанный сегодня действительным членом Европейской Академии Искусств и почетным членом Американской Академии Искусств, незаслуженно, но по заслугам заменившим в ней И. Бродского, торжественно удостоверяет, что:

1. Александр Избицер подлежит занесению в Красную книгу, как живая антология русских и лучших советских песен и как маленький театр в единственном лице, помнящий и исполняющий Кальмана.

2. Александр Избицер, как уникальная личность, должен быть поставлен на специальный учет правительствами России, Австрии, Венгрии… и трех держав, покоренных героем песни Исаковского. Человечество, храни своего хранителя - Сашу Избицера!"

Евгений Евтушенко, 25 августа 1995 года

"Я хотел бы в лепешку разбиться,
Лишь бы спеть, не сбиваясь, дуэт
С Вами, добрый мой Саша Избицер,
Вечной музыки вечный поэт".

Евгений Евтушенко, 12 мая 2003.

Когда длительное время пребываешь в одном и том же культурно-медийном пространстве, поневоле становишься его патриотом. Любящим, требовательным и ревнивым. Недавно ваш покорный слуга обрушился с противоречивыми инвективами в адрес американского слависта Юрия Дружникова. Сей величайший антипушкинист всех времен и народов учинил на двунадесяти языках монографию "Узник России", а затем предложил ее Всемирной Сети. "Уж лучше бы не предлагал, ей-Богу", - горестно отреагировал на этот углекислый мефистофельский пасквиль ваш покорный слуга.

Прошло некоторое время, и у автора появилась новая головная боль.

Итак, Александр Избицер. Завсегдатаи "Лебедя" знают его в основном как "Нестора", участника интеллектуальных побоищ местного масштаба.

Между тем, когда забираешься на его авторский сайт, охватывает завистливая оторопь. Перед нами, оказывается, прима американских концерт-залов и манхеттенского "Русского самовара", соул-звезда музыкальных светских гостиных, о нем пишет апологетические статьи Евгений Евтушенко, ему пожимали руки Иосиф Бродский и Жерар Депардье, его щека хранит следы поцелуев Беллы Ахмадуллиной, ему - внимание! - "сам Марсель Марсо чего-то говорил". Абсолютному большинству здесь присутствующих подобное даже во сне не может присниться. Ибо кто мы? Так, одноразовые разночинцы, проживающие жизнь в малоосвещенных евразийских уголках. Избицеры сверкают - мы тлеем. Они возносятся, мы влачимся. Долго ль нам гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То ль в кибитке, то ль в карете,
То в телеге, то верхом?
-------------------------------
Иль чума ли нас подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль нам в лоб шлагбаумом влепит
Непроворный инвалид, - ...а у Избицера и у избицеров не так! У них в заднице сидит
- трансконтинентальное шило. От их перемещений рябит в глазах.
- "Ленинград-Ташкент-Барнаул-Донецк-С.-Петербург-США-Германия-США" - вот биографическая дуга нашего фигуранта. Такова же непоседливость именитых персон его сайта. Они, так сказать, весь вечер на сцене. Как в том анекдоте: "Во, блин, они везде, а мы нигде".

Это называется страстью к самореализации. Господь даровал им немеряные килограммы тщеславия. Хорошо это или плохо? Как сказать. Невольно вспоминается прелестный чеховский сюжет: чиновник четырнадцатого класса, полу-чивший очередную нахлобучку от начальства, пришел домой и стал горестно водить пером по бумаге. Смотрит - а из-под его руки возникает то левитановский пейзаж, то грезовская головка, то библейская зарисовка пронзительной глубины и силы. Мать честная, он, оказывается, был рожден художником - и не подозревал об этом! Но бремя будней.., но плаксивые рты домочадцев, неуплаченные долги зеленщику, керосинщику… В итоге наш герой выбросил свои листки в корзину и так и остался на всю оставшуюся юдоль безвестным Акакием Акакиевичем Башмачкиным.

Мы - Башмачкины. Во всяком случае, автор этих строк. Правда, в отличие от чеховского персонажа, он еще и генетически бездарен. Ни разу никакая из художественных Муз и Граций не посещала его скудную субстанцию. Он не может срифмовать двух слов, не умеет нарисовать не то что грезовскую головку, но собственную жену-ведьму верхом на ее служебной "Скорой помощи". Что касается музыкальных способностей и пониманий, то для автора они раз и навсегда ограничены "Битлами", Владимиром Высоцким и вечерними песнопениями пана Орки Жегало, соседа по даче. Свое первое (и последнее) посещение Оперы автор вспоминает только что не с у

жасом. Он служил тогда курсантом ленинградского училища ВМФ и пользовался любой увольнительной возможностью, чтобы вдоволь наплясаться на прилегающих танцевальных площадках. Но однажды училищное руководство решило приобщить своих красномордых подопечных к Прекрасному и выписало им повзводное посещение Театра Оперы и Балета. Естественно, первым и вторым делом господа курсанты посетили театральный буфет, после чего рассредоточились по балконам согласно указанным в билетах местам. Автор тоже пробрался в свой балконный бокс…

…и проснулся от ощущения какого-то неблагополучия, воцарившегося вокруг и внизу. Приходит в себя - он возлежит щекою на партере, соседи куда-то исчезли, на самом кончике мизинца свесившейся руки болтается театральный бинокль, а в зоне его потенциального падения образовалась пугливая пустота. Закончилось все это трехдневной гауптвахтой и стойким отвращением к каким бы то ни было Гранд-Опера.

Прошу прощения за уклонение от темы. Тема предполагает установление антропологической разницы между "людьми авансцены" и "людьми кулисы". Положа руку на сердце, читатель, ты хотел бы стать Избицером? Конечно, да. Но у тебя не хватает на это честолюбивого жизненного перцу. А вот у автора этих строк даже такого желания не возникало. Поэтому не верьте ему, когда он говорит и пишет, что если бы с младых ногтей побеждал в себе лентяя, то наблюдал бы себя сегодня не в горестное кухонное зеркало, а на экранах евровидения, затем садился бы в перламутровый "Рольс-Ройс" и отправлялся на встречу с абиссинским негусом, прибывшим во Львов специально, чтобы потолковать с ним о разных политических разностях и видах. Ничего подобного! Это сказано так, ради красного словца. На самом деле ваш покорный слуга чувствует себя абсолютно самим собою в качестве прикарпатского Робинзона, труждающегося с утра до вечера на своих огородных грядках. Ибо "быть знаменитым - некрасиво". Продвинутый читатель без труда угадает хозяина этих слов. Не думаю, что они произнесены в приступе кокетства. Борис Пастернак действительно не чаял души в уединенных огородно-садовых занятиях и даже заслужил кличку Главного дачника страны, каковой гордился не менее, чем нобелевским званием.

Итак, ориентироваться ли в наших экзистенциально-биографических предпочтениях на "авансцену" или на "кулису"? О, конечно, обниматься с Евгением Евтушенко, Иосифом Бродским, Михаилом Барышниковым, Хворостовским, играть в четыре руки с Башметом на виду у мирового телепролетариата - великая радость. Ежевечерне грассировать поэзы Булата Окуджавы на подиуме элитного нью-йоркского ресторана - не меньшее искушение и соблазн.

Но подлинная, нержавеющая слава лежит не на этих путях. С точки зрения автора, она совершается подвигом добровольной безвестности и самоотречения. Анонимные создатели Священного Писания, Франциск Асизский, Альбер Камю, Франц Кафка - вот абсолютные, беспримесные примеры славы, достигнутой не "благодаря", а "вопреки". Процитирую самого себя, пожалуй: "Романтическую фразу "человек - это звучит гордо" не грех уравновесить скептическим афоризмом "человек - это звучит горько" и строить собственную самооценку скорее на втором, чем на первом ките-истине. Если усвоить, что ты никакой не чемпион, а "тварь дрожащая", тебе станет в десять раз легче жить. Не надувай поэтому пуз и щек, не пускай пыль в глаза, а ненавидь себя, плюй в свое изображение, высказывайся в Internet не возвышаясь над компьютером, а стоя перед ним на коленях - перед ним и перед всеми людьми. Стань в Интернете не соцреалистом, а Франциском Ассизским. Увидь себя в виде арифметической дроби, где знаменатель есть то, что думаешь о себе сам, а числитель - то, что думают о тебе другие. Если ты станешь думать, что ты есть сплошной нуль, прореха на теле человечества, жертва аборта и вообще никто, то неожиданно станешь цельной, сверкающей, великолепной единицей, и к тебе единственному обратится лик Господа и его перст, указующий : "Се человек".

Если под этими словами согласится подписаться и Александр Избицер - он мой брат.

08.10.2003.