ШИЗОФРЕНИКИ

Как-то шаря по Гуглу я случайно набрел на пару некрологов в местных газетах вроде “Вечерняя Москва”. В них сообщалось, что “5 апреля 2005 года на 67-м году жизни умер Александр Аркадьевич Шерель (родился в 1937 г.), известный журналист, доктор искусствоведения, профессор МГУ . Ну и затем разные приличествующие этому печальному событию слова: “светлый, искренний и глубоко порядочный человек. ...всегда будет не хватать...”.

Лично мне хватило. Даже с лихвой.

Официально-посмертная биография гласит:

Александр Аркадьевич Шерель родился в Москве в семье журналистов. В его трудной биографии были и арест родителей, и тяжелое время беспризорничества, неустроенности. Была учеба в музыкальной школе, театральной студии и Московском Университете. Но, в конце концов, появились в его жизни журналистика и радио, которые постепенно расширились (или углубились) до серьёзной науки и постоянной общественной деятельности.
Александр Шерель пришел работать на радио в 1965 году в Главную редакцию информации, редактором на радиостанцию “Маяк”. Очень скоро он проявил себя как незаурядный журналист, на Всесоюзном конкурсе радиожурналистов, посвященном 20-летию Победы, получил Первую премию за ряд программ в фундаментальном цикле Подвиг народа”.
Через год он ушел редактором в журнал "Телевидение и радиовещание", где проработал 18 лет. ...Большинство статей и научных работ А. Шереля посвящено Радио и в первую очередь радиотеатру, радиодраматургии. Его можно с полным основанием назвать летописцем литературно-драматического радиовещания, истории отечественного и мирового радиотеатра. Об этом свидетельствуют его фундаментальные работы : "Рампа у микрофона. Театр и радио: пути взаимного влияния", 1985 г., "Там, на невидимых подмостках... Радиоискусство: проблемы истории и теории", 1994 г., книга “Аудиокультура ХХ века. История, эстетические закономерности, особенности влияния на аудиторию”, 2004г.
После журнала "Телевидение и радиовещание" преподавал в ГИТИСе. Продолжал сотрудничать с радио и телевидением, снял на телевидении несколько документальных фильмов, среди которых такие заметные работы, как "Монологи актрисы" об Элине Быстрицкой, "Этот мир мой" о Михаиле Яншине, "Вологодские дороги", "Что вы знаете о Марецкой"
Потом был Московский университет, факультет журналистики, где Александр Аркадьевич проявил еще одну грань своего таланта – оказался превосходным преподавателем, воспитателем, популяризатором радиовещания и радиожурналистики. Стал профессором.
Параллельно с преподавательской работой в МГУ он стал сотрудником Института истории искусств (ныне Государственного института искусствознания), где защитил докторскую диссертацию.
Он работал, активно жил практически до последнего своего дня. Вел свой цикл радиопередач на радиостанции “Эхо Москвы”, часто выступал на телевидении, как автор собственных и участник других передач. Продолжал вести своих студентов в МГУ. И это в то время, когда был уже практически слепым, продолжая преодолевать последствия инфарктов и инсультов.... интерес к самой жизни, ко всему, что его окружало – событиям, людям, явлениям”.

Я опустил в этом анамнезе всякие панегирические места, они естественны у гроба ушедшего. Хотя и из этого краткого перечисления достижений можно кое-что извлечь,

Смотрите: написано: на радиостанции “Маяк” проявил себя как незаурядный журналист, получил Первую премию за ряд программ в фундаментальном цикле “Подвиг народа”, а через год “ушел редактором в журнал "Телевидение и радиовещание", где проработал 18 лет”. Заметьте – не главным редактором, а просто редактором, коих в журнале десяток. Странно для такого таланта. Мне он говорил, что в “Маяке” засели гнусные интриганы.

Ничего в его посмертных биографиях не сказано о том, что Шерель одно время был (в 1989-1991 годах) в советниках у новоиспеченного министра культуры СССР Николая Губенко. Почему, интересно? Формально потому, что Губенко стал членом компартии. Коим он остается и сейчас в рядах КПРФ Зюганова. Общая же тенденция такова, что кристальный и “глубоко порядочный человек” как-то не может быть коммунистом. Ну, примерно, как эсесовцем. Хотя в свое время таких порядочных и в КПСС, и просто в СС было полно. О, эти кристальные борцы за идею, эти Павки Корчагины и Хорсты Вессели. Теперь считается, что как бы личная порядо
чность не совместима с людоедской идеологией. Хотя личная, в принципе, может оставаться и при такой идеологии, если под ней понимать то, что герой идеи не шарит у своего товарища по партии в карманах.

Чему Шерель вразумлял тогдашнего министра, а ныне - руководителя "Содружества актеров Таганки" ("нелюбимовская" фракция) и депутата Московской городской Думы точно неизвестно. Хотя можно легко догадаться
Знал я Шереля и общался с ним немного – не более 3 лет, зато очень интенсивно. В то время нашей скорострельной дружбы он поведал мне историю любви Галича к его жене Соне Михновой-Войтенко. Узнав, что Галич был моим старшим другом, он его очень ругал. Выставлял с разных нехороших сторон. Но я знал о Галиче много больше его. Однако слушал.
По его рассказу выходило, что та любовь была еще более скоротечной, чем наша дружба. На съемках фильма "Бегущая по волнам" по сценарию Галича в городке Местеп в Болгарии в сентябре 1966 года он быстро сошелся с женой Шереля художником фильма Соней Михновой-Войтенко (двойная фамилия говорит, что "не первый раз замуждем"). Погода была жаркая, и страсти разгорелись тропические. Настолько, что Соня решила оставить ребенка от Галича. На седьмом месяце проницательного Шереля более не удавалось провести хроническим перееданием и быстрым ростом живота на этой почве. Он развелся с благоверной. Потом с гордостью мне говорил, что не Галич, а он, Шерель, ездил в роддом за Соней и ребенком – Гришей Михновым-Войтенко. Как-то по другому поводу Шерель сообщил, что он бесплоден, чему в общем-то рад, ибо при его большом женолюбии не нужно думать ни о каких последствиях. Во время рассказа на кухне гремела посудой его сожительница-экономка, женщина невзрачная и молчаливая, которую он именовал по какой-то причине Тигра. Как и экономка Швейка фрау Мюллер, она по нужде выполняла также функции сексуального освобождения гиперспермиста Шереля.

Картина прояснилась: жена Шереля Соня решила исполнить природное предназначение, реализовать материнский инстинкт и иметь ребенка от приятного ей (или даже любимого) человека. Зная Шереля, уверен, что он на эту роль не подходил, даже если бы обладал китайской плодовитостью. Вполне вероятно, что таким человеком мог быть Галич.

Но я сейчас не о Галиче, я – о Шереле.

Как-то на одной лекции в Дубне (я туда ездил даже во времена андроповского социалистического обновления и вел разные встречи в Доме ученых по истории России – наш спрут не знал, что одна его нога меня отовсюду исключила, в то время как вторая платила мелкие деньги за лекции в разных отдаленных научных местах) я познакомился с этим самым Александром Аркадьевичем Шерелем. Мне сразу понравились его имя и отчество - полный тезка Галича. На каком-то острове под Дубной, где несколько дней проходил наш странный семинар, мы жили с ним в одном домике. Человеком он оказался многознающим, в области литературы особенно. Тогда у него выходила книга "Рампа у микрофона" (становление радиотеатра; книга, однако, скучная и как бы "казенная"), он был своим человеком в Доме литераторов и прочих злачных местах. Обладал Шерель какой-то необъяснимой способностью внушать полное доверие к говоримому. Даже я, неисправимый скептик, поддался этому наваждению на какое-то время. Немного позже Шерель вроде бы проявил живейшее участие в моей судьбе, начал писать реляции на имя то прокурора Москвы, то второго секретаря московского обкома, получал от них письма (на бланках), из коих следовало, что мое увольнение из Физтеха было незаконным и вот-вот дело решится к полному нашему удовольствию. Потом планировал прошение на имя Ельцина, в то время первого секретаря Московского горкома, о моем восстановлении в партии. Я ему не раз говорил, что в партии восстанавливаться не собираюсь. На работе – да, в партии – нет.

– Зачем тебе эти хлопоты? – спрашивал я не раз.
Нам нужна команда единомышленников, - отвечал он таинственно, -- такие люди, как ты, для нас – приобретение. У нас обширные планы преобразования страны.

Что-то все больше и больше в словах Шереля, и в его манере говорить меня беспокоило – и интриговало. Он сыпал именами, часть из которых я не знал, но те, что знал, свидетельствовали о тесном контакте Шереля с сильными мира того. Дачу (точнее, одну большую комнату на втором этаже) он снимал на престижно-начальственной Николиной горе, куда я частенько с ним ездил. Получалось - существует нечто вроде масонской ложи. И я прохожу ныне обряд подготовки, очищения и благоговения.
А уж потом, глядишь, и посвящения. Но что-то настораживало. Обилие деталей. И одни из них начинали не состыковываться с другими. Такую же ошибку совершил Лжеваренуха, многочисленными подробностями подорвав доверие к своему рассказу о паскудствах директора Варьете Степы Лиходеева.

Однажды Шерель таинственно сообщил, что его жалоба по моему делу об исключении и увольнении имеет ход и показал мне письмо на бланке прокуратуры СССР за подписью начальника отдела по проверке жалоб населения тов. Макарова. В письме говорилось, что вопрос об увольнении тов. Лебедева с кафедры философии Физтеха из-за его исключения из КПСС рассматривается и уже принято предварительное постановление прокуратуры о восстановлении тов. Лебедева на работе.

Это уже было нечто. Стояло лето 1987 года, еще и имя Сталина нигде и никак не называлось. Даже после фильма Абуладзе “Покаяние”, который, кстати сказать, вначале (в октябре 1986 г.) прошел на одном-двух почти закрытых сеансах в единственном кинотеатре на окраине Москвы. Так ведь и в фильме нет ничего о Сталине. Некий вымышленный город, некие вымышленные персонажи. Какой-то диктатор этого города... Ничто не предвещало дальнейшего перестроечного бума разоблачений. Напротив, после культа личности дорогого Леонида Ильича возвращались к ленинским нормам и настоящим идеалам социализма. Усиливали роль партии в жизни страны. И вдруг: прокуратура будет восстанавливать исключенного из партии!

Как ни мало я знал о структуре реальной власти, но что восстанавливает на работе суд, а не прокуратура – знал точно. И точно знал, что никакому суду неподвластны дела, связанные с партийными решениями и акциями КГБ. И я хорошо знал, что любые жалобы должны писаться лично обиженным, а не ходатаями. Я же ничего не писал, все это, по его словам, делал он, Шерель.

Позвонил в справочную прокуратуры, спросил, как связаться с начальником отдела по работе с жалобами трудящихся тов. Макаровым оказалось, там нет и никогда не было прокурора, зав отделом по работе с жалобами с такой фамилией. Не существовало в природе и других персонажей его захватывающей масонской деятельности.

Я стал с любопытством ждать развития событий. Особенно мне запомнилось одно письмо, которое он мне прочитал. Происходил этот перформанс осенью все того же 1987 года.

Текст гласил:

Учитель!

Ваш рассказ о злоключениях доцента кафедры философии В. Лебедева меня искренне затронул и взволновал. Его история звучит нефальшиво”.

Я предполагаю сделать об его истории передачу. Она сама по себе позволит решить вопрос о его восстановлении на работе положительно. Поручу подготовить это дело Татьяне Истратовой. Кроме того, у меня имеются важные связи, которые после передачи я подключу для надежности положительного исхода.

Следуя вашей идее я планирую пеpедачу под названием "Кpик души", как раз хорошо было бы ее начать со злоключений Лебедева. Руководство пока побаивается такого названия, однако М.С. Горбачев медленно, но верно проводит свою линию на гласность, саму идею которой вы высказали на одном закрытом совещании. Уверен, что передачу в итоге разрешат.

У меня есть еще несколько задумок, которые следуют в фарватере ваших идей, но для их созревания нужно ваше благословение. Очень надеюсь скоро увидится.

У меня все в порядке. Жена по прежнему в АПН, дочь и внучка чувствуют себя хорошо.

Заместитель главного редактора Главной редакции информации ЦТ, лауреат премии Союза журналистов СССР Ольвар Варламович Какучая

Я, что называется, выпучил глаза, но виду не подал. Казалось бы, текст ничем себя не выдает. Вроде – почему бы нет? Особенно, когда очень хочется, чтобы было именно так. Письмо – на бланке Центрального телевидения. Подпись. Некие детали внутренней жизни ЦТ, и даже есть личные утепляющие” строки про жену, дочь, внучку.

И, тем не менее, – такого письма в 1987 году быть НЕ МОГЛО! Не могло именно в принципе. Никак в 1987 году не могло быть благожелательной передачи про исключенного из партии.

Потом вот это обращение “Учитель”. Хммм... Шерель, конечно, много рассказывал мне о своих огромных связях, о том, что он имеет прямой ход к помощникам Ельцина, к наполнению его “Особой папки”. Какой документ помощник положит в эту папку, тот и будет подписан первым секретарем Московского горкома Ельциным. Шерель обещал сделать так, чтобы мое прошение о восстановлении в пар
тии помощник положил в эту особую папку прямо сверху. Рассказывал, какое огромное влияние он имеет “в верхах”.

И все же – письмо, которое начинается обращением “Учитель на официальном бланке! При том, что на нем нет ни исходящего номера, ни даты, что положено по статусу бланка. При этом в как бы личном письме на бланке указана полная должность корреспондента. Почему не просто на листе бумаги? Шерель настаивал вот прямо сейчас написать заявление на имя Ельцина о восстановлении в партии. Я отвечал, что сейчас – никак.

- Ты же знаешь, Саша, - говорил я ему, - что я считаю дело этой партии обреченным и крайне вредным для страны. Зачем же мне снова идти в такую партию?

- Это нужно! Для тактики, для нашего будущего дела. Партию следует обновить. Нам нужны такие люди, как ты! Ты не можешь игнорировать все те усилия, которые я уже предпринял для твоего восстановления на работе. Это было бы с твоей стороны неблагодарно.

- Саша, для тактики я в этой партии уже был. Теперь хотелось бы немного стратегии. Я тебе благодарен за все хлопоты, но... сейчас я не готов, да и времени нет, мне нужно ехать. Давай через пару дней вернемся к этой теме.

Письмо было настолько колоритным, что я его незаметно взял со стола (дело происходило в квартире Шереля), имея на то право, так как в нем шла речь обо мне. К тому же я уже почти не сомневался, что это фальшивка, что я имею дело пока с непонятной мне до конца мощной мистификацией, так что уже начинал себя чувствовать разведчиком в стане врага.

На ЦТ у меня были кое-какие знакомые. Позвонил: есть ли у вас такой человек со странной грузинской фамилией Какучая (не лучше, чем Писичая) Есть. Действительно ли он заместитель главного редактора Главной редакции информации ЦТ? Да, он заместитель.

Ну, дела! Попросил у знакомой с ЦТ заказать мне пропуск. Снял с письма машинописную копию, оригинал взял с собой. На следующий день пришел в Останкино. Подхожу к кабинету, на котором табличка, не оставляющая сомнений:

Заместитель главного редактора Главной редакции информации ЦТ Какучая О.В.

Мне повезло: секретарши, которая могла бы не пустить, в этом момент не было. Открываю дверь – за столом грузный человек, и больше никого. Снова повезло!

- Здравствуйте, я к вам по очень важному делу.

- Пожалуйста, садитесь.

Сел, представился. Никакой реакции.

- Ольвар Варламович, я к вам по делу, которое инициирует Александр Аркадьевич Шерель. Вы его знаете?

- Знаю.

- Хммм. Он говорит, что извещал вас о моем деле об исключении из партии и увольнении с кафедры философии Физтеха. И что вы хотите по этому поводу делать на ЦТ передачу.

- Не припоминаю. Странно. Он вам это сам говорил?

- Сам. И не только говорил, но есть письмо от вас.

Какучая читает переданное мной письмо. Брови его поднимаются.

- “Учитель”... Я ведь заметно старше его. Нет, ничего подобного я не писал.

- Я так и думал. Но письмо-то на вашем бланке. И подпись ваша.

- Ну, бланк можно взять в каком-нибудь отделе у нас. Хотя все-таки бланки хотя и не строгой отчетности, но “почти” и просто так не валяются. Это где-то у нас разгильдяи. А подпись не моя.

- Ольвар Варламович, но Шерель бывает на телевидении?

- Бывает.

- Вы собираетесь что-то предпринять по поводу вот этого письма на бланке ЦТ?

- Вы его мне оставьте, я подумаю. Хотя, это скорее всего, розыгрыш. Шерель человек со странностями. Не обращайте внимания.

Насколько знаю, никаких мер Какучая не принял, поскольку, если бы предпринял, Шерель бы как-то на это отреагировал. Шерель продолжал общаться со мной как ни в чем не бывало.

Ольвар Варламович Какучая умер 1 февраля 2005 года (родился в 1931 г.), за 2 месяца до смерти своего знакомого Шереля.

Ну, как всегда, некрологи, знакомые с детства слова:

“Память о замечательном человеке, ярком, талантливом журналисте, прекрасном товарище и друге, Заслуженном работнике культуры РФ Ольваре Варламовиче Какучая будет жить в сердцах, кто его знал и соприкасался в работе”.

Ну, наверное. Обычный бюрократ меня бы и в кабинет не пустил. Сказал бы “Без доклада не входить!”. Но нигде, не только в некрологах, но и в разных воспоминаниях об Ольваре Какучая не сказ
ано, что он жил и воспитывался в семье наркома внутренних дел Абхазии Варлама Какучая, верного бериевца, который “прославился “фирменными пытками. Он, в частности, заставлял арестованных несколько часов кряду стоять на холоде, надев им на шеи покрышки от грузовых автомобилей. Подражая своему учителю Лаврентию Берия, он держал на роскошно обставленной квартире молоденьких домработниц (опускаю много подробностей из “подвигов Варлама- В.Л.). Уже после двадцатого съезда партии, на тбилисском судебном процессе Варлам Какучая будет осужден на десять лет лагерей”. (http://www.hronos.km.ru/statii/2004/musto_molot.html).

Конечно, сын за отца не ответчик, но все-таки....как никак семейную историю никуда не денешь.

После смерти Ольвара Какучая особо отмечали, что “19 августа 1991 года, несмотря на запреты ГКЧП, Ольвар Какучая распорядился подготовить репортаж о защитниках Белого дома”.

Есть на эту тему, как именно распорядился, интервью бывший первого заместителя председателя Гостелерадио СССР Валентина Лазуткина .

“Мы верстали "Время". Понимаете, вот за эту программу не стыдно. Первая часть - это диктор Вера Шебеко. В красном жакете читает все эти ужасные вещи от ГКЧП. Потом сразу врывается огромный репортаж Сергея Медведева и оператора Валентина Чечельницкого о событиях на московских улицах, у Белого дома с выступлением Ельцина на танке. ... Кстати, Сережа Горячев готовил к эфиру сюжет "Ельцин на танке", который мы без спроса позаимствовали у Си-эн-эн, понимая, что такое воровство нам простят. Все материалы программы "Время" были "отсмотрены" Какучая и мной. Репортаж Сергея Медведева мы отсмотрели на монтажном столе (времени не было; полковник Кулиш при этом присутствовал (Кулиш – офицер из КГБ, который был против ГКЧП и всячески поддерживал все, связанное с противостоянием путчу”). И после "Времени" снова звонит Борис Карлович (министр МВД Пуго), который уже понял, что это не ошибка, а тенденция. Я сказал Б.К.Пуго, что это не только мое решение, но и всего коллектива: "Борис Карлович, мы иначе поступить не могли. Народ должен информацию получать". Он так спокойно говорит: "Ну ладно, потом разберемся". Вторым позвонил Прокофьев Юрий Анатольевич, Первый секретарь горкома КПСС Москвы: "Ну, что же вы так Москву обо:рали? Бомжей выдали за работников ЗИЛа. У нас проходят митинги, у нас такая поддержка, а вы:" Я говорю: "Но сейчас ведь поздно. Вы мне утром покажите, где митинги и мы подошлем камеру и снимем, потому что это событие. Неважно, организованный он или нет, все равно же люди участвуют". Никто нам потом не звонил и ни на какие митинги не звал. Примерно в полдвенадцатого ночи меня соединили с Г.И.Янаевым. Что странно, он нас не ругал совсем. Я ему говорю: "Все нас ругают, что мы, мол, такие сякие, обещают с нами разобраться: Вы видели "Время"?" - "Видел". (Он был трезвый совершенно). Я говорю: "Как вы оцениваете?" - "Нормально", - говорит. Тогда я еще раз спрашиваю: "Вы сами видели или вам сказали?" - "Я сам видел". - "Ну, а как вы оцениваете?" - "Да кто тебя так напугал-то? Нормально оцениваю. Так и нужно работать. Нельзя дуть в одну дуду, надо все показывать. А этих товарищей со Старой площади ты посылай". Это мне запомнилось очень четко.

Наконец, когда все закончилось, я пошел обратно из АСК-3 к себе в АСК-1. Полковник мой идет за мной, мы проходим ко мне и он говорит: "Валентин Валентинович, давайте выпьем. Во-первых, устали оба. А во-вторых, я, например, уже точно не полковник, да и вы не первый зам. Чего уж там, с нами все ясно". Это 19-го было. Понимаете, это сейчас все воспринимается немного по-другому. Ну, мы и выпили”. (http://www.sreda-mag.ru/mag/33/4.phtml )

Как видите, особой храбрости для показа съемки СНН о Ельцине на танке было не нужно. Все поддерживали (кроме тогдашнего первого секретаря московского горкома Прокофьева и немного Пуго) действия ЦТ, включая самого и.о. президента и главу ГКЧП Гену Янаева. Поэтому не стоило бы так уж преувеличивать героизм в общем-то обычного (но выше среднего) чиновника того времени тов. Какучая.

Но вернемся в лето-осень 1987 года, когда до путча еще оставалось 4 года. Вернемся к Шерелю и его неуемному желанию восстановить меня в партии. Через пару дней после моего похода к Какучая звонит он и просит, даже требует, приехать, чтобы дозавершить “наше дело”. О Какучая ни слова. Ничего не знает, иначе бы как-то проявил. Стало быть, телевизионный редактор ему ничего (пока) не говорил.

Мне уже все было ясно до деталей. Кроме самого главного: каковы настоящие мотивы кипучей деятельности Шереля? Вед
ь это надо же: похищать бланки, писать на них поддельные письма и все ради чего? Ради того, чтобы меня разыграть? Да смысл-то розыгрышей в чем? Не видел и не понимал. К тому же розыгрыши затянулись: Шерель занимался ими уже около года. Неужто только ради того, чтобы получить от меня заявление о восстановлении в партии? Нет, вздор. Должна быть какая-то иная причина.

Мысленно окинул эволюцию наших отношений. Они менялись от полного доверия и признательности Шерелю за его бескорыстную помощь, до сначала маленького недоверия, червячка сомнения, который все рос и рос, превратившись во вполне громадного удава. Этот удав начал меня уже душить: зачем, ну зачем Шерель все это делает?! Казалось бы, если появились у меня сомнения в порядочности нового знакомого, то нужно просто прекратить знакомство, да и все. Но знание того, что происходит обман – это итог отношений, а не их начало и не их середина. Определить момент, когда именно нужно было бы прекратить общаться в том “текущем времени” я не мог. А когда сомнений в мистификации уже не оставалось, то появился жгучий интерес: каковы побудительные мотивы этого как бы незаурядного человека? Что за достоевщина такая? Меня охватил азарт охотника за диковинным зверем, следовательский пыл. То была мучительная психологическая загадка, и я сам уже начал жить в детективном режиме поиска “настоящего преступника”. Ради расследования решил приехать. Нужно же выяснить эту загадку. Приезжаю.

- Все готово, я договорился с помощником Ельцина, он положит твое заявление к нему в особую папку. Кстати сказать, что-то не могу найти письмо от Какучая. Ты не помнишь, куда я его сунул? И перчаток нет, может у тебя в машине забыл?

- Перчатки забыл, я их привез, вот они. Письма в машине точно нет. А про заявление.... Я все обдумал. Писать его не буду.

Шерель очень засуетился.

- Я так и знал, я предчувствовал! Хорошо, я сам написал это заявление. Вот оно. Ты его только подпиши. Поторопись, помощник Ельцина ждет.

- Нет, не надо. Спасибо за труд, но подписывать ничего не буду. Восстановиться на работе – да, в партии – нет, - произнес я свою формулу. Он очень настаивал на подписи, просто умолял. Я отказался наотрез. Шерель взвился.

- Я тогда сам подпишу от своего имени. Вынужден просить за тебя. Потому что уже есть договоренность с помощником Ельцина. Я не могу его подводить.

- Нет, конечно, его не надо подводить. Как я могу тебе запретить что-то писать? Или подписывать. Ты и так уже много написал, и еще напишешь.

- Как понимать твою иронию?!

- Ну, какая ирония. Констатация факта.

- Хорошо, тогда прошу тебя сейчас отвезти меня к горкому. Помощник ждет.

Жил Шерель у Киевского вокзала. Хорошо, поехали. Мне было весьма любопытно, что он скажет в “виду горкома”.

Вышел из машины, вошел в здание (по своему партбилету). Минут через 10 появился.

- Все в порядке. Помощник сказал, что скоро будет решение.

- Ну, не раньше, чем когда кто-либо из нас умрет. Вот тогда все и решится.

- Я тебя сегодня не понимаю. Ты какой-то колючий.

- Ладно, тебе куда?

- Да тут останусь, еще нужно кое-куда зайти.

Он остался – именно там, куда и было ему действительно нужно, а я его подвез. Я уехал.

Вскоре Ельцин был снят с поста. Тут же позвонил Шерель.

- Какая незадача! Это потому, что ты тянул с заявлением. Ельцин ведь уже подписал мое заявление о твоем восстановлении в партии! И теперь оно недействительно!

- Это все из-за твоего заявления. Я его не писал и не подписывал, так что моей вины в снятии Ельцина нет. А ты вот так подставил шефа.

- Ты так шутишь?

- Нет, совершенно серьезно.

Я повесил трубку. Больше мы не виделись. Точнее, один раз, в ЦДЛ или ЦДРИ, уж не помню точно. Было какое-то сборище работников искусств с просмотром нового фильма. В фойе толклись известные имена. Среди персон – Шерель, он назойливо крутился вокруг Окуджавы. Увидел меня, подошел, хотел покровительственно “потрепать по щеке”. Я резко ударил его по руке. Он молча быстро удалился. По-моему, все понял.

Не знаю, понял ли он то, что, наконец, понял я. Вряд ли. Первая моя объясняющая модель была бытовой, плоской и где-то примитивной. Дескать, все эти сцены у фонтана Шерель разыгрывает только ради получения от меня разных мелких услуг. Вроде: не заедешь ли в книжный, не купишь ли для меня 20 экз. вышедшей моей книги “Рампа у микрофона”? Ехал, покупал. Приглашает к себе на снятую дачу на Николиной Горе, но как бы между прочим говорит: не захватишь ли пару палок копченой колбасы? Захватываю, хотя ее еще поискать нужно. О деньгах он деликатно не вспоминал, а я вежливо не напоминал. Скромный подарок. Но дело, конечно, было не в этом. Эти мелкие услуги я ему оказывал и раньше, до всех его свершений с прокуратурой, горкомом и центральным телевидением.

Дело было гораздо глубже, метафизичнее и вообще дело шло о могучей подкорке, о каких-то неведомых мне глубинах человеческой психики.

Шерель был в каком-то смысле радиорежиссером. Постановщиком вымышленных миров. Это важно для понимания, но еще не все.

В итоге наблюдений и размышлений я выяснил, как мне показалось, зачем он изобретал свою мистификацию, свои фантазии о связях, “масонской ложе”, обрядах посвящения, о подготовке некоей группы прорыва в истории России. То была форма построения царства не от мира сего, владычествования в виртуальных пространствах, во дворцах фантазии, в мифическом государстве, где он – демиург, повелевающий судьбами страны и людей. Что-то безумное проглядывало иногда в его взоре. И в его словах. Иначе говоря, это был классический шизофреник. Нет, не совсем классический. Он обладал знаниями, мог говорить. Причем с абсолютной убедительностью. Шизофрения проявлялась у него вот только в этом пункте: он – распорядитель мирового устройства. И вот есть конкретный человек, некто Валерий Лебедев, который исполняет роль по моему режиссерскому заданию. Он был так же горд своей постановкой, как любой режиссер, который отлично понимает, что текст роли, говоримый актером, сорвавшего аплодисменты, на самом деле не актерская речь, а его замысел - режиссера и автора текста.

Эта черта в той ли иной мере присуща, конечно, всем политикам. А среди режиссеров и политологов сегодня в самой яркой форме – Сергею Ервандовичу Кургиняну.

Он настолько обставляет все свои прозрения театрально (вплоть до темной сцены с зажжеными свечами, прожекторов, и прочих аксессуаров), говорит так убедительно, с цитатами из Шекспира и других поэтов, так завывает, прямо таки визионер: он зрит будущее!, что куча прожженных политиков летела и попадала в его сети как комары на свет лампы. Они ему полностью начинали верить и действовали по его указке. Это и секретарь московского горкома Прокофьев, и председатель ВС России Хасбулатов, и шеф КГБ Крючков, и сам Горбачев.

Приведу кусочек интервью с Сергеем Кургиняном из журнала “Люди”

- Зачем вы вступили в Коммунистическую партию Советском Союза, да еще в 1988 году?
- Я не собирался сдаваться, мне казалось, я могу остановить распад СССР. Я сказал куратору моего театра в ЦК: в Баку зреет исламский взрыв, дальше - диктатура или развал государства. Почему не послать туда мою группу аналитиков? Через 2 дня позвонили: самолет ждет.
- Кто решил вас испытать? 
- Вячеслав Михайлов, нынешний министр по делам национальностей. Так я оказался в гостинице "Баку", с двумя удостоверениями (на русскую фамилию и армянскую), внизу на площади клубилась ревущая толпа в восемьсот тысяч, грохотали выстрелы в воздух - я понял: империя рушится.
Мой отчет немыслимым путем прошел через Политбюро, контролировался КГБ. Так я начал консультировать правящую партию. Взлетел так быстро, что меня не успело перехватить ни Пятое, ни какое-либо другое управление КГБ. Началось нашe общение с Юрием Прокофьевым, я очень увлекаюсь людьми, с которыми работаю. Когда мы встретились, Прокофьев был неизвестным секретарем обкома, а ровно через год - членом Политбюро.
Потом появился Шенин, секретарь ЦК по организационной работе. Разговоры, встречи, контакты... Создавался некоторый такой сгусток пониманий природы распада и стремлений остановить его.

Затем он рассказывает, как своими советами лично Горбачеву парализовал программу “500 дней”, и еще множество разных завлекательных историй.

Как то я два раза был на заседании элитарного клуба Кургиняна. Там же присутствовали бывший шеф КГБ Крючков, председатель Конституционного суда Зорькин, депутат Думы Бабурин. Быстрым скоком проносился Руцкой. Аудитория представительная. Я там тоже выступил по поводу широких горизонтов, нарисованных Кургиняном по реанимации коммунистического идеала, заплеванного (по заданию бывшего ЦК и КГБ!) диссидентами и прочей швалью. Это было сделано, согласно Кургиняну, потому, что выродившаяся партийная элита (которой он столько правильного советовал) не могла подогнать "жизнь под идеал" и потому решила испохабить сам идеал с помощью “порчеобраза”, чтобы он стал похож на "жизнь" и тогда элиту нельзя было бы обвинить в отрыве слова от дела. Более того, оказывается, за ЦК и КГБ в паскудном стремлении охаять коммунистический идеал стоит мировая закулиса. Именно злобными замыслами прямо не называемого таинственного врага и объяснял Сергей Ервандович механику разрушения коммунистического идеала. В рамках этой метафизики и КГБ, и ЦК представлялся лишь исполнителем чьей-то (закулисной) злой воли.

Для начала я решил напустить немного философского тумана. Говорил о художественной метафизике докладчика, о том, что согласно принципу фальсификации Поппера, если некую теорию нельзя в принципе опровергнуть, то есть указать пределы ее применимости, то она не является научной. Любая "социологическая модель" апеллирующая к идее некоего запредельного заговора является мифологией. В рамках этой мифологии КГБ представлялся лишь исполнителем чьей-то злой воли. Даже не ЦК, а еще более изощренного врага.

Так как в зале в нескольких метрах от меня сидел сам бывший шеф КГБ Крючков, то я обратился к нему, сказав, что, мол, товарищ Крючков, наверное, очень смеялся, когда слышал, будто бы КГБ инспирировал и пестовал весь самиздат вместе с диссидентским движением. На что Кургинян ответил, что не заметно, чтобы Крючков смеялся. Я ответил, что Крючков смеялся внутренним смехом, потому и не заметно. Торжествующий Кургинян воскликнул: "Первый раз вижу человека, который слышит внутренний смех" и попросил объяснить, как подобное возможно и чем можно объяснить. "Объяснить это можно тем, - вывернулся я,- что товарищ Крючков хранил служебную и государственную тайну и с трудом сдерживал смех". Здесь, наконец-то, товарищ Крючков засмеялся.

Шерель умер, но дело его живет в постановках неувядаемого Кургиняна. Речения нынешнего гуру (правда, потускневшего, так как все его визионерства провалились) сильно замешаны на ритуальных формулах, на какой-то вязи из научных терминов и литературно-философских реминисценций и обладают некоей гипнотической силой для алчущих "умного и непонятного". Главное - довериться гуру, а потом все будет хорошо. Это не важно, как бы говорят политики, подпавшие под воздействие речитативов, что мы не понимаем. А важно, что из всех учено-каббалистических построений становится известным, где находится враг. А враг - там. За океаном. И здесь, в виде пятой колонны из недобитых интеллигентов.

Кургинян, похоже, уже не окормляет действующих крупных политиков. Зато делает всякие умственные лекции. Выпускает книги. Руководит своим “Экспериментальный творческий центр` и своим театром “На досках”.

На завершение приведу несколько его завещаний Шерелю из недавних выступлений на тот свет.

“У меня всегда вызывало оторопь, когда говорили, что необходимость стратегии и идеологии - это некие высоколобые причуды... Какие высоколобые причуды? Как можно без идеологии и стратегии сформировать команду, кадровый корпус? Как проводить кадровую политику? Собрались люди, они еще не освоились по-настоящему, но пройдет три-четыре года, и у каждого из них появится свое Я: кто главный, кто не главный, кто ближе, как говорят, к телу, к каналам принятия решений и ко всему, что из них вытекает, кто дальше. Начинается борьба Эго. Возникает византийская система сдержек и противодействий, когда эти Эго надо разводить, балансировать, - Ельцин делал это виртуозно.

Если считать, что мегатренды в России позитивные, то можно сколько угодно работать византийским методом на сдержках и противовесах. Но если считать, что тренды негативные, а я убежден, что они негативные, начиная с демографии и заканчивая всеми остальными, то поворачивать мегатенденции можно, только имея мобилизационную команду. Неважно, в какой идеологии - в любой. Но она должна быть сплочена.

Судьба, театр `На досках` и все прочее позволили мне сформировать довольно плотный коллектив. Мне повезло: меня несколько раз хотели посадить и каждый раз от меня убегало примерно две трети сотрудников. Это невероятное везение, потому что треть оставалась, и получалась гораздо более плотная концентрация. Мне удалось создать достаточно плотный коллектив. Недавно ко мне подошли мои экономисты и сказали: `Мы тебя поздравляем, у тебя более ста штатных сотрудников`. Я говорю: `И что это значит?` - `Подпиши новую смету`. Я дрожащей рукой ее подписал. Но это действительно так, из этих примерно ста сотрудников есть 20-30 человек, которые составляют аналитическое ядро: нам не о чем спорить, нам не нужно конкурировать по части честолюбия и Эго, мы существуем очень плотно и много и терпеливо этим занимаемся. Поверьте, что когда есть это терпение, люди и способность систематически чем-то заниматься, то лет за десять-пятнадцать можно сформировать и базу данных, и представление о процессе. Кроме того, второе везение заключается в том, что мне удавалось быть экспертом во всех горячих точках, которые только существовали, а в последнее время это касается не территории бывшего СССР, но и разных других мест в мире. Есть возможности получать какие-то живые непосредственные материалы, связанные с представлением о том, что же такое эти элиты, как они действуют, кто кому тетя - какова логика их поведения.

Православная церковь - корпорация. Папа Римский не должен приезжать, приходы должны быть наши, а мы входим в мировую цивилизацию. Дядечка, так не бывает! Либо вы мне говорите про крест над Святой Софией и я хочу услышать хоть одного иерарха, который про это заговорит. Кто будет под это мобилизован в сегодняшнем обществе? Либо вы выдвинете другую глобальную православную инициативу, либо вы забудьте мне разговор о том, что есть православный проект. Православный проект предполагал православный универсум на планете. Коммунистический проект предполагал коммунистический универсум на планете.

Если нет стратегии, идеологии и проекта, то не может быть команды. Если нет команды, то не может быть мобилизации. Если не может быть мобилизации, начинается стагнация в ее ухудшенном варианте.

Зюганов - это коммунистический проект? Или же о чем идет речь? А эти все люди пытаются жарить нечто на холодной сковородке. Огня нет, но хочется бифштекс.

Рассказать, что в таких случаях бывает? Только сковородкой. Русских надо вооружать новым глобальным проектом. Я только знаю, что пока не запахнет глобальным проектом, не русские будут кого-то зачищать, а русских будут зачищать всюду. 
(http://www.viperson.ru/wind.php?ID=225780&soch=1)

(Хорошо видно, как Ервандович снова озабочен созданием команды и управлением политиками - ВЛ).

А вот несколько слов из его статьи в “Завтра”:

“Где нет ошибки — там нет ответственности. Ты не совершаешь ошибок, ты не отвечаешь ни за что… Кто ты такой? Чиновник из ЦК КПСС хоть за что-то отвечал… И как-то соотносился с понятием "результат". Пока были цели — требовались результаты. А потом? Потом возник особый, пораженческий, сладостно-бесцелевой "кайф".
"Хитроглупость" воцарилась, огляделась и захрапела.
"Хитроглупость"… Вот какой вердикт ей выносит Данте: "Их память на земле невоскресима; от них и суд, и милость отошли. Они не стоят слов: взгляни — и мимо!".
Стоит ли Зюганов слов? Он — не стоит. А те, кто верят в то содержание, которое верхушка КПРФ, превратив в бренд, стремится окончательно ликвидировать?
Неужто не найдем мы слов для тех, кто еще верит, еще надеется?”.
(http://zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/06/676/71.html)

Да, кто-то еще верит и кто-то надеется на режиссеров-гуру.