"ЕСТЬ НА СВЕТЕ ВЕЩЬ, КОТОРУЮ НИКАК…"

"You say yes - I say no.

You say stop - and I say go.
I say high - you say low.
I say why - and you say:
I don't know…"
(R.Kipling, "Good-Bye, Little Bird")

Есть на свете женщины, высшее и, возможно, единственное предначертание которых заключается в том, чтобы морочить мужчинам голову. С другой стороны, имеются по их души и многочисленные авантюристы мужского пола, которых только такая порода женщин по-настоящему раззадоривает и окрыляет.

Мысль эта, естественно, не нова, но зато весьма дельна и очень прицельна. Не так давно ее в который уж раз озвучил симпатичный британский подданный и к тому же магистр исторических наук.

В минуты тягостных раздумий такую мысль хочется повторять вновь и вновь, подкрепляя сию трафаретную мантру потреблением шкалика водки и крушением кулака о скрипучий кухонный столик, обликом и голоском напоминающий ослика Иа.

Как поступить, если запаленная в твоем сердце голо(пардон!)графическая Галатея оказывается, по большому швейцарскому счету, не поддающейся перетанцовке Елизаветой Дулиттл?

Что делать, если любые твои усилия по спешному наведению понтонов на месте очередных сожженных мостов, толкают тебя на одну и ту же дорожку, которая первоначально вела в Рим, а теперь упрямо выводит на знакомое до последнего уголька пепелище?

Суровый и беспощадный Заратустра, наверняка, отрезал бы: "Сушить сухари и весла".

На что сладко-горький Лука булькнул бы с самого дна Поднебесной что-нибудь обезболивающее. К примеру, напомнил бы о существовании спецучреждения по блиц-перековке чаши земного предназначения, отчасти напоминающей перебивку номера двигателя на свежеугнанной тачке.

А Платон Каратаев только крякнул бы и распалил цигарку. А, может, еще и добавил бы что-то глубинно народное о бабах и море.

И все-таки - стоит ли дальше барахтаться в море житейском или умыть хорошенько руки и навсегда развести мосты? Чтобы правая половинка моста не ведала, что творит левая.

Мой приятель, Слава Блохин, вообще считает, что женщины - это кара, ниспосланная мужчинам Господом-Богом за какие-то алогичные прегрешения. То есть ниспосланная практически изначально. Иными словами, не успел Господь вдохнуть душу в глиняного Адама, как тут же спохватился:

- Что, голубчик Адам, думаешь, сотворил я тебя и отныне ты беспрепятственно благоденствовать будешь? Хе-хе! Накося-выкуси! А ну-ка прими от меня в нагрузку вот этот божественный дар.

Согласно свидетельствам ветхих апокрифов, Адам и пикнуть не успел, как на него насел милосердный Господь. Господь с хрустом выломал у Адама ребро, как планку из штакетника, и по-елизаровски сноровисто нарастил на кости пышно-волнистую плоть.

- Вот тебе, голубчик Адам, помощница, попутчица и соответчица. Во всех твоих счастьях и несчастьях. А несчастья у тебя теперь обязательно будут. Это я тебе гарантирую.

"Оставь надежды, всяк сюда входящий" - горят синим пламенем руны на фасаде спецучреждения №1 имени великомученика Грибоедова. Кто начертал этот кощунственный слоган - одному Богу известно. Сотрудники заведения несколько раз вызывали бригаду пожарных, которые с помощью водометных орудий пытались замочить таинственные письмена, но те лишь еще пуще разгорались, как будто их поливали напалмом.

Кстати, мой друг Слава Блохин, который трижды проходил перековку в спецучреждении №1, серьезно сомневается в действенности предлагаемой там процедуры:

- Да убоится мужчина врат в спецучреждение №1, ибо и это тоже есть ни что иное как преддверие прописанной Господом-Богом кары!

Вычислить женщину-вамп довольно легко, но вот обнаружить при этом еще и приметы, свидетельствующие о присутствии в виде нагрузки астрального тела неисправимой Элизы Дулиттл, напротив, очень и очень непросто.

С первого, неискушенного взгляда роковая фемина видится обаятельной, интеллигентной, общительной и добросердечной особой. Ее отличает безукоризненная элегантность манер и внешнего вида - "от кончика носа до кончика хвоста" - начиная с косметики от да Винчи и кончая колечком с камешком в тон лукавой зеленой искорке в магнитных глазах.

К числу других крайне важных аксессуаров этой породы женщин относятся престижная работа в западной фирме, иномарка рычащего цвета и дорогая квартира в доме на набережной.

Нередко такую женщину помогает распознать экстравагантный - буквально в последнем дюйме от пропасти моветона - цвет роскошных волос.

Вместе с тем, женщину-вамп почти всегда отличает легкая аура нервозности - будто одинокий комарик летает где-то в пределах невидимой слышимости.

Кроме того, она настолько плотно соткана из противоречий, что стоит лишь подцепить на крючок фамильярной логики хотя бы самое из них малое, как манящий замок с фонтанами и фантомами рушится, лопается, разлезается подобно колготкам, нарвавшимся на предательский гвоздь.

Правда, в этот опасный момент срабатывает система авральной защиты, которая автоматически переводит поведение дамы в режим праведного негодования, описание которого представляется предпочтительным опустить по ряду очевидных причин.

Поэтому лучше не дергать крючьями и баграми за циновку противоречий, а принимать обольстительный морок во всей совокупности поразительных контрапунктов и диссонансов, заранее смирившись с неизбежным похмельем. Или не принимать вовсе.

Хотя в этом-то как раз и заключается наиглавнейший и наитруднейший вопрос - принимать или не принимать?

Мужчины, которых глючит и крючит от женщины-вамп, очевидно несчастливы и несчастны. Их можно сравнить с наркоманами, некоторым из которых уже нечего терять кроме своих семей.

При этом мне видится такая картина. За полированным столиком сидит или, вернее, трясется мужчина с лихорадочным взглядом. По полировке параллельно бегут две белые узкие тропки. В носу лихорадочного мужчины торчат две бумажные трубочки, свернутые из обрывков газетной бумаги. На правой трубочке скачут буквы - "одор", на левой - "альчик". Мужчина шевелит трубочками как жук усиками и думает вслух:

- Принимать или не принимать?

Это как раз и есть та самая вещь, которую до сих пор я никак не могу понять.

Но вернемся, однако, к негалантно покинутой нами женщине-вамп.

И приставим к ее виску риторический револьвер (с холостыми патронами): а счастлива ли она сама?!

Разумеется, нет.

Поскольку заброшена она в этом мир отнюдь не для счастья.

Подобно большинству обитателей нашего скорбного мира, она только смутно догадывается о своем высшем предназначении. И судорожно и безнадежно петляет по миру в поисках несуществующей фата-морганы.

Она меняется каждый день и меняет мужчин как перчатки. И тем не менее чувствует, как хлад одиночества постепенно пропитывает ее тело тишайшей сапой и разрушает последние очаги доброты и мягкосердечия.

Липнущие к ней мужчины представляются ей дикобразами со вздыбленными иголками.

Она одинаково бойко отвергает любимых и нелюбимых.

Она ненавидит тех, кого любит, и любит тех, кого ненавидит.

Это невозможно понять. Но и не понять тоже невозможно.

Спроси ее в пересменку: "Чего она хочет? Кого она хочет?"

И она искренне ответит: "Не знаю".

Впрочем, может и слукавить.

И тогда ее ответ на этот вопрос будет лотерейно-случайным.

Под стрекотанье и треньканье поползут по телетайпу семантического осьминога Умберто Эко такие трюизмы, как счастье, любовь, понимание, душевный покой, созерцательная отрешенность, нирвана.

Но не будет ей ни покоя, ни отрешенности, ни тем более счастья, пока не осознает она свое высшее предначертание и не найдет в себе силы его отринуть.

Ибо высшее вовсе не обязательно должно быть истинным.

Для того и дано человеку право свободного выбора.

Возможно, именно поэтому первый закон универсума гласит, что человек - не заводной апельсин. И многое с него спросится, поскольку много ему дано.

Я спросил пригретую на груди Галатею-Дулиттл о том, что она обо всем этом думает.

Но она молчит.

Объявила мне бойкот по случаю обретения двойных именин.

Женева, 14 октября 2005 года.