ОТ ТЮРЬМЫ ДА ОТ СУМЫ

Всё позади, - и КПЗ, и суд,
И прокурор, и даже судьи с адвокатом...

Владимир Высоцкий

Советский человек судов не любит и всячески старается их избегать. Он почему-то полагает, что правды (справедливости) в судах не найдёшь, как не найдёшь их у любой власти. Исконное двуличие государственной морали породило веру в то, что даже при наличии прекрасных по форме писаных законов, власть всё равно повернёт эти законы, “что дышло” в нужную ей сторону. А поскольку власть была всегда захваченной и потому нелегитимной, то и советский человек был не очень законопослушным. Справедливости хотелось немедленной, как короткий приговор революционного суда у ближайшей стенки, поэтому “правду” видели в жизни “по понятиям”, а не по формальным законам. Еще Карамзин заметил: “Свирепость законов российских уравнивается лишь тем, что они почти никогда не исполняются”.

К счастью, с советской властью у меня особых боданий не было, поэтому в анкете писал “не судим”, “не участвовал”, “не привлекался”. Один раз, правда, привлекался в роли потерпевшего, когда двое крепеньких мужичков в чёрных масках взяли у меня квартиру. Я успел в драке сорвать с одного из них эту маску, а годом позже опознал бандита. Дело моё было мелкое, поскольку на суде выяснилось, что их было восемь в банде, а на совести банды было четыре убийства с особой жестокостью и множество других славных дел. Так что я легко отделался, хотя за время судебного процесса весьма пополнил свои знания об особенностях уголовного мира.

Хорошо известно, что нет другой такой нации, которая любит судиться, как американцы. Они делают это “с чувством глубокого удовлетворения”, получая от этого в случае выигрыша не только деньги, но и специфический кайф. Это всё в теории, краски же, детали и эмоции мне был до поры до времени неведомы. В первый раз мне пришлось столкнуться с американской судебной системой после того, как я серьезно отравился в китайском ресторане и потом лечился полгода. Об этом я писал в своей заметке “Деловые потомки Гиппократа”. Мой менеджер Юрик сказал мне, когда я немного очухался: “Ты можешь взять с них немалые деньги”. Я вяло отмахнулся: “Да ну их! Я же ни одного юридического термина по английски не знаю, да и законов тоже”.

-А вот это ты зря,- сказал Юрик,- ты одних лекарств на сотни долларов накупил, да врачу ещё сколько заплатил. В общем, если не хочешь, я за тебя буду вести все дела, и переводчиком на суде буду. Прибыль – пополам.

Тут он стал объяснять мне тонкости американского судопроизводства. Сам он в суде бывал, когда какая-то бабка на переходе наехала на его жену, переходившую на зелёный свет. Они тогда наняли адвоката, но из кратких реплик жены я понял, что исходом дела они остались довольны не вполне, денег можно было выжать и поболе. Если объяснять вкратце, в Америке есть два вида судов “Small Court” и “Superior Court”. Первые рассматривают гражданские иски в пределах 10 тысяч долларов, остальные – крупные иски и уголовные дела. В первых адвокатов нет. Истец должен сам объяснить судье суть претензий, и всё слушание занимает 10-20 минут, после чего судья выносит решение или объявляет, что решение будет выслано по почте.

Юрик заполнил необходимые бланки, заплатив 7 долларов комиссионного сбора, я поставил подпись, и мы стали ждать. Тут есть ещё такая деталь: письмо ответчику должно быть вручено под расписку, но истец не имеет право доставлять его лично. Для доставки законом предусмотрено три канала: спецкурьеры суда, сторонние частные фирмы, специализирующиеся на такого вида бизнесе и частное лицо, согласное доставить твоё письмо. Пикантная подробность состоит в том, что получатель, узнав реквизиты отправителя, имеет право отказаться принять любую корреспонденцию, просто сказав, что она ему не нужна, и захлопнув дверь перед носом вручающего. Это называется словом “прайвиси”. Как в этом случае поступает суд, я не знаю. Сумму иска Юрик написал под максимум: 9875 долларов. Эта сумма включала мои расходы на доктора, лекарства, пропущенное рабочее время, а также оплату его (Юрика) услуг, как специалиста по восстановлению моего здоровья, включаящих специальные массажи и спортивные упражнения.

Слушание моего дела было назначено через месяц. Примерно через 3 недели мне позвонили из китайского ресторана. Нежный женский голос осведомился о моём здоровье и здоровье моей семьи, после чего меня спросили, что я у них ел в тот день. В заключение сообщили, что за 10 лет существования этого ресторана у них не было случаев отравления. К счастью Мурад, как аккуратный человек, сохранил чек, который мы получили в том ресторане при оплате.

На суд явились четыре моих свидетеля: Юрик с женой, моя жена и Мурад. В вестибюле бейлиф (лицо, ответственное за порядок в зале суда) объявил правила поведения в суде и попросил истцов и ответчиков обменяться информацией, предъявляемой суду. В этот день было назначего слушание семи дел. Ко мне подошла симпатичная миниатюрная китаянка. Как я понял, она исполняла в ресторане функции бухгалтера и адвоката (из чего следовало, что иски к ресторану всё-таки были).

В зале суда, кроме судьи, за отдельным столиком сидела женщина, секретарь суда, которой следовало представить бумаги для судьи. Пакет бумаг она пробивала специальным скрепкосшивателем и наклеивала жёлтую полоску с номером судебного дела. Затем вошёл судья, крепкий мужчина лет сорока пяти. Он прочёл формулу клятвы, призывающей говорить только правду, и мы, положив левую руку на сердце и подняв правую, выдохнули: “Клянёмся!”. Дела были пустяковые. Кто-то доказывал, что полицейский неправильно его оштрафовал, якобы за нарушение правил уличного движения, кто-то обвинял фирму, изготовившую ему втроенный шкаф, в том, что материал, пущенный на шкаф, оказался вовсе не тем, что фирма демонстрировала при оформлении заказа, а дверки шкафа закрываются неплотно. Судья неторопливо перелистывал предъявленные ему бумаги, время от времени задавал вопросы, и через минут 15 выносил решение.

Когда очередь дошла до меня, Юрик встал и заявил, что он будет представлять мои интересы, поскольку здоровье истца восстановилось не настолько, чтобы он мог полноценно отстаивать свои интересы в суде. После этого судья заставил меня рассказать суть претензий. Рассказ мой был коротким, и закончил его я словами: “На сегодняшний день я не могу сказать, что чувствую себя здоровым человеком. Моё лечение продолжается”. Затем по очереди опросили моих свидетелей. Мурад подтвердил, что первую половину рабочего дня я был вполне здоровым человеком, а через полтора часа отпросился у менеджера домой по состоянию здоровья. Вечером же он уже навестил меня в эмёрдженси, где я лежал под капельницей, и в течение нескольких последующих месяцев я приносил на работу только специальную диетическую пищу, а кроме того, частенько отпрашивался то к врачу, то на обследования. Что-то в этом роде рассказали и остальные свидетели. К моим бумагам были приложены заключения врачей и счета на лекарства. Когда наступила очередь ответчика, наша хрупкая леди, пробормотала невнятно, что она вообще-то не в курсе этого дела, но в ресторане, который она представляет, случаев отравления никогда не наблюдалось. И бумаг она тоже не представила судье никаких, кроме устава фирмы. Вопросов у судьи к ней не было, и судья объявил, что решение я получу по почте.

Мы вышли из зала суда в полной уверенности, что блестяще выиграли дело, и Юрик радостно потирал руками и подмигивал мне: неплохо бы обмыть это дело в ресторане (но не китайском!). Через две недели я получил бумагу, которая сообщала, что мне отказано судом в компенсации исковой суммы. Причина такого решения не указывалась, но я имел право подать аппеляцию в течение 15 дней. Юрик был очень недоволен. Я отнёсся к этому решению достаточно спокойно. Единственное, что мне не понравилось, это то, что судья не указал причин отказа. Я попытался сгенерировать гипотезу, которая объясняла бы основу такого решения. Ну, например: нет строго доказательства, что я в тот день ничего другого не ел, кроме того, что съел в этом конкретном ресторане.

По приезду в Америку мы некоторое время пребывали в состоянии лёгкой эйфории. Калифорния после Сибири приятно поразила тем, что в ноябре мы ходили в рубашечках с коротким рукавом и плавали в открытом бассейне, в то время, как наши друзья сейчас облачились в тяжёлые пальто, меховые шапки, а в морозы надевают валенки и закутывают лицо шарфом, оставляя лишь щелочку для глаз. На улицах незнакомые люди приветливо улыбаются, в магазинах продавцы не хамят. Потёк кран или испортилась канализация,- позвонил менеджеру,- тут же пришли рабочие и починили. Потом мы обнаружили, что в Америке есть всё, как в Греции: и хамство, и грязь, и мошенничество,- только оно более цивилизованное и не так бросается в глаза. Вот, скажем, в междугороднем автобусе мы заняли передние места с прекрасным обзором. Через пару часов езды на остановке водитель обратился к моей жене: “Мадам, вы не могли бы пересесть вглубь салона. Соседи жалуются, что Вы резко пахнете. Возможно, Вы используете слишком острые духи”. Жена в шоке. Мы в Америке второй день. Она понимает около половины того, что ей говорят по-английски. Возможно, она не совсем правильно поняла, что ей говорят. Мы не чувствуем никаких особых запахов. Билеты не имеют номера места в автобусах, потому что автобусы никогда не бывают переполнены так, как в России. Что делать? Оскорбиться: “Что Вы себе позволяете!” - или молча пересесть? Возможно шоферу захотелось, чтобы его чернокожие тётки сидели к нему поближе, и он смог бы поболтать с ними во время этого длинного и скучного рейса.

Со временем убеждаешься, что знаменитый американский сервис вовсе не так безупречен, как это представляется туристам. Особую зубную боль нам доставляли телефонные компании. Вот как у нас в России просто с телефоном! Во-первых, до перестройки люди ждали очереди на установку телефона годами, а то и десятилетиями. Зато, если уж поставят – плати семь пятьдесят абонементной платы в месяц – и все дела. Все переговоры внутри города входят в абонементную плату, и минуты считаешь только при междугородних переговорах. Как звонить за границу и можно ли это делать – большинство граждан просто не знало никогда.

Иное дело в Америке. Чтобы подключить телефон, нужно просто позвонить в телефонную компанию. Вот тут и начинается зубная боль, потому что они тебя будут расспрашивать минимум минут двадцать, поскольку существуют десятки планов основного сервиса и множество дополнительных сервисов, как-то автоматическое определение номера звонящего тебе абонента и многое другое. Кроме того, обслуживание местных звонков (local call), междугородних (long distance) и международных, как правило осуществляют разные компании, но может и одна – та, которой ты сейчас звонишь. Новый человек в Америке не знает даже десятой доли всего того, о чём тебя спрашивают, и даже не понимает смысла базового термина “flate rate”. Я уже не говорю о том, что ты становишься в тупик от первого вопроса: “Сколько линий Вы решили занимать, сэр?”, ибо в России такой вопрос тебе не задают никогда. На большинство вопросов отвечаешь наугад, и потом тебе ещё много месяцев предстоит оптимизировать первый вариант, набираясь опыта от знакомых. Особенно долго ты будешь мигрировать среди компаний, обслуживающих международные переговоры. Эти компании будут предлагать тебе смешные цены, в 10 или даже 20 раз ниже, чем цены ведущих американских компаний Pacific Bell или AT&T. Помучившись пару месяцев, ты обнаружишь, что смешные цены чаще всего оборачиваются плохой слышимостью, частым прерыванием разговора или невозможностью дозвониться до абонента в течение часа, когда очень хочется поздравить с праздником. Но вот всё устаканилось, и Вы начинаете пожинать плоды цивилизации.

Именно с телефонными компаниями у меня и были многомесячные тяжбы. Первая тяжба с американским монстром Pacific Bell тянулась 8 месяцев. Просто однажды мне пришёл счёт за переговоры на 380 долларов. Я пришёл в ужас, поскольку все переговоры были местными, но даже секундный звонок соседу почему-то стоил минимум полтора доллара, то есть много дороже, чем позвонить в Токио или в Новую Зеландию. Сравнив этот счёт с предыдущим, я обнаружил, что теперь то, что раньше называлось в заголовке “местный сервис”, закодировано каким-то четырёхбуквенным сочетанием, например, SRTP, ровно ничего мне не говорящим. Вместо того, чтобы выписать чек, я пишу в компанию письмо с примерным текстом: “Уважаемый сэр/мадам! Счёт, присланный Вами мне непонятен, поскольку я не подписывался ни на какой новый сервис. Прошу прислать мне новый билл с нормальным рейтом, которым я всегда пользовался”. Запаковываю письмо в конверт, который присылает фирма для чеков, и отправляю. Ответа я не получил, но билл следующего месяца пришёл на похожую сумму, так что мой общий долг возрос до 700 долларов. Я в панике. Звоню в компанию, какой-то клерк долго выслушивает меня и говорит: “Не волнуйтесь, сэр. Мы всё выясним и позвоним Вам или пришлём письменный ответ”. На этом всё заканчивается, потому что ни звонка, ни письма я не дождался. Звоню второй раз. Беда больших компаний в том, что каждый раз ты натыкаешься на нового клерка, который ничего не знает о твоей проблеме, поэтому ты должен рассказать всё с самого начала. Я начинаю приобретать опыт, и после каждого звонка пишу компании письмо, поскольку звонок не оставляет следов, а письмо можно будет предъявить суду. Разумеется, я не собираюсь пересказывать мою восьмимесячную историю целиком. В процессе компания отключила мне телефон, и я не мог даже вызвать полицию или скорую помощь. На письма свои я так и не получил никакого ответа, а телефонные звонки оканчивались полной бестолковщиной. Клерки, которым я звонил, находились вовсе не рядом, а в самых различных штатах, поскольку компания обслуживает всю Америку. Более того, когда я попросил назначить мне встречу, чтобы я смог продемонстрировать все свои бумаги и получить вразумительный ответ или справку за подписью, оказалось, что у компании нет оффисов для общения с клиентами вообще. Есть лишь штаб-квартира в Вашингтоне и сеть оффисов, в которых производится автоматическая обработка чеков клиентов и автоматическая же выписка счетов. Оп-па, приехали! К этому моменту у меня создалось полное впечатление, что я вообще никогда не общался с живыми клерками, а разговаривал с безликими элементами виртуального киберпространства, так красочно описанного в романах Сергея Лукьяненко. Скажу только, что всё окончилось благополучно, когда я попросил моего опытного знакомого помочь мне. Он всё уладил и заодно подсказал мне, что именно я делал неправильно.

1. Письмо следует отправлять не по тому адресу, откуда пришёл билл. Там осуществляется автоматическая обработка чеков. Всё остальное просто выбрасывается в мусорные корзины, ибо читать это некому. Адреса для переписки указаны мелкими буквами на обороте твоего билла.

1. Решать спорные вопросы можно только с супервайзером. Клерк забудет суть твоих проблем сразу же, как только положит трубку. Клерк и не уполномочен решать такие вопросы.

1. Соединившись с тем, кто тебе нужен, сразу же спроси его имя и должность и запиши их, ибо иначе ты не сможешь потом сослаться на разговор.

1. Не плати ни цента до того момента, когда вопрос будет решён, ибо деньги компания не возвратит никогда. Она создана, чтобы получать деньги, а не возвращать их клиентам.

1. Отправлять письмо следует только сертифицированной почтой под роспись, ибо в этом случае тебе представляется номер, по которому ты в компьютере сможешь проследить когда и кому было вручено твоё письмо.

Ошибка же наша заключалась в том, что, когда жена меняла компанию, обслуживающую международные переговоры, та спросила, желаем ли мы, чтобы она взяла на себя и обслуживание местных переговоров. Жена ответила, что с местными переговорами у нас проблем нет, и положила трубку. Между тем, она не сообразила, что предыдущая компания, от которой она ушла, именно осуществляла такой сервис. Компания же Pacific Bell владеет физическими коммуникациями, то есть проводами и коммутаторами. Поскольку мы оказались без местного провайдера, она взяла на себя этот сервис. При этом она не стала спрашивать, какой план обслуживания мы хотим взять, а впарила нам самый дорогой сервис, который у неё есть. Как мне объяснили, этот сервис позволяет в любую минуту (даже в случае войны или глобального стихийного бедствия) связаться с любым мыслимым абонентом, даже путешествующим на подводной лодке. У нас в России такую связь называли “вертушкой”, её имели только члены Политбюро. Вона как!

Похожая история у меня была и с другим американским супермонстром, компанией AT&T, которая обещала мне по сказочным скидкам поставить дома кабельный Интернет. Причём, первые три месяца обслуживание будет бесплатным. Приходят два чудака. Один – толстенький, живой мексиканец. Другой – высохший как щепка 70-летний китаец. Мексиканец живо просверлил дырку в полу и спустился в гараж, чтобы пропустить в эту дырку кабель от распределительной коробки на входе. Уже через 15 минут он специальными клещами обрезал конец кабеля и насадил на него телевизионный штеккер. Соединения штеккера с центральной жилой и медной оплёткой кабеля здесь не припаиваются, а просто обжимаются этими клещами. Штеккер вставляется в модем, подключается питание, модем соединяется с компьютером. Однако, сигнала нет. Это показывает специальный прибор типа тестера. Вся вышеописанная работа заняла 20 минут от силы. Следующие три часа пошли вот на что. Мексиканец нашёл снаружи дома коробку, к которой подведены кабели, уложенные ещё до постройки дома под землёй. Не зная, какой именно из кабелей ведёт в наши комнаты, он свинтил со всех кабелей фильтры, защищающие от помех. Проверил уровень сигнала – без изменений. Потом обошёл всех соседей, проверив у них в подвале, нет ли дополнительных фильтров там, поскольку наши комнаты были в противоположном от входной коробки конце дома. Когда и эти изыскания не увенчались успехом, он стал звонить своему начальнику по сотовому телефону, с прашивая указаний. Всё это время его китайский напарник мирно спал, свернувшись калачиком в моём кресле у компьютера. Мы успели обменяться с мексиканцем основными сведениями о биографии и семьях. В конце концов он протянул мне бумагу и попросил расписаться в том, что они оставляют у меня дома модем стоимостью 200 долларов. Завтра фирма пришлет специалиста, он завершит работу, а сейчас они с напарником должны спешить к следующему клиенту. Он написал мне телефон и имя своего менеджера на тот случай, если специалист не придёт. Я подписался. Это и было моей главной ошибкой.

Специалист не пришёл не только на неделе. Он не пришёл никогда. Я звонил. Мне обещали прислать специалиста в течение месяца, в связи с большой загруженностью. Словом, через три месяца мне пришёл полноценный счет, а Интернет так и не работал. Хорошо еще, что я пока не отказался от прежнего провайдера, который обслуживал телефонный модем. Теперь уже я был спокоен. Писал письма, в которых объяснял, что не намерен платить за неработающий Интернет. По телефону мне объясняли, что их компьютерные рекорды показывают, что работа проделана полностью и принята мной. Тогда я понял, что мой мексиканец просто “лоха развёл”, предъявив компании мою подпись за якобы сделанную работу. Я стал писать, что меня обманул Ваш сотрудник, требую примерно наказать его и в недельный срок сообщить мне о принятых мерах и завершить работу. Теперь уже моё письмо выглядело так: “Уважаемый мистер Президент компании! Я посылал Вам уже шесть писем (с такими-то датами), а также лично звонил 12 раз в компанию (время и фамилии клерков и менеджеров). Сейчас я посылаю Вам седьмое письмо и прошу Вас дать указания либо завершить работу, наказав виновных, либо забрать ваш модем в удобное для меня время”. Подействовало, хотя все эти манёвры отняли у меня полгода. Пришёл огромный негр. Деловой. Говорил мало. Не суетился. Замерил сигнал. Снял штеккер и застонал: “О, мамма мия!”. Я стоял в стороне, пока он звонил на фирму и, подкрепляя свои слова энергичными жестами, спрашивал, какая сволочь присылала клиенту того мудака, который не мог даже штеккер правильно подсоединить и, тем более, не мог понять, почему нет сигнала. После чего он за 5 минут всё подсоединил и продемонстрировал работу Интернета. Я расписался у него в бумагах и на прощание спросил: “Так что же было?”. Он ответил кратко: “того мудака уже уволили”. –Спасибо, сэр, за прекрасную работу! – сказал я, пожав ему на прощанье руку.

Я не зря написал такое пространное вступление, прежде чем перейти к основному делу, заставившему меня обратиться в суд. Цель этого вступления – показать, что к этому моменту я уже имел опыт, достаточный для того, чтобы самому отстаивать свои права. Я верил в основы американской демократии. В Стенфорде у меня постоянная позиция. Возможно, работая программистом, я мог бы достичь и более высокой зарплаты, но работы была бы не такая интересная. Плюс академическая свобода. Впрочем, вероятнее всего, я бы за это время пару раз потерял работу, долго и мучительно искал её. Кроме того, здесь прекрасные бенефиты. Стенфорд много вкладывает в пенсионный фонд и дает хорошую медицинсткую страховку. О ней-то и пойдёт речь. В моей предыдущей публикации “Деловые потомки Гиппократа” я описал, как важно здесь найти хорошего врача, за которого стоило бы держаться. Врача мы нашли, но наша страховка не оплачивала его услуги, поскольку он практиковал в рамках альтернативной медицины. Наши страховки обновляются раз в году, и мне пришёл буклет, из которого следовало, что фирма Cigna Healthcare открывает новый план, который предоставляет пациенту выбрать врача не обязательно из рекомендованного списка, а любого, имеющего американскую лицензию на врачебную практику, в том числе и из альтернативной медицины. Стоила эта страховка на 20% дороже, но это были пустяки, ибо здоровье стои ещё дороже. Подписался на всю семью.

Через какое-то время у меня наступил период напряженной работы, когда я должен был срочно подготовить по два доклада к двум конференциям сразу, и это помимо текущей работы, разумеется. Играя каждое утро в теннис, я стал замечать, что уже с самого утра организм кажется уставшим. Потом появились боли в сердце. Я уменьшил физические нагрузки. Два раза в неделю посещал сауну. Боли не проходили. Когда они стали сильными, жена отвезла меня в эмёрдженси. Там подключили аппаратуру, сняли кардиограмму, положили нитроглицерин под язык, взяли анализы. Наконец появляется врач. Сказал, что кардиограмма нормальная, со стороны сердца и лёгких отклонений не обнаружено. Возможно, просто стресс. Следует записаться к лечащему врачу для исследований и постановки диагноза. Если в течение пяти дней будет ухудшение, немедленно возвращаться сюда. Всё. Я спросил насчет уровня холестерина.

–Все данные будут в выписке,- ответил врач,- я могу порекомендовать вам врачей из стенфордского госпиталя.

В выписке не было ни диагноза, ни данных о холестерине. Это я могу получить через месяц, сделав специальный запрос в медицинские архивы. Мы помчались к Лёне Красину.

-Что же ты хочешь, дорогой,- ответствовал тот.- Если врач скорой помощи напишет тебе диагноз, он лишит куска хлеба своего коллегу из госпиталя, а они оба – в одной медицинской корпорации.

Я разделся и лёг на кушетку. Лёня опутал меня датчиками, снял кардиограмму, потом подозвал меня к себе.

-Вот, посмотри на датчик левого желудочка. Положительные пики соответствуют систоле, отрицательные – диастоле. Их амплитуды должны быть примерно равными, поскольку выкачивается крови из желудочка столько же, сколько поступает туда. На правом желудочке всё в порядке, а вот на левом пика у диастолы практически нет. Из этого следует, что мышца, отвечающая за это сокращение, омертвела. По-научному, у тебя микроинфаркт. Поводов для паники пока нет, правильное и вовремя лечение всё восстановит полностью. Заметить дисфункцию, по-моему, должен был даже лаборант. Я не хочу ругать стенфордских врачей, но этот ляп обусловлен тем, что всю диагностику здесь делают одни люди, а интерпретацию их данных – другие. Лично я кардиограммы делаю сам, поскольку любые подозрения могу для себя рассеять тут же более детальным исследованием подозрительного момента.

Из того, что мне Лёня назначил, самая главная компонента, нужная для восстановления сердечной мышцы, оказывается производится в Молдавии, а заказать ей можно через одну фирму в Нью-Йорке. В тот же день мы позвонили в Нью-Йорк и попросили доставить лекарство срочной почтой. По линии здоровья всё окончилось благополучно. Проблема обнаружилась в другом месте.

Я заплатил Лёне, а его билл я отправил в страховую компанию. Вместо чека я получил письмо на стандартном бланке, которое информировало, что мой билл отклонён. В графе “причина” был указан пятизначный код и написано: “предоставьте дополнительную информацию о вашем провайдере”. Звоню в компанию и спрашиваю, какие именно данные их интересуют. Девушка отвечает: “номер лицензии и наличие степени”. Получаю у Лёни фирменный бланк, на котором проставлены все эти данные, а также адрес, телефоны, факс и электронная почта. Теперь я уже опытный. Всё, что высылаю компаниям, предварительно копирую. Высылаю Лёнин бланк и копию билла с сопроводительным письмом, в котором прошу обращаться непосредственно к врачу, если понадобятся ещё какие-либо дополнительные данные. В течение года я, жена и дочь еще несколько раз обращались к врачу. Вы уже догадались, наверное, какая реакция была на все мои биллы и письма. Правильно: каждый раз я получал в точности такое же письмо на стандартном бланке с просьбой предоставить дополнительную информацию о провайдере. Вот ещё одна маленькая странность: я посещаю доктора (можно употребить также слово “врач”, являющееся синонимом), а меня просят информировать о каком-то провайдере. Вот и гадай, это тот же человек, или кто-то иной.

Было полное впечатление, что я снова общаюсь с объектами виртуального киберпространства, а не с живыми людьми, хотя по телефону слышались вполне нормальные голоса. Когда моё терпение истощилось, я пошёл у себя в отдел бенефитов к девушке, которая оформляла нам эту страховку, и попросил её позвонить в Cigna Healthcare. Я полагал, что американцу всегда легче договориться с американцем и выяснить, что здесь не так. В ответ я получил от неё бумагу, в которой представитель Cigna Healthcare сообщал, что мои биллы приняты к обработке и деньги будут перечислены мне в течение двух недель. Потом прошло ещё три месяца. Пора было обращаться в суд. Я пошёл снова в отдел бенефитов и сказал, что хочу отказаться от фирмы Cigna Healthcare, поскольку я плачу деньги за те услуги, которых я не вижу вообще. Был как раз конец года, и эта дамочка сказала мне, что Стенфорд целиком отказался от услуг этой фирмы, поскольку было много жалоб клиентов. Теперь все прежние её клиенты обслуживаются компанией Blue Shield.

Являюсь в единственный известный мне суд, где я ранее платил штраф за превышение скорости. Там мне дают бумагу – памятку для клиентов суда, и объясняют, что всю информацию я могу получить у адвайзора (советчика), телефон которого указан в памятке. Вот парадокс: я потерял время, добираясь до суда, отстоял очередь к окошечку клерка, а мне вместо ответа, который занял бы минуту от силы, дают телефон, возвращая тем самым опять в мир виртуального киберпространства призраков с человеческими голосами.

-Наверное, в этот есть какой-то резон,- подумал я.- Например, это уменьшает степень конфликтности отношений в судах. В окошечко могут плюнуть, если ответ не понравится, а в случае с телефоном достаточно просто положить трубку и забыть.

Таинственный адвайзор сообщил мне адрес суда в Лос Гатосе. Странно, что этот суд от моего дома был даже дальше, чем тот, в который я обратился сначала. Я заполнил бумагу, заплатил 15 долларов и получил копию, которая извещала меня о предварительной дате судебного заседания. За неделю мне следовало позвонить и узнать, не перенесено ли слушание моёго дела в связи с какими-то обстоятельствами. Ждать нужно было 2 месяца. Снова возник вопрос о способе доставки извещения ответчику. Я заплатил ещё 20 долларов за доставку курьером суда.

-Эти деньги не возвращаются в случае недоставки, сэр, а вероятность доставки примерно 50%,- ответила мне из-за окошечка чернокожая леди.

Так оно и оказалось. Сан Франциское отделение фирмы Cigna Healthcare не оказалось по адресу, указанному в справочнике. Я доплатил ещё 7 долларов. Теперь извещение отправили в Окленд. Потом мне позвонила женщина, представившаяся адвокатом фирмы и попросила выслать бумаги, выражающие суть моих претензий. Я понял, что дело сдвинулось и выслал ей бумаги факсом, а сам отложил в свою папку, разбухшую от годовой переписки с фирмой, подтверждение о доставке сообщения факсом.

Наступил долгожданный день. Слушание назначено на два часа. Я приехал на полчаса ранее. Был приятный тёплый, но не слишком жаркий день. Кругом зеленела травка, беззаботно щебетали птички. На площадке у здания суда собралось около двадцати человек. Вышел бейлиф, небольшого роста американец с кольтом на поясе и прочими многочисленными атрибутами власти. Парень этот был серьёзный, поскольку речь свою он начал так:

-Прошу запомнить, что здесь вам суд, а не пивная. В зале суда можно говорить только с судьёй, когда он это позволит. Ни спорить, ни разговаривать между собой не дозволяется. У меня есть вся полнота власти любого нарушителя порядка тут же отправить в тюрьму без всякий объяснений. А сейчас у вас есть 10 минут для того, чтобы истцы и ответчики обменялись друг с другом для ознакомления материалами, предъявляемыми суду. После чего вы будете проходить в эту дверь в вестибюль по одному, подвергаясь досмотру одежды и личных вещей. В зал не разрешалось проносить не только оружие, колющие и режущие предметы, но и звуко- и видеозаписывающую аппаратуру.

Ко мне подошла полная симпатичная женщина с приветливой улыбкой и отрекомендовалась представителем ответчика. В руках у неё была папка с бумагами, которые она мне и показала. Там нечего было смотреть, ибо эти бумаги излагали лишь правила, по которым фирма осуществляет страхование и обслуживание клиентов. Ничего, относящегося конкретно к моему делу, там не было. Я показал ей свои бумаги. Она не слишком внимательно пролистала их и спросила: “Вы в первый раз в суде истцом?”. Я ответил утвердительно, поскольку при моём первом появлении в суде дела вёл не я, а Юрик. Я, в свою очередь, спросил её: Почему фирма не ответила ни на один из вопросов, которые я задавал в своих письмах? Какая именно загадочная дополнительная информация о моём провайдере ожидалась от меня? Почему фирма не запросила эту информацию непосредственно у провайдера?

Первый мой вопрос дама проигнорировала. Врачу моему они звонили два раза (за год!), но не дозвонились. А информация их интересовала такая: в моих биллах отсутствовал код, которым снабжается диагноз.

-О, Боже! – воздел я руки.- Вам понадобился год, чтобы сообщить это мне сейчас, за две минуты до начала судебного заседания! Почему же Вы не сообщили мне это раньше? Ведь я написал вам 12 писем и сделал около 20 звонков.

В это время ко мне подбежал бейлиф, который стоял совсем рядом и прислушивался с интересом к нашему разговору. Он бросил мне сурово:

-Вы разговариваете слишком громко. Это непозволительно. Так, пора входить, поторапливайтесь, господа.

В дверях стоял высокий сухощавый секьюрити лет сорока, с подстриженными седоватыми усиками. Мы поднимали руки, он нас обхлопывал, общупывал ноги в брюках или джинсах, поскольку именно там чаще всего проносят оружие в зал заседаний. Пройдя в зал, мы расселись в креслах с откидными сиденьями.

Перед рядами с креслами располагались два небольших столика. На правом красовалась табличка “Plantiff” (Истец), на левом – “Defender” (Ответчик). Далее располагался невысокий барьер, за который заходить не полагалось. За барьером был стол секретаря суда, а на высоком помосте в глубине зала – стол и кресло судьи. У дальней стены – американский флаг, на стене – герб. Место бейлифа – сбоку, почти у двери, поскольку он должен выкликать приглашаемых в зал во время заседания.

Сначала секретарь выкликал фамилии истцов и ответчиков. Мы выходили по очереди, заполняли короткую форму, в которой указывались количество и фамилии свидетелей, а потом передавали секретарю свои бумаги.

Потом судья спросил, есть ли в зале лица, не указанные в списке. Руку поднял молодой мужчина, индиец, который назвался переводчиком своему дедушке, не владеющему английским. Только после суда я смог оценить важность этого вопроса. Представим себе, что во время суда кто-либо из судейских нарушал процессуальный закон и права граждан. У вас не окажется ни записей, ни юридически грамотного свидетеля, который мог бы эти нарушения подтвердить, поскольку адвокатов и вообще посторонних людей в зал не допускают, а аппаратуру у вас изъяли при входе.

Судья выглядит неважно. Это грузный человек, ему лет пятьдесят, и нос у него характерного цвета и с теми же прожилками, что и на известном портрете композитора Мусоргского кисти Ильи Ефимовича Репина. Лицо чем-то раздосадовано. Возможно, работа эта ему изрядно осточертела. А может он с похмелья. Трудно сказать.

Мы приносим клятву, и заседание начинается. Доходит очередь и до меня. Я кратко излагаю суть дела, упирая на многочисленные звонки, письма и полное игнорирование моих вопросов компанией в течение года и трёх месяцев. Сумма моего иска составляет 2113 долларов, из которых 2000 – это оплата доктору за визиты, а 113 я заплатил за сертифицированную почту и факсы. Все документы упорядочены по датам, все справки пришпилены. Во время моей речи судья вяло перелистывал мою толстенную пачку документов, не задерживая взора ни на одной странице, причём зачастую он пролистывал сразу по 5-6 страниц. И тут я дохожу до апофеоза своей речи, когда говорю: “Обратите внимание, сэр, на единственный документ от Cigna Healthcare от 18 сентября, в котором фирма обещает мне оплату в течение двух недель”. Тут я хотел сказать, чтобы он спросил представителя ответчика, почему это обещание не было выполнено никогда, но судья торопливо листал и листал пачку моих бумаг в поисках этого документа. Я уже подсказал судье, что документы упорядочены по датам. Прошла минута, другая, и судья наконец сказал: “Не могу найти”. Я вышел из-за своего столика и сделал пару шагов к барьеру, протягивая свою копию документов секретарю, открытую на нужной странице. В этот момент я вижу боковым зрением, как бейлиф кладёт правую руку на кольт и говорит резко: “Отойдите назад. Это не положено!”. Я, отпрянув, возвращаюсь за свой стол, но тут, к счастью, судья вдруг находит заветный листок и обращается к ответчику: “Вам известен этот документ?”

-Я не видела его, Ваша честь,- ответствует наша симпатичная дама с приветливой улыбкой.

Тут уже я онемел, настолько наглой была эта ложь. Даже если эта дама палец о палец не ударила, чтобы ознакомиться с делом, я показывал ей все документы перед заседанием, как того требует процедура. Более того, я послал ей факсом за месяц до суда копии основных бумаг, и там была именно эта бумага, о чём у меня сохранилось подтверждение об успешной передаче по факсу. Но и это не всё. Документ-то послан её фирмой, от этого не отвертишься, а её незнание документа, на мой взгляд, может свидетельствовать только против неё. Однако дело поворачивается совсем иным и очень странным боком. Судья выглядит весьма рассерженным именно мною:

-Вам было дано время перед заседанием, чтобы обменяться бумагами. Почему же Вы не сделали этого?

И, не давая ни секунды мне вставить слово, он величественным жестом указывает на дверь: “Вы удаляетесь из зала на 10 минут, чтобы обменяться документами с ответчиком”.

Мы выходим вместе с бейлифом. Я вручаю даме мою пачку бумаг, уже открытую на нужном месте: “Ведь Вы уже видели это перед заседанием”. Она бросила взгляд и кивнула гололвой: “Да, видела”. Я лезу в расстёгнутую сумку, чтобы предъявить ей подтверждение о посылке факса, пришпиленное заодно с посланными ей бумагами. В это время бейлиф резко приближается ко мне, так что его лицо оказывается прямо глаза в глаза мне, хватает меня за руку, засунутую в сумку, и начинает орать:

-Почему Вы сейчас достаёте бумаги, не предъявленные раньше комиссионеру?

-Но я не предъявляю никаких новых бумаг, сэр. Это лишь копии тех же самых бумаг.

-Смотрите мне прямо в глаза и отвечайте,- кричит от злобно, брызгая слюной,- собираетесь ли вы предъявить комиссионеру какие-либо новые бумаги, ранее не предъявленные ему.

-Нет, - отвечаю я, всё ещё не понимая причин его ярости. Более того, я не понимаю, почему он, услышавший от дамы слово “нет” в зале, и слово “да” по тому же самому поводу здесь, не зафиксирует этот момент явного противоречия в её показаниях, ибо именно для этого он послан судьёй за нами.

Однако бейлиф, не снижает своего грозного тона. Он уловил акцент в моей речи и начинает издеваться надо мной, выставляя меня теперь полным идиотом, не знающим английского языка:

-Вы всё понимаете, что говорю я и судья? Вы всё чётко улавливаете?

-Я понимаю 90% того, что Вы говорите сэр. Из Вашей речи я пока не понял значения только одного слова – “комиссионер” - кто это?

-Это судья,- подаёт тут голос наша дама.

Надо же так. Зачем запутывать нормальных граждан, употребляя слово “провайдер”, вместо слова “доктор” и слово “комиссионер”, вместо слова “судья”? Ведь нормальный человек никогда не скажет: “Меня сегодня провайдер прослушивал стетоскопом”, или: “Комиссионер дал мне пять лет на химию”. Нет, в этом есть какая-то цель, скрытая от нас, но зачем-то очень нужная тем, кто употребляет этот “новояз”.

В этот момент из двери вестибюля выбегает тот худой охранник, что обыскивал нас при входе. Он тоже вдруг затараторил злобно:

-Я тебя запомнил, парень. Если ты ещё раз здесь появишься, имей ввиду – я тебя запомнил. Ты со всеми споришь. Знаешь, как ты рассердил судью тем, что ты ему всё время противоречишь и споришь с ним? Ты очень, парень, рассердил его, я всё видел!

Мне стало любопытно, как он мог видеть, что творится в зале суда, если поставлен охранять внешнюю дверь. Возможно, у него есть монитор, чтобы наблюдать за происходящим в зале. Конечно, у меня было сильное желание поставить его на место, сказав:

-Кто Вы такой? И почему Вы вмешиваетесь в мой разговор с другими людьми? Где Ваше рабочее место? Каковы Ваши обязанности? Почему Вы угрожаете мне?

Вопросов у меня было много, но... Во-первых, я не в России, и не знаю точных границ своих прав и обязанностей других лиц. Я знаю Закон лишь в общих чертах, а американцы проходят его в школах, где тебе в ними тягаться. Но главное было не в этом. Сопоставив воедино поведение трёх лиц, поставленных охранять Закон, я никак не мог понять, почему все они ополчились так явно против меня? Почему судья игнорирует очевидные факты, что компания за целый год ни разу не дала ответ ни на один мой вопрос? Почему бейлиф пропустил мимо ушей явные противоречия в показаниях ответчика, зато брызгал слюной, угрожал мне, оказывал давление, издевался над моим акцентом, когда я полез в портфель всего лишь за копией бумаги? Почему этот охранник также запугивает меня, вместо того, чтобы охранять свою дверь? Зачем он понёс всякую околесицу о том, что я якобы спорил с судьёй? Почему все они не хотят быть хотя бы просто нейтральными, беспристрастными? А что если они, каждый по-своему, провоцируют меня, чтобы я сорвался, сказал в запале что-либо явно не в свою пользу? Ох, как они тогда разделают меня!

Поэтому я молчал. Мы вернулись в зал. К тому времени закончилось слушание другого дела и судья вернулся ко мне. Я решил не горячиться, не срываться, а довести свой рассказ до конца. Я полагал, что, когда мы вернёмся, слушание продолжится с того самого места, на котором прервалось, и тогда обнаружится противоречие в показаниях ответчика. Не может же и бейлиф соврать, что он не слышал ответа дамы вне зала суда. Мои ожидания, однако, не оправдались и на процент.

-Ну, что Вы выяснили? – обратился ко мне судья.

В это время бейлиф подошел к нему поближе и, вытянувшись на носках, стал что-то нашёптывать. Видимо, о том, какой я идиот, слабо понимающий вообще о чём тут со мной говорят.

Судья не стал дожидаться моего ответа и вообще моей речи. Он стал говорить сам:

-В чём Вы тут хотите нас убедить? Что Вы, не получив оплату за предыдущие биллы, продолжали посылать остальные биллы, писать письма, звонить? Да я бы душу из них вытряс, если бы мне не оплатили хоть один билл. А Вы говорите, что больше года писали, когда нужно было один раз позвонить и выяснить всё до конца.

-Ваша честь, я звонил много раз, и каждый раз разговаривал с разными клерками. Каждый из них клятвенно обещал мне всё выяснить, уладить и уведомить о результатах, но это всё пустые слова, и телефонные разговоры к делу не пришьёшь. Вот почему я писал письма, которые сейчас и представил Вам.

Теперь уже было явно видно, что судья рассержен:

-Все это пустые фантазии. Слушать здесь нечего. В иске Вам отказано,- и он швырнул мою пачку бумаг секретарю, которая подала эту пачку мне.

Я вышел из зала вслед за полной женщиной с симпатичной улыбкой. Она шла не оглядываясь. В зале суда она произнесла только одну фразу, не предъявила ни одной бумаги. Я не стал догонять её, явно понимая, что бейлиф с охранником нарисуются рядом через две секунды. Когда она повернула налево, я бросил только одну фразу: “Seems you have good job!”.

Когда я рассказал эту историю своим друзьям, попросив их прокомментировать мне, что же было неправильного в моём поведении, один из них сказал:

-Ты часто обращался к судье со словом “сэр”, в то время как полложено всегда говорить “Ваша честь”. Может быть, это его так рассердило, что ты как бы не признаёшь его чести.

Может, он прав, но в таком случае у судьи действительно нет чести. Нет, ребята, я в суд без адвоката больше не пойду. До этого типа демократии я, видимо, ещё не дорос. А вы?

14 мая 2004 г.