МАЛЕНЬКАЯ ЛЕКЦИЯ О ТУРГЕНЕВЕ

14-03-2004

Валерий СердюченкоВаш покорный слуга иногда позиционируется на страницах сего почтеного web-издания как "доктор филологических наук". Что ж, будем соответствовать. Дай руку, читатель, войдём в пантеон русской классики 19-го века и откроем притвор с надписью "Тургенев".

Тургенева можно назвать первым русским среди европейских и первым европейским среди русских писателей. Положа руку на сердце, до Тургенева Запад почти не знал русской литературы. Оставаясь безусловным патриотом, Тургенев половину жизни провел в салонах европейского Парнаса и чувствовал себя там, как рыба в воде. Он был на “ты” со всеми его знаменитостями: Гюстав Флобер, Эдмон Гонкур, Проспер Мериме, Жорж Занд, Эмиль Золя, Мориц Гартман, Альфонс Додэ, Гюи де Мопассан – вот круг и уровень его европейских знакомств. Погружаясь в тургеневскую переписку, обращаешь внимание на то, что в абсолютном большинстве это письма, писанные из-за границы, либо за границу.

С середины 19 века вояжи в Западную Европу становятся для русских писателей обязательными. В долговременных европейских паломниках оказываются Белинский, Гоголь, Некрасов, Гончаров, Тютчев, Салтыков-Щедрин, Лев Толстой, Достоевский. Результаты этих визитов выливаются в литературные произведения. “Рим” Гоголя, “С другого берега” Герцена, “Зимние заметки о летних впечатлениях” и “Игрок” Достоевского, “Люцерн” Льва Толстого, Письма с того берега” С.-Щедрина – далеко не полный список русской художественно-публицистической европианы.

В основном она заряжена иронией и скепсисом. Будь то щедринские “Письма с того берега”, или приватная писательская переписка, в ней преобладает отрицательная интонация. Даже Главный русский эмигрант Герцен, переселившийся на Запад раз и навсегда, жил там с головой, повернутой назад, к России, и так и остался до конца дней “чужим среди своих”, критически настроенным иностранцем.

Творчество Тургенева лишено этого антизападного синдрома совершенно. Европа является местом действия доброй половины его романов, но в отличие от своих собратьев по перу он воздавал должное и российской, и западной цивилизации, и не торопился с апокалиптическими пророчествами о неизбежной гибели второй из них. “Ни Европа настолько стара, ни Россия настолько молода, как это может представиться”, - писал он одному из корреспондентов, предостерегая его от русофильских излишеств. На страницах своих романов он позволял себе быть еще более категоричным, а то и беспощадным:

"Лезут мне в глаза с даровитостью русской натуры, с гениальным инстинктом, Да какая это гениальность, помилуйте, господа? Это лепетанье спросонья, а не то полузвериная сметка. Инстинкт! Нашли, чем хвастаться! Возьмите муравья в лесу и отнесите его на версту от его кочки: он найдет дорогу домой; человек ничего подобного сделать не сможет; что ж? Разве он ниже муравья? Инстинкт, будь он хоть распрегениальный, не достоин человека: рассудок, простой, здравый, дюжинный рассудок - вот наше прямое достояние, наша гордость; рассудок никогда таких штук не выкидывает; оттого-то на нем все и держится. А что до Кулибина, который, не зная механики, смастерил какие-то пребезобразные часы, так я бы эти самые часы на позорный столб выставить приказал; вот, мол, смотрите, люди добрые, как не надо делать. Кулибин тут не виноват, да дело его дрянь. Хвалить Телушкина, что на адмиралтейский шпиль лазил, за смелость и ловкость - можно; отчего бы не похвалить? Но не следует кричать, что, дескать, какой он нос наклеил немцам-архитекторам! И на что они! Только деньги берут… Никакого он им носа не наклеивал: пришлось же потом леса вокруг шпиля поставить, да починить его обыкновенным порядком. Не поощряйте, ради Бога, у нас на Руси мысли, что можно чего-нибудь добиться без учения! Нет! Будь ты хоть семи пядей во лбу, а учись, учись с азбуки!" (Монолог Потугина из “Дыма”)

Воистину, более ядовитого антирусского пассажа трудно сыскать в русской, а то и в мировой литературе. Изъяны отечественного бытия были известны Тургеневу не понаслышке. Живя в своем родовом Спасском, он сталкивался с ними каждый день. Вслед за Пушкиным (“История села Горюхина”), Чаадаевым (“Философические письма) С.-Щедриным (“История одного города”) Тургенев сокрушенно свидетельствовал, что русские – уникальное изделие в мастерской у Господа Бога. Когда история или вл
асть предоставляют их самим себе, они перестают ударять пальцем о палец и впадают в благодушную обломовскую спячку. Прочитайте ядовитые монологи Потугина до конца. Если вы россиянин, вас ждет разлитие желчи и готовность бежать куда глаза глядят.

Но тот же Тургенев написал “Записки охотника”, где поднял национальный характер своих земляков на небывалую нравственно-поэтическую высоту. “Записки охотника” по сей день остаются непревзойденной энциклопедией народного русского “множества”. Ленин сказал о Льве Толстом: “До этого графа настоящего мужика в русской литературе не было”. Посмеем возразить, что сам Лев Толстой отдавал в этом смысле пальму первенства автору “Записок охотника”.

Западник Тургенев послужил славянской культуре, как никто из славянофилов. Потому что он был абсолютно, беспримесно талантливым художником слова. Попросту говоря, лучше, чем Тургенев, в Европе 19 века не писал никто. Даже Лев Толстой выглядит на фоне Тургенева немного тяжеловесным. О Достоевском не приходится и говорить: тургеневского изящества в нем не ночевало. Сюжетно выверенные, композиционно отбалансированные, стилистически безупречные вплоть до последней запятой произведения Тургенева читаются на едином дыхании и проглатываются, как яичный желток. Эмоционально-эстетическое наслаждение – точнее не скажешь о чувстве, рождаемом его прозой. Он извлек из русского языка такие обертоны, какие до него умел извлекать только Пушкин. Тому из иноземных читателей “Лебедя"”, кто хочет познать этот язык до его семантического дна, рекомендуем именно книги Пушкина и Тургенева. Великий стилист Владимир Набоков, заявивший в “Даре”, что “вся русская литература занимает после самого снисходительного отбора не боле трех - трех с половиной тысяч листов”, благоговел перед тургеневским языком и выразил причину своего благоговения в изысканном bon mo: “за серый отлив черных шелков, за русалочью полежку иной его фразы”. Прошу поверить филологу с 25-летним стажем: в устах у невероятно самолюбивого и завистливого Набокова этот комплимент многого стоит.

Формальное совершенство тургеневской прозы уступает лишь ее содержанию. Начиная с “Записок охотника”, каждое произведение Тургенева становится в России общественно-политическим событием. Их читают и о них спорят на студенческих вечеринках и в аристократических салонах, на революционных сходках и в семейных палатах Зимнего дворца. Еще бы, если в “Дыме” тайным возлюбленным героини оказывается сам царь! Нейтральный во всех отношениях автор обладал поразительной способностью попадать каждым очередным произведением в болевые нервосплетения российской действительности. Он, так сказать, объяснял россиянам самое себя:

- Благодаря роману “Отцы и дети”, русская история второй половины 19-го века была осознана именно как конфликт аристократических "отцов" и разночинных "детей", а главный герой этого романа Дмитрий Базаров стал знаменем нескольких поколений "нигилистов";

- В “Рудине” и “Накануне” схвачено внутреннее бесплодие русских революционеров и революций;

- Изумленный Лев Толстой констатировал, что до Тургенева в России не было женщин, им описываемых. Но появился Тургенев – и они появились тоже - и под именем “тургеневских женщин” существуют по сей день.

Назовите-ка кого-нибудь из ваших собеседниц “тургеневской женщиной”. Почти уверен, вам ответят благодарной и польщенной улыбкой. Наталья Ласунская из “Рудина”, Елена Стахова из “Накануне”, Ася из одноименной повести, Джемма Розелли из “Вешних вод”, Лиза Калитина из “Дворянского гнезда”, Татьяна Шестова из “Дыма”, Марианна из “Нови” - вот коллективный портрет тургеневской героини и одновременно женский идеал автора этих строк. Перефразируя Ленина, “до Тургенева настоящей женщины в русской литературе не было”. Добавим в этот перечень пушкинскую Татьяну Ларину, толстовскую Наташу Ростову и закроем ряд.

Но все тургеневские героини, как правило, несчастны.

Почему же?

Потому что слабые тургеневские мужчины бегут их любви. О, это еще одно из психологических – и мучительных открытий писателя. Он создал образ “лишнего человека”. До него этот тип уже прозревали в российской действительности Пушкин и Лермонтов. Но пушкинский Евгений Онегин и лермонтовский Печорин не могут пожаловаться на мужскую невостребованность. Они “лишние” не у женщин, а у России, отвергающей их ум и таланты. А в
от тургеневские герои лишние у самой жизни. Их мужское “эго” пребывает в недоразвитом состоянии. Из романа в роман они спотыкаются об обстоятельства, капитулируют, исчезают за безопасным углом и в конце концов наносят смертельные раны любящему их существу.

“Мадам Бовари – это я”, - сказал Гюстав Флобер. Проза Тургенева (как и любого большого художника) тоже автобиографична. Увы, своих “лишних мужчин”, пасынков на вечнозеленом праздике жизни он писал в основном с себя. Его многолетний платонический роман с Полиной Виардо вызывает горестную гримасу у любого нормального, сексуально компенсированного мужчины. Тургенев был буквальным приживальщиком у многочисленного семейства Виардо, и не случайно одна из его пьес называется “Нахлебник”. Автор “Дворянского гнезда” так и не создал своего собственного, семейного гнезда: “ Этак жить нельзя. Полно сидеть на краюшке чужого гнезда. Своего нет – ну и не надо никакого” (из письма Некрасову о прозябании “на краюшке” семьи Виардо). Обстоятельства появления на свет его внебрачной дочери от крепостной крестьянки тоже весьма загадочны. Их не могут прояснить самые дотошные биографы писателя. О прочих любовных увлечениях Тургенева неизвестно ровным счетом ничего. Этот великий знаток женской души был, скорее всего, девственником. Но что же это доказывает? Только то, что физическая близость с женщиной не есть гарантия познания её человеческого, духовного естества. Среди читателей этого очерка есть читательницы? Тогда они согласятся, что глубже и талантливее, чем целомудренный Тургенев, об их подлинном я” не написал никто.

Любая писательская судьба знает взлеты и падения, вдохновение и творческие неудачи. А вот Тургенев мог писать только хорошо или очень хорошо. Рискнем предложить читателю “Лебедя” абсолютный шортлист тургеневской прозы:

  • “Записки охотника”
  • “Рудин”
  • “Накануне”
  • “Отцы и дети”
  • “Дворянское гнездо”
  • “Дым”
  • “Новь”

Даже если бы Тургенев написал только это, его место в пантеоне мировой словесности было бы ему обеспечено. Но есть еще “Вешние воды”, “Пунин и Бабуин”, “Бригадир”, “После смерти”, “Песнь торжествующей любви”, великолепная гроздь “Стихотворений в прозе”, а также пьесы, статьи, литературно-критические эссе и тринадцать томов epistolaes, читать которые такое же наслаждение, как и его художественную прозу.

Назвать Тургенева первым европейцем среди русских писателей позволяет и то, что он воплоoтил в русском национальном материале вечные человеческие коллизии и архетипы. Об этом говорят сами названия: “Степной король Лир”, “Гамлет Щигровского уезда”, “Фауст”. Он сумел рассмотреть в провинциальном русском быте знаменатели общечеловеческого бытия, а иногда создавал эти знаменатели сам. В “Стихотворениях в прозе”, обозначенных самим писателем как “Senilia”, мы имеем философско-психологическую штудию последнего из пяти шекспировских возрастов. Наука умирания – самая трудная и жестокая наука. Новейшим экзистенциалистам, любящим пококетничать на этот счет, рекомендуем переписать тургеневские “Senilia” в свои компьютеры и обьявить тему закрытой: мудрее Тургенева о смерти написали немногие, а, может, и вообще никто. Тургенев не был религиозен. Cлова Базарова: одно знаю, я умру, и из моей могилы лопух вырастет”, – это и его слова. Но в “Senilia” даны рекомендации, как мужественно и достойно донести до конца свой жизненный крест. Тургеневу можно верить. В силу загадочных особенностей психической конституции он почуствовал себя старым в 40 лет. С этого момента идефикс “преждевременного увядания” становится одним из лейтмотивов его творчества и частной переписки. Он ушел из жизни трагическим одиночкой, оставив после себя бессмертную чреду мудрых и поэтически совершенных произведений о жизни, смерти, России и о себе.

…Если вы впервые оказались у книжной полки с русской классической прозой, начните её с Тургенева. Вы почувствуете себя взрослее и умудрённее на прожитую сумму лет.

07.04.04

Комментарии

Добавить изображение