ШАГНУВШИЙ ЗА ГРАНЬ

[Беседа со Львом Литваком]

Бытует легенда, что Академик Иван Павлов, умирая, собрал вокруг себя своих учеников и диктовал им симптомы: “Вот, холодеют руки. А сейчас уже не чувствую ног...” Или это не легенда?.. С любым другим 78-летним человеком, перенесшим тяжелый инфаркт, бестактно было бы обсуждать этот вопрос, - но только не с Литваком.

Как он сам говорит, в жизни ему по-настоящему повезло трижды. В первый раз, - когда он в Киеве чудом избежал Бабьего яра. Во второй, - когда, как член семьи врага народа”, - не оказался в лагере, То есть, на самом деле, этот раз и был первым, потому что отца посадили в 1938 году, когда Литваку было десять лет. “...Но ты же все равно кончишь в лагере!”, - говорила ему мать. Как лейтмотив всей будущей жизни, эта мысль считалась тогда не хуже и не лучше других: если лагерь – есть нечто неминуемое, то надо заранее готовить себя к нему, и специальность приобрести такую, которая помогла бы там выжить. Лучше всего – врачебную. Так он, гуманитарий по натуре, оказался в Первом Московском мединституте.

- Лев, а психиатрию вы выбрали потому, что она - самая гуманитарная” из медицинских дисциплин?

- Нет, это вышло случайно. На третьем курсе торжественно открывали памятник основателю одной из московских психиатрических клиник Корсакову. Нас, студентов согнали тогда на Митинг, а после митинга я решил прогуляться по территории...

Так вот, второе везенье заключалось в том, что в разгар Дела Врачей” Лев Литвак, без пяти минут врач, еврей, сын врага народа, - уцелел. И с тех пор считает себя “внучатым по профессии” наследником врачебной традиции Сербского и Бехтерева, - но никак не более поздней, с ее упором на диагноз “вялотекущая шизофрения”... Как он при этом ухитрился проработать 22 года психиатром в Перми, да еще занимался исследованиями (для чего дополнительно закончил Ленинградский университет по курсу психологии); защитился, подал заявление на выезд, был в отказе, наконец, в 1975 году оказался в Израиле, практиковал здесь еще 18 лет, издал две книги по специальности, - отдельный разговор... Нас интересует третий случай, когда ему повезло, тот, что лег в основу его книги “Постижение смерти и природа психоза. Опыт самонаблюдения и психоневрологического исследования” (Иерусалим 2004).

Жена и дочь его не любят касаться этой темы. Им тяжело вспоминать, как они в течение месяца приходили в больницу “Каплан” в Реховоте с одним вопросом: “папа дышит?” - И им отвечали: “еще нет”. Несколько минут в состоянии клинической смерти, затем еще 18 дней на искусственном дыхании, а потом Литвак начал медленно выкарабкиваться. Врачи изумлялись: с его соматикой исход обычно бывает другой. Однажды в палату привезли человека после операции, похожей на ту, что делали ему, и он сказал жене: смотри, всего три дня, как прооперировали, а он уже садится и ходит”. Жена ответила:
- Ну, и что? И тебя в первый раз, когда привезли, тоже через три дня посадили, и ты даже начал ходить...

И тут он понял, что из памяти его вывалился огромный кусок

Бывает так, что неадэкватность человека очевидна всем, кроме него самого. С Литваком было наоборот. “...Меня воспринимали, как обычного, хотя и капризного, больного и требовали активности, на которую я если не физически, то психологически не был способен”, - жаловался он потом на страницах своей книги. Сам же он хоть и смутно, но осознавал свою ненормально развившуюся наклонность к слезам. А однажды вдруг страшно разозлился, швырнул на пол телефонную трубку и разбил ее. Тут на него, наконец, обратили внимание врачи, и он оказался в реанимации, где и услышал название того страшного послеоперационного осложнения, которое в 50-е годы, когда он учил общую паталогию, могло означать лишь один исход смерть. Он помнит, что отнесся к этому спокойно...

Слова “осознавал”, “помнит”, “услышал” - не должны нас вводить в заблуждение. На самом деле все эти подробности проникли к нему память гораздо позже и весьма причудливым путем. А поначалу был только мучительный, как он пишет, “разрыв во времени”. Затем пустоты начали заполняться картинами, единственным объединяющим свойством которых Литвак считает невозможность выразить их обычным человеческим языком”. В психиатрии большой класс связанных с этим явлений имеет название: NDE – “Near Death Evidance” - “опыт близости к смерти” и TSC – “терминальное состояние психики”. Запомним эти сокращения, в книге они будут часто встречаться.

Потом в памяти высветилась параллель. Когда-то, будучи молодым врачом, Литвак участвовал в испытаниях нового препарата и по-неосторожности вогнал себя в психоз. И сейчас он видел поразительное сходство того психоза с картинами, которые возникали у него в то время, когда врачи боролись за его жизнь. Пока это была лишь интуитивная догадка, указавшая путь. Сам процесс заполнения провалов в памяти занял месяца два; переживания постепенно приняли такую форму, что их можно стало изложить словами. Почти...

- Если кто-то, не понимая принципиальных основ математики, выучил, скажем, ряд основных алгебраических действий и бесконечно решает систему пяти уравнений с шестью неизвестными, - он ведь не знает, что ее невозможно решить. Наоборот, ему будет казаться, что решение – вот-вот, где-то рядом. Нет ли у вас подобного чувства? – спросил я Литвака, и он ухватился за эту аналогию:

– Да, да! У меня от этих воспоминаний до сих пор такой привкус, будто я такую систему решаю, решаю... И вот-вот ухвачу за хвост что-то важное.

Но разве это повод - отказаться от того уникального материала для исследований, который, - как он уже понял, - у него в руках? И доктор Литвак начал записывать образы, возникшие у него, пока он был в реанимации, - дабы осмыслить их в рамках своего и чужого клинического опыта. Увиденное (а нечто подобное видит, как установлено, 10-20 процентов из числа людей, переживших клиническую смерть) естественным образом разделилось по времени на 16 картин. Попробуем теперь воспроизвести часть из них в сокращенном (и неизбежно, огрубленном) виде - из его книги.

- - - - - - - - -

Лев Литвак против Раймонда Муди

“...Вначале TSC развертывается, как непрервыный поток без определенного фона; я сам полностью погружен в него. Все мелькает в тумане, как в неосвещенном вагоне поезда, быстро движущегося сквозь тоннель, стены которого тоже не освещены”. Часто все обрывается, сменяясь тьмой” бессознательности, приближение которой порождает ощущение невозвратного конца.. Со временем хаос начинает проясняться, и из него выступают разрозненные образы”

“...Слышу неразборчивый, как через стену, разговор двух мужчин... Вместе с этим, я начинаю давать себе отчет в своем собственном существовании, это некий минимум сознания...”.

“...Нечто похожее на небольшую квартиру. Кажется, я сижу у входа, странно, что занимаю так мало места, как маленький ребенок или средних размеров собака; отчетливо ощущаю свою ничтожность, настроение прямо-таки убийственное... Однако, без неприятных или болевых ощущений в теле. Квартира полна людей, но я не могу припомнить ни одного осмысленного слова, только гул голосов. Ориентировка в окружающем странно двойственна: я здесь и одновременно где-то на окраине Яффо, и одновременно в Перми. Путь между любыми двумя точками неясен, я не могу даже мысленно его представить, как не в силах представить те лица, которые в данный момент не вижу...”

“...Город в малознакомой стране, очень жарко, но солнца и неба не видно из-за пыли. У самого берега крытая автобусная остановка, которая не спасает от жары; на ней никого, но чье-то присутствие ощущается. К пристани бесшумно подходит корабль, я оказываюсь внутри, и через миг я уже на верхней палубе, придавленный большой кучей матрацев. Тут же слышу голоса жены, дочерей, они говорят о чем-то, смеются, обо мне забыли. Изо всех сил зову их неслышным мне самому, как во сне, голосом. Мне становится все хуже, не могу дышать. Пытаюсь позвать доктора, я задыхаюсь, умираю, но никто не отзывается. В этот момент меня захватывает какая-то сила и погружает в темноту – смерть!”

“Город странный, подобный нарисованным декорациям. Я давно уже с кем-то еду по улице – без малейшей тряски. Дорога сильно вогнута, будто мы едем по заасфальтированному рву. Мы кого-то ищем, но безрезультатно, и не у кого спросить: ни людей, ни машин, ни света в окнах; день душный и пасмурный, без солнца...”

“Снова квартира, я пассивен, мыслей нет... Коридор из короткого превратился в очень длинный, как бы увиденный сквозь перевернутый бинокль. Двигаюсь, глядя только вперед, меня несет, как с горки. Дверь, ведущую в спальню, вижу странно уменьшенной, скошенной, уходящей по диагонали вправо... Я больше не карлик, а просто небольшой человек, свободно помещающийся в лодочке, похожей на коляску мотоцикла, в которой свободно передвигаюсь по квартире при помощи весла... Кто-то, указывая вверх, говорит: “посмотри, какой молодец, вот, к чему приводит терпение и упорство!..” И я вижу самого себя, плывущим на лодочке по воздуху у высокой горы...”

“Заботливая хозяйка “квартиры” увела меня в какое-то незнакомое место, где обучала меня летать. Это было ясным солнечным днем, и все вокруг блистало яркими красками. Наконец, она сказала мне, что я теперь сам могу подняться на большую высоту на воздушном змее. Вскоре я ощутил себя одиноко парящим над альпами и услышал мелодию квартета Гайдна; шум портил ее, и вскоре она оборвалась. Внизу под собой я ничего не видел, но у меня было впечатление, что я нахожусь над деревушкой, где композитор Густав Малер проводил летние каникулы, сочиняя свои симфонии. Имя “Малер я ощутил на своих непроизвольно движущихся губах...”

Остановимся, потому что уже из этих примеров видно, какую необычную “нишу” занимает книга Льва Литвака среди всего написанного на эту тему.

Феномены NDE и TSC, конечно же, не обойдены вниманием исследователей. Самой известной, наверное, можно считать книгу Раймонда Муди “Жизнь после жизни”:

“...Мне известно примерно 150 рассказов людей, которых врачи считали или объявили клинически мертвыми и которые были реанимированы. Часто, возникает ощущение движения с очень большой скоростью через какое-то темное пространство (тоннель), пройдя через который человек смотрит на свое физическое тело извне; некоторые слышали, как врачи признавали их умершими. Несколько докторов говорили мне, что не понимают, как пациенты не имеющие медицинских знаний, могли так детально и правильно описать процедуру реанимации. Несколько человек начинали осознавать близкое присутствие других духовных существ. Иногда светящееся существо показывает человеку как бы обзор его жизни. В некоторых случаях поциенты приближались к чему-то, что можно было бы назвать границей или каким-то пределом. Почти все помнят, что в первые мгновения их смерти доминирует безумное желание вернуться обратно. Однако, потом уже душа не хочет возвращаться обратно и сопротивляется возвращению в свое тело...”

Теперь вернемся к тому, на чем особенно акцентирует наше внимание Лев Литвак:

1. Постоянно повторяющийся мотив движения вдоль (“тоннель”-“ров”-“коридор”);

2. Отсутствие смысла слов при сохранении какого-то дословесного (“собачьего”) понимания речи;

3. Изменение размеров тела, видение себя со стороны (феномен двойника);

4. Постепенное “высветление” эмоционального фона от картины к картине.

Почему именно эти предсмертные феномены так важны? Потому что существует какая-то досадная закономерность: те, кто склонен давать фактам строгое научное объяснение обычно не принимает их всерьез. Те же, кто их всерьез принимает, обычно дает интерпретацию мистическую, как тот же Р. Муди:

“...Существуют и другие объяснения: физиологические, неврологические... Все они - не могут нас удовлетворить. И мы не можем достаточно полно понимать эту жизнь, если не способны уловить хоть проблеска из ТОГО, ЧТО ЛЕЖИТ ЗА НЕЙ...”

Лев Литвак – врач и исследователь, всерьез принимающий NDE, убежден, что понять эти феномены вполне возможно, стоя обеими ногами на нашей грешной земле.

- - - - - - - - -

Cквозь мистику созвездий

“... Глядя сквозь призму “околосмертного опыта”, автор использует весь свой профессиональный опыт не только для того, чтобы донести до читателя как можно более точную картину пережитого. Но и для того, чтобы переосмыслить современные представления об ориентировке субъекта в своей личности и в окружающем мире, а также о процессах восприятия, об эмоциях, мышлении и сознании...”, - пишет в своей рецензии на книгу Литвака доктор медицинских наук профессор И. В Линский из АМН Украины, и становится ясно, почему так нелегко эту книгу читать. Мысль автора то и дело соскальзывает на то, что ему самому кажется наиболее важным: как постижение смерти способно изменить психиатрию. Нас же все-таки больше интересует обратное: как психиатрические знания меняют наш взгляд на смерть?

- Я вас предупреждал, книга трудная.

- Лев, а какой главный, как сейчас модно говорить, ее message?

- Для кого message, для себя? Я написал в предисловии: книга написана прежде всего для самого себя, чтобы разобраться, что творилось в моем умирающем мозгу. Второй адресант книги – это психиатры, хотя особых надежд на понимание с их стороны я не возлагаю. Затем - неврологи, психологи, философы, врачи-реаниматологи, и вообще все, кого интересует смерть.

- Но вы рассказываете о пережитом в терминах, понятных исключительно психиатру.

- Не совсем так. Психиатры должны знать этот материал, но он им совершенно не нужен. Потому что я вывернул традиционный подход низнанку.

- Как вы могли это сделать, если ваш опыт никем и нигде не воспроизводится!

- Как – “не воспроизводится”? Воспроизводится, просто девять из десяти больных психиатру этого не расскажут, а если кто и расскажет, то психиатр его не выслушает. Потому что для психиатра есть пациенты и есть набор симптомов болезни, которую он не стремится понять, а только воздействует, и в каких-то случаях это дает положительный результат. Но мой опыт – NDE - есть целостное переживание, которое нельзя расчленить на набор излечимых по отдельности признаков- симптомов. Поэтому я среди коллег не то, что в гордом одиночестве, но в меньшинстве. Психиатр из Перми, с которой мы проработали много лет, пишет мне: “Выбросьте это из головы!..” Соседка-врач, которой я пытался что-то рассказать, однажды прямо обратилась к моей жене и спросила: “почему вы ему ПОЗВОЛЯЕТЕ такие вещи рассказывать?..” А та дама, которой мы написали в Центр по исследованию околосмертного опыта Америке, (я писал по многим адресам, в частности, во все крупнейшие библиотеки), - ответила: “картина, которую вы описываете не походит на NDE...”

С американцами мы расходимся. Они вслед за Муди воспринимают NDE, как некий этап, через который каждый человек должен пройти, не зависимо от того, помнит он об этом или нет. Я же рассматриваю его, как болезнь.

- Но, допустим, я бы пережил и описал подобное психотическое состояние. Научная ценность у этого описания была бы лишь в случае, если сопоставить его с десятков подобных рассказов, навести статистику, так ведь? А ваша галлюцинация, значит, имеет ценность сама-по-себе, судя по тому, как тщательно вы анализируете все мельчайшие ее подробности...

- Я видел не галлюцинаций.

- А что?

- Это было сновидное состояние, похожее на тот психоз, в котороя я однажды в молодости ввел себя, испытывая незнакомое лекарство. И еще – когда мне кололи морфий во время приступа стенокардии. В книги я подробно это описываю. И в том и в другом случае одинаковым образом нарушается топология пространства и восприятие собственного тела, - вот самый главный факт.

- И одного этого факта достаточно, чтобы возникла целая концепция, новое толкование NDE?

- Но он, повторяю, не один! Давайте считать. Никто до меня не описывал, что через две недели после переживания NDE, будут возникать отключения”, провалы в памяти, вторичные психотические состояния, - это первое. Другой пример. Мне вдруг с необыкновенной ясностью вспомнилась одна сцена. Я стою у выхода из медицинской библиотеки в Перми и подаю моему старшему коллеге (Альтман была его фамилия) книгу Эксироля по психиатрии. Это редчайшая книга, она была изданна в 1858 году, и многие психиатры мечтали бы ее иметь. Альтман берет книгу и уходит, а у меня в связи с этим какое-то нехорошее чувство... Но я тут же обо всем забыл. И вот спустя сорок лет – вспомнил. И осознал, наконец, что я эту книгу для него из библиотеки... украл! Видимо, находясь в состоянии гипнотического внушения. Украл и забыл, - по его приказу. И той коллеге из Перми я написал: “вы меня не разубеждайте, а лучше посмотрите, где находится сейчас Эксироль”. Она отвечает: “Действительно, в каталоге она записана, но на полке ее нет” Понимаете, о чем это говорит?

- Нет.

- Мозг в состоянии NDE обращается не к “потустороннему”, а к нашему же предшествующему опыту, только запрятанному очень глубоко. Третий факт касается внезапных, сновидных перемещений в пространстве. Как-то ночью я проснулся и понял, что меня перевели в больницу “Сорока в Беэр-Шеве. Как и когда это произошло, я не понимал. Это не была просто та замутненность, когда просыпаешься и не можешь сразу вспомнить, где ты; меня это жутко обеспокоило, я начал будить соседей по палате, требовать объяснений, и тогда один из них сказал: “Ну, не знаю, может, ты сейчас и в Беэр-Шеве, да только я - в Реховоте”. Но я не понял его иронии: ведь мои жена и дочь не знают, что я переведен, начнут звонить, беспокоиться...

- Допустим вы меня убедили. Но ведь этот факты исключительно вашего опыта...

- Не только. Есть еще так называемый “фон”, случаи, рассказанные другими, я их в книге описываю. Еще французкий психиатр Моро де Тур писал: Кто хочет познать природу бреда, должен сам побывать в бреду. У художника Кандинского был родственник, врач-психиатр, он был психический болен и записывал свои самонаблюдения... Тоже, кстати, видимо, комплексовал по поводу того, что этот опыт – “исключительно его”, поэтому маскировал записи под “истории болезни” неких вымышленных больных. Так вот, многое из того, что он описывает – совпадает по признакам с тем, что я пережил в NDE, хотя, конечно, не полностью. Более поздний пример - психиатр Ранчевский принял дозу мескалина, сбрендил, по-русски говоря, потом пришел в себя, описал это, и в 1935 году приехал в Пермь на конференцию, где обо всем доложил со словами: “каждый психиатр должен это себе позволить, ибо психоз расширяет кругозор”. Да тот же профессор И.В.Линский пишет: “...Дезинтеграция психических процессов в терминальных состояниях сознания начинается с самых сложных и филогенетически молодых, а значит такая направленная дезинтеграция может рассматриваться как своеобразный регресс психики...”

Знаете, на меня в свое время произвела сильное впечатление книга о Лобачевском, которую я прочел еще в седьмом классе. О кривизне пространства, воспринять которую нам мешает наш повседневный опыт.

- Вы хотите сказать, если наш, внутренний мир – это вселенная, то мы пока в положении античных астрономов, которым нечасто видны звезды, потому что небо закрыто “облаками” повседневного практического опыта. А ваша клиническая смерть, и то терминальное состояние психики, которое вы пережили – это “прорыв за облака”, хотя и невольный?...

- Не совсем так. На самом деле, мы очень много знаем, но порядка в наших знаниях нет. Звездны-то психиатры видят, но принимают их видимое сочетание на небе – за истинную близость. Каждый набор симптомов - созвездие. Грубо говоря, мы видим созвездие “большой медведицы” и всерьез начинаем рассуждать о медведях. Но ведь созвездия не имеет ничего общего с истинным расположением звезд! Но вернемся к NDE. Еще один факт: опыты канадца Пенфилда. При стимуляции через электроды определенных участков мозга, пациенты наблюдали картины, очень похожие на мои.

- Давайте я попытаюсь сформулировать, в чем ваше “ноу-хау”. Последние 200 лет мы привыкли считать, что единственный источник знаний практический опыт. Теперь многие возвращаются к мысли (и она становится модной), - что существует альтернативный источник – мистические откровения, в основе которых – быть может, состояние NDE. Тот же Раймонд Муди пишет, что люди, пережившие клиническую смерть, меняются, будучи озарены каким-то потусторонним светом. Верно ли, что message вашей книги - в том, что вы, развенчивая эту мистику, возвращаете практическому опыту его исключительную роль земного опыта даже на грани жизни и смерти?

- Верно! ...В принципе. Хотя надо оговориться. Я ни с кем не спорю, хотя бы в силу того, что сам Раймонд Муди в своей книге никому ничего не навязывает, просто говорит, что не видит возможности истолковать известные ему 150 случаев “земным” способом. То есть, я допускаю, что мистика, мистический опыт может где-то существовать, но в трактовке NDE и TCS им не место, в них просто нет нужды, - отвечает Лев Литвак, - ученый-исследователь в душе, пенсионер- “доходяга”, как он сам себя называет, - в повседневном существовании: “еще недавно был доходяга до супера”, теперь – едва-едва доходяга до мусорного контейнера...” (машину при этом в свои 78 лет водит активно). И пусть специалисты судят, насколько он прав. Но трудно не восхититься силой исследовательского духа таких людей, который поддерживает их в трудный час, позволяя даже в самые критические моменты своей жизни оставаться преданными своему делу профессионалами.