КУРС НЕИЗВЕСТНОЙ ИСТОРИИ: ЕВРЕИ, КОТОРЫХ НЕ БЫЛО

01-07-2005

Продолжение. Начало в № 436 от 31 июля и 437 от 07 августа .

НОВАЯ ЛЕГИРУЮЩАЯ ПРОСЛОЙКА

Число легендарных ленинских декретов превышает 2 тысячи. По-настоящему важны первые несколько, заложившие основы новой политики: Декрет о мире, Декрет о земле и так далее. Но один из этих первых и важнейших декретов до сих пор усиленно скрывается от населения. Это Декрет о репрессированных народах от 29 октября 1917 года. Это один из первых ленинских декретов.

Согласно этому декрету, царизм угнетал многие народы Российской империи. Угнетал все, целиком, держал их, бедные, в “тюрьме народов”, и потому эти репрессированные царизмом народы все, целиком, до последнего человека, должны рассматриваться как невинные и пострадавшие. Даже если представители этого народа были дворянами или богатейшими купцами — все равно, ведь народ-то репрессированный! И все ограничения, которые обрушиваются на представителей привилегированных сословий, на представителей этих народов не распространяются.

В число репрессированных народов вошли народы Севера — чукчи, юкагиры, ительмены, селькупы... долго перечислять. Народы Средней Азии, Кавказа — сарты, черкесы, лазы, осетины... опять же, долго перечислять,— те, кого завоевала империя, покорила, сделала неравноправной частью своего населения. О неравноправии всех этих народов в империи можно поспорить, но я ведь сейчас не об этом. Я показываю, что это был за декрет.

Поляки и украинцы не считались репрессированными народами, но, как легко понять, евреи-то, конечно же, считались.

В первые десятилетия советской власти потомку дворян, купцов, духовных лиц было очень трудно получить образование, хоть как-то продвинуться по службе. В 1922—1923 годах стали “чистить” высшие учебные заведения, выгоняя “по анкетным данным” студентов даже со старших курсов (что вызвало много самоубийств). Но евреев это не касалось! Сын священника должен был или отрекаться от отца через газеты, или бежать за границу, или влачить существование, никак не соответствующее его домашней подготовке и умственным способностям. Поэт Вадим Шефнер, дворянин, образования так и не получил, был рабочим на заводе большую часть своей жизни. А сын рабби мог поступать в любой вуз Советского Союза без малейших ограничений!

Теоретически это мог делать и сын таджикского муллы или сын эвенкийского шамана, но я предоставляю судить самому читателю, насколько актуально было поступление в Московский университет для охотника на морского зверя в водах Чукотского моря или для горного таджика, живущего в горах Памира. А вот дети раввинов, уязвленные процентной нормой, этого очень даже хотели.

Именно этим декретом создавалось новое привилегированное сословие из национальных меньшинств, евреев в первую очередь. Закладывались основы русско-еврейской цивилизации, делались обычными биографии типа биографии писателя В. Аксенова, который по отцовской линии крестьянин в третьем поколении, а по матери барон Гинцбург.

Эта роль евреев как столпов советской власти нашла отражение во множестве анекдотов.

    • “Если за столом сидят шесть комиссаров, то что под столом? — Двенадцать колен Израиля”.

  • “Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого”.

 

  • “Еврей присужден революционным трибуналом к смертной казни. В ужасе он вскрикивает по-еврейски традиционную формулу: „Слушай, Израиль, наш Господь — Единый Бог". Весь трибунал инстинктивно встает и отвечает: „Да будет благословенно Его Царство во веки веков"”.

 

  • “Что такое трест? Троцкий Разрешил Евреям Свободную Торговлю”.

 

Но самое любопытное здесь:

  • “Происходит заседание Совнаркома. Вдруг Каменев заявляет, что ему надо спешно уйти. Куда? В синагогу, чтобы совершить молитву поминок об умершем отце (для чего требуется наличие минимум десяти взрослых евреев). Тогда Ленин заявляет: „Для чего уходить? Я выйду, и ты можешь совершить свою молитву здесь на месте"”.

Любопытно здесь именно то, насколько в представлении современников потомок выкрестов Ленин не был евреем!

Все эти анекдоты цитируются из еврейской газеты “Die Zeit” от 13 апреля 1923 года [123, с. 209]. Развлекались себе люди, веселились.

Ходила и такая частушка:

У украинцев свой гетман,
У поляков есть свой круль.
А у русского народа
Не то Янкель, не то Сруль.

А во время Гражданской войны пели такое:

Чай Высоцкого,
Шинель Бродского,
Красна армия жида Троцкого.

Жаль, что эту книгу будут читать дамы, и я не могу привести несколько еще более замечательных перлов народного творчества.

- - - - -

Одновременно запрещена была елка. Запрещены были все атрибуты Пасхи, включая крашеные яйца или возглас “Христос воскресе!”. Запрещено и Рождество, и, празднуя Новый год, власти старательно следили, чтобы ни-ни! Никакого религиозного дурмана!

Запрещены были целые пласты русской литературы и культуры. Поколения русских людей в СССР не читали религиозной философии, просто не слыхали имен Соловьева и Мережковского.

В довоенное время не печаталась большая часть русских писателей даже начала — середины XIX века, а уж тем более конца XIX — начала XX столетия. Даже “попутчики” типа Боборыки-на или Кропоткина не печатались, а уж тем более “клерикалы” и “антисемиты типа Лескова или Достоевского. Поэты и писатели Серебряного века, все русское зарубежье “не существовало” вернее, чем если бы оно переместилось на Марс.

Также запрещены и Клюев, и Васильев, и Есенин. Их как бы и нет. За томик Клюева, найденный при обыске, не расстреливали, как за томик Бухарина или Троцкого, но уж с карьерой можно было распроститься наверняка, причем не только с партийной карьерой, но и с самой что ни на есть профессиональной.

Я уж молчу о том, что изгонялись и “вычищались” со службы, из системы образования и даже из столичных городов в основном русские. Какая судьба ожидала этих людей, хорошо видно хотя бы на примере Марии Александровны Гартнунг — дочери Пушкина, имевшей неосторожность дожить до 1921 года. Едва живая от старости и голода старуха несколько раз приходила на прием к Луначарскому, тот обещал “рассмотреть вопрос”, и она снова и снова являлась к этому “вершителю великих дел”. Луначарский даже созывал своих людей посмотреть на “настоящую живую дочку Пушкина”, но никакой помощи не оказал. Мария Александровна умерла от голода в 1921 году.

Из известных людей Вадим Шефнер не мог поступить в военное училище и вообще в вуз он был сыном морского офицера, потомственный дворянин. Работал на заводе, пока не смог кормиться литературным трудом. В 1936 году С.Н. Сергеев- Ценский пишет свою “Севастопольскую страду”, и тут же некий Эльсберг пишет статью “На литературном посту”: “В лице С.Н. Сергеева-Ценского мы имеем писателя, являющегося выразителем обнаженно-контрреволюционных настроений”. А в издательстве “Советский писатель Страду” отклонили, потому что это произведение “квасно-патриотическое”.

Впрочем, запрещены, изъяты из библиотек были и “Былины”, и русские летописи. Люди Луначарского шерстили библиотеки, извлекая из них... русские народные сказки. То есть с точки зрения классовой борьбы ничего вредного невозможно найти в “Коте-котке, сером лобке” или в “Крошечке-Хаврошечке”.

Но тут действовала иная логика — логика истребления исторической памяти, максимальной денационализации русских. Чтобы не было самого русского слова, русского лица — тогда и предпочитать будет нечего.

Да и зачем нужен сам русский язык? Для чего он? Для кого? “В наши дни России — денационализирующейся стране — потребен денационализированный язык”,— писала Софья Парнок в 1924 году в журнале “Русский современник” [164, с. 161].

Даже само слово “Русь” считалось эдаким... контрреволюционным. И вообще слишком большое внимание к русской истории, русскому языку, русской культуре, вообще ко всему русскому стало чем-то очень, очень подозрительным. Русский народ ведь, “как известно”, был народом-завоевателем и угнетал другие, завоеванные им народы. В книгах, выходивших в то время, обязательно подчеркивалось, скажем, что буряты были хорошие, а завоевавшие их казаки — преступники и убийцы. В книге А.П. Окладникова, посвященной присоединению Бурятии к России [165], живописуются чудовищные зверства “карателей и колонизаторов”. То же самое — в книгах о присоединении Грузии, Средней Азии или Северного Кавказа.

Русский народ с 1918 года по самый конец 1930-х рассматривался как неполноценный, зараженный великодержавным шовинизмом и подлежащий перевоспитанию.

В эту же эпоху евреи были привилегированным сословием. Они стали самыми активными агентами советизации. Некоторые животные на “Скотском хуторе” Оруэлла тоже вот были “равнее других”. Интересно, что у Оруэлла этими животными стали свиньи [167].

ЧЕГО ХОТЕЛА СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ?

О составе правительства Советской России 1918—1922 годов, правительства СССР в первые годы его существования написано много. Самая лучшая и самая полная книга написана в зарубежье, в США. Хорошо, что недавно она переиздана в России и в результате стала совершенно доступна [168 Дикой А. Евреи в России и в СССР. Новосибирск, 1994]. Прочитать ее весьма рекомендую, но перечислять евреев в советском правительстве не вижу проку. Гораздо легче назвать русские имена — в этом-то случае, загибая пальцы, нам не придется разуваться. Красин, Калинин, Чичерин, Бухарин. Вот, кажется, и все. Ах да! Еще “бабушка Крупская”. Вот теперь уже и правда все, все русские имена в высших эшелонах власти уже названы.

Тут надо не забыть, что помимо всех прочих, обычных для любого государства функций, советское государство преследовало еще свои, совершенно особые цели — воплощение в жизнь утопических представлений коммунистов.

Оставим даже в покое ожидание мировой революции (хотя без этого “ожидания” просто невозможно понять многих и многих явлений). Это новое государство хотело подготовиться к мировой революции, а для этого извлечь как можно больше материальных ценностей из России и всей Российской империи (для мировой революции, конечно).

С этой целью население России было поголовно ограблено. Сначала царская семья и дворянство (Бабель превосходно описал этот процесс в своей “Дороге”), потом все более широкие слои населения. Вплоть до того, что серебряные ложки или золотые монеты, хранившиеся порой и в крестьянских или в небогатых мещанских семьях, старательно изымались.

Многие интеллигенты старшего поколения могли бы рассказать, как их держали в тюрьме за золото,— то есть посадят в камеру на 10 человек все 50 и не выпустят, пока не отдашь все золото.

Это делала власть, а не евреи? Да, но “почему-то” все, кто мне рассказывал об этой позорной практике, назвали следователей и палачей исключительно с еврейскими фамилиями. Будем считать, что им попадались нетипичные или “неправильные” тюремщики, но что тут поделать?! Очень уж их много было, нетипичных. “Типичных” до 1930-х годов было очень уж немного, и не они эту систему создавали.

Шла торговля всем захваченным “на копье”, то есть сокровищами музеев, картинных галерей, государственных хранилищ. Всем, что только можно сбагрить за границу. А что?! Ведь скоро будет мировая революция, все равно скоро проданное за рубеж опять попадет в руки советской власти.

Арнольд Хаммер, волынский еврей, уехавший в Америку, сегодня широко известен читающей публике. Это его усилиями картины из Эрмитажа, сокровища русских царей и высшего слоя дворянства, бесценные работы Фаберже попали в США, причем за сказочный бесценок.

Но ведь и помимо Хаммера было кому вывозить, и не только в Америку шел поток наворованных, награбленных ценностей.

В ряду этих преступлений и разрывание царских могил, могил известных дворянских родов,— со скелетов снимались золотые украшения, ордена из драгоценных металлов и так далее.

Закрытие церквей и монастырей дало свою долю награбленного — ведь даже в бедненькой сельской церкви обязательно были хотя бы небольшие ценности: серебряные оклады икон, золотые дароносицы, драгоценные или полудрагоценные камни. То, за что в старой России уголовника били бы смертным боем свои же, теперь делало государство.

Извлекались ценности из недр России и ее возобновляемых ресурсов — в первую очередь лесов. Сначала создавалась “трудовая армия” под руководством Лейбы Троцкого, а потом и система ГУЛАГа. Эту систему создает государство, а не еврейский кагал, тут нет сомнений. Но вот 4 августа 1933 года ЦИК СССР награждает орденом Ленина “наиболее отличившихся работников, инженеров и руководителей Беломорстроя”. Всего восемь человек награжденных: Г.Г. Ягода, Л.И. Каганович, М.Д. Коган, М.Д. Берман, С.Г. Фирин, Я.Д. Рап-попорт, С.Я. Жук, Н.А. Френкель, К.А. Вержбецкий. Шесть (6) из восьми (8) — евреи. Ах, эта ужасная статистика... Антисемитская наука! Наверное, это в “Союзе русского народа” ее придумали.

Наиболее любопытна, даже загадочна фигура — некто Нафталий Аронович Френкель. Родился он в Константинополе; турецкий еврей и довольно богатый коммерсант, он связан был с Россией только тем, что вел торговлю лесом через Мариуполь. Русский язык он учил как иностранный и никогда ни малейшего интереса не проявлял ни к российской культуре, ни к истории, ни к обычаям русского народа. Так, совершенно равнодушный иностранец. Вел он спекуляцию оружием через Турцию и снабжал, среди прочего, и еврейскую “самооборону”, то есть незаконные вооруженные формирования.

В 1916 году, перед самой революцией, он быстренько бежит обратно в Турцию и переводит туда все свои деньги. Впрочем... По некоторым данным, он уже в 1917 году становится резидентом советской разведки. Так ли это, наверняка мы не знаем, но вот что в том же 1917 году он возвращается в Россию и начинает здесь выполнять задания ЧК и ГНУ — это факт.

Используя его как провокатора, Френкеля арестовывают, но вовсе не содержат, как обычного заключенного. Он вольно живет на Соловках в роли начальника экономической части, и у него даже есть собственная прислуга. Полное впечатление, что его арест —'- это не наказание, не расправа, даже не способ убрать свидетеля, а способ любой ценой оставить в стране полезного для властей человека. По крайней мере, на Соловках Френкель живет, как мог бы жить в древности, в Средневековье раб князя или короля, поставленный собирать дань или управлять рудниками: человек лично не свободный, но возвышенный над многими и многими.

В 1929 году его вызывают к Сталину, и он становится одним из ближайших к вождю вельмож, создателем и главой всей системы ГУЛАГа. Это Френкель вводит универсальную систему перераспределения скудных пайков — чтобы заставить работать, работать и работать. Люди все равно долго не выдержат? И не надо! Второй тезис Френкеля — что заключенный, собственно, нужен только первые три месяца, а потом ни он сам, ни его труп уже не представляют интереса.

В этом вопросе Френкель не смог быть таким же аккуратным, как его немецкие ученики, предполагавшие “рациональное использование трупа”. Но и сами-то немцы додумались до этого только в 1943 году, а на Френкеля, надо полагать, очень уж действовала широкая, не умеющая экономить Россия. Действительно, жира не вытапливал, из кожи абажуров не делал. Ай-яй-яй, не вполне он все же оправдал доверие, наш милый Френкель!

Впрочем, эти мелкие проколы Френкелю не поставили в вину, а судьба его сложилась куда счастливее судьбы Эйхмана и Гесса. Создатель ГУЛАГа, организатор системы рабского труда, он пережил Сталина и умер в Москве в чине генерал-лейтенанта.

Вот и возникает вопрос: зачем, для чего, собственно, вернулся он в Россию?! Человек он был совершенно не идейный, так что хотя и “с самого февраля 1917 кидались на возврат в Россию многие совсем не революционные эмигранты и охотливо и зловеще помогали всем стадиям революции” [154, с. 54], но он-то зачем? Изучивший личность Френкеля Солженицын высказывает предположение: “Мне представляется, что он ненавидел эту страну” [154, с. 95].

Причем интересно, что Френкелю вовсе не все человеческое было чуждо; например, он “помнил старую дружбу”: “вызывает и назначает на крупный пост... Бухальцева, редактора своей желтой „Копейки" (газеты) в дореволюционном Мариуполе” [154, с. 94].

Могу предположить только одно: Френкель хотел жить в России для того, чтобы причинить ей как можно больше вреда. И для того, чтобы быть все время окруженным тем, что ненавидел и презирал. Так рафинированный антисемит упоенно слушает еврейскую музыку, пляшет семь сорок”, чуть ли не лучше раввинов разбирается, когда надо трубить в шафар, и старается как можно чаще общаться с гонимым племенем. Сам вид евреев, звуки их голосов, характерные жесты вызывают у него возбуждение, инстинкт преследования, агрессию. Общение с евреями так же необходимо ему, как душевно здоровому человеку хочется читать хорошие стихи, целоваться с умной и красивой женщиной или гулять по сосновому лесу, вдыхая аромат смолы,— это для него стимул к активности, к действиям, к самому существованию.

А сколько было таких, только чуть менее преступных и заслуженных?

Еще одной целью советской власти была советизация населения, то есть попытка заставить людей утратить историческую память. Для этого велась “борьба с религией”, и в первую – с православием.

БОРЬБА С ПРАВОСЛАВИЕМ

Возглавил эту борьбу видный большевик, уже родившийся в семье ссыльнопоселенцев, в Чите, Миней Израилевич Губельман, принявший русские имя и фамилию Емельян Михайлович Ярославский. Тип это настолько колоритный, что сам по себе заслуживает отдельного исследования (как и Френкель). Судьба этого матерого негодяя, партийный стаж которого в РСДРП начинается с 1898 года (Минею тогда было 20 лет),— прекрасная иллюстрация лживости тезиса: “Сталин истребил ленинскую гвардию!”. Судя по всему, Сталин истребил тех, кто ему не подчинялся и кто вызывал у него личное раздражение. Миней же Израилевич, по-видимому, умел гнуться достаточно хорошо и занимал самые различные должности, включая председателя Союза старых большевиков. Считался “честью и совестью партии”, имел огромный моральный капитал, и притом умел вовремя отойти в сторону, сделаться незаметным, переметнуться в более сильную группировку и так далее.

Вообще русские и евреи — старые большевики, пережившие эпоху Большого Террора, принадлежат к очень различным типам. Если Буденный или Ворошилов — это пережившие свою эпоху рубаки времен Гражданской войны, с низким интеллектом и культурным уровнем, тела без голов, то Лазарь Каганович, умерший в 1989 году (ошибка или опечатка – Лазарь умер еще на два года позже – в Москве, 25 июля 1991 г. в возрасте 98 лет, похоронен на Новодевичьем кладбище – В.Л.) на очень неплохой пенсии (со спецпайкой), или тот же Миней Губельман,— это теоретики, умники, не без оснований претендующие на роль интеллектуальных лидеров. Другой разговор, что выживание в эпоху Сталина требовало от партийца весьма специфических качеств, помимо и независимо от ума.

Помимо всего прочего, Миней Губельман “являлся одним из наиболее популярных публицистов и пропагандистов, виднейшим работником партии на идеологическом фронте” [169, с. 653]. Его “Библию для верующих и неверующих” должны помнить многие мои читатели постарше, ведь это творение выдержало 26 изданий, сделалось книгой, без которой считалось неполным любое гуманитарное образование в СССР. “Анархизм в России”, Очерки по истории ВКП(б)”, “Биография Ленина” как-то не пережили сталинскую эпоху, а вот похабная “Библия...” и “О религии” переиздавались и потом, вплоть до 1970-х годов.

Именно этот человек, Миней Губельман, обеспечивал идейную сторону “борьбы с религией”. События Гражданской войны носили характер погрома. В более позднее время религиозным людям не давали делать даже чисто профессиональной карьеры, а на Соловках “духовных лиц обряжали в лагерные бушлаты, их насильно стригли и брили. За отправление любых треб их расстреливали” [132, с. 4]. Если во время становления советской власти в монастыри и церкви врывались для ограбления или бессистемного убийства, то теперь шло планомерное уничтожение Церкви как общественного института и веры в Бога как естественного состояния общества.

Церкви закрывались и взрывались, а все станции метрополитена в Петербурге построены на месте уничтоженных церквей. Во всей Европейской России церкви располагались так, чтобы невозможно было находиться вблизи города или села и не видеть, не ощущать присутствия одного или нескольких храмов. Уничтожить их все было накладно, но ландшафт изменился. Теперь в нем доминировали не действующие храмы, от которых на десятки верст плыли звуки благовеста, а мертвые обшарпанные сооружения, или пустующие, как храмы Рима после варварского нашествия, или превращенные в склады и подсобные помещения.

В самой Москве большая часть храмов была уничтожена, и очень часто — без прямой необходимости; главной целью была как раз “борьба с религией”. Перечисляя взорванные храмы (далеко не все) [170, с. 16—19], В.А. Солоухин приходит к выводу: “На месте уникального, пусть немного архаичного, пусть глубоко русского, но тем-то и уникального города Москвы построен город среднеевропейского типа, не выделяющийся ничем особенным. Город как город. Даже хороший город. Но не более того” [170, с. 19].

Остается уточнить, что план реконструкции Москвы осуществлял не кто иной, как Лазарь Каганович. Будь его воля, и собор Василия Блаженного был бы снесен, да удалось отстоять. А Каганович очень проникновенно доказывал, что без Василия Блаженного на Красной площади как-то свободнее, лучше... И трудящимся проще быстрее пройти на демонстрациях...

“Когда ходишь по московским переулкам и закоулкам, то получается впечатление, что эти улочки прокладывал пьяный строитель”,— полагал Лазарь Каганович [171, с. 65].

И вот уже “стучат молотки. Рушатся уроды, созданные во времена царизма. Канет в вечность Страстной монастырь, уйдет в небытие узкая Тверская” — так писали в передовицах о Всесоюзном съезде архитекторов и строителей.

Всего в Москве погублено 476 памятников мирового значения. Это — мирового! В их числе — церковь Успения в Покровке, над входом в которую была надпись: “Входящий, удивись — дело рук человеческих”. В их числе — обелиск, поставленный над могилой Багратиона и гренадеров, павших вместе с ним на Бородинском поле.

Когда взрывали Собор Христа Спасителя, Каганович повернул рычаг взрывателя со словами: Задерем подол матушке России”. По другой версии, он произнес: “Задерем подол навозной России”. Независимо от формулировки все, по-моему, предельно ясно (распространенная ошибка: Лазарь не говорил этих слов, его в тот день вообще не было в Москве, слова по смыслу принадлежат Бухарину – расследовал Влад, - В.Л.).

Кстати, американцы предлагали за Собор 15 миллионов рублей, чтобы разобрать и перевезти в США. Советское правительство отказалось; видимо, назидательное значение взрыва было важнее.

“ПЕРЕКОВКА”

Но это все, так сказать, негатив. Одновременно людям пытались дать и “позитив принадлежность к какой-то новой культуре. Здесь и новые имена, типа Урагана или Мая, Октябрины или Травиаты (Ураган Степанович и Травиата Матвеевна. .. Вот ведь прелесть-то!). А были ведь и такие имена, как Даздраперма (“Да здравствует Первое мая” - между прчоим, имя жены акад. Амосова – В.Л.) и Дуб (“Даешь ударный бетон”). Дуб Октябревич и Даздраперма Урагановна — это вам даже не Травиата Матвеевна.

Здесь и новые праздники типа Дня авиации — ныне полузабытые, а до Второй мировой войны очень даже значительные и важные.

“Перековка” предполагает создание у людей какой-то новой системы ценностей, вместо ценностей русско-европейской христианской цивилизации.

Кто же задавал населению эти ценности? Узнать это можно из книги “Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства” [173]. Цель книги понятна— воспеть идею “перековки”, подневольный труд, роль “органов” в “строительстве нового общества”.

История книги такова: в 1933 году 120 писателей во главе с М. Горьким проехали на пароходе по Беломорско-Балтийскому каналу. Они общались с заключенными и с охранниками, набирали материал. Как именно это происходило — читайте у Солженицына, там написано очень подробно. 36 из этих писателей потом стали авторами книги. По какому принципу отбирались авторы, я не знаю, но 22 из них — евреи. Это факт.

К вопросу о покаянии: только сын В.В. Иванова высказался о поездке отца по каналу с горьким недоумением: “Зачем вообще отцу нужно было якшаться с этой сволочью? В описании канала его роль была в основном в описании природы, обстановки... Но он там был. Он это сделал” [174, с. 22]. Других голосов, сожалеющих об участии в злодеянии,— нет.

Наивно думать, что стоило прийти к власти Сталину, и тут же ряды “перековщиков” стремительно изменились по составу. Список из книги А. Дикого “Евреи в Российской империи и в СССР” так обширен, что привести его нет никакой возможности [168, с. 196—217]. Другой список в другой книге А. Дикого называется “Правители и вельможи СССР” и составлен по данным следующих газет СССР: “Известия” от 8 апреля 1936 года, “Известия” от 11 июня 1936 года и “Известия” от 7 августа 1936 года.

Список начинается заместителем Сталина — Лазарем Моисеевичем Кагановичем, министром иностранных дел Финкельштейном (Литвиновым), министром внутренних дел Ягодой и верховным прокурором Красной армии Розовским. Список включает 135 фамилий евреев, являющихся ведущими сановниками и вельможами СССР перед Второй мировой войной. (По его поводу автор считает нужным уточнить: “Список этот далеко не полный...”):

Эти туземные головы отрывались чуть позже, чем первые две — европейские. Но отрывались неукоснительно и жестоко, тогда как все местные туземные “головы”, которые начали было подниматься в начале XX века у многих народов империи, имели шансы сохраниться — после деформаций, искажений, советизирований, частичных отрываний. Сохраниться, конечно же, в республиках.

А вот русская “голова” уцелеть не могла решительно никак — и европейская, потому что она слишком мешала планам большевиков, да и очень уж сопротивлялась. И туземная полумужицкая голова, великорусская интеллигенция первого поколения, никак не могла уцелеть — как из-за своей национальной ориентации, так и из-за своей скотской мужицкой сущности. Ведь крестьяне, если читатель не забыл,— это пережившие свою эпоху люди новокаменного века, мерзкие и нелепые. Под корень их!

Николай Клюев, Павел Вадимов, Петр Орешин, Сергей Есенин, Борис Корнилов... Из этих имен сколько-нибудь широко известно разве что имя Сергея Есенина,— но он-то известен с дореволюционных лет. И то не уцелел.

Эти люди были уничтожены в тридцатые годы, после продолжительной травли. В этой травле активнейшим образом участвовали и В. Инбер, и Д. Алтаузен, и М. Зощенко, и многие наши знакомые по тому “идейному пароходу”, воспевшему Беломорканал. Журналист Я. Эйдельман, отец известного историка, тоже усердствовал в травле — похоже, что вполне идейно. Ну не любил он России, презирал ее певцов, что тут поделать.

Впрочем, и единой еврейской “головы” тоже как-то не заметно. Есть некая еврейская часть русской имперской интеллигентской “головы”. Большая часть этих евреев была вынуждена бежать из страны. Даже в этом их участь была, чаще всего, все-таки легче и удобнее, чем у русских. Легко уехал за границу художник Леонид Осипович Пастернак — отец знаменитого писателя (в 1921 году). Жил с советским паспортом, но “почему-то во Франции, потом в Британии, где и умер в 1945.

А вот ученик Репина, Исаак Израилевич Бродский, вовсе не уехал. Это И. Репин оказался за границей Советской России в 1918 году, когда границу Финляндии и Совдепии провели чуть ли не возле последних домов Петрограда и дачные поселки на Карельском перешейке оказались на территории Финляндии. Что характерно, до самой своей смерти в 1930 году Илья Репин и не подумал появиться в Ленинграде, и даже в свою квартиру за личными вещами послал кухарку. Так и жил себе доживал на собственной даче и одновременно в эмиграции.

Так вот, И.И. Бродский в Советской России остался и создал целую серию очень назидательных полотен: “Расстрел 26 бакинских комиссаров”, “Торжественное открытие II конгресса Коминтерна”, “Ленин на фоне Кремля”, “Нарком на прогулке”, портреты прочих официальных лиц. До сих пор улица, ведущая от Невского проспекта к Русскому музею, носит имя Бродского.

Точно так же остался и Борис Леонидович Пастернак; не скоро напишет он “Доктора Живаго”! Долгое время он будет совершенно очарован происходящим в стране, личностью Сталина:

А в те же дни на расстоянье,
За древней каменной стеной,
Живет не человек — деянье,
Поступок ростом с шар земной.

В собранье сказок и реликвий,
Кремлем плывущих над Москвой,
Столетья так к нему привыкли,
Как к бою башни часовой.

Наступит день... вернее, ночь, и в квартире Б.Л. Пастернака раздастся звонок. Глуховатый голос “кремлевского горца” спросит — не хочет ли писатель с ним встретиться?

Надо, надо, Иосиф Виссарионович,— поддакнет Борис Леонидович,— необходимо встретиться, поговорить о жизни и смерти.

Сталин подышал в трубку и прекратил разговор.

Верить ли в подлинность этой истории? По крайней мере, так вполне могло быть.

Остался в Совдепии и Илья Эренбург, и Мандельштам, и Анна Ахматова — даже после убийства ее великого мужа.

Значит ли сказанное, что образованных евреев пошло на службу к большевикам больше, чем образованных русских? Самое поразительное, что нет. Мы часто слишком наивно представляем себе Гражданскую войну 1917—1922 годов, в духе слов “советского графа” Алексея Толстого: “Бой армии с ее командным составом”. А ведь большевикам служили Чичерин, Тухачевский, Радзивилл — люди старинных дворянских родов. Красную армию создавал глава Генерального штаба А.А. Брусилов, а в самой Красной армии служило 100 тысяч из 200 тысяч всего русского офицерства — и не все из них только под угрозой расстрела заложников. Если В. Брюсова называют порой “первым советским поэтом”, то с тем же успехом и Брусилов — первый советский генерал.

Точно так же остался в СССР и К. Паустовский. Если об А. Толстом злословили, что он признал советскую власть, когда берлинский портной и булочник окончательно перестали отпускать товар в долг, то о Паустовском этого никак не скажешь. Не уехал Н. Клюев, который вполне мог: и языки знал, и на французском языке издавался. Остался в своем городе К. Чуковский.

Разница в том, что отношение даже к “буржуям” из евреев и из русских было ну никак не одинаковым. Еврей, кем бы ни были его предки, мог жить в СССР вполне независимо и мог покинуть территорию страны вполне свободно. Немало евреев въехали в СССР после установления в стране своей власти”; в их числе был, например, Соломон Померанц, отец известного публициста. Можно привести и немало других случаев, когда евреи из стран Восточной Европы бежали в СССР — причем задолго до принятия в Германии расовых законов.

Новая голова” Российской империи, конечно, не чисто еврейская. Это скорее советская голова”, но в ее составе евреев и численно больше, и чувствуют они себя куда уверенней.

В Российской империи русские были тем народом, который на 80% формировал имперскую европейскую “голову”. Вокруг русских базировались все остальные, в рядах русских растворялись татары, немцы, кавказцы, грузины, евреи.

В советской империи евреи формировали советскую идеологическую голову на те же самые 80%. Теперь все другие народы группируются вокруг них: растворить в себе всех советских евреи не могут при самом пылком желании, но выступить в роли пресловутой “соли” — по Фейхтвангеру, соли, которой можно и должно “посолить мир, чуть ли не всю Вселенную... в этой роли они, по крайней мере, пытаются выступать.

А есть и еще две еврейские головы, рядом с советской. Есть сионистская “голова”, говорящая и пишущая по-русски, раз уж приходится что-то делать в России... Но, вообще-то, эта голова хочет говорить на иврите. Подчеркну еще раз: эта голова существует вполне легально и совершенно открыто участвует в “социалистическом строительстве” во вчерашней Российской империи, а ныне в СССР.

Только в конце 20-х, особенно после “года великого перелома”, 1929, сионисты и троцкисты исходят из России... хотя, похоже, и не до конца.

Но сионисты хотя бы “изошли”, а вот судьба говорящей на идиш “головы” еврейских туземцев, головы” народа ашкенази более драматична. Эти-то люди жили на своей земле, в Стране ашкенази, и бежать им было некуда в точно той же мере, что и русским или украинцам. Эта голова просуществовала ненамного дольше “головы” великорусских туземцев и была напрочь оторвана Сталиным — частью перед Второй мировой войной, частью сразу после нее.

Но в 20-е-то годы и сионисты еще не отделились, и идишеязычная голова еще не оторвана. Над Русью парит, советизирует и поучает ее трехголовый еврейский Горыныч с тремя головами: советской, русскоязычной; туземной, идишеязычной; сионистской, ивритоязычной. Этот Горыныч, по идее, и должен бы создать те идеи, которые станут разделять “тело” народа, на что оно станет ориентироваться.

В конце концов, отрывание русской головы это, так сказать, негативная часть программы. А как же насчет позитива? Что принес нам новый, одесский, период развития русской культуры?

Продолжение следует

Комментарии

Добавить изображение