ВЛАДИМИР ПУТИН: ШТРИХИ К ПСИХОЛОГИЧЕСКОМУ ПОРТРЕТУ

27-02-2004

Господь Бог изощрен, но не злонамерен.
Альберт Эйнштейн

Игорь ОлейникХотя есть все формальные основания называть Путина выходцем из социальных низов советского общества, к числу семейных факторов “памяти сердца”, несомненно, относится фактор некоторой сопричастности к власти - работа деда на обслуживании дач Ленина и Сталина, а также служба отца во время Великой Отечественной войны в частях НКВД. Так или иначе, но будущий Президент России вырос в семье с весьма скромным достатком, жившей в питерской коммунальной квартире на пятом этаже без лифта со всеми бытовыми дрязгами на общей кухне. Получивший инвалидность по тяжелому ранению отец работал слесарем на вагоностроительном заводе, мать – санитаркой.

Обстоятельства сложились так, что Владимир оказался ребенком поздним (его родители с 1911 года рождения) и единственным (старшие братья умерли детьми во время блокады Ленинграда). В семье была принята немногословная строгость к сыну со стороны отца и трогательная забота со стороны матери. Говорящая об отношениях в семье деталь: мать Путина окрестила его при рождении в тайне от отца. Мария Ивановна приучила сына к порядку, сама все время поддерживая в доме почти стерильную чистоту. По ее настоянию Владимир за один день мог три раза сменить рубашку на только что постиранную.

Эпизод из студенческих времен Путина, ярко характеризующий отношения с родителями: “Как-то маме вместо сдачи в столовой дали лотерейный билет, и она выиграла "Запорожец"… Долго думали, что с этой машиной делать. С деньгами в семье было туго, и решиться в этих условиях отдать мне машину казалось абсолютным безумием. Ведь можно было продать ее, деньги получить - три с половиной тысячи, не меньше. Можно было бы хорошо подправить семейный бюджет, но родители решили меня побаловать”. Неудивительно, что Владимир Владимирович вырос примерным семьянином и приверженцем традиционных семейных ценностей…

Учителя школ, в которых он обучался, с трудом могут выделить его среди других учеников чем–то особенным, упоминая лишь про усидчивость и чтение книжек о разведчиках. Во всяком случае, такая ситуация была в 1999 году, в момент начала широкого общественного интереса к личности Путина (более поздние воспоминания современников о школьном периоде уже начинают изобиловать весьма лестными и, возможно, нафантазированными деталями - журналисты даже язвили, что число одноклассников Путина давно превысило триста человек).

Судя по “ранним” воспоминаниям, взрослые считали Владимира мальчиком замкнутым, ранимым, обидчивым, немного напряженным, не очень уверенным в своих возможностях. Первые школьные годы успехами в учебе не блистал. В его аттестате так и остались “тройки” по математике, физике и химии. Можно сказать, что до начала занятий в спортивной секции воспитывался будущий Президент не столько учителями, сколько уличной компанией (“я на самом деле был шпаной”). Для Путина с ранних лет характерно стремление избежать зависимости от равных себе по “формальному” статусу. В детстве он был ориентирован принимать поддержку не столько от ровесников, сколько от авторитетных взрослых (эту черту Путина позднее ярко характеризует факт регулярного уклонения от студенческих вечеринок и “нерегламентированного общения).

Из-за неброской внешности Владимир должен был испытывать острые проблемы, связанные с мужской инициацией, т.е. завоеванием своего места в подростковом и юношеском коллективе. До шестого класса эти проблемы он стремился решать традиционным для нормально развивающихся мальчишек способом – драчливостью и возмутительными на взгляд взрослых выходками. Кстати, из-за хулиганской репутации будущего Президента России приняли в пионеры с запозданием на три года. Для юного Владимира чрезвычайно характерны азартность и запальчивость. По воспоминаниям Виктора Борисенко, сидевшего с Путиным за одной партой, “когда к нему кто-нибудь задирался, он, как тигренок, прыгал на обидчика, царапал, кусал, клоками вырывал волосы”. Бывшая одноклассница Президента Анна Михайлова отмечает, что он очень быстро говорил, - сразу не поймешь”.

Однако к концу обучения в школе Путин кардинально изменил стереотипы поведения (и можно только догадываться, каких у

силий стоила ему эта личностная ломка). Прежде всего, он был вынужден быстро исправлять свои двойки, поскольку с ними тренер не допускал к занятиям по самбо. А занимался спортом Владимир Владимирович с полной самоотдачей. По словам тренера Анатолия Рахлина, когда Путин выходил на ковер, то превращался “в барса, бьющегося до последней секунды”.

В дополнение к своему имиджу юного спортмена-единоборца Владимир нашел не совсем ординарный для подростковой среды способ завоевания социального статуса – невозмутимость и скупую мимику человека из “компетентных кругов”. Вероятно, интерес к изучению немецкого языка пробудился именно из представлений о том, что это скоро может понадобиться в будущей работе разведчика.

Владимир ПутинСобственно говоря, это “целевое” увлечение немецким языком и спасло жизненные перспективы будущего Президента России, создав мотивацию для усидчивости в учебе. Во всяком случае, в старших классах (после перехода в другую школу) Путин учился лучше, чем в младших. В общественной жизни тогда Владимир Владимирович почти не участвовал, хотя был мальчиком довольно политизированным. При этом он сосредотачивался на дисциплинах, по которым сдавались вступительные экзамены в вуз (“если бы я тогда не прекратил заниматься остальными предметами, ни за что не поступил бы”). А поступив на юридический факультет Ленинградского университета, учился уже без троек и сдал все госэкзамены на “отлично”.

При всей своей внешней сухости Владимир Владимирович - фигура романтичная и в чем-то сохранившая непосредственность детской реакции. Эта черта проявилась у него, в частности, в решении полететь за неделю до президентских выборов в Чечню на двухместном истребителе “СУ-27” - в нарушение всех правил обеспечения безопасности первых лиц государства. Достаточно сказать, что при заходе на посадку самолету предстояло выполнить резкий противозенитный разворот, а Путин, разумеется, не проходил летно-медицинскую комиссию – и реакция его организма на четырехкратную перегрузку была не вполне предсказуема. В старших классах школы Владимир Владимирович хотел одно время стать летчиком. И спустя много лет он все-таки осуществил свою мечту – командир экипажа на восемь минут предоставил ему возможность “порулить” самолетом, выполняя простейшие маневры.

Путин - по-своему целостная и неординарная фигура, ориентирующаяся на систему высоких ценностей и принципов. По его собственному выражению, он “следует не конъюнктуре, а идеалам и установкам”. Кстати, употребление в данном контексте термина “установка” само по себе информативно. Потому что человек, который обозначает себя как “следующего установкам”, по сути воспринимает себя как оператора некоторого целевого процесса, заданного внешней авторитетной силой. Впрочем, и эта оговорка, и другая, гораздо более заметная (“Мы - люди военные; прикажут быть Президентом – будем Президентом”) относятся к периоду, уже отошедшему в историю. После ареста Ходорковского, Владимира Владимировича уже не стоит рассматривать как чисто техническую фигуру в чужой политической игре.

Заметим, что Путин склонен следовать идеалам и установкам даже тогда, когда это явно вредит его имиджу (например, публично выказывая личное уважение к Ельцину, горячо нелюбимому большинством поклонников нынешнего Президента). И это скорее говорит о том, что в отличие от многих представителей российской элиты Владимир Владимирович, безусловно, не является по своей психологии предателем, готовым идти по трупам ради денег и власти.

Весьма информативным для расшифровки личности Путина является его отказ от занятий боксом в пользу занятий самбо и дзюдо, - эти виды спорта вырабатывает ориентацию не на слом внешней ситуации, а на нейтрализацию исходящих от нее угроз. Путин - человек реагирования на внешнюю угрозу или целевую установку, а не человек формирующей внешнюю среду инициативы. Поворотные поступки в его жизни (в т.ч., и увольнение из спецслужб, и согласие стать преемником Ельцина) диктовались давлением внешних факторов, а не определялись внутренне созревшей потребностью, мотивом или духовным идеалом.

Можно предположить, что у Владимира Владимировича исторически сложилось непростое и крайне осторожное отношение к инициативе (он наверняка многие годы находился под впечатлением фразы: “Инициативников не берем!”, сказанной ему при первой попытке поступить на работу в КГБ).

Весьма характерно искреннее признание Путина в одном из интервью: “Я не хотел быть никаким Президентом. Я этого и в страшном сне не видел”. Владимира Владимировича можно называть амбициозным конформистом. С одной стороны, ему никогда не было чуждо стремление к должностному росту. А с другой - его личный “непрезидентский” опыт на протяжении многих лет говорит о том, что для благополучия карьеры лучше не высовываться и соблюдать лояльность к авторитетам, принимающим кадровые решения.

Весьма характерно поведение Путина в момент собственной инагурации: Владимир Владимирович как будто он сидел “на краешке трона” и постоянно озирался, не пришел ли уже на свое законное место “настоящий” Президент - Ельцин. Кстати, весьма похоже, Борис Николаевич до недавнего времени искренне считал себя законно избранным “Гарантом”, а своего преемника – всего лишь “техническим президентом Российской Федерации”. К сожалению, это не только психиатрическая проблема Ельцина, но и реальность системы государственного управления в 2000-2002 гг.

Хотя взятые Путиным при своем назначении преемником обязательства не вмешиваться в прежние “семейные” кадровые назначения в администрации Президента и экономическом блоке Правительства закончились еще 31 декабря 2001 года, Владимир Владимирович еще долго не решался всерьез тронуть никого из “старосемейных” в системе государственной власти. Волошин и Касьянов, приставленные в свое время “семьей” присматривать за действиями “технического президента”, еще долго сохраняли свои посты. Да и ненавидимый Путиным Березовский, давно оставивший государственный пост (но не прекративший отношений с Ельциным и его окружением) по-прежнему остается при своем немалом капитале влияния на российскую политику игрой через интересы т.н. “молодого бизнес-окружения” экс-Президента.

Отношения Ельцина и Путина после 1999 года напоминают “дружбу стареющего медведя с лисой”. Во время личного общения нынешний Президент обычно проигрывал психологическую дуэль своему харизматическому предшественнику, внешне почти всегда уступая его бесцеремонному давлению в защите интересов “семьи”. Но за рамками личных встреч с человеком, который сделал его своим преемником, Путин все больше входил во вкус проведения тихой сапой в жизнь “антисемейной” политики, вступая в едва прикрытую рамками приличия конфронтацию с кланом, который его привел к высшему государственному посту.

Между прочим, этот фактор лег в основу основной (для внимательных наблюдателей) интриги последних госдумовских и президентских выборов. “Семья” очень боялась, что в случае более чем убедительной победы с первого тура Путин обретет психологию не “назначенного”, а всенародно избранного лидера нации и вообще прекратит считаться с интересами тех, кто посадил в 1999 году в кресло Президента России. И, похоже, что самые мрачные предположения ельцинского окружения начинают оправдываться. К удовольствию населения, жаждущего если уж не “хлеба” (повышения своего жизненного уровня), то по крайней мере “зрелищ” (мщения знаковым фигурам, на которые обыватель возлагает вину за свою нищету).

Кстати, привычка Владимира Владимировича поджимать губы характерна для людей, глубоко переживающих свои обиды. И можно не сомневаться в долгой памяти Путина на людей, поставивших его в унизительное положение. Так что по мере ослабления дееспособности Ельцина россиянам явно еще предстоит насладиться зрелищем гонений на “старосемейных” олигархов и высших чиновников. За удовольствие этих зрелищ жаждущий социальной справедливости электорат простит Президенту и огрехи имиджа, и нарастание бюджетных проблем.

Период внешне скучного правления Путина в 2000-2003 гг. является для простых россиян психологической разгрузкой после политизированной эпохи ельцинских “загогулин”. На Владимире Владимировиче российский избиратель просто отдыхал душой, истосковавшейся по отсутствию перемен. Технологически эта ситуация в чем-то напоминает “рецепт счастья для бедняков”, которым пользовался Ходжа Насреддин - сначала обострить до предела проблему, а потом все вернуть к прежнему положению вещей. В течение первого президентского срока восприятие Владимира Владимировича российским электоратом почти на 100% определялось его контрастом с фигурой Ельцина, надоевшей почти всем до омерзения.

Путин до сих пор вызывает прямо противоположные оценки людей, общавшихся с ним. Для одних он - “ведомый исполнитель без политической воли”, “воплощенная безликость с комплексом Наполеона”“опытный манипулятор”, “циничный и безжалостный человек”. Для других - “искренний, сильный, надежный и яркий лидер”, “стратег с мощной интуицией”, “человечный защитник обездоленных”, “человек с тонкой душевной организацией, жестоко страдающий от необходимости играть свою роль” и т.д. Наверняка эти эпитеты характеризуют не столько какие-то аспекты личности Владимира Владимировича, сколько тенденциозность и психологические потребности его собеседников в том или ином образе нынешнего Президента. Во всяком случае, энергия этой чрезвычайной разнополярности мнений о личности Путина создает почву для мощного мифотворчества (отчасти стихийного, отчасти управляемого).

На наш взгляд, противоречивость суждений о Владимире Владимировиче во многом объясняется тем, что он “соединяет” в себе два внешне противоположных психотипа, которые проявляются в разных ситуациях и в общении с разными людьми. Разумеется, речь идет не о клинической ситуации раздвоения личности, а о поведении Путина на стадиях “зажимаемой/зажатой пружины” и “разжимающейся пружины”.

Поведение Путина обычно крайне сдержанное, с высоким уровнем внутреннего контроля. Он почти всегда как бы застегнут на все пуговицы невидимого мундира. Но если речь заходит о каком-то чрезвычайно беспокоящем его факторе, то вполне может последовать эмоциональная, не очень обдуманная по своим последствиям контратака. Примером может служить шокировавший западную прессу эпизод, когда Владимир Владимирович “сорвался” и посоветовал журналисту, задавшему на пресс-конференции неудобный вопрос о Чечне, пройти у российских хирургов традиционную для мусульманских мужчин процедуру обрезания.

Внутренняя жизнь Путина – неровная, противоречивая, прорывающаяся наружу через высокое физическое и эмоциональное напряжение. Журналисты, помогавшие Путину писать воспоминания, обратили внимание на то, что на тему разговора Владимир Владимирович реагирует всем телом: “Когда он говорит о каких-то действительно важных для себя вещах, он немножко привстает со стула – он, может быть, сам этого не замечает. Если он сидит, значит, это его абсолютно не беспокоит. Чуть-чуть привстал – значит, все серьезно”.

Недоверчив к новым для себя людям, - в сущности, он склонен верить только тем знакомым, отношения с которыми проверены многолетним опытом. На совещаниях на реплики малознакомых или совсем новых для него людей реагирует обостренно-внимательно – как на возобновившееся тикание часового механизма в обезвреживаемой бомбе. Привыкает к своим сотрудникам очень долго, но и привычки к быстрому отвыканию от них не имеет. В выборе круга личного общения, в отличие от большинства представителей нынешней элиты Путин неконъюнктурен и не руководствуется соображениями сиюминутной полезности. Несмотря на свой новый статус, в течение своего первого президентского срока он сохранял стиль отношений со своими давними знакомыми, в т.ч. и невысокого социального положения.

Скорее всего, эта тенденция к личной скромности не претерпит изменений и во второй президентский срок. Во всяком случае, за последние два года задолизательские восторги функционеров “Единой России” заметных широкой публике проявлений мании величия у Владимира Владимировича не сформировали. И хорошо, что сдержанный Путин – это не брызжущий жизнелюбивостью Брежнев. Хотя периоды их правления объединяет несколько общих черт – в том числе, высокие цены на нефть и то, что оба они стали на высшем государственном посту преемниками политиков, склонных к харизматическим “загогулинам”.

Владимир ПутинПри всей своей внешней невозмутимости Путин является чрезвычайно эмоциональным, чувствительным, восприимчивым человеком. Обычная для него канцелярская скучность и скупость в мимике – это защитная реакция, ровно ничего не говорящаяся о степени интереса к обсуждаемой теме. Но когда Владимира Владимировича “прорывает” всплеск эмоций, то его суждения сразу становятся ярко интонационными и весьма категоричными. В целом, психологическую выносливость Путина можно оценить как весьма высокую; а информация о неизбежно случающихся порой эмоциональных срывах остается в рамках личного окружения.

Поведение Президента на публичных мероприятиях 1999–2002 гг. -это поведение очень одинокого человека, внешне смирившегося с необходимостью быть на виду. Как человека с рациональным аппаратным мышлением его долго раздражала неизбежная для публичного политика необходимость повторять одни и те же популистские мысли для разной аудитории. Путин - интроверт, вынужденно играющий ради интересов своего клана психологически дискомфортную для себя роль экстраверта. По натуре – он человек “непубличный”, домашний. Владимир Владимирович искренне любит детей (и детское во взрослых людях) - похоже, что дети ему психологически ближе, приятнее и интереснее, чем взрослые.

В целом следует отметить, что в первый президентский срок Путину явно не хватало чувственных навыков адаптации к новым людям и обстоятельствам. Владимира Владимировича можно назвать по-своему артистичным в плане владения ограниченным набором отработанных ролей. В общении крайне редко ведет себя инициативно, но натренировал в себе способности к быстрой ориентировке и реакции. Причем реакции скорее “одноходово-логического”, а не “сложно-образного” свойства. Проиллюстрируем это тезис на двух примерах юмора Путина, относящихся к осени 1999 года:

А) Когда нынешнего Президента утверждали в Думе в должности премьер–министра, Явлинский заявил: “Думаю, что большая часть нашей фракции не станет голосовать за Владимира Владимировича Степашина”. Путин тут же среагировал: “Благодарю всех, высказавшихся в мой адрес, а особенно – лидера фракции Григория Алексеевича Зюганова”.

Б) На юбилее театра “Сатирикон” Путин столкнулся в коридоре со славящимся своей невозмутимостью во всех “нештатных” ситуациях Александром Ширвиндтом. Увидев премьер-министра, артист вальяжно протянул руку и представился: "Шура". "Вова", - отрекомендовался Владимир Владимирович. "Может быть, выпьем за знакомство?" - спросил Ширвиндт. "А почему бы и нет?" - ответствовал Путин. И в сопровождении многочисленной свиты премьера они отправились обмывать встречу в театральный буфет.

Как видим, реакция Владимира Владимировича в обоих эпизодах была быстрой, но интонационно “механической” – в стиле собеседника, как бы “броском через спину перевертывая” его слова.

Обращает на себя внимание и тот факт, что в телерепортажах с различных совещаний Путин до сих пор нередко зачитывает свое выступление “по бумажке”, почти не поднимая глаза от заготовленного текста. Часто создается впечатление, что Президент как бы “экономит свои силы” в общении с внешней средой. Примерно также, как он экономил силы перед атакой на противника во время спортивных поединков. Однако с точки зрения правил эффективной игры пространство публичной политики все же отличается от татами единоборцев.

Для Путина, также как и у подавляющего большинства сотрудников спецслужб, при всем соблюдении формальных приличий характерно более жесткое (чем это принято обычно в цивилизованном обществе) деление мира на “своих” и “не-своих”. В общении со “своими” Владимир Владимирович слывет верным товарищем, заботливым начальником, “простым и застенчивым человеком” и т.д. К “не-своим” относится со сдержанной настороженностью, переходящей в моменты “разжимания пружины” в контратаку.

Путина можно назвать “человеком постоянной защиты и редкого контрнаступления”. Он тверд и решителен в обороне, но для него психологически чужда агрессивность за пределами рамок необходимой защиты. Американская журналистка Карен Хаус, бравшая интервью у Путина для “Уолл Стрит Джорнел”, пишет о нем: “Этот человек - интеллектуальный эквивалент того боевого искусства, которым он овладел - не расходовать энергию на сопротивление превосходящей силе, но использовать силу противника в собственных интересах”. Приведем еще одно весьма интересное в прогностическом плане наблюдение американки: “Путин совершенно очевидно наслаждается тем, что является загадкой для остальных”.

Путину крайне неприятен страх поражения, и он затрачивает много усилий, чтобы не оставаться стеснительным аутсайдером, но все же даже при запредельно высоком уровне общественной поддержки он до сих пор не может воспринять психологию удачливого победителя, завораживающего окружающих яркими достижениями. Потому что Владимир Владимирович никогда не был харизматиком и уже никогда им вследствие своего психотипа не будет.

В полную противоположность Ельцину Путина образца 1999-2003 гг. можно назвать человеком с заниженной самооценкой и излишней самокритичностью в обычном состоянии (хотя в минуты эмоциональных всплесков склонен переоценивать себя, и эта особенность может сыграть с ним злую шутку в самый неподходящий момент). Что же касается влияния песнопений придворного окружения на самосознание Путина, то здесь как раз россиянам в кои веки повезло. Нынешний Президент не только отлично понимает уровень объективности “восторгов задолизательства”, но испытывает явное раздражение по их поводу. Во всяком случае, пока еще не нашлось ни одного придворного, который смог бы убедить Владимира Владимировича в его исключительности и гениальности.

Интересно отметить, что Президент особенно презирает тех нынешних высокопоставленных задолизателей, которые в ельцинские времена относились к нему снисходительно как к чиновнику рангом ниже их. В чем-чем, а в уме и здоровом недоверии к лести отечественного происхождения Владимиру Владимировичу не откажешь. Для него гораздо важнее психологически признание из “авторитетных кругов” внешней по отношении к России среды.

Саммиты в период подготовки и ведения войны с Ираком, когда все ключевые фигуры мирового политического истеблишмента искали поддержку своей позиции со стороны России, сыграли (возможно, историческую для нашей страны) роль психотренинга по повышению самооценки Путина. А уж церемониальный прием королевой Великобритании российского лидера (впервые с 1874 года) и вовсе нарушил устоявшийся психологический баланс отношений Путина с “российскими небожителями” - недавно еще неприкосновенными фигурами ельцинского бизнес-окружения.

Ряд экспертов считает, что последовательная и граничащая с мстительностью жесткость Владимира Владимировича в отношении руководства “ЮКОСа” была во многом спровоцирована тем, что Ходорковский побежал жаловаться американскому послу Александру Вершбоу на Путина, еще находящегося под впечатлением своего лондонского репутационного триумфа. Потерявшему чувство реальности (не в последнюю очередь, из-за бурной задолизательской активности своих непосредственных подчиненных) наибогатейшему человеку России все же следовало заранее осознавать, что ситуация с самосознанием у Путина уже изменилась. Когда посол - пусть и великой державы, но всего лишь посол - высокомерно позволил себе наглость выступить “разводящим” в конфликте между Президентом России и российским олигархом, то Президент не только воспринял эту привычную по ельцинским временам бесцеремонность американской дипломатии как крайне унизительную для себя и своей страны, но стал действовать в более острой форме, чем планировал ранее.

Отметим в скобках, что в Президенте причудливым образом совмещается педантичность в одних вещах и спонтанность в других. Поговаривают даже, что он едва ли не чаще опаздывает на назначенные встречи, чем начинает их вовремя. Если Сталин, будучи “совой”, приучил советских чиновников к бдению на рабочем месте до глубокой ночи, то в среде российских аппаратчиков смещение графика встреч с Путиным на час-два считается обычным делом.

По крайней мере, супруга Президента пишет в своих воспоминаниях о том, что первые годы их знакомства ее избранник постоянно опаздывал на свидания … часа на полтора, ссылаясь при этом на особенности работы в КГБ. Владимир Владимирович умудрился даже на 12 минут опоздать на прием к английской королеве (впрочем, его исторический “предшественник” по визиту Александр II опоздал с прибытием в Виндзорский дворец чуть ли не на сутки из-за того, что яхта императора села на мель).

Рассуждая как-то об отличии политика от государственного деятеля, Черчилль сказал, что “политик думает о следующих выборах, а государственный деятель – о следующем поколении”. Первые три года своего президентства Путин выглядел скорее администратором, чем опытным политиком. Но искренность его стремления быть государственным деятелем, безусловно, вызывает уважение.

В принципе, любой политик, оказавшийся у власти, должен быть недоверчив к людям, пытающимся оказать влияние. Однако механизмы доверия/недоверия у харизматиков и нехаризматиков разные. К примеру, Ельцин в 1989-1991 годах, оказавшись без “проверенных многолетним опытом” сотрудников (за исключением, Коржакова) не только “объективно” был вынужден доверяться малознакомым лично ему людям, но и периодически делал весьма азартные кадровые ставки. Представить себе такое же поведение Путина в подобной же ситуации просто невозможно. Ельцинская эпоха была периодом скороспелых фаворитов, а вот может ли кто-нибудь из хорошо осведомленных людей назвать фаворитов Путина – сомневаюсь. Критерии кадровых решений Владимира Владимировича лежат несколько в другой плоскости, чем сиюминутный прилив энтузиазма после выпитой стопки водки.

Говоря о личном окружении Президента из т.н. “питерской группировки”, нельзя не отметить, что большинство этих людей имеет психологию “аппаратчиков из столичного города с провинциальной судьбой”. Исторически сложилось так, что для работы на федеральном уровне вербовали наиболее ярких и профессиональных представителей питерского чиновничества - Москва всегда жила за счет организации “утечки управленцев и мозгов” из провинции. Кого-то брали “вариться в московском котле”, а кого-то - не брали, и не брали многие годы. В результате этого постоянного вымывания ярких личностей в руководящих кругах второй столицы сформировалось весьма амбициозное болото из относительно ущербных в профессиональном плане аппаратчиков.

В каком-то смысле, застоявшийся высший питерский чиновник – это не только судьба, но и диагноз. И длинный ряд носителей этого диагноза благодаря многолетнему знакомству с Владимиром Владимировичем получил возможность прорыва на федеральный уровень с соответствующим влиянием своего местечково-ведомственного менталитета на решение проблем федерального и международного уровня.

Путин предпочитает больше слушать, чем проявлять свою позицию. У него хорошая зрительная память. Легко запоминает пережитые ситуации в деталях. Мышление образное, конкретное, скорее прецедентного, чем творческого типа. Может быть генератором идей, но вряд ли это будут идеи принципиально новые, неординарные. По мировосприятию Президент - осторожный и ироничный традиционалист, а не новатор-теоретик, обуреваемый авторским самолюбием.

Путин склонен ориентироваться не на прорыв ситуации, а на естественные темпы эволюционной трансформации системы. При этом вполне может в критический момент упустить инициативу, как это было в момент катастрофы с “Курском” и после террористической атаки на США 11 сентября 2001 г. Владимир Владимирович часто получает возможности стратегического перевеса над своими противниками, но в силу привычек и личностных особенностей “ответственного исполнителя внешних установок” до сих пор обычно не успевал реализовать свое преимущество в полном объеме.

Путина можно назвать пунктуалистом, он привык исправлять неточности в формулировках собеседника. Его “немецкий” менталитет проявляется в искренней вере в то, что для улучшения жизни в России необходимо добиться, чтобы все, как же, как и он сам, соблюдали определенные установленные авторитетами правила. Убежденность в спасительности соблюдения правил является для Президента психологической защитой от агрессивности внешней среды и психологического дискомфорта его личного пребывания в должности Президента. Любопытно отметить, что Путин чаще всего упоминает Имя Господне, как имя того, кто установил первоправила.

Ситуация с восприятием Путина избирателями напоминает известный анекдот про стакан, который оптимист считает наполовину полным, а пессимист - наполовину пустым. А пропорция оптимистов и пессимистов в России определяется не столько циклами общественного упования/разочарования, сколько средним уровнем жизни в провинциальной глубинке. На всякий случай Владимиру Владимировичу не стоит забывать о том, что наша отечественная история дает слишком множество примеров внезапного перехода от инфантильного обожания первых лиц государства к смешиванию их с грязью в поисках новых объектов упования…

* * *

P.S. Настоящая статья является дополнением и развитием рассуждений на тему психологического портрета В.В.Путина, опубликованных автором
в апреле 2000 г. (http://www.lebed.com/2000/art2099.htm)
и в декабре 2001 г. (http://www.lebed.com/2001/art2758.htm)

Фотографии взяты с Президенского сайта http://www.kremlin.ru/photoalbums (Ред.)

Комментарии
  • Dmb - 22.10.2014 в 17:58:
    Всего комментариев: 2
    Спасибо за статью. Интересно.
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение