РУССКИЕ В ИЗРАИЛЕ: ПРАВЫЕ ИЛИ АНТИ-ЛЕВЫЕ?

Цыплёнок жареный,

Цыплёнок пареный
Пошёл по Невскому гулять.
Его поймали,
Арестовали,
Велели паспорт показать.
Я не советский,
Я не кадетский,
А я куриный комиссар...
Из песенки 20-х годов прошлого века

Если заменить в эпиграфе “куриный” на “русский” то старая песенка хорошо описывает положение русскоязычных израильтян, тех, кого в Израиле принято звать “русскими”, кто сами себя зовут “русскими”. Конфликтующие на политическом, религиозном, культурном и экономическом полях группы израильского общества стараются перетянуть русскую общину, составляющую около 20% населения страны в свой стан и закрепить их за собой. Несмотря на разнообразные и быстро-меняющиеся настроения среди русскоязычных израильтян, за ними в Израиле прочно укрепилась репутация правых. Разумеется, среди русских есть и все оттенки того, что в Израиле зовут правыми – от религиозных поселенцев, любавичских хасидов ХАБАД и до правых секуляристов старой школы, вроде Томи Лапида. На периферии есть и непримиримые сторонники квази-нациских идеек о связи крови и почвы, но... не больше, чем среди всего остального израильского населения. Есть еще желающие перелицевать русские неонацистские национал-патриотические идейки на еврейский лад, но таких тоже не много.

Разумеется, израильским СМИ и политикам удобно рассматривать русских, как правых. Так проще оправдывать собственное непонимание и неумение работать среди этой большой и важной группы израильского населения. Хотя, по сути, это один из стереотипов ненависти и попытка маргинализировать русскую общину. Так ведь не только русских – религиозных в Израиле принято рассматривать как правых, выходцев из исламских стран - мизрахим принято рассматривать, как правых. Зато арабов принято рассматривать, как левых, хотя арабская “левизна” такая же специфическая, как “правизна русских”.

Вообще вся израильская политика строится (и строилась) на общинной основе. Например, неуклонный закат социал-демократической Аводы” происходит в основном потому, что вымирает их демографическая база. И как бы они не менялись, сколько мизрахим они бы не включали (а среднее звено активистов “Аводы” преимущественно мизрахим, а теперь и генсек впервые в истории выходец из Марокко) они перестают быть брэндом. Даже привлечение арабов мало помогает. Вспоминается недавняя публикация в Хаарец, о том, что арабы в Аводе – крупнейший сектор, превышающий такие традиционные секторы, как киббуцы или охваченные профсоюзами рабочие районы.

Насколько неверно представление о правизне русских показывают результаты голосования на парламентских или муниципальных выборах. Русские, в общем, голосуют как остальные израильтяне. То есть по-разному, но в большинстве стараются уловить тенденцию и проголосовать за победителя. Русские голосовали за Рабина, голосовали за Натанияху, голосовали за Барака, теперь за Шарона. Кстати, Шарон для русских, как и для большинства избирателей уже не “правый”, а респектабельный центр израильской политики.

В последнее время в израильской общественной жизни наблюдается интересный дуализм (а некоторые даже называют его шизофреническим). Народ в Израиле стремительно левеет. Зато осуществление самых радикальных левых идей наш народ поручает правым. Что делать, если израильтянам все еще нужны “сильные лидер”, “отцовские фигуры”, “отцы-основатели”. Правеющий на глазах израильский народ один за другим рушит незыблемые табу, еще 10-15 лет назад бывшие уделом ультра-левых мечтателей: запрет на переговоры с Организацией Освобождения Палестины, территориальные уступки без окончательного мирного договора, создание Палестинского государства, раздел Иерусалима. Снят запрет с обсуждения последнего израильского табу – права палестинских беженцев на возвращение.

Мнимую правизну русских лучше понять, если рассматривать ее не как систему устойчивых политических взглядов, а как протест, оппозицию против истэблишмента. По сути, израильское общество – это типичное “общество эмигрантов”, построенное по “принципу очереди” – позже пришел, позже получаешь. И русские в очереди – последняя легитимная группа. За ними лишь иностранные рабочие. Даже арабы во много более институциализированы в обществе, чем русские. Нарушение “принципа очереди” - чревато социальным протестом, что и случилось в начале 60-х в Вади Салим в Хайфе, а особенно этническое бунты начала 70-х, вроде Черных пантер.

Несмотря на многочисленные декларации о смерти сионизма и пост-сионистские тенденции, израильское общественное сознание продолжает жить лозунгами сионизма. Идеи “национального дома”, “родины всех евреев”, алии, репатриации, поселенчества, отвоевания земли и еврейском труде обслуживают глубинные потребности общественного сознания, и страна отчаянно нуждается в них.

И самое главное, что приезжавшие в Израиль русские верили в эти лозунги. Они ехали в маленькое государство, окруженное врагами и остро нуждающееся в их помощи. Они ожидали, что их алия и абсорбция – это государственный и национальный проект первостепенной важности.

Вместе с тем, израильтяне любят говорить, что они страдали, строили, жили в палатках, воевали, а то и “полной мерой нажрались дерьма”, и не выходили на дорогу, всматриваясь, идет ли подмога из русских евреев. Когда же русскоязычные репатрианты поняли, что никакого национального проекта нет, и их кинули на произвол свободного рынка, что на их алие, вызвавшей необыкновенный подъем экономики, разбогатели все, кроме них самих, то среди русских назрел протест.

Почему протест приобрел “правый” националистический оттенок? Во-первых, не оттенок, а целый спектр. Здесь есть обычный страх – память советских людей, респектабельного среднего класса советского общества, с развалом СССР выброшенных оттуда и сильно опущенных на социальной лестнице. Особенно это характерно для немолодых, хотя, впрочем, и всех репатриантов старше 30-и и у выходцев из национальных республик, составляющих (вместе с Украиной) большинство израильских “русских”. У них развал СССР неразрывно связан с понятием “отдать землю”, “развала страны”. Такое чувство далеко не тотально, однако те, что его не разделяют – они возвращаются. Лишь в Москве, по сообщению Кэти Мерфи из “Лос-Анджелес Таймс”, сегодня 58 тысяч израильтян, в Киеве – около 20 тысяч. Даже в Ташкенте и Баку возникли большие колонии русских израильтян.

Все же не следует преувеличивать “советские пережитки” в формировании “правизны” русских израильтян. Все явления в русской общине в Израиле, по определению израильские, и имеют мало общего с процессами, происходящими в современной России. И если даже имеют, то связь эта далеко не прямая. Об этом говорят итоги голосования израильских россиян на российских выборах . Подавляющее большинство голосовало за либеральные партии: СПС, Яблоко и т.п. Разумеется, с исчезновением этих партий с российской политической арены их поддержка среди израильских русских тоже будет падать. Однако, важно отметить, что престижность брэнда “правый” в глазах русскоязычных значительно выше, чем у брэнда “левый”. Брэнды эти прочные и не изменятся с исчезновение российской либеральной правой, а скорей усилятся с приходом на российскую сцену радикальных и националистических правых сил.

Есть другие, успешные “русские”, которых общество тоже стремиться опустить вниз социальной лестницы. Даже сделавшие карьеру, заработавшие деньги “русские” понимают, что в силу “принципа очереди” и в силу существующих ограничений, враждебности и расизма, в Израиле заведомо поставлен предел их карьерному или деловому росту. Русских в госслужбе – 15%, а в руководстве их всего 0.8%.. Причем речь идет также об алие 70-х, живущей в Израиле уже более четверти века. Как раз их карьерный рост замедлился, а то и остановился с приездом большой алии 90-х годов. В большинстве израильских элит совершенно нет “русских”.

Какая идеология в такой ситуации напрашивается? “Раз у меня ничего нет, ни связей, ни статуса, ни шансов, – размышляет русский репатриант, – да и вообще вопрос, нужен ли я здесь, – то у меня остается мое еврейство! И я им покажу, как родину любить!!” Поэтому маргиналы, вроде Кахане, Баруха Гольдштейна, расстрелявшего мирных богомольцев в Пещере патриархов в Хевроне или убийцы израильского премьер-министра Игаля Амира всегда будут в их глазах большими патриотами, чем посвятившие всю жизнь вопросам международных отношений и обороны Шимон Перес или Йоси Сарид. Кстати, Кахане и Барух Гольдштейн – это еще и явные представители анти-истеблишмента, символизирующие способность меньшинства заставить общество считаться с собой. Для кого – они кошмар, а для кого и пример того, как действие слабого и не связанного ни с чем одиночки может перевернуть все общество. Вспоминаются массовые беспорядки и международный скандал, вызванные наивной 19-летней Таней Соскиной, раскидавшей в арабском квартале самодельные листовки с карикатурой на пророка Мухамедда в виде свиньи. Или двенадцать ребят детей из “Русских пантер”, протестовавших против расизма в школах, привлекшие на короткое время интерес всего общества, всех СМИ, как ни одно “русское” неполитическое начинание.

Особо стоит остановиться на определении этнической враждебности и расизма в израильском обществе. Разница между враждебностью и расизмом в том, что расизм носит институциализированый характер, и часто спонсируется властью или государственной религией. Отрицание израильской властью явлений расизма, нежелание с ним бороться тоже является формой поддержки расистов. От враждебности и дискриминации страдают все секторы израильского населения – восточные евреи-мизрахим, арабы, ультра-религиозные ортодоксы, жители периферии Не защищены от враждебности и элитные группы – потомки выходцев из Восточной Европы – ашкенази, киббуцники, поселенцы на территориях, армейские отставники и другие группы. Однако каждый ощущает только то, что болит у него. Поскольку израильский истеблишмент выглядит “левым” в глазах русских – “распределяет блага, а не нам”, интеллигенция здесь светская и американизированная, непонятная легалистская судебная система, зато полицейский произвол по отношению к русским ничем не прикрыт. Достаточно заговорить с полицейским с русским акцентом, как отношение сразу ухудшается. Остается лишь одно, неотъемлемое – “я еврей”, и на этой основе выстраивается некая “еврейская” модель протеста, которая созвучна израильским правым и активно ими используется.

Особая статья – правизна русских СМИ. Здесь присутствует всё вышеперечисленное, но есть еще дополнительное обстоятельство – коммерческое. Русскоязычные СМИ испытывают жестокую конкуренцию со стороны российских СМИ и со стороны СМИ ивритских. Доходы русские масс-медия, как других СМИ, стремительно падают в борьбе с интернетом и другими современными средствами. И русский сорт правизны, даже экстремизм, помогают им позиционироваться на рынке, создать свою нишу, выделить свою публику, своего потребителя и тем самым удержаться на рынке. Интересно, что не только русские, но и любые секториальные или общинные СМИ всегда более экстремистские, чем большинство их читателей – русские, религиозные или, например, геев и лесбиянок.

Еще есть особая “правизна русских журналистов”. Журналистика – не та сфера, где поощряется плюрализм и независимость. Редакция газеты или радиостанции – далеко не демократические учреждения. Как на иврите, так и по-русски. В русских редакциях действительно царит ультра-правая, а на самом деле анти-левая атмосфера. Если где-то и проскакивает что-то “левое”, то тоже, скорей экстремистское анти-правое, больше, чем действительно левое., Откровенно говоря, журналист – профессия, которую мало кто любит. В журналистике не заработаешь больших денег, а в русской – так и вовсе царят нищета, бесправие и эксплуатация. Положение немного выправилось с появление русского ТВ, но незначительно. Что же тогда движет журналистами? Ими движет недюжинная профессиональная страсть, ощущение силы и возможности влиять и даже определять, что есть, и что не есть общественный интерес. Поскольку мейнстрим израильской прессы, не то, что бы левый, а американизированный во всем – в принципах, в словаре, в понятиях и моделях, то русские журналисты (которых туда не принимают) позиционируют у противоположного, “правого” полюса. Ведь обидно признать свое маргинальное положение.

Есть еще один фактор анти-левизны русских. Дело в том, что как раз в наиболее либеральных отраслях израильской жизни, где делается централизованная попытка как-то исправить расистскую структуру общества путем позитивных действий affirmative actions, или, как в Израиле говорят “исправляющей дискриминации”– в вузах, СМИ, шоу-бизнесе – русские по “закону очереди” даже больше дискриминированы, чем, скажем, арабы. Более того, израильские СМИ по большей части заражены снобизмом, закрыты для русскоязычных. “Русских” там не считают своими коллегами. Союз израильских журналистов свято блюдет давно устаревший пункт устава, позволяющий вступать в организацию лишь тем, кто пишет на иврите. Русские отвечают взаимностью – определяют израильские СМИ и заодно все общество, как левое и соревнуются в том, как наиболее остро задеть за живое, дезавуировать, резко порицать и отрицать. И лучше всего, им кажется, это делать с “патриотических” позиций правого экстремизма. Кстати, чувства правых экстремистов имеют с “русскими” много общего – отчуждение, безнадежность и даже обреченность (“все равно они не поймут”). Общее у русских и правых экстремистов и черно-белое видение ситуации, и отсутствие уважения к противоположному мнению (“есть только одна правда, и если ты не с нами, значит ты в лучшем случае дурак, не понимаешь, а то и враг – все понимаешь, а искажаешь и лжешь в каких то своих интересах”).

Другой фактор русской квази-правизны – временный, но очень важный – для русских. “Интиффада Эль Акса” – их первая война в Израиле. А первая война у любой волны алии всегда вызывает прилив патриотизма. Патриотизм для русских ассоциируется с правой риторикой – “под огнем не отступают”, “не давайте им винтовок”, “родиной не торгуют”, “землю не отдают”, “под угрозой террора не ведут переговоров”, “в войне надо победить”... Что же касается реальной картины – то здесь можно верить социологу Зееву Ханину. Его аналитический обзор “Русские партии в Израиле” опубликован в 11-м выпуске иерусалимского общественно-политического альманаха “Nota bene”. Для нас интересны не его выводы, а по сути рекомендации правому лагерю, а его фактические данные и выкладки. Так вот – лишь половина русских обеспокоена “политическими” проблемами, а вторая обеспокоена как раз экономическими и социальными. Ну, и многое другое, что он анализирует. Если сделать поправку на близость Ханина к правым кругам как политическим так и академическим (он работает в религиозном Бар-Иланском университете), то Ханин дает правдивую картину.

В последнее десятилетие в Израиль приехало около миллиона русскоязычных репатриантов. В Израиле же с начала существования государства продолжаются во многом вполне естественные конфликты. Конфликтуют по многим осям – левые-правые, арабы-евреи, религиозные-светские, мизрахим-ашкеназим, а еще классовая борьба, преиферия-центр, Тель-Авив-Иерусалим. Добавьте сюда гендерные проблемы, борьбу за гражданские права, конфликт вокруг однополой сексуальности и много других осей противостояния. Стороны в этих конфликтах увидели в русских то, что хотели увидеть, возлагали надежды, что русские добьются того, чего они не смогли достигнуть самим. На самом же деле русские разочаровали всех. Русские не берут чью-либо сторону ни в одном конфликте. Верней, они – третья сила в любом из названных и неназванных конфликтов и противостояний. И это хорошо, потому, что с прибытием русских израильское общество начало утрачивать свою двухмерность, приобрело дополнительные измерения, что всегда здорово для демократии.

По всем вопросам русские имеют свое особое мнение, отличное от традиционных стереотипов, свои особые стереотипы, мифы и брэнды. Потому русских не удается использовать, мобилизовать или приручить. Их групповое общественное поведение, в конце концов, нетрудно интерполировать - они ведут себя, как все израильтяне.

Перевод с иврита - автора.