ДИССЕРТАЦИЯ

03-03-2005


Продолжение. Начало в 413 за 13 февраля 2005г.

Не хочу защищать диссертацию. Так я дурак и дурак,
а с диссертацией должен восемь часов представлять, что я умный.
Ю. Визбор. Из записных книжек.

Война

На работу он пришёл не к восьми, как обычно, а к девяти – по расписанию. В этот день он не бегал как угорелый с колодами перфокарт, а сидел тихо, уставившись в одну точку. Для сотрудников, заглядывавших в комнату, эта его неподвижность и молчание были такими необычными, что они спрашивали на бегу:

-Что с тобой, Веня? Случилось что?

Веня не отвечал, и они убегали по своим делам. За чаем Веня долго размешивал в своей чашке сахар, который он забыл туда положить. Палыч сидел прямо напротив него. Веня вглянул ему прямо в глаза, выдохнул решительно воздух и спокойно сказал:

-У меня есть вопросы.

Сразу наступила тишина, ибо всем было видно, что с Веней происходит что-то необычное. Откуда-то изнутри его попёрли слова, которых ещё минуту назад в нём не было. Слова эти появлялись сами по себе, без всякого напряжения мысли, как будто Веня был куклой-чревовещателем:

-Я вчера Гамлета по телевизору смотрел. Тот всё один вопрос никак не мог решить. Удивительно, что в точности такой вопрос и меня давно сверлит. Думал я, думал, и решил: “Быть!”. А вопрос такой. Я вот в лаборатории уже неплохую должность занимаю инженер. А что если бы я ту же самую работу проделал и внедрил, но по должности был бы лаборантом. Какую премию мне тогда бы отвалили от щедрот хозяйских? На самом деле, дело вовсе не в деньгах, или не только в них. Если бы меня только деньги интересовали, этот разговор я завёл бы до того, как премию получили, а не тогда, когда её давно уже оприходовали, да и не с вами, а наедине с начальником. Сейчас меня больше интересует, что вы все по этому поводу думаете. Мы ведь с вами столько застолий отпраздновали, пели до хрипоты и плясали до упаду, а теперь я не знаю, как же нам в глаза друг другу дальше смотреть.

Палыч покраснел, отвёл взгляд и начал нервно теребить салфетку. Другие сотрудники тоже молчали, уставив взгляд в пол.

-Да вы не переживайте, ребята. Это я так, к примеру сказал. На самом деле я знаю, что сейчас вы допьёте свой чай, разойдётесь по рабочим местам, и ничего ровным счётом в жизни не изменится.

После этого Веня встал и вышел из комнаты, осторожно затворив за собой дверь. Так же неторопливо он повесил на плечо свою сумку и пошёл домой напрямик через лесок, в середине рабочего дня. Впервые за последний год. Дома он молча сидел на диване. Ничего не хотелось делать, и ни одна мысль не возникала у него в голове. Только тишина и пустота. Сын был в садике, дочь в больнице, жена на работе.

Через полчаса раздался звонок. Веня отпер дверь. На пороге стоял растерянный Палыч. Веня молча махнул ему рукой на диван, а сам остался стоять. Палыч помолчал, собираясь с мыслями, потом начал свою речь:

-Ну так тоже нельзя, Веня. Что же ты при всей лаборатории начал митинговать? Пришёл бы ко мне в кабинет, мы бы чего-нибудь придумали.

Веня молчал.

-Да пойми ты, чудак, на любом заводе главный инженер получает больше токаря, а токарь 1-го разряда больше токаря 3-го разряда. Система такая, не мы её придумали.

-Я это понимаю. Но чем же токарь 1-го разряда отличается от токаря 3-го разряда? Я именно на производстве уже успел поработать. Я так думаю, токарь 1-го разряда либо работу делает настолько квалифицированную, с которой токарь 3-го разряда не справится, либо они точат одни и те же гайки, но токарь 1-го разряда выточит гаек за смену в 3 раза больше и с меньшим браком, чем токарь 3-го разряда. Если это не так, то токарю 1-го разряда нужно срочно понизить разряд и тарифную ставку на две планки.

Разговор тот так и не получился, и Палыч ушёл, сердито надвинув кепку на лысеющую голову. Как Веня и предполагал, все сделали вид, что ничего не произошло. Только Веня теперь не выходил пить с сотрудниками чай. Не ходил он к ним и на дни рождения, и на другие праздники, а когда начинали праздновать в лаборатории, он уходил со своими бумагами в читальный зал библиотеки. Впрочем, время в любом случае сглаживает углы. Работа снова захватила Веню привычным чередом, и времени для посторонних мыслей у него уже не было. С сотрудниками он здоровался, а в остальном всё оставалось по-прежнему.

Однажды начальник заглянул к нему в комнату:

-Зайди, Веня.

В кабинете начальника сидели два мужика. Один из них, коротенкий и плотный с чёрными кудрявыми остатками волос, другой сухой, как палка.

-Вот знакомьтесь. Веня, наш ведущий сотрудник. А это представители НПО “Гириконд” из Ленинграда, Самуил Лазаревич и Николай Степанович. Ты, Веня, всё время жалуешься, что один работаешь, помощников к тебя нет. А заказчики передают нам две ставки, ну, и премиальный фонд. Их интересуют расчеты трансформаторов и высоковольтных изоляционных конструкций. Тебе и карты в руки. Ну что, берёшься?

Веня прикинул: скажи сейчас “нет”, тебе всю оставшуюся жизнь тыкать будут: “Предлагали. Сам же отказался”. Скажешь “да”, значит, кроме предыдущего договора, придётся ещё один тянуть, потому что пока помощников подготовишь, тема давно уже закончится. Впрочем, к работе ему было не привыкать, и Веня сказал: “Да”.

-Ну вот и ладненько, ну вот и славненько.

Через час заказчики, подписав у начальства все необходимые бумаги, пришли к Вене и расстелили на его столе обширные листы с чертежами своих установок. Работа началась. Теперь междугородних звонков на работу и домой стало в два раза больше. Впрочем, технически работа была не сложной и даже рутинной. Добавок к зарплате от этой темы не было, но Вене дали помощницу Олю. Тихую девочку с грустными глазами. Как-то между делом выяснилось, что через 3 недели она уходит в декретный отпуск, поэтому Веня молча дал ей в руки учебник по Фортрану, и больше о ней не вспоминал. Веня успел съездить в Ленинград и внедрить свою программу на НПО “Гириконд”. Контора эта располагалась где-то на задворках. Вокруг громоздились огромные кучи мусора.

Деньги пришли к самому концу года. Веня проходил мимо доски приказов и задержался, чтобы просмотреть свежие новости. Аккуратный листок на бланке института извещал, что в связи с успешным внедрением научных разработок на предприятии “Гириконд” выплатить премию следующим сотрудникам лаборатории... Далее шел список сотрудников Вениной лаборатории в полном составе. Не хватало только одной фамилии. Угадайте с трёх раз, какой?

Веня не обиделся. Обидеть или удивить его теперь было оч-чень трудно. Он только задал себе вопрос: “Зачем?”. Подумав минуты две, ответил сам себе:

-Ты внёс смуту и раздрай в лабораторию. Представь себе, кто-то подбивает команду корабля к бунту. Как должен поступить капитан? –Правильно, выбросить революционера за борт. Наши гуманные советские законы не предусматривают немотивированное увольнение сотрудника, успешно выполняющего производственные задания и публикующего статьи. Да и профсоюз не позволит. Значит, тебе прямо намекают: “Уходи сам, парень. Здесь тебе фарту не будет”.

Такие мысли Веню даже рассердили. Почему это я должен уходить? Мне здесь нравится очень даже. Это ведь не помещичья вотчина, и я не крестьянин на оброке. Это моя страна, мой институт. Кому не нравится, пусть уходят, а я погожу.

Вечером Вене, как обычно, позвонили домой заказчики из Ленинграда, спрашивая какую-то ерунду. Веня ответил им кратко:

-Я тут у входа в институт приказик видел, в котором все сотрудники лаборатории, кроме меня, премированы за успешное внедрение. Приказик этот я понял так, что начальник решил: “Хватит заниматься кустарщиной! Теперь эту тему мы будем делать всей лабораторией, освободив Веню для исполнения своей основной темы”. Поэтому, друзья, по работе мне теперь не звоните, а телефон начальника вы и сами знаете.

Наутро Веня написал служебную записку на имя директора института, в которой он просил освободить его от дополнительной работы по договору с предприятием “Гириконд в связи с сильной загруженностью по теме, идущей по постановлению Совмина, как особо важная тема, и под контролем ВПК, в коей он является ответственным и единственным исполнителем. Он сам отнёс эту служебную в приемную директора и передал секретарше.

После обеда начальник вызвал по телефону Веню в свой кабинет. Он был в страшном возбуждении, лицо его пошло красными пятнами. Палыч положил перед Веней две телеграммы на имя академика, директора института. Обе были на бланке “Срочная. Правительственная”. Такой бланк Веня видел впервые в своей жизни. Одна телеграмма требовала (!) немедленно направить на НПО “Гириконд” сотрудника института для сдачи темы по третьему этапу работ. Вторая столь же категорично требовала представить в кратчайшие сроки документацию -“Руководство пользователя пакета программ”.

-Собирайся, Веня, завтра ты едешь в командировку в Ленинград для внедрения.

-Ну что Вы. Во-первых, руководство это ещё нужно написать и оформить в соответствии с требованиями ГОСТа. Как Вы думаете, сколько времени в среднем занимает написание Руководства, за которое Вас не уволят с работы немедленно? Во-вторых, из приказа на премию я так понял, что работа делается всей лабораторией под Вашим личным руководством, поскольку себе Вы выписали максимальную сумму премии. Давайте спросим директора, может ли он приказ сей интерпретировать каким-либо иным образом, и следует ли из приказа, в котором нет моей фамилии, что именно я являюсь в этой теме ответственным исполнителем? А, кроме того, моя служебная с просьбой освободить меня от излишней нагрузки уже лежит на столе у директора, и я жду его решения.

Веня уже понимал: теперь это война, в которой в плен не берут. Впрочем, именно этот приказ сыграл иную роль, чем это задумывал Палыч. Ребята лаборатории хоть и брали незаработанные ими деньги, но совесть у них была. По крайней мере, у некоторых. Может быть даже эти некоторые и высказывали какие-то крамолные мысли вслух.

Через месяц, когда Веня стоял в очереди за зарплатой, Таня сказала ему с досадой:

-Знаешь, Веня, дело не в том, хороший или плохой у нас начальник или сотрудники. Проблема в том, что таково общество в целом, и пока ты не защитишь диссертации, за твой труд будут получать другие.

Веня тогда не обратил внимания на тот интересный момент, что в число “других” в ходит и сама Таня. Его поглотила другая мысль. Придя домой и сев на свой коронный диванчик, Веня сказал вслух:

-А что? Ведь в этой фразе есть определённый смысл. Вот ты, к примеру, можешь о себе чёрт знает что думать. Тебе ведь прямо сказано: “Если ты не говнюк распоследний, покажи нам, на что ты способен. Работу каждый может сделать, ты диссертацию защити”. Веня вовсе не верил, что защита диссертации изменит что-либо радикально, но ему объяснили правила игры, и он должен в этой игре выиграть, даже если он презирает эту игру и её мошеннические правила.

Потом он подумал: “Кстати, почему в лаборатории, которая существует более 10 лет, нет ни одного защитившегося, кроме начальника? Тут либо занимаются ерундой, на которой не защитишься, либо начальник тормозит их и гребёт всё под себя. Первую версию он решительно отбросил, ибо в лаборатории уже не чувствовал себя новичком. Ребята были далеко не глупые. Сама мысль о защите ему раньше совершенно не приходила в голову. Он полагал, что придя в лабораторию последним, ему последним или одним из последних и защищаться следует, иначе это будет даже не бунт на корабле, а 3-я мировая война. Но в текущей ситуации Вене терять было просто нечего, и мысль эта не казалась ему такой уж глупой.

Защита

Когда-то Веня был судовым радистом, и потому он профессионально печатал на машинке всеми пальцами. Так как-то незаметно, без шума, страничка за страничкой, Веня за месяц напечатал диссертацию, благо материала у него было уже выше крыши. Морозным мартовским утром он вынул из своего портфеля канцелярскую папку с тесёмками и положил е на край стола. Когда начальник заглянул зачем-то, Веня задержал его:

-Извините, Калерий Павлович, я тут накарябал кое-что. Не могли бы Вы ознакомиться?

Начальник удивлённо потянул вверх тесёмку и, открыв папку, прочитал первую страницу. Слов в ней было немного. Ключевая фраза начиналась словами “Диссертация на соискание учёной степени кандидата физико-математических наук по специальности...”. Автором значился Веня, а научным руководителем его начальник, который до настоящего момента даже не подозревал ни о диссертации, ни о своей в ней роли. Палыч не изменился в лице и не произнёс ни слова. Он сунул папку под мышку и вышел.

-Ну вот,- подумал Веня,- теперь годами читать будет, потом так же годами будет советовать букву “а” изменить на “о”, а график 14 перенести на страницу 18, хотя каждая такая правка потребует перепечатки как минимум 20-ти страниц.

Каково же было удивление Вени, когда ровно через 4 дня начальник позвонил ему вечером домой, и речь его была невероятно краткой:

-Я тут... прочитал э-э... твой труд. Как принято говорить на собраниях, можно принять за основу. Давай, действуй!

Когда начальник положил трубку, Веня ещ минут 5 в растерянности слушал телефонные гудки. Он решительно ничего не понимал. Что значит, “давай, действуй!”? Сам-то он полагал, что свои действия он написанием диссертации, в основном, закончил, и теперь действовать должен научный руководитель, который должен найти ему оппонентов и представить диссертацию на Ученом Совете института, ибо за всю историю Академии Наук ни один из соискателей не представлял диссертацию самолично. Если бы он сделал так, он заработал бы себе репутацию самозванца Гришки Отрепьева. Но уже через несколько минут Веня сообразил, что заключительную фразу начальника следует понимать так: “Если ты такой умный, действуй, а мы тем временем посмотрим, чем это закончится. У нас ведь не горит”. Оппонентов нужно не менее двух, причём один из них обязательно должен быть доктором наук. С кандидатом хлопот особых не было, но докторов в приятелях у Вени тоже не было, поэтому он пришёл к приятелям в ИЯФ. Они нашли ему доктора, который, прочитав Венину диссертацию, согласился оппонировать.

Когда Веня через 2 дня положил перед начальником фамилии оппонентов и краткий список их трудов, начальник ткнул прокуренным пальцем в фамилию доктора и сказал:

-Нам этот не подойдёт.

-Но почему?

-Дак ведь он это... не по профилю.

-Ну что Вы, я его труды внимательно прочитал. Именно по профилю. Да Вы сами смотрите название его статей из списка трудов.

-Ну тогда... Гурию Степановичу не понравится, что оба оппонента чужаки. Надо хоть одного взять их нашего института, а то они явятся на защиту и начнут валить. Только потому, что ты их проигнорировал.

Тогда Веня сказал, уже с трудом сдерживая себя:

-Мне подходит любой оппонент, да хоть чёрт с рогами, лишь бы он выполнил свою функцию оппонента. Не нравятся Вам мои оппоненты, давайте своих.

Вот тогда и началась настоящая волокита. Начальник обещал поговорить то с одним специалистом, то с другим. Сам он разговор никогда не продолжал, и Веня, выждав для вежливости полтора-два месяца, подходил к нему:

-Ну как?

-Что как?

-Я спрашиваю, как с оппонентами?

-Ах, с оппонентами!.. – начальник удивлённо разводил руками, как бы только что вспомнив о каком-то давнем и забытом напрочь деле, и выдавал то одно, то другое объяснение, согласно которому следовало, что лично им проведена большая подготовительная работа, которая, к сожалению, проделана впустую, потому что: один оппонент, прочитав диссертацию, сказал, что он не специалист в этой области; другой неожиданно уехал в заграничную командировку; третий...

Веня прекрасно понимал, что при наличии даже весьма скромного воображения, число таких вариантов можно продолжать до бесконечности. Он никак не высказывал неудовольствия или нетерпения, и только говорил:

-Ну хорошо. поищите следующего.

Так прошёл год. Сам Веня о диссертации никому в институте не говорил, начальник, по-видимому, тоже сильно не распространялся. Таким же морозным мартовским утром, Веня постучал в дверь кабинета начальника и вошёл. Начальник кивнул ему на стул. Разговор Веня уже продумал в деталях, поэтому он приступил к нему без лишних пауз и “эканья”:

-Как я понимаю, защита диссертации – лишь конечное звено длительного и сложного процесса. Неожиданности и препоны здесь могуть быть какого угодно свойства. Даже если, положим, назначен день защиты, и все уже собрались, оппонент, к примеру, может поскользнуться на пороге института, сломать ногу, и защиту придётся отложить и перенести, либо даже искать иного оппонента. Вот на все эти случайности я выделил ровно год, в течение которого я никого не дёргал, интересуясь лишь изредка общим ходом процесса. Если Вы взглянете на обложку той самой папочки, Вы увидите, что сегодня исполняется ровно год с того момента, как я вручил её Вам. Совет по защитам в июле уходит на каникулы. Если я до этого момента не защищусь, я выйду работать после отпуска уже в другом институте. Это моё последнее слово.

Веня, конечно, блефовал. Никаких заготовок и заточек для перехода в другое место у него не было. Возвращаться в ИЯФ было унизительно для его самолюбия, да и примут ли его назад. Там ведь люди с очень большим гонором. Во всех остальных местах нужно начинать с самого начала в совершенно другом направлении. Бросить дело, которому он отдал всего себя без остатка, это то же самое, что матери бросить единственное дитя. Но и выхода иного он не видел. Все остальные варианты – это путь тоски. Блеф этот, тем не менее, построен был не на песке. Веня понимал, что, оставив его одного на фронте работ, который обеспечивал финансированием на многие годы всю лабораторию, начальник неосмотрительно попал в капкан. Темпы работ и, главное,- эффект, который продемонстрировал Веня, не сможет обеспечить никто, даже если прямо сейчас на его место посадить гения, ибо тому долго придётся входить в курс дела, а заказчик уже привык к пожинанию лавров. Скандал будет такой, что начальнику светят очень крупные неприятности.

Расчёт сработал на все сто. Уже на следующий день Палыч сообщил Вене, чтобы он оформлял командировку в Москву и в Киев. В самолёте начальник проинформировал, что он уже договорился с обоими оппонентами, и Вене предстоит выступить с докладами на одном закрытом предприятии и в Институте Кибернетики. Доклады прошли довольно успешно, хотя украинские коллеги оказались людьми достаточно ехидными. Они полагали, что вся великая наука зародилась в основном ещё в Киевской Руси, и заезжие гастролёры недостаточно выпукло этот факт отражают, потому их необходимо одёрнуть или даже приструнить. Веня этот момент уловил сразу, возражений с его стороны вслух не последовало, поэтому выписки из протоколов проведенных семинаров были самые доброжелательные.

Собрав по приезду все необходимые бумаги в охапку, Веня ринулся в Совет по защитам. Строгая женщина, исполняющая должность технического секретаря, пробежала их опытным взглядом, вернула Вене и изрекла с тем самым не допускающим двусмысленых толкований оттенком, каковой бывает у судьи, выносящего приговор:

-До летних отпусков в распорядке заседаний Совета есть одно вакантное место и два претендента. К защите допущен будет тот, кто первым сдаст документы, оформленные по всем правилам. Вот список документов.

Прочитав список, Веня подумал, какое счастье, что он умеет печатать сам, ибо за каждую напечатанную бумажку нужно было платить машинистке. Да ещё доплачивать вдвойне за срочность, ибо всё, связанное с защитой – это личное дело диссертанта и не имеет прямого отношения к основным потребностям страны и общества, которое мы с таким упорством строим. Буквально на следующий день все бумажки были готовы и даже подписаны. Оставалась характеристика на соискателя. Мы с вами, конечно, знаем, что характеристика – это полная лажа. Начальникам просто недосуг писать такую чепуху, поэтому при необходимости каждый пишет её на себя сам. Роль начальника сводится к тому, чтобы прочитать её и сделать небольшое замечание, а после перепечатки подписать, даже не перечитывая. Но по форме вы должны сначала попросить начальника написать её.

-Вообще-то ты знаешь, Веня, что характеристика это формальность, и ты мог бы сам её написать,- сказал Палыч на вопрос Вени,- но в данном случае ты задел честь коллектива, и я считаю правильным сначала обсудить твою характеристику на общем собрании лаборатории.

Веня пожал плечами: “как будет угодно”. Он понимал, что всё это цирк, каппелевская психическая атака”, потому что после того, как начальник уладил все вопросы с ведущей организацией и оппонентами, дать обратный ход ему будет весьма непросто. Собрание начали за час до конца рабочего дня. С самого начала было видно, что докладчики” серьёзно подготовлены.

-Ты плюнул коллективу в лицо!.. – хорошо поставленным голосом революционного матроса забасил Саня, получивший право выступить первым, как старейший сотрудник лаборатории.

-Ты, видимо, считаешь, что ты один тут работаешь, а все остальные только штаны протирают!.. в тон ему продолжил Борис. Борис, кстати, был единственным, кто действительно протирал штаны, ибо человеком он был недалёким и для научной работы неспособным, хотя он, понимая это, был человеком тихим, и потому во всём устраивал начальство.

Хотя Веня не только никогда не говорил ничего подобного, но и не думал так никогда, он решил не устраивать свалки, ибо именно на это могла быть рассчитана игра кукловода Палыча: вывести из равновесия, спровоцировать на грубое высказывание, а потом уже с наслаждением всей кодлой пинать ногами отступника и ренегата, который ради говённой бумажки будет рад и покаяться, а потом простить засранца по-отечески. Нужно было только формальное покаяние, которое позволило бы всем действующим персонажам сохранить лицо. Суть дела или искренность не интересовали никого. Впрочем, Веня понимал, что это не так. Это лишь показательная порка, нужная для правильного воспитания подрастающего научного поколения. Поколение это было не совсем на стороне старожилов, которые получали большие деньги не за проделанную работу, а лишь за стаж. “Заслужили”, как престарелый Брежнев “заслужил” звание генералиссимуса и Орден Победы. Молодые были ещё не замараны. Они молчали. Даже не потому, что это были уже готовые соглашатели и лизоблюды, а хотя бы потому, что им и слова не давали на этом празднике словесности.

Тут подоспел и второй эшелон, молодой коммунист Толя. Собственно, он был ещё только кандидатом в члены, и потому старался проявить себя изо всех сил:

-Я считаю, что такие люди, как Веня, противопоставляя себя коллективу, не имеют права носить высокое звание советского кандидата наук. Я предлагаю... не просто написать отрицательную характеристику, а, даже если Веня уволится и перейдёт на работу в другой институт, сообщать на место его работы – через партком – что такой человек по моральному уровню не имеет право занимать какие-либо ответственные и руководящие должности...

Тут начальник заперхал, и Толя быстро свернул остаток своей речи. Это был перебор. В ретивости своей Толя оказался святее Папы Римского, да и выглядело это откровенно одиозно:

-Ну, ты, Толя... конечно, того, перебрал. Зачем так уж сразу. Пусть принесёт извинения коллективу в устной форме, и достаточно. Я даже не требую, чтобы он принёс извинения лично мне, хотя своей выходкой, он вымазал грязью прежде всего меня, как руководителя.

Веня, в общем, уже не слушал детали этого шабаша. Он обдумывал, в какой форме лучше всего человеку сказать, что он дерьмо, чтобы потом твою речь нельзя было интерпретировать так, будто ты всех разом обозвал дерьмом. Кажется, что-то истерично говорила лаборантка, но это уже был полный отстой. Никто в лаборатории не смог бы точно сформулировать, что полезного эта лаборантка сделала за последние 5 лет, но все знали, что она жена другого завлаба, лучшего друга Палыча, с которым он парился в сауне по воскресеньям. Наконец, все, кто был уполномочен или кто желал, высказались. Пора, Веня!

-Что вам сказать, друзья? Я, конечно, не в состоянии был запомнить всё, что тут сейчас было сказано. Запала на душу разве что последняя речь Светланы Михайловны. Ах, женщины! Всё-то и всегда у них с перебором. Может быть, за это их и любят мужики? Я только напомню, что после так понравившейся всем моей газеты на 8 марта, именно Света написала мне трогательные, хотя тоже несколько с перебором стихи:

Ты наша гордость, наша честь!
Умён, красив, опрятен.
На солнце даже пятна есть,
Лишь Веня наш без пятен!..

Да нет, точно с перебором. Хотя, спасибо, конечно, искреннее. Только что случилось за эти несколько месяцев? Как мог Веня так радикально переродится из белого ангела в чёрного кобеля? Может, он всё это время маскировался так умело, что смог ввести в заблуждение весь коллектив? Да ведь по вашим словам, ничего ровнёшенько от прежнего Вени не осталось, вс одновременно сменило знак на противоположный. Ну, да ладно. Ближе к делу. Я ведь вам перед той, как вы говорите, “выходкой”, упомянул, что накануне смотрел Гамлета в исполнении Смоктуновского. Конечно, у меня даже тысячной доли такого таланта нет, но, если это вам так надо, то кое что, наверное, и я смогу изобразить. Только вы должны мне сказать совершенно точно, что именно вас удовлетворит: слёзы с кулак, ботинки и туфли всем поцеловать, волосы на голове рвать, слова жалобные восклицать навзрыд... Какие именно? А ведь раньше я считал вас достаточно умными людьми, которые способны понять, что потом, после получения нужной мне справки, я расскажу об этом спектакле всем сотрудникам института, и мы вместе будем рыдать, хохотать над вами. А потом об этом узнает весь академгородок. Вы хотите, чтобы по указке вашего начальника вас всех выставили идиотами? Извольте, я сделаю это. Давайте, ребята, договоримся так. Я выйду сейчас из комнаты и пойду домой, поскольку рабочий день уже закончился. Вы же посидите, подумайте спокойно, а завтра утром скажете мне, что именно я должен для вас сделать. Я постараюсь, чтобы вышло как можно натуральнее.

Веня устал от этой речи. Он медленно вышел из комнаты и пошёл домой, даже не заглянув в свою комнату, чтобы взять портфель. Впрочем, теперь уже он каким-то необъяснимым чутьём угадывал, как именно будет развиваться ситуация дальше, и потому был абсолютно спокоен и даже несколько разочарован примитивностью внутреннего устройства людей с высшим образованием. Матросы, с которыми он общался в своей предыдущей жизни, были намного сложнее характерами и потому интереснее, чем эти яйцеголовые.

На следующий день в лаборатории царила тишина, как будто ничего вчера не произошло. Ближе к концу дня он заглянул в кабинет начальника:

-Калерий Павлович, как там дела с моей характеристикой?

Начальник удивлённо и непонимающе уставился на него:

-С характеристикой? А-а!.. Ну, ты напиши чего-нибудь, я подпишу.

Характеристику Веня написал одним махом. Указав дату, место рождения, происхождение, национальность и партийность, он сразу перешёл к резюмирующей части: “Не состоял, не привлекался, не имею.”. Получалось слишком коротко. Тогда он добавил, с ехидной улыбкой на лице: “Трудолюбив. Морально устойчив”. Если возникнут возражения, придётся им доказывать, что Веня либо завербован иностранной разведкой, либо он изменял жене. Но это вряд ли. Такие глупости Вене даже в голову не приходили, потому что, кроме работы, за последний год у него времени не хватало ни на что. Он забросил даже лыжные кроссы зимой и бег в летний период, чего он не позволял себе никогда ранее.

Как он и ожидал, начальник подмахнул характеристику не глядя. Сдав в Совет весь пакет бумаг, Веня узнал, что защита назначена на 16 мая. Ничего особенного в ритме его жизни не изменилось, только теперь он заставил себя выделить фиксированное время на занятия спортом и общение с семьёй. Фанатизм, он ведь и для работы не полезен, если длится чересчур долго.

Защита прошла так гладко, что в это трудно было даже поверить. И оппоненты, и остальные выступающие говорили такие хвалебные и высокопарные речи, что Вене стало даже немного неудобно. Отзывов на диссертацию пришло более чем достаточно, и ни одного отрицательного. Даже главный Венин недоброжелатель, работавший в этом же институте над интегральными уравнениями на 10 лет больше Вени, задав свои вопросы, демонстративно вышел из зала и больше не возвращался. Большое впечатление на всех произвели более 30-ти актов внедрения Вениных разработок на ведущих предприятиях оборонной промышленности. Но самым неожиданным и ярким событием этого дня стала речь Председателя Совета, академика и директора института. Она была краткой:

-Сегодняшняя защита, действительно, весьма редкое событие в жизни нашего института. Редкое тем, что, кроме блестящего теоретического анализа современных проблем вычислительной математики, мы наглядно убедились в исключительной плодотворности применения разработанных соискателем методик для решения сложнейших научно-технических задач прецизионного приборостроения.

Веня даже не удивился бы, если бы в это время в зале заседаний раздались радостные рыдания. От таких слов, в самом деле, слёзы наворачивались на глаза. Только Веня, подобно Екклезиасту, уже знал, что и это – лишь одна из стандартных сцен человеческой комедии. Не самый худший е вариант, и даже чем-то приятный. После защиты Веня пригласил всю лабораторию и оппонентов к себе домой. Пили, ели, пели, танцевали. Всё прошло нормально. Не пришли только трое “старожилов” лаборатории. Но их тоже можно понять. Они работали уже по 10 лет, а тут какой-то хмырь пришёл, и – на тебе! – в дамки через год с хвостиком. Причем, этот хмырь даже не математик, а какой-то, блин, физик!

Игры в закрытом помещении

На следующее утро Веня к 9:00 был уже на работе. Когда к 12-ти часам начал подтягиваться народ, и сразу бросился ставить чай покрепче, чтобы полечить организм, уставший после вчерашней пьянки, Толя – тот самый Толя, который призывал не просто уволить Веню, а ещё вдогонку посылать в парткомы будущих мест его работы грозные письма, - увидев Веню бегущим навстречу с огромной колодой перфокарт, в изумлении воскликнул:

-Да ты что, парень, сдурел? Ты же теперь кан-ди-дат на-ук!!!

Веня только махнул рукой. Эта сраная защита сожрала столько времени и нервов, отняв их у работы, что теперь разгребать да разгребать. В общем, ситуация в отношениях с сотрудниками несколько потеплела, хотя Эдем был безнадёжно разрушен. Начались обычные будни. Новые задачи, которые навалились, оказались существенно сложнее прежних. Оно и понятно, теперь их должен решать кандидат наук, а не сопливый стажёр-исследователь. Даже начальник вежливо поинтересовался:

-Ну что теперь собираешься делать, в новой своей жизни?

Вопрос этот поставил Веню в тупик: “Разве кандидаты в науке делают что-то совсем иное, чем простые смертные? Может они и писают только розовым маслом?”

Между тем прошло сначала 3 месяца, потом полгода, а подтверждения из ВАКа (Высшей Аттестационной Комиссии) всё не было. Стало ясно, Венина диссертация пошла “чёрному оппоненту”, назначенному самим ВАКом. В принципе, такое иногда делалось выборочно. Другое дело, что выборочность эта не совсем случайная. Если диссертант из Урюпинского пединститута, тогда наверняка, а если из ИЯФа – тогдя вряд ли, поскольку “фирма”. Венин институт был тоже “фирмой”, значит здесь явно кто-то “помог”. В лаборатории пошли всякие слухи и кривотолки. Кто-то начинал уже Веню заранее жалеть. Впрочем, Веня не нервничал. Подтверждение пришло через 8 месяцев после защиты. Приятным моментом тут оказалось то, что за все эти 8 месяцев Вене разом выплатили разницу между минимальной ставкой кандидата и той зарплатой, что Веня получал всё это время.

Веня взял в магазине бутылку дорогого армянского коньяка, два лимона, огромный торт и авоську разных фруктов. Всё это он принёс в лабораторию и выложил на стол к началу чаепития. Народ с нетерпением разлил драгоценную ароматную влагу в пузатые фужеры, принесённые Веней из дома. Света вращала фужер в вытянутой правой руке, любуясь янтарными красками Армении, игравшими в лучах солнца, и сказала с лёгким почтением:

-Ну, теперь, Веня, наконец, у тебя появилась возможность почаще вкушать такой напиток.

Все ждали напутственного слова начальника. Он ответил неожиданной фразой:

-А по-моему, наоборот...

Нависла напряжённая тишина, поскольку никто ничего не мог понять, и фраза эта требовала каких-либо дальнейших комментариев. Палыч откашлялся и пробормотал:

-Ну, я это.. значит, хотел сказать, что... раньше у Вени перспектива роста была... до 210-рублей, а теперь... как посадят на стандартных 175... и на N лет вперёд...

Веня махнул разом свой коньяк, который положено было цедить и смаковать, закусил лимоном и вскочил на ноги:

-Мне ведь ещё задачки нужно успеть на ночь запустить.- И умчался. Пусть ребята интимные вопросы обсудят спокойно, без посторонних глаз.

Впрочем, он довольно быстро сообразил, что вся эта экающая и мекающая речь предназначалась, главным образом, даже не для него, а для сотрудников. А значила она следующее: “Пока я на мостике капитан, идите и работайте спокойно. Как получали вы за его труд больше, чем он, так и далее будете получать. А кто не согласен, может добровольно и не откладывая прыгать за борт”.

175 рублей – это минимальная зарплата младшего научного сотрудника с учёной степенью. Меньше платить закон не позволяет, а больше это уже по усмотрению начальства. И то ладненько. Да хоть те же грузины. Если они раньше по трудовому соглашению платили рублей 150-200, теперь меньше пятисот не предложат. Они же лучше нас понимают, что бесплатной бывает только путёвка на Колыму, и то не в сезон. Да и другие возможности подработать появляются. Хотя бы те же лекции. Что же до речи начальника, то в ней и для Вени есть информация. Смысл её не сложен: “Ты бы уволился, парень, сам, пока тебя не удавили”. Но Вене теперь такие речи были до фени: “Это моя страна. Это мой институт. Мне здесь хорошо. А начальники, они же люди временные. Сегодня одного пенька назначили, завтра, смотришь, совсем другой ханурик в кабинете. Это ничего, мы потерпим. А вот человека, который может прибор ночного видения посчитать, так просто не назначишь. Тут головой надо уметь работать. Хотя можно, конечно, и назначить, да хрена ли толку?”.

Между тем начальник поставил перед Веней молодого вьюношу с живыми, пытливыми глазами:

-Вот тебе помощник, вчерашний студент. Обучай, загружай работой и в бой.

Веня обрадовался. Не всё так плохо в этом мире. Арсентий оказался очень хватким парнем. Опыта, конечно, маловато, но это дело наживное. Закончил матфак, но любит больше программы писать, чем над теорией корпеть. Годится. Физике помаленьку научим.

При сдаче очередного этапа работ заказчику похвастался и этим: “Растём вот, расширяемся. Всё путём”. Заказчик почему-то наоборот насторожился:

-Ты не боишься осложнений?

-Каких ещё осложнений?

-Ну вот, к примеру, залила пол вода. Как её собрать? Берут сухую тряпку, расправляют и кидают на пол. Тряпка впитает в себя воду, её возьмут, аккуратно перенесут и выжмут в другом месте. Так можно и спирт перекачать... и мозги, то есть идеи. Ты смотри парень. Ты был незаменим. Подготовишь смену, придешь на работу, ан место твоё уже занято...

Веня почесал голову: а ведь верно. Слово смена” оно не один смысл имеет в руссокм языке. Есть здесь и неприятные значения.

-Но, с другой стороны, я ведь не в частной лавочке работаю. Государство платит мне зарплату в обмен на результаты моего труда. Значит, результаты я должен передать другим сотрудникам, внедрить. Не для себя же я работаю.

-А кто говорит, что для себя? Только передавать правильнее собственно результаты, а не технологию их получения, не сами идеи. Даже когда ты статьи научные пишешь, представь результаты, а как ты их получил, ход мысли опиши в общем виде. Кто шибко умный, сам все детали восстановит, а если не восстановит, значит рано ему ещ это знать. Умножая знания, умножаешь печаль – говорил Екклезиаст. Ты ему не тексты программ давай, а данные для расчета очередного варианта задачи.

Веня задумался: “Ёшкин кот! А ведь верно. Как только я подготовлю смену, да хотя бы для решения типовых задач, меня увольнять можно будет смело”. Вернувшись в институт он начал к парнишке присматриваться. Точно: тот всячески избегал конкретной текущей работы под предлогом изучения методики. А ещё позже начал заводить разговоры о возможных путях усовершенствования методики. Тут Веня сказал себе: “Притормози, парень. То, что он не помощник, это и так уже ясно. Но если он хочет торить свой собственный путь, мешать тоже не следует. Пусть попробует”.

С этого дня Веня не сообщал “помощнику” о всех тех нововведениях и переделках, которые он делал в алгоритме. Поскольку помощник не решал конкретные задачи, он теперь об этих нововведениях и не подозревал, имея в своих руках с каждым днём всё более устаревающий вариант. Любая же экспериментальная программа без постоянного сопровождения и поддержки со временем устаревает. Арсентий сделал Венин отчёт своей настольной книгой, видимо, получив от начальника задание каждую формулу вывести заново и проверить. Поскольку Веня теперь перестал въедливо разъяснять ему все премудрости вычислительной физики, тот начал изучать программу практически, то есть внося в неё те или иные “усовершенствования” и смотря, к чему это приводит. Ошибка его заключалась в том, что за недостатком опыта он не сохранил копии оригинального работающего варианта, и через некоторое время программа просто мирно сдохла, перестав выдавать что-либо даже правдоподобное. Все эти эксперименты подавались под флагом научного прогресса: Арсентий встраивает в интегральные уравнения “новые” В-сплайны. Веня лучше других понимал, что эти сплайны по сравнению с классическими ничего принципиально нового не дают, это формулы, переписанные в других обозначениях. Он даже понимал теперь, зачем это нужно. Вместо того, чтобы делать реальный прогресс, хоть чем-то помочь Вене, разгрузить его от рутины, “помощник” делает на основе вениной программы близнеца, который будет называться арсентьиной программой. В лаборатории даже поползли слухи, что Арсентий под руководством Палыча приступил к работе над своей диссертацией. Это как раз Веню не пугало. У него в голове всегда был такой букет идей, что всё то, что им было описано в отчётах и статьях, для него самого уже безнадёжно устарело. Он совершенно перестал интересоваться делами Арсентия, и даже не подходил к нему.

окончание следует

Комментарии

Добавить изображение