ПОЭТ И БИЗНЕСМЕН

Первое начисто исключает второе и наоборот, не так ли? Тем не менее есть исключния из любого правила, и наш фигурант, Анатолий Берлин из их числа. Ваш слуга почти беспрерывно "жюрит" на всевозможных литературных фестивалях. Недавно он отстоял очередную судейскую вахту на сетевом портале "Чего хочет автор". Это такое многоэтажно--многоконкурсный "нон-стоп" с десятками, если не сотнями соревнователей. Написав на экспонаты "Открытого финала" невообразимое количество рецензий, автор сего обнаружил, что комплиментами он наградил только двенадцать из них. Каково же было его удивление, когда после обнародования результатов выяснилось, что шесть из этих панегириков адресованы одному и тому же человеку.

Писателями и особенно поэтами в наше время становятся не благодаря, но вопреки здравому смыслу и житейским обстоятельствам. Собственно, они уже рождаются со страстью удвоения себя в слове. Но одни только из этой страсти и состоят, превращая жизнь своих родных и домочадцев в муку, единицы же ухитряются компенсировать свой "священный недуг" ещё и иными, житейскими способностями и талантами. Первых ваш слуга рефлекторно обходит за три квартала, вторых вдвойне уважает. Достоевский, например, являлся редактором и издателем двух журналов, а о Некрасове и говорить не приходится; тот был деловаром и капиталистом, каких свет не видывал. И даже Гумилёв, изысканно-тонкоперстый Николай Гумилёв подвизался благополучным чиновником при Академии Российских Наук.

Но причём здесь Анатолий Берлин? При том, что он в этом смысле вообще уникален. Его биография - сначала ленинградский слесарь-трудяга, потом плотник на целине, затем студент и выпускник технического вуза, начальник конструкторского отдела Путиловкого завода, преподаватель, диссертант, диссидент, подпольный бизнесмен и, наконец, эмигрант.

Но послушаем его самого, пожалуй:

"В те годы эмиграция была равносильна предательству: друзья боялись общаться, даже звонить по телефону, который прослушивался. В 39 лет отбыл в неизвестность много ли информации до нас доходило? Прибыл в Лос-Анджелес с $20 долларами в кармане. Семья. Сразу впрягся в работу. Без подробностей и опуская стандартные трудности: через полтора года — ГИП в компании “Walt Disney” /…/

Далее, сменив около дюжины работ, закончил свой славный инженерный путь Директором инженерной службы в компании, работавшей на космос но программе “Титан”. /…/Умудрился дать возможность своей жене подтвердить диплом врача (более пяти лет между инфарктом и сумасшедшим домом); выучить сына — прекрасного человека, одного из ведущих адвокатов Лос-Анджелеса в своей области; помочь своей бывшей семье переселиться в Штаты, где моя дочь стала врачом – гастроэнтерологом; построить и вести успешный бизнес и т. д. и т. п."

Каково, читатель? Согласимся, тут нет ни йоты из того, что заставило бы заподозрить в этом прагматике ещё и служителя муз и граций. И тем не менее:

Последний троллейбус по улице мчит...
Щемящая нежность уснула в ночи.
Ты боль мою песней прощальной залей,
Троллейбус последний, последний троллей...
Арбат, мой Арбат земляка потерял.
Здесь Моцарт на старенькой скрипке играл,
Здесь Прошлое стало ясней и ясней...
Троллейбус последний, последний троллей...
Всю ночь до рассвета кричат петухи
О том, что сиротами стали стихи,
Земля еще вертится — в сговоре с ней
Троллейбус последний, последний троллей...
Надежды оркестрик и Ленька Король...
У лирика в сердце булатная боль.

Честное слово, сам Булат не отказался бы подписаться под такими стихами. Или вот, например:

Вот идет эфиопка -
как пантеры шаги.
Мягко движется попка
на вершине ноги.

По возрасту ваш слуга уже как бы и не имеет права восхищаться подобными "мягко движется попка на вершине ноги", но как, чёрт возьми, снайперски увидено и описано!

Устраивая вертикально-горизонтальные путешествия по прелестям "Чёрного" и иных цветков, автор нигде, однако, не впадает в анатомические буквальности.

У подножия шеи
наливные плоды -

- и далее, и рискованно далее (и ниже), но с неизменным поэтическим тактом:

Света блики и тени
в очертаньи пупка,
На изгибах коленей,
в пирамиде лобка.

Завершается стих совершенно блистательным, целомудренно-преклонённым

Образ примы Гарема
южной ночью возник:
черной масти богема -
вдохновенья родник.

Честное слово, преисполняешься белой зависти к автору, сумевшему вот так увидеть и описать красоту случайно и на мгновение промелькнувшей перед его глазами "примы Гарема". А о чём говорит случай, когда попытка отрецензировать стихотворение приводит к тотальному цитированию самого стихотворения? Только о его талантливости и исчерпанности всех художественных смыслов им самим. В "Чёрном свете" нет единого образа, строки, рифмы, метафоры, к которым можно было бы критически прицепиться. Шесть с плюсом по пятибальной системе!

Но и это не предел берлиновых инкарнаций. Он, оказывется, ещё и пушкинист, и автор поэмы "Пушкин", переведённой им же на английский язык и великолепно изданной "as a souvenir for the participants of the celebration of Alexander Sergeevich Pushkin's 200-th Birthday at Carnegie Hall, New York, USA.

Вот так, Нью-Йорк и Карнеги Холл, не больше ни меньше. А вот перечень его творческих реквизитов:

• Член Международного ПЕН-клуба
• Член Международного Совета Клуба “ИнтерЛит”
• Мистер “ИнтерЛит 2002
• Лауреат Международного литературного конкурса "Вся королевская рать"
• Победитель Первого Международного поэтического конкурса “Золотая номинация”
• Диплом Признание Мэтра” Литературного Портала “Что хочет автор”

К двум последним инкарнациям приложил руку ваш покорный слуга и не жалеет об этом. Когда же он узнал о прочих ипостасях этого парохода и человека, то тем более возгордился собою. Бог и природа отпустили Анатолию Берлину немеряное количество килограммов витальной энергии. Таких называют "человек-оркестр". "Чтобы писать, нужно страдать" - гласит почти фольклорная мудрость. Единственное страдание Берлина заключается в том, что его писания недостаточно талантливы, но это не завистливое, а такое самокритичное страдание, что тоже делается трогательно-симпатичным.

Каждая, даже положительная, но уважающая себя рецензия должна содержать толику дёгтю. Но здесь тот случай, когда испытываешь к автору столь безусловное уважение и как к поэту, и как человеку, что хочется встать и приложить руку к собственно, далеко не столь универсально-талантливой голове.

Dixi.

Доктор филологических наук, член Академии Российской Современной Словесности В. Сердюченко.

17.11.04.