FLICKERING FLAME

Окончание. Начало в № 494 от 24 сентября и № 495 от 01 октября.

- Бонжур, месье, - сказал полицейский, застенчиво улыбнулся и распахнул удостоверение. Все, как положено. Косая бледная надпись “Police на обеих створках, цветная фотоулыбка, ажурный штемпель, мелкие надписи-подписи.

- Бонжур, мосье, - сказал Ник.

- Извините, мне нужен месье Маштанов.

- Это я. Проходите, пожалуйста.

- Спасибо, - сказал полицейский, переступил через порог и застрял в прихожей, хотя Ник пригласил его жестом в гостиную.

“Какой стеснительный полицейский. Как мент из фильма Киры Муратовой”.

- Хотите что-нибудь выпить? “Хольстен”, “мартини”, “сангрия”, шабли”, “алкопоп”?

- Нет-нет, спасибо. Я на службе.

“У нас когда-то говорили – при исполнении”.

- А сока не желаете? Яблочный, апельсиновый, клюквенный?

- Нет-нет, спасибо, я ничего не хочу. Спасибо. Спасибо.

- Может быть, лучше пройти в гостиную?

- Как вам будет угодно.

В гостиной Ник предложил полицейскому кресло, но тот сесть отказался.

Ажан буквально застыл у бочонка с раскидистой пальмой. Длинные листья пальмы осторожно ощупывали пришельца. Никита тоже остался стоять, но не из вежливости, а из беспокойной растерянности.

- Прошу вас, объясните, в чем дело. Чем обязан вашему визиту?

- Дело в том, месье Маштанов... дело в том, что... ну, тут очень деликатный вопрос... Я даже не знаю, как лучше начать...

“Да он не только застенчивый, но и косноязычный! Или просто волнуется? С чего бы?”

- Господин полицейский, объясните самую суть дела, то есть сразу возьмите быка за рога, а потом переходите к второстепенным деталям. Но, пожалуйста, подождите минутку. Я сначала выпью немного вина. Хотя я, можно сказать, тоже на службе.

Ник достал из бара огнетушитель портвейна “Розес”, налил до краев большую пузатую рюмку и немедленно выпил. Ажан, наконец, сумел избавиться от невидимых пут и понемногу стал обретать повадки нормального человека.

- Вы знаете, месье Маштанов, мне тоже немного хочется пить. Вы не могли бы принести мне стакан водопроводной воды?

Полицейский, видимо, от смущения, засунул руки в карманы, но тут же их вынул, еще больше смешавшись.

- С удовольствием исполню ваше желание. Но, может, вам лучше “Виттеля” или “Эвиана” налить?

- Нет-нет, спасибо. Просто стакан воды из-под крана.

“Подкованный флик! Знает в пресных напитках толк!”

- Изволите похолоднее или комнатной температуры?

- Спасибо-спасибо. Мне все равно.

Ник прошел на кухню, открыл кран, подождал, пока стечет задохнувшаяся вода, и подставил взятый с полки стакан под струю.

Полицейский пил воду крошечными глотками, будто лакал. Его острый кадык рывками взбирался по горлу до самого подбородка а потом стремительно падал к основанию шеи.

Ник звякнул пустым стаканом о раковину.

- Я вас слушаю, господин полицейский. Не хотите ли, все же, присесть?

- Нет-нет, спасибо... Месье Маштанов... Мы - я имею в виду полицию - получили известие... Нет, не известие, а сообщение... вернее, заявление... Нет, опять не то... Ладно, возьму быка за рога, как вы мне посоветовали, - ажан для храбрости выкатил до предела глаза. В общем, на вас поступила письменная жалоба! Вот так! И мы обязаны на нее отреагировать. Я понимаю, что вы человек серьезный, интеллигентный, законопослушный... Тем не менее, жалоба на вас все-таки поступила. Это - факт. Мы ее зарегистрировали, занесли в электронные файлы, поставили на контроль...

- Какая жалоба? – сел на диван Никита. - У меня никогда не было никаких трений ни с соседями, ни с законом. Прошу вас, поясните, пожалуйста, существо предъявляемых мне претензий. Только, по возможности, кратко. Я очень спешу. Я работаю. В своем рабочем кабинете. Я ведь лицо свободной профессии. Поэтому часто работаю дома. Пойдемте, я покажу вам свой кабинет.

- Подождите, месье Маштанов. Я все понимаю. Но вы и в мое положение войдите. На меня возложена официальная миссия... отреагировать на поступивший сигнал...

- То есть провести со мной беседу, затем сочинить формальный отчет и кликнуть мышью в графе “Выполнено”?

- Месье, по-моему, вы меня неправильно поняли.

- Хорошо. В чем состоит суть жалобы?

- А суть ее в том, что, по словам заявителя в лице предполагаемой потерпевшей стороны... нет, не так... по словам предполагаемой потерпевшей стороны в лице заявителя, вечерами вы часто заглядываете при посредстве бинокля в окна дома напротив и таким образом незаконно вторгаетесь в частные жилища граждан, включая самого заявителя, ущемляя тем самым право на неприкосновенность и тайну их личной жизни.

- Это неправда. Я в чужие окна в бинокль не заглядываю. Честное слово.

- Я вам верю. Но тем не менее...

- Никаких “тем не менее”. Речь идет о досадном недоразумении. Я сейчас вам попробую разъяснить, в чем здесь причина. – Ник поднялся с дивана. - Пройдемте ко мне в кабинет. Прошу вас.

Полицейский робко побрел за Ником по коридору.

- Пожалуйста, внимательнее смотрите под ноги. У меня там на полу много чего пораскидано. Вы уж извините за беспорядок.

- Ничего-ничего. Вы же лицо свободной профессии.

“Ого! Он что – шутить умеет?”.

- Осторожно, не наступите на диски. Вот на эту коробочку. И вот на эти бумаги. Сейчас я их уберу. Передвину под стол. А это мое рабочее место. Мой верстак. То есть письменный стол. Пишу сейчас краеведческую статью. О расизме. Кстати, а как вы считаете: есть ли расизм в Швейцарии? А если есть, то где его больше: в романской или германской части Швейцарии?

Полицейский испуганно отшатнулся от Ника. Как будто Ник выпытывал у него с клещами наперевес: верит ли он в двуединую сущность Люцифера и Ахримана?

- Вы знаете... Я не могу... Я на службе.

- И что же теперь? Неужели вам на службе не только пить запрещается, но и обсуждать проблему расизма? Вот социологи Женевского университета недавно сделали вывод, что в Швейцарии много расистов. А вы как считаете?

- Извините. Я не могу ответить вам на этот вопрос. Я на службе.

- Ладно, - вздохнул Ник. - Давайте вернемся к жалобе. Бинокль у меня действительно есть. Вот он. “Карена”. Не очень хороший. Оптика мутновата. Но мне и такой хватает. Правда и то, что биноклем я часто пользуюсь. Только за людьми не подсматриваю. Окрестные жители, включая жильцов соседнего дома, меня мало волнуют. Я наблюдаю за кошками, которые гуляют по крыше под этим окном. В советской школе меня учили, что звери не мыслят, а полагаются на набор примитивных инстинктов. Собака Павлова с колокольчиком... Слышали про такую?

- Про инстинкты слышал, а про собаку с колокольчиком нет, - сказал полицейский. – А вообще, с колокольчиками кто только не гуляет.

- Это вы верно заметили. Но это неважно. Когда я вырос, то понял, что это не так. Я понял, что девять десятых жизни животное проводит в ином измерениии, и то, что мы видим, это всего лишь вульгарная метафизическая проекция, данная нам в субъективных образах и ощущениях. Но даже она завораживает людей. Человек издревле видел в животных и, наверное, прежде всего в кошках, точнее в их оккультных глазах, отблеск великой тайны. Об этом свидетельствуют многочисленные древние культы обожествления кошек - персидские, сиамские, египетские, турецкие, сибирские. Многие вообще считают, что кошки гораздо умнее человека. Как, впрочем, и рыбы, которые молчат и даже не думают, потому что всё уже знают.

Полицейский молчал и, судя по выражению его лица, даже не думал.

- Поэтому когда я узнал, что на этой крыше обитает сразу несколько кошек, то чрезвычайно обрадовался, - продолжил Ник. - Подумал, что мне, наконец, выпал шанс напрямую соприкоснуться с философской системой координат самого загадочного в мире животного. Но дело не только в этом. Понимаете, у каждого человека обязательно должно быть какое-нибудь невинное увлечение. Кто-то собирает пивные пробки, кто-то болеет за футбольную команду “Сервет”... Вы любите футбол?

- Не очень.

- Я тоже. Кто-то тюнингует машину, культивирует – извините - каннабис, порхает на параплане или играет в “петанк”... Жизнь настолько тяжелая а иногда и вовсе неподъемная штука, что без отдушины просто не обойтись. Особенно мужчине. Судьба предложила мне бзик, и я с удовольствием за него ухватился.

- Бзик?

- Ну, блажь, причуда... хобби, если хотите.

“Неужели “bzic” - не французское слово?” - успел удивиться Ник. Он часто его использовал вместо потертого “lune” без малейших протестов со стороны местных жителей.

- Наблюдение за повадками кошек помогает мне жить. Вернее, делает легкость моего бытия чуть менее невыносимой. Понимаете?

- Честно говоря, не очень.

- Это нестрашно. Я вам всё покажу на конкретном примере. Сейчас по крыше наверняка какая-то кошка разгуливает. Может быть, даже моя любимая чернобелка.

Ник сунул флику в руки бинокль, разогнал по углам занавески и настежь раскрыл окно.

Ни единой кошки на крыше не было.

Зато на ближайшей лоджии справа нежилась на шезлонге почти голая дева – в одних узеньких, как шнурки от английских ботинок, стрингах, не считая янтарных очков. Эту девицу Никита раньше ни разу не видел. Подруга или родственница толстушки-венгерки, которая в этой квартире живет? Флик по-полицейски дотошно щупал глазами девушку. Однако воспользоваться биноклем не решался или считал излишним – из-за близкого расстояния.

- Эй, кошки! Куда вы попрятались?! – гаркнул Ник по-французски.

Полицейский благоразумно отступил от окна. Кошки, разумеется, на призыв не откликнулись. Девица сняла темные очки и, прищурившись, крикнула Нику по-русски с краснодарским акцентом:

- Эй ты, француз недоделаный! Чего разорался?! Спать не даешь!

- Excusez-moi, mademoiselle! Parlez-vous français?

- Barre ta gueule!

“Ишь ты! Владеет французским!” - удивился Ник.

Девушка вновь нацепила очки и разлапилась на шезлонге.

- Очень странно! Ни одной кошки! – развел руками Никита, повернувшись к ажану. – Кроме той, конечно, что на шезлонге лежит.

- Интересно, на каком языке эта мадемуазель так ругалась? сказал полицейский, возвращая “Карену” Нику. – Какой красивый, мелодичный язык.

- На греческом, - без запинки ответил Ник. Ему было чуть стыдно за разнузданный тон своей соотечественницы, хотя ничего зазорного она вроде бы не совершила.

- Нет-нет, это не греческий был! - неожиданно возразил застенчивый полицейский.

- Почему вы так думаете?

- Я знаю. Я по матери грек.

- Неужели? И на греческом говорите?

- Говорю.

- Жаль, что все кошки куда-то попрятались. Может, из-за жары. И еще этот казус с девицей. Вы не подумайте, что я за ней подглядываю. Я первый раз ее здесь вижу. Клянусь! Вообще-то в этой квартире одинокая венгерка живет. Полная такая, рыжая. Она редко на лоджии появляется. Наверное, солнца боится. Так что непонятно, как эта девица здесь оказалась. А если мне не доверяете, то поговорите с консьержем.

- Нет-нет, я вам доверяю. По нашим сведениям, у вас безупречная репутация. Я верю, что вы только за кошками наблюдаете. Я и сам животных очень люблю. Как вы верно сказали, животные завораживают человека. У меня дома морская свинка живет. Чикитита. Умная, ласковая. А вы домашних животных не держите?

- Нет. Были когда-то какие-то пташки. Но с ними неинтересно. Я кошку давно хотел завести, но жена и дочь – ни в какую!

Ник и ажан прошли по коридору в прихожую.

Рита не звонила.

- Может, все-таки что-нибудь выпьете кроме воды? Давайте на пару со мной хотя бы по рюмке портвейна?

- Нет-нет. Спасибо. Я на службе. Спасибо.

- А вы, случайно, не знаете такого греческого писателя Нотис Петрелис?

- Нотис Петрелис? Нет, не знаю, - сказал полицейский и покраснел как ребенок. – Извините... Я очень мало читаю... Даже на французском... Работа... Домашние дела... И потом как-то... Ну, не мое это, что ли... Я больше музыку люблю. Особенно греческую. Знаете таких певцов - Антонис Ремос, Нектарис Сферакис?

- Нет, никогда не слышал.

- Жаль. Очень хорошая музыка. Рекомендую послушать Ремоса в “Медиамаркте”. Не пожалеете.

- Увы, у меня на музыку мало времени остается, - слукавил Никита. - Я либо пишу, либо читаю.

- Кстати, жена моя, в отличие от меня, тоже очень много читает, - воспрянул духом ажан. - Недавно она про муравьев что-то там прочитала. Потом мне пересказывала. Очень увлекательно и поучительно. У муравьев, оказывается, жизнь почти как у людей устроена. Только порядка больше...

- Даже больше, чем в Женеве?

- А в Женеве-то какой порядок? В Берне, в Цюрихе - еще куда ни шло. А в Женеве порядка немного. Но это так, между нами. Считайте, что я вам ничего не говорил.

- А, по-моему, вы перегибаете палку. По крайней мере, я где-то недавно читал, что Женева по-прежнему считается одним из самых спокойных городов мира, - Никита взглянул на часы. – Zut! Извините, мне статью писать надо. Я полагаю, что с жалобой мы разобрались?

- Да-да. О жалобе забудьте. Если честно, то ее один неврастеник состряпал. Жилец соседнего дома. Как раз из того самого дома напротив, – полицейский махнул рукой в сторону кабинета. – Этот зануда нас совсем извел! Да и не только нас. Пишет и пишет жалобы. Кляузничает на кого попало и кому попало. Но ничего не поделаешь. Мы обязаны на его заявления реагировать. Конечно, вы были правы... Это только формальность... Мы все понимаем... Тем не менее, постарайтесь поменьше его раздражать биноклем. И нам будет лучше, и вам.

- Конечно-конечно. Я обязательно что-нибудь придумаю.

- И вот еще что, - замялся ажан. - Эта девушка... Которая на лоджии загорает... Вот если она на вас пожалуется, то дело примет куда более серьезный оборот... Вы меня понимаете?

- Так я же сказал вам, что в первый раз ее вижу. Это, наверное, подруга или знакомая той рыжей венгерки, про которую я вам говорил.

- Я понимаю. Я понимаю... Но считаю своим долгом вас об этом своевременно предупредить... Мало ли что.

- А действительно, мало ли что, - согласился на лазурном глазу Никита. – Спасибо за предупреждение.

Полицейский приподнял фуражку, обнажив на миг прогалину на макушке, и вновь приземлил ее на опрятную черную шевелюру. Да и весь он был запредельно опрятен. От беспылинной фуражки и униформы до незапятнанных башмаков.

- Уф! Жара-то какая! Месье Маштанов, вот вы, насколько я знаю, профессор. Статьи разные пишете. И много вам за них платят? Если это секрет, то не говорите. Я не обижусь.

- Нет, это, конечно же, не секрет, - улыбнулся Никита. - Но мне ведь не только за статьи деньги платят. Гонорары за статьи это мой побочный доход. Кроме этого я получаю что-то вроде зарплаты, - Ник постеснялся произнести студенческое слово “стипендия”. - Хотя не знаю, как долго мне будут ее платить. И потом я совсем не профессор. Впрочем, это неважно. А в среднем за год у меня вряд ли больше вашего набирается. Скорее, даже чуть меньше.

- Да? – сказал полицейский и опять приподнял фуражку над головой, словно кого-то приветствовал. Неужели квартиру вновь осчастливил присутствием дух Ивана Сергеевича?

“Не поверил мне флик? Или напротив - преисполнился гордости за избранную стезю?”

- И вот еще какой парадокс. За посредственное и пустяковое платят гораздо больше, чем за выдающееся и мозгодробительное.

- Как это? Не понимаю!

- Да я и сам этого не понимаю. Наверное, просто канули в Лету максимы “Декалога” и цзацзуани Конфуция. А на смену им прилетели мотыльки газетных суждений, срок жизни которых измеряется в лучшем случае сутками. Еще Пруст указывал на стремглавый процесс вытеснения книжного менталитета газетным.

Полицейский раскис лицом. Он, видимо, пожалел, что завел разговор на монетарную тему.

“Merde! Зачем я терзаю этого незатейливого человека?”

- Извините меня, господин полицейский! Стоило вам затронуть эту щекотливую тему, как меня понесло в филологические трущобы, из которых без помощи виски или текилы не выбраться. Но раз вы на службе не пьете, то давайте отложим эту беседу до лучших времен. Принимаете мое предложение?

- Принимаю! – выдохнул флик. – Между прочим, я не только на службе не пью. Я вообще не употребляю спиртные напитки и не курю.

- Вы настоящий античный герой!

Ник протянул греку руку. Они обменялись крепким рукопожатием.

- Кстати, я даже не знаю, как вас зовут.

- Как это? Я же показывал вам свое удостоверение! Меня зовут Жан-Поль Лефрер.

Имя греческого героя обескуражило Ника.

- До свидания, месье Маштанов.

- До свидания, месье Лефрер. Успехов вам на служебном поприще и скорейшего повышения в звании!

- И вам того же, месье Маштанов!

“Чего – того же? Что он плетет?” - мысленно возопил Никита.

Захлопнув парадную дверь за посланником местной полиции, Ник отправился на поиски телефонной трубки.

Где он ее оставил?

В конце концов ему пришлось прибегнуть к аварийной кнопке на “телефонной базе” в прихожей. На балконе закурлыкал журавль.

Черт возьми! Он же ее на столе там оставил!

Трубка была горячей как свежеотваренная сарделька. Ник набрал номер дочери. После четырех звуковых вермишелин он услышал бодрый знакомый голос:

- Oui!

- Рита!! Привет!

- Привет, папа!

- Ты почему телефон отключила?!

- Я?! Ты чего, блин! Ничего я не отключала! У меня все работало и работает!

- Ой, не надо!

- Чего – не надо?!

- Я до тебя целый час дозвониться не мог! Ты знаешь, что где-то в вашем районе, в окрестностях Корка, автобус со школьниками перевернулся?

- Ничего я не знаю! Папа, хватит на меня наезжать! У меня своих проблем хватает!

- Ладно-ладно. Ты как там? Нравится?

- Ну как тебе сказать. Тут как-то всё грубее, грязнее. И погода какая-то странная. То жарко, то холодно. Вода горячая и холодная из разных кранов течет. Маразм! Зато шик антикварный чувствуется. Готика. Угрюмый сельтский дух витает.

- Какой-какой дух? Сельский?

- Сельтский! Ну, сельты, древние сельты! У тебя что - исторический кретинизм?

- Рита! Не злись и не говори красиво. Не сельты, а кельты! Кельты! – Ник вспомнил, как в прошлом году гонял Риту за “ливры стерлингов”.

- Ну, кельты. Какая разница? А народ вроде неплохой. У меня подружка, Дариль, кошелек на улице выронила, так за ней сразу какой-то парень побежал и кошелек ей вручил. С галантным поклоном.

- А с английским как?

- Блин! Ничего не понимаю! Кроме вывесок.

- Всё правильно. Я тебя предупреждал.

- Ну всё, пока!

- Подожди. Ты телефон не отключай, ладно?

- Папа, ты что – глухой?! Я же тебе сказала, что телефон не от-клю-ча-ла! Ясно?

- Я тебе тоже вроде уже сказал, что не мог тебе дозвониться. Несколько раз звонил и все время на “мэйл-бокс” нарывался.

- Ну не знаю. Может, мы в мертвой зоне были. А чего ты так волнуешься? Что со мной может случиться? Ну всё, пока! Мне некогда.

- Подожди! Я тебя в среду встречу. В 17.30 самолет прилетает?

- Папа! Не надо меня встречать! Я тебя умоляю. Я сама на автобусе до дома доеду.

- Ну хорошо. Не буду встречать. Только ты не отключайся и позванивай время от времени.

- Ладно-ладно! Всё?

- Нет, не всё. Маме позвони. На мобильник. Просто скажи ей два слова. Что у тебя все нормально. Или эсэмэску пошли. А то роуминг живо всю твою карточку высосет.

- О-о-о! – застонала Рита. - Ну пошлю, пошлю! Теперь всё?

- Последний вопрос! Клянусь! Что такое “flickering”?

- Зачем тебе это?

- Раз спросил, значит надо.

- А в словаре не смотрел?

- Рита! Что такое “flickering”?

- Сейчас подумаю... А! По-французски это что-то вроде vacillant”. Или “tremblant”. А по-русски... По-русски не помню.

- Дрожащий. Как тетива. Как осиновый лист.

- Что?

- Ладно. Спасибо.

- Всё! Пока!

Ник вынул из бара бутылку “Розеса”, снова набулькал рюмку до самого верха, обронив несколько липких капель на вытяжной деревянный поднос, и тут же ее опрокинул. Не на пол, конечно, а в рот. На этот раз портвейн показался ему резким и приторным.

“А теперь – за статью!”

Никита сунул телефонную трубку в карман, прошел в кабинет, стукнул по длинной клавише, чтобы согнать с экрана блуждающий разноцветный флажок, и выглянул за окно.

Строптивой девы на лоджии не было. На шезлонге валялись только ее коричневые очки.

Зато на вентиляторном колпаке, похожем на шляпу уборщика риса, грациозно полулежала черно-белая Нитчего. И не жарко ей на солнцепеке?

- Кис-кис-кис! – позвал ее Ник.

Кошка подняла мордочку и пристально на него посмотрела.

Ник приветливо, но чуть напряженно помахал ей рукой.

Нитчего продолжала его разглядывать. Кошка не жмурилась, а смотрела на Ника доверчиво и открыто. Никаких тревожных красных искринок в кошачьих глазах Ник не заметил.

“Привыкает ко мне понемногу. Это хорошо”, - расслабился он.

На балкон неожиданно вышел хозяин кошки - Лючио. В голубой майке с золотыми разводами, в синих шортах до чумазых колен. В руках он держал ржавую лейку с несуразно коротким носом - как у киплинговского слоненка.

Выткалась редкой постмодернистской красы мизансцена.

- Месье, силь-ву-пле, месье! - окликнул его дружелюбно Ник.

Лючио задрал голову и увидел Никиту.

- Бонжур, месье! Вы не скажете, как вашу кошку зовут? сказал Никита. – Она у вас очень красивая. Я давно за ней наблюдаю, но даже клички ее не знаю.

- Это не кошка, а кот! - строго поправил его Лючио. - Его зовут Минуш!

Голос Лючио дребезжал точно крышка, левитирующая над кастрюлей.

- Кот?! Спасибо, месье! А сколько Минушу лет?

Месье Лючио ничего не ответил, брякнул лейкой о близлежащий предмет в формате ночного горшка и отвернулся к железному шкафу. По его спине с темной впадиной в межлопатье куролесила бледная надпись: “Freak Out!”.

“Чернобелка – самец! Вот это удар! Одним махом всю дедукцию разбивахом! Обломал мне Минуш всю фабулу!” - засокрушался Никита.

Вся его эмпириоромантическая концепция рухнула как охваченный пламенем кошкин дом. Ну и как ему после такого пассажа за кошками наблюдать? Всё смешалось у него в голове. Если Минуш – робкий, добродушный самец, то, значит, кошки, шныряющие возле него, - это назойливые ухажерки? Да быть такого не может! Или это - коты-конкуренты, провоцирующие его на поединок за сердце прекрасной самки? Тогда где же и, главное, кто же - эта прекрасная самка? Да и Лючио явно не итальянец. С тембром у него, конечно, проблемы. Но выговор – безупречно женевский. Значит, Ник даже здесь промахнулся.

Никита плюхнулся в кресло. Покрутился на нем влево-вправо.

“Прямо гофманиада какая-то получается! Фантазии в манере Глюка! Нет! Пора с этой блажью завязывать. Нужно срочно собраться с духом и заземлить интеллект на проблему расизма в Бразилии”.

Никита снова выглянул в окно и посмотрел на Минуша.

Минуш дрыхнул на вентиляторе, свесив задние ноги за край колпака.

В этот миг Никита почувствовал, что у него совершенно иссяк интерес к кошачьему хобби. Ночной мониторинг с биноклем в руках стал казаться ему разновидностью тихого помешательства, а нелепый визит полицейского – косвенной терапией, наставившей разум на истинный путь. Не менее вредоносным заскоком представлялись теперь и терзания по поводу выражения “flickering flame”.

- Flickering flame… Эге! Да это же всего лишь повод погадать на компьютерной гуще! Ну-ка посмотрим, что Гугль безбрежный мне готовит!

Ник вышел в минималистский предбанник “Гугля”, набрал в амбразурной прорези “flickering flame”, пришпорил поисковый мотор и дважды окликнул шальную строку в рассыпчатой росписи ссылок.

Экран моргнул, и по снежной дорожке побежали оранжевые слова:

When my neurons conspire
To distract scorching mind
Away from gilt pain
And flickering flame
Back to the past
Where every thing lasts
Then I shall be free
Then I shall be me… ”

“А что? Занятные вирши. Вполне годятся для ворожбы. Интересно, это модерн или классика? Судя по рифмам – скорее всего модерн. Хотя настораживает жеманно раздвоенное “everything”. А ну-ка пошарим - кто автор...”

В кармане брюк закурлыкала трубка. Одновременно затрезвонила база” в прихожей.

- Это, наверное, Клод или Мануэль! А, может быть, даже Лика, - засуетился Ник.

Он захлопнул окно, задернул шторы – солнце пощипывало глаза, как антикварное детское мыло, - и полез за телефонной трубкой в карман.

Женева, июль 2006 года