АФРИКАНСКАЯ МОДЕЛЬ

В альманахе “Лебедь” в последних двух номерах появились подряд два тематически связанных сюжета, “Африканская рапсодия” Валентина Иванова и “Кошмар Дарвина” Сергея Киселёва. Помимо темы, эти тексты сближает еще и то, что они написаны на основе чужого опыта: у Киселёва под впечатлением от фильма, у Иванова от общений с человеком, после выхода на пенсию ставшего путешественником. Не в укор авторам надо всё же заметить, что пересказанное отличается от пережитого. Поэтому оттенок прекраснодушия, наивности обнаруживаются у обоих. В результате акценты смещены, проблема указана не там, где она есть на самом деле.

В нынешних бедах стран африканской модели белые, как представители западной цивилизации, не виноваты. Наоборот, Европе, США Африка обходится в миллиардные суммы, а навара, что называется, никакого, только подмога, от чего удовлетворение тоже весьма относительное. Все формы помощи: продуктами, одеждой, медикаментами, не говоря уже о деньгах и тем более о советах, проваливаются будто в бездонную дыру. И причина проста: колонизаторы ушли, власть взяли свои и грабить стали так, как колонизаторам не снилось. Коррупция поголовная в правительстве, взяточничество, мздоимство чиновничества, беззаконие. И невежественное, замордованное, бесправное население, доведённое до скотского состояния. Белые тут не причём. Страны с такой моделью от иностранных угнетателей давно освободились, номинально числятся демократическими, республиками называются.

Остались ли, живут ли белые среди чёрного большинства? Да. Специалисты, авантюристы, энтузиасты, чудаки, но влияние их жёстко ограничено местной властью, знатью. Вмешиваться не только бессмысленно, но и опасно. Приходится, учитывая опять же местную специфику, подлаживаться. Задабривать и элементарно, взятками, и более изощренно, грантами. Делегаты международных организаций, командированные в подобные страны с благотворительной миссией, тоже вынуждены с подобной практикой считаться, в их собственных странах недопустимой, но при африканской модели иначе не получается.

Разумеется, все эти вливания до народной массы не доходят. Зато раздолье для власть имущих. Показательно, что именно при ужасающей нищете безропотного большинства меньшинство позволяет себе роскошествовать с наглостью, что в Европе, в Штатах не увидишь. Виллы с бассейнами, теннисными кортами, окружённые парками, изысканные рестораны, товары как в парижских бутиках – всё это имеется в соседстве с лачугами, обитатели которых готовят пищу на древесном угле, а воду таскают в канистрах из колонки.

Но такая модель отнюдь не только на африканском континенте внедрилась. Хотя лично я, в отличие от авторов “Африканской рапсодии”, Кошмара Дарвина” в Африке бывала. Летала в Кению, в Найроби, на свидания к мужу, организовывавшему по линии Международного Красного Креста лагеря беженцев в Руанде, потом в Бурунди, для пострадавших в племенной резне. Мужу, членам возглавляемой им делегации, в Найроби устраивали передышку, где родственники их навещали, в “горячие точки” не допускаемые. И надо признать, что постой в гостинице с вышколенной англичанами обслугой, пробеги наши с мужем вдвоём на машине по саване, где зебры, жирафы, слоны приближались почти вплотную, туры на сафари, бунгало у речки с гиппопотамами, африканскую модель мне не дали бы разглядеть. То была не реальная Африка – кино.

Но судьба, неожиданно крутанувшись, забросила в Гаити, самую бедную на этом полушарии страну, и я прожила там 14 месяцев, с 1996 по 1997 год.

В подробности не стану вдаваться. Не так давно я написала повесть “Колониальный стиль”, опубликованную в журнале “Континент”, вошедшую в мою книжку “Гарантия успеха”, изданную в “Аграфе”. Повесть небольшая, а вот дневник, что я ежедневно в Гаити вела, распух до пятисот страниц. Ни строчки оттуда в повесть не вошло. Начав перечитывать записи, дневник отбросила, как заразу. Честно скажу, страшновато сделалось. Некто, очевидно сдвигающийся, теряющий ориентацию, фиксировал этапы своей болезни, цепляясь хоть за что-то, дающее шанс уцелеть.

Прошло время как мы из Гаити вернулись, обосновались в Штатах, и только тогда я смогла трезво “оглянуться туда” и на себя.

Гаити, как известно, находится на Карибах, но менталитет, специфика там именно африканские. Даже погуще, концентрированнее: рабы, в цепях привезённые, оторванные от родной почвы. И несмотря на то, что Гаити оказалась первой чёрной республикой, скинувшей оковы колониализма, то бишь перерезавшей хозяев-французов подчистую, “колониальный стиль застрял в генах, и не похоже, что будет когда-нибудь изжит.

Когда муж получил туда назначение в качестве главы делегации Международного Красного Креста, а я вызвалась его сопровождать, наше женевское окружение, состоящее из сотрудников международных организаций, сочло меня за камикадзе: из благополучной Швейцарии добровольно съехать в беднейшую из стран? В их воображении, верно, рисовались грязь, нищета, отсутствие элементарных удобств, куда я с головой рухну. Но, как выяснилось, они ошибались.

Мы жили в Гаити так, как при африканской модели существует меньшинство. В вилле с садом, меблированной, полностью экипированной, с обслугой, круглосуточной охраной. Нам там не принадлежало ничего. Мы явились из Женевы с двумя чемоданами и собакой шнауцером. Дочь училась, закончив Французский Лицей в Нью-Йорке, и в Монреале университет МакГилл, куда её, сообщаю с родительской гордостью, зачислили сразу на второй курс. Утешало, что Монреаль ближе к гаитянской столице Порт-о-Пренс, чем Нью-Йорк к Женеве. Единственное, что утешало.

По-русски я говорила только с мужем, но мало, так как он весь день отсутствовал, а в основном на родном с Микки, шнауцером, беседовала. Из соотечественников не нашлось никого. В Гаити русских никогда не возникало. Мы – первые. Лестно?

Виллу, что мы снимали, окружал высоченный забор, с пущенной поверху колючей проволокой и, для надёжности, утыканный еще и битым стеклом. Я там сидела безвылазно, так как машину предоставили в распоряжение мужа, а пешие прогулки исключались: некуда, незачем, да и тротуары отсутствовали, как и светофоры. Белые и богатые местные мчались по бездорожью на джипах как тараны, и без сноровки, у чёрного большинства виртуозной, могло не удастся успеть в канаву запрыгнуть.

Прежде в Гаити было много деревьев, леса, но всё вырубили, перевели на древесный уголь, началась коррозия почвы. Столица Порт-о-Пренс задумана как портовый город, море синеет соблазнительно, но чтобы искупаться надо проехать два с половиной часа. Ближе всё настолько загажено, что даже мальчишки в воду лезть не решаются.

Наркодельцы понастроили виллы-дворцы и смотались во Флориду. Виллы приходят в запустение, аллеи бугинвилии превращаются в колючие заросли, в бассейнах нет воды. Ну как в романе Грэма Грина “Комедианты”, правда, из другой эпохи, диктатуры Дювалье. Слышала от многих: вот тогда был порядок. Судя по описаниям у Грина, порядок был еще тот, но при Папе Доке в Гаити кое-что производили, экспортировали кофе, сахарный тростник. Теперь, кроме рома, пива и кур, всё ввозится и, соответственно, стоит вдвое, втрое дороже. Город завален кучами гниющего, не убираемого мусора, в котором роются черные свиньи. А при французах, двести лет назад, страну называли Антильской жемчужиной. Короче – освободились.

К нам из Женевы на две недели приехала моя подружка с юности Таня. Пришла в восторг от виллы, а когда мы повезли её на побережье в Клуб Мед – французского вина залейся, сыры тоже доставлены из Франции, лобстеры, только-только выловленные, ешь, пока не лопнешь – вовсе впала в экстаз. Я спросила: “Ты что не видишь, что вокруг-то твориться?” Она ответила: “А ты не смотри вокруг”.

Таня уехала, переполненная самыми радужными впечатлениями от экзотики, а я в этой самой экзотике осталась.

Моим, так сказать, звёздным часом стало раннее утро, а в тропиках поздно светает, и я еще в темноте, в полшестого, шнуровала теннисные кроссовки, предвкушая блаженство. Хотя оно, блаженство, больше походило на экзекуцию. Ежедневную.

Канадка Сесиль, с которой я познакомилась, чей муж, архитектор, участвовал в проекте застройки, липовом, теперь понимаю, дала мне много ценных советов. Первый, главный, она считала, в точности повторил Танин: в машине едучи, ни в коем случае не смотри по сторонам. Но я не вняла. Смотрела. Обмирала, ужасалась, но смотрела, не в состоянии оторваться. Ад. Толпы скелетов в изношенном тряпье, опорках. Концлагерь. Бездна. А всё же смотрела. Этот совет Сесиль не сработал. А вот другому я вняла.

Сесиль порекомендовала нам вступить в клуб-оазис, с первоклассным и баснословно дешевым, конечно, только при членстве в клубе, рестораном, бассейном, полями для гольфа, но, главное, с теннисными кортами, где тренеры-профессионалы обходились тоже по баснословной дешевизне.

Нашего тренера, Эдуарда, я боялась, восхищаясь, как школьница неумолимо строгим наставником, одобрение выцеживающим как под пыткой на дыбе. Сухопар, кривоног, мрачно-суров. Предпочитал играть с Андреем, моим мужем, подсовывая мне в партнёры своих учеников. Но я так старалась, плиссированная белая юбка повисала мокрой тряпкой, что, в виде поощрения, он и меня уроками одаривал.

Чёрно-чёрный, гаитянин, из тех самых рабов, кого на Карибы в кандалах когда-то из Африки доставили. Здесь, в клубе, мальчиком собирал, подавал мячи игрокам. И сумел асом стать, прославиться, в Гаити его все знали.

Трое его сыновей, Эдуардом же в теннисе выдрессированные, отбыли в Майями, и за натаскивание мне подобных бездарей гребли в десять раз больше, чем их папаша, оставшийся в Гаити. Почему не уехал? Меня занимало, но я не смела спросить. Сам сказал.

Опаздывал он постоянно и как бы даже намеренно. Нас испытывал? Сорвёмся, нахамим, и он с большим наслаждением пошлёт нас подальше. К сетке с нами встанет Жак, Поль, Бернар. За те же деньги, по той же таксе. Но не так, всё не так. Эдуард! У него – дар. Наслаждение, им от работы на корте испытанное, и в нас входило праздничным зарядом. Смирились: опаздывает мы покорно ждём.

Но в тот раз Эдуард нас, терпеливых, накалил. Мы уж собрались уходить, когда вырулил на своей подержанной машине, подбежал, извинился, что за ним не водилось. “У меня в доме, – сказал, – стекла побили, шпана. Знаю кто, соседская ребятня. Неприятно. Но я здесь живу, привык, знаете ли...”. И улыбнулся.