ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ

[Голос Владимира Баранова из Гусь Буки - 2002 г.]

Почему интеллектуалам не дают Нобелевских премий? А ведь как логично было бы: за выдающееся интеллектуальство”. Физикам присваивают, химикам, да мало ли кому, даже писателям и экономистам и тем. Чего-то явно не додумал Альфред Б. Нобель. Допустим, некто – интеллектуал, это ж, помилуй бог, как хорошо! Отчего ж общество не торопится увенчать интеллектуала наряду с медиками и борцами за мир? Может просто малочисленен интеллектуал чрезвычайно или же, подобно гималайскому йети, скрывается от людей? Или, быть может, выявляется он столь же трудно, как волшебник Гарри Поттер среди простецов?
Увы, волшебников нет, да, наверное, никогда и не было в этом достаточно паршивом мире, а чудеса в нём случаются только поганые. Всё просто и, одновременно, трагично, как чаще всего, и вообще-то бывает на свете.
Интеллектуал – это стыдный жизненный удел тех, о ком в школе на родительских собраниях МарьИванна тактично говорила “способный, но ленивый”. И целые поколения родителей, сердобольно обманутых профессионалами обучения, приносили с собраний домой благую весть: он может, может, вот только лениться если перестанет…
Не перестанет. Не может перестать быть собой общество, жёстко градирующее нас, свои атомы по несложной, но безысходной классификации. И “способные, но ленивые” в этом обществе, наверное, самый трагический кластер – это те, у кого есть надежда, но нет шансов. На самом деле принцип “от каждого – по способностям, каждому по потребностям в ходу от сотворения мира и, скорее всего, пребудет с Цивилизацией вовеки. Способности людей, которыми их одарила Природа, различаются столь разительно, что большая часть усилий социума тратится на то, чтобы эти различия как-то уравнять. Когда за дело уравнивания брались особо рьяно и с привлечением эффективных средств, типа Святейшей Инквизиции или государства красных кхмеров, то добивались результатов, соизмеримых разве что с последствиями чумы; в итоге, неравенство снова приходилось возвращать в общественную жизнь, и История возобновляла теченье своё.
Схема пророки-гении-таланты-способные-норма-отсталые”, описывающая устойчивую систему кластеров, хорошо известна в сайентологии и библиометрии, имеющих дело с реальными (численными) данными о способностях и потребностях сапиенсов в том, что касается создания/потребления интеллектуального продукта. Если первых единицы, то последних миллиарды. Интеллектуалы – это относительно мощный кластер относительно бесполезной категории сапиенсов в указанной классификации. Способны, но не востребованы. Ведь тупую работу могут делать и “нормальные”, а всю работу, требующую творческой отдачи, делают “талантливые”. Способным же, но ленивым, которым по достижению половой зрелости общество присваивает званье “интеллектуал” (в доинтернетовскую эпоху следовало указывать “районного масштаба”) остаётся только артикулировать свои СПОСОБНОСТИ в разнообразных ристалищах типа гестбуков, форумов и круглых столов.
Как же отличить интеллектуала? Только не надо задавать вопросов: настоящий интеллектуал не замедлит сам вам представиться в этом качестве, а если же это случайно окажется профессионально работающий исследователь, он подумает о вас дурное. Хоть и не скажет. Известно ведь: умный не скажет, интеллектуал не поймёт.

Самоназвание, типа “я – интеллектуал”, – это вообще приговор, не подлежащий обжалованию. Другое дело, в Америке и уж тем более, в социально сниженной эмигрантской среде, такой термин просто тождественен термину “учёный”. Но будем помнить, что в Америке человек, который пишет тексты на банку с кошачьими консервами, считается писателем и нимало не комплексует перед Фолкнером и Стейнбеком. Последний факт открыл и опубликовал никто иной, как Василий Павлович Аксёнов, который, впрочем, расплатился за американский паспорт тем, что пишет сейчас скорее как писатели кошачьих консерв, чем сам же периода “Золотая наша железка”. Интеллектуальство, совершенно очевидно, заразительно (и, с моей точки зрения, заразно), хотя, по-видимому, и несмертельно, оно как грибок на ногтях. Про “экспоненциальную скорость разбегания траекторий на аттракторе любой интеллектуал сейчас в брайтонском кабаке способен трандеть под Вилли Токарева, но Вы, если УЧЁНЫЙ, то должны помнить “смотреть широко, анализировать свободно и пуще всего на свете бояться того, что лежит на поверхности и доступно любому полуграмотному идиоту”. Конец, как говорится, цитаты.

Веспасиан, подаривший цивилизации институт платных сортиров, в связи с чем, собственно, и было сказано "Non olet", кроме того завоевал Британию и построил Колизей. Но благодарное Человечество в конечном итоге смешало его с говном (особо рьяным пуристам разъясняю: здесь игра слов). Невыносимую сладость Ваших мечтаний об органическом удобрении духовной культуры материальною, полагаю, постигнет та же судьба. Культуру и спорт, как богу, ни народу не нужную херовину, у нас в стране курирует баба-солдат Матвиенка. Почему? Да по кочану с кочерыжкой!! Такова дурацкая традиция в нашей многострадальной стране считать культуру и духовность бабским, поповским делом и поручать, соответственно, эти вопросы слабосильной команде. В оценке роли культуры и духа ошибался даже умнейший тиран своего времени - Сталин, способный подняться до того, чтобы оценить Пастернака (“небожитель”) и Булгакова или внимательно отнестись к заявлению малоизвестного физика о необходимости начать работы по ядерному оружию, в то время, заметим, когда немцы ещё не были отброшены от Сталинграда.

Да не органично они развиваются – культура и, условно говоря, унитаз – а вовсе даже совершенно дисгармонично. На самом деле, там, где жить хорошо и приятно, на первом месте всегда безоговорочно был и есть дух, о чём большевики постоянно зудели, попрекая Запад идеализмом. Но лишь где-то за материальной культурой пытаются признать какие-то там формы равенства с культурой просто, как наступает “восстание масс и всеобщий п#здец на долгие годы, если не навсегда.
Короче, сёрвы, перетаскивающие файлы с сервера на сервер или внутри оных, славны и уважаемы в обществе наряду с говночистами и другими представителями нужных и уважаемых профессий, но их дело какое? - оттачивай свои навыки и делай чего велят, тогда кормушка у тебя будет полная. Странно было бы думать о формах равенства этого, по выражению Тоффлера, когнитариата, с теми, кто прямо или косвенно определяет духовный прогресс и тем обеспечивает выживание общества, включая тех в нём, кто подтирает и программирует. Ведь знания и культура – это вовсе не средство развлечь президентских жён в салоне, пока их мужья ведут крутые обмены информацией в кабинете, а средство выживания общества, такое же, как клыки и когти у животных.
Не верите? Ну, ей-богу!
Различия между социальными ролями трудящихся наглядно и его даже неинтересно обсуждать. Различия между качествами капиталов столь же, если не более, контрастны, но обсуждаются значительно реже. Почему? Деньги вообще, а капиталы, в частности, дело весьма интимное.

Вот что я хотел донести до публикума: в переходных обществах богатство делают в более простых и быстрых средствах отражения, чем в обществах зрелых. Отсюда предпочтение, оказываемое новоделами, сигналам ("писк пейджера", как сказано в статье), данным (прайсы и бухгалтерия) и, как предел всему, - информации (сообщение по мобильнику). Уважение к знаниям, культуре и уж, тем более, к истории (и Истории) в транзитивном обществе (правильнее - сообществе) равно нулю. Такое переходное состояние долго длиться не может, да и не длилось долго никогда в истории. Либо нувориши должны в итоге из разбойников и жуликов эволюционировать в бизнесмены, либо, как это происходит в России, они так и остаются в том состоянии, как их породила социальная эволюция, деньги и детей утаскивают за рубеж, а породившую их страну рассматривают как ландшафт, из которого можно что-то выкапывать, чтобы экспортировать в те страны, куда они перетаскали детей, украденные деньги и завели недвижимость; также Россия для них место, куда приятно и выгодно гадить, типа радиоактивными отходами и продуктами толлинга. Но в таком варианте развития русским нуворишам в перспективе не светит даже судьба армян, левантийской торговой нации, рассеянной по всем выгодным местам планеты; русских всегда найдут возможность тормознуть в в каком-нибудь гетто типа Брайтон-бича или в "невидимом гетто" (по аналогии с "невидимыми колледжами"), надеюсь, понятно, чтО имеется в виду.

Надо же так случиться, что в тот же день "Известия" вышли с такой шапкой, какую я последний раз видел, когда Гагарина запустили в космос, и в шапке этой взаглот и взахлёб, местами - просто-таки с переходом на пение типа гимна, трактовалось насчёт достойного места России в списке крупнейших захребетников мира. Я понимаю ситуацию так, что где-то, когда "дедушку" вывезли из Кремля и, по традиции советских сатрапов, заперли до смерти в "Горках", и Путин начал расчищать доставшееся ему административные горизонты, заваленные окаменевшим говном Семьи, то в порядке инвентаризации он дал команду лояльным олигархам "выйти из тени". По крайней мере, данные о богатстве олигархов, ставших таковыми на разворовывании советского наследства, стали достоянием гласности только в этом году, хотя и годом раньше какие-то данные о них мелькали на периферии листинга FT500. Тогда самым крупным буржуем России признавался Потанин. Да фиг с ними, с этими данными, несомненно, липовыми, как всё сейчас в России. Я всего лишь хотел сказать, что природа капиталов этих людей, вокруг которых российские СМИ в последние дни выпустили столько жадных слюней, дрянная. Эти капиталы той же природы, что и деньги Мавроди. Пока исправно носишь ясак через Спасские ворота, тебя в Форбсе пропечатывают бизнесменом, но ежели вдруг пожадничал или лоханулся, сразу тебя из бизнесменов вычёркивают и максимум, на что можешь рассчитывать, так это получить в кормление отдалённую губернию, насёлённую спившимся ещё при царизме, но живучим как спирохеты населением.
Короче, капиталы имеют разное качество. Те, что сделаны через посредство триады "знание-культура-история" качественне и эффективнее. Капиталы, изготовляемые с помощью инструментов "сигналы-данные-информация" тоже могут достигать крупных размеров ("Энрон"), но качества они низкого и неживучие. Ровно это я и хотел выразить

Д. Горбатов , March 19, 2002 at 10:37:49 написал: “Вообще-то, пушкинская фраза “Народ безмолствует глубоко цинична сама по себе, внутренне”.

Дмитрий, у Довлатова есть одно адекватное замечание, я бы даже назвал его прозрением. Он говорит об олимпийском равнодушии Пушкина”. Я думаю, что социальные вопросы нисколько А.С. не интересовали, он слишком для этого был профессионал драматургии.
Он ведь пиесу сочинял, лично её друзьям читал, нагоняя к финишу драматический эффект. Так ведь и нагнал таки. Никто ни на одних подмостках до сих пор не сумел драматическими средствами передать авторское “народ безмолвствует”. Страшно интересно, как сам-то арап отыгрывал её во время чтения? Не сохранилось ли по этому поводу свидетельств современников, слышавших “Б.Г.” в авторском исполнении?

ШК May 10, 2002 at 19:45:04 выдал: “А вот интересно вспомнилось, правда не свсем по теме. Мне роман Фадеева "Молодая Гвардия" всегда казался стянутым у апостолов-евангелистов”.

Я бы так сказал: с этим своим произведением Фадеев угадал в одну из вечных тем. Их не столь много: В.Я. Пропп, специалист по фольклористике, все пересчитал, вышло 33 сюжета. Странно, впрочем, что не 7, число уж очень подходящее. Великий Иоганн Кеплер, опираясь на современные ему данные, построил модель, из которой выходило, что планет в Солнечной системе именно 7 и в этом высший смысл. Математик Рене Том, заложивший основы “теории катастроф”, полагал, что число типов катастроф конечно и равно оно у него оказалось, естественно, 7. Позже, правда, обнаружили ещё, но это уже было совсем не то, т.к. мистическое число 7 оно как-то пригляднее, научнее, что ли, выглядело. После, правда, разочаровавшиеся научники стали катить бочки уже и на саму идею теории катастроф, так что на сегодняшний день она немного увяла. А как цвела!
Короче, можно было бы, наверное, изобрести некий рейтинг, скажем, из 7 вечных тем, выбор одной из которых гарантирует успех. Вот ведь и мыло” народ любит не за художественные достоинства постановок, а как раз за вечность темы любви-измены и прочих надёжных страстей. И ясно, что при любом устройстве рейтинга (хоть 33, хоть 7) тема, разработанная Фадеевым, обязательно попала бы в верхние строчки.
Но меня другое в Вашей идее заинтересовало, Юрий. Вообразите себе психологическую обстановку тех лет. Каждый день газета “Правда” выходит с материалами процессов над изменниками. Каждую ночь за ними приезжает машина “Хлеб”. По всем средствам пропаганды происходит колоссальная накачка насчёт врагов и бдительности: короче, кругом измена. Но народ советский, ко всему привычный, и ухом не ведёт в сторону этих PR-потуг власти. Но вот напечатали “Молодую гвардию” и народ воспринял эту лживую от начала до конца выдумку как истинную правду. И новорождённых именами героев романа называли, и улицы в их честь переименовывали, и по школьной программе искренние совершенно сочинения строчили, и на читательских конференциях требовали от автора продолжения темы. Столкнувшийся с бесхитростной и могучей верой народа, Фадеев, матёрый функционер, а как профессионал – писатель уровня Солженицына или Маркова, в отчаянии допился до психического расстройства, а после и вовсе застрелился. Такая вот мощная, как поётся в сталинском гимне, “сила народная”, была вызвана точным, хотя и, скорее всего, просто случайным попаданием в чувствительную точку национального сознания.

Я чаю Вы и Лермонтова тоже читать зареклись, поручик Тенгинского пехотного полка с чеченами тоже церемоний не разводил. Да и Лев Николаевич в Севастополе свой долг выполнял, а про непротивление злу стал разводить, когда уже с ума сошёл. Церковь, кстати, всегда обожавшая юродивых, никакой скидки на его состояние не только не сделала, но фактически подтолкнула его к физической гибели, отказавшись пустить безумного старика, ушедшего из дому, в Оптину пустынь. Этого святошам ихний бог не простил (и правильно, я считаю, сделал) и отдал в руки большевиков на 70 лет.

Православная Церковь по каким-то, казавшимся тогда важным, а ныне совершенно забытым мотивам тоже вот осудила Льва Николаевича Толстого. И чего в итоге добилась? Лишь того, что оттолкнула от себя многих порядочных людей и по сию пору вынуждена оправдываться в чьей-то тогдашней поспешности (кто сейчас вспомнит имя того болвана, кто первым предложил анафему Льву?). Как Нобелевский комитет, до сих кающийся в своём решении предпочесть беспроблемного и педантичного немецкого историка Теодора Моммзена русскому литератору из Ясной поляны, у которого имелись какие-то не до конца ясные проблемы с религией.

Благоволите обратиться на сайт московского компьютерного еженедельника “Компьютерра” www.computerra.ru и ознакомиться с последним произведением Лема, посвящённым философии мира современных технологий Мегабитовая бомба”. Оно довольно давно уже печатается в Терре из номера в номер на основе эксклюзивных прав предоставленных писателем редактору Козловскому. Кстати, небезынтересное интервью, взятое Козловским у Лема в Закопане, меня лично поразило, главным образом, тем, что великий писатель нисколько не изображает из себя глыбу и человечище, но продолжает работать колумнистом сразу в нескольких изданиях, включая и польский католический еженедельник, по специальной договорённости с редакцией которого он не затрагивает вопросы религии. Впрочем, великие вообще не вмещаются в массовое сознание. О зрелых годах того же Толстого, в отношении которого Нобелевский комитет исключительно из ксенофобии навсегда самообложился несмываемым позором, обычно ведь что чаще всего обсуждается? Рехнулся старик на религиозной почве, ушёл из дому, да и помер - крайне некомфортабельно - на железнодорожной станции. Между тем, в свои 76 лет граф садится и пишет “Хаджи-Мурат”, одно из сильнейших своих произведений. Если перевести в американские понятия, то это как если бы разработчик, будучи в два раза старше уже пару лет как ушедшего на пенсию Билла Гейтса, сочинил такую версию Windows, которая будет успешно продаваться и через сто лет после его смерти.

Уважаемый Нестор!
Обнаружив тему, я тут же столкнулся с проблемой критерия.
Например, “Рукопись, найденная в Сарагосе” Потоцкого, она вообще вся состоит из новелл, да к тому же все они оказываются вложенными, это когда персонаж в рассказе персонажа рассказывает собственную историю о персонаже, который вдруг оказывается отцом слушателя первой истории, Альфонса ван Вордена из “основной” нити сюжета.
Граф Потоцкий, русский литератор польского происхождения, творивший на французском, чрезвычайно интересовал Пушкина. Книгу Потоцкого, весьма рассеянно относившегося к издательским и авторским проблемам, раздобыть было нелегко и А.С., скорее всего, был знаком с материалом только фрагментами (полный текст книги и сейчас ещё является лишь версией, об адекватности которой можно спорить).

Всю жизнь преследуемый нищетой Сервантес, с 13 лет – в солдатах, в 23 потерявший левую руку в морском сражении, а в 28 попавший в плен к свирепым мусульманским пиратам, в котором пробыл мучительные 5 лет, – и толстяк Дюма-пэр, просидевший всю жизнь в салонах среди изящных вещей и дам, автор нескольких сотен детей и десятков тысяч строк безумной халтуры, на которой он заработал миллион фунтов, которые все и просадил. Да как их можно сравнивать? Если Мигель де Сааведра Сервантес просто-таки на редкость не совпадал с эпохой продувных жуликов и сальных анекдотов, которые за неимением лучшего именовались литературой Возрождения, то родоначальника литературной попсы французские лавочники в эпоху бума первоначального накопления воспринимали как в 20-м веке русские Аллу Пугачёву. Что же касается г-на Хэмингуэя, то я склонен думать, что в лице этого жуира, эгоцентрика и прославленного импотента отразилась та совковая любовь к воображаемому образу жизни за железным занавесом: Париж, горные лыжи, яхта, коррида, много женщин и машин и много-много выпивки, хорошей и разной по поводу и без, и, конечно же, брутальная мужественность, выпирающая из его знаменитой чёрно-белой фотографии в грубом свитере – шедевр Юсофа Карша. Весь этот жадно воспетый “Хэмом” малый туристский набор ныне доступен за деньги любому жлобу, но тогда-то он был романтикой. Как писатель Хэмингуэй – полное говно, несмотря на его вполне глупую самооценку “Я начал очень скромно и побил господина Тургенева. Затем - это стоило большого труда - я побил господина де Мопассана. С господином Стендалем у меня дважды была ничья, но, кажется, в последнем раунде я выиграл по очкам” и т.д., вплоть до снисходительного похлопывания по плечу Льва Толстого. Впрочем, я не претендую на объективность.
A насчёт заимствований полностью с Вами согласен – это норма в искусстве.

Известные всей стране названия "Горбушка" в Москве и "Капран" в Питере, являются производными от соответствующих Дворцов Культуры (ДК), поименованных некогда в честь, соответственно, Горбунова и Капранова. Кто были эти люди и чем заслужили увековечение известно не более, чем про Жербунова и Барболина или Сакко с Ванцетти.
Вторичность феномен в том, что имена в их второй жизни асоциированы отнюдь не с ныне забытыми людьми, которые их когда-то носили, а с актуальными обстоятельствами места, времени и образа действия. Так бренд "Микоян" навеки сомкнулся с качественной жратвой, а бренд "Свердлов" со сверлильными, строгальными, расточными, карусельными и пр. станками. Одноимённые коммерческие структуры в Москве и Питере, кстати, процветают - что значит верно выбрать имя святого покровителя. Никто и не вспомнит, что Микоян, начинавший, как и Джугашвили, с обыкновенного революционного разбоя, только не в Тифлисе, а в Баку, затем, благодаря необыкновенной толерантности и совершенно сперматозоидной живучести, сделался высшим советским бонзой, заслужив от народа уважительное "от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича". Никому и в голову не придёт, что супер-пупер сверлильный станок с ЧПУ от концерна "Свердлов" носит имя коммиссара (в кожанке, пенснэ и с маузером), организовавшего расстрел государя-императора с августейшей семьёю и получивший в обмен на это увековеченье в названии того города, в котором организовал главное дело своей жизни. Этими примерами я лишь хотел проиллюстрировать тезис: бренд живёт самостоятельной, никак не определяемой носителем имени, жизнью. Почему так случилось, что имя какого-то даже в Африке, у себя на родине, никому не известного человека по имени Патрис Лумумба вдруг становится неотъемлемой частью московской интеллектуальной жизни? Мистика?! Несомненно. Это хорошо знают моряки, с предубеждением относящиеся к тому, чтобы называть новые суда именами однажды потерпевших крушение кораблей (см. у Конецкого эпопею с именем "Челюскин" и производными от него). Революционеры, носившие благозвучные фамилии, типа Коняшина (по сию пору его имени трампарк в Ленинграде), в общем-то даже где-то украсили топонимику. Но что мы знаемо причинах живучести имён забытых людей?