"НЕИЗВЕСТНЫЙ ГИТЛЕР" И МАЛОИЗВЕСТНЫЙ СТАЛИН

24-03-2007

Год назад случилась сенсация, которую почти никто не заметил. А может, не почти, а просто никто. В продаже появилась книга Неизвестный Гитлер”. Нет, информация о книге прошла. Очень краткая, и в ней даже выход этой книги называется сенсацией, хотя и не поясняется, почему. Вот эта заметка:

“Среди безусловных сенсаций - впервые напечатанный в России ("ОЛМА ПРЕСС") сборник "Неизвестный Гитлер". Молодые немецкие историки Маттиас Уль и Хенрик Эберле положили в основу книги тайное досье НКВД, которое было составлено на базе допросов личного адъютанта Гитлера Отто Гюнше и его камердинера Гейнца Линге в Москве в 1948 - 1949 годах. … На презентации сборника я спросила Маттиаса Уля: не было ли его подспудной задачей очеловечить облик неизвестного Гитлера? Ответ был категоричен: и в личной жизни, и в поведении фюрера в ставке раскрывается его единственная суть - военного преступника. Под конец жизни, пишут авторы, Гитлера стала мучить навязчивая идея - его привозят в клетке на Красную площадь, и озверевшая толпа его линчует”.
Ольга МАРТЫНЕНКО “ Московские новости”, 16 сентября 2005

Да, так в чем сенсация-то? За эти десятилетия было опубликовано столько воспоминаний и документов о Гитлере, что почти все содержание книги “Неизвестный Гитлер” теперь хорошо известно. Но не называть же было книгу “Известный Гитлер”?! Кто ее тогда покупать станет? В то время, когда она была готова, – а именно 21 декабря 1949 года она стала бы сенсацией не только для советского, а и для любого читателя, включая немцев. И называлась в то время книга совсем не коммерчески, просто и без изысков: “Гитлер”.

Федор Парпаров

Ее читателем был тогда только один советский человек - товарищ Сталин. Если не считать переводчика и составителя книги подполковника КГБ Федора Карповича Парпарова и машинистки, перепечатавшей рукопись Парпарова в одном экземпляре. Машинистку можно не учитывать, машинистки обычно перепечатывают тексты механически, нимало не вникая в содержание и не запоминая напечатанного. А Парпаров… один раз, в 1938 году, его сажали, грозил ему расстрел за шпионаж, но – счастливый случай - начались “исправления ежовщины”, через год выпустили, сильно намяв бока. Этот еврей научен молчать. Дали Парпарову заведование военной кафедрой в МГУ, пусть сидит тихо. Он и сидел, скончавшись в своей постели в 1960 году.

В биографии Парпарова на сайте “Внешней разведки” ни одного слова не сказано о главном свершении Парпарова – о, фактически, написании им книги для Сталина “Гитлер”. (http://svr.gov.ru/history/par.html)

Но – к началу этой истории.

2 мая 1945 года при попытке прорыва из бункера Рейхсканцелярии в русский плен попали два наиболее приближенных к Гитлеру человека: его личный камердинер-слуга Гейнц Линге и личный адъютант и телохранитель Отто Гюнше. Наиболее близкими не в смысле дружеских чувств (таковых у Гитлера вообще ни к кому не было), а в том смысле, что они каждый день были рядом с фюрером. Гюнше присутствовал на всех совещаниях Гитлера в ставке, на всех его встречах с заданием: если что-то подозрительное, некие шевеления любого чина в направлении фюрера - пулю ему в голову. Рука Гюнше все время на открытой кобуре. Линге был доверенным лицом весьма интимных сторон жизни Гитлера, тем более, что он был вхож и в комнаты Евы Браун. Именно от него поступила и сейчас малоизвестная информация о том, что Ева Браун была беременна от фюрера и именно поэтому особенно настаивала на заключении брака перед самоубийством. Или о том, что невестка Рихарда Вагнера Винифред (жена сына композитора Зигфрида) дала Гитлеру прозвище Вольф, чем он очень гордился, назвав одну свою ставку в Восточной Пруссии Вольфшанце – “Логовище волка”, вторую под Винницей Вервольф (Волк-оборотень), а своего любимого щенка от овчарки Блонди – Вольфом. Кстати сказать, вроде мелочь, но показательная: Гитлер приказал после своей смерти застрелить всех щенков от Блонди (трех), включая любимца Вольфа, что и было исполнено.

Гитлер и Ева Браун со своими собаками Блонди и Стаси

Оба паладина – слуга Линге и телохранитель Гюнше - члены НСДАП и СС, оба слепо преданы Гитлеру. И вот они оказались в плену. О таком улове было лично доложено тов. Сталину. Вождь очень инт
ересовался фигурой своего бывшего подельника, а потом - злейшего врага. Даже не столько его политикой (она была и так известна, к тому же Сталин еще в 1928 году прочитал специально для него переведенный нацистский талмуд “Моя борьба”), а вот именно личными свойствами фюрера. Что ел, как одевался, пристрастия, манера поведения, его реакция на победы и поражения, сексуальные отклонения. Особо его интересовало все, связанное с самоубийством Гитлера. Может, и не было самоубийства? Может быть, Гитлер бежал? Никто не мог лучше рассказать об этом, чем Линге и Гюнше: они первыми вошли в комнату с трупами “молодоженов”, они же и сжигали их тела.

За слугу и телохранителя крепко взялись следователи НКВД. Их допрашивали в течение 4-х лет, все время по отдельности (содержались в камерах Бутырки они тоже раздельно). Одни и те же вопросы задавались с промежутками в недели, месяцы и даже годы. Сравнивали ответы. Привлекали других свидетелей и документы.

Гейнц Линге (слева) и Отто Гюнше в мундирах...
... и в арестантской одежде, незадолго до освобождения из советского плена в 1955 г.

Обоим слугам повезло. У них была хорошая память, и они нигде ничего не напутали. В итоге получились непротиворечивые и достоверные показания. После этого Линге и Гюнше было предложено написать самим своего рода мемуары. Нацисты написали. Да и как откажешься - иначе неминуемый расстрел. А так оба получили только по 25 лет. Правда, через 10 лет тюрьмы, в 1955 году, обоих отпустили: Линге - сразу ФРГ, а Гюнше в ГДР - досиживать. Через год его выпустили “на побывку”, но тот, не будь дураком, сразу скрылся в Западный Берлин и жил в ФРГ аж до конца 2003 года. Можно сказать, наш современник. Линге же умер много раньше - в 1980 г.

Итак, в руках Парпарова, отменно знающего немецкий язык, оказалась куча материалов. Протоколы допросов и мемуаров близкой к фюреру пары, других высокопоставленных пленных вроде Паулюса, воспоминания немецких генералов и разных документов. Парпаров на основании этой богатой фактуры сел за написание своего рода документального романа. В нем Гюнше и Линге присутствуют как действующие лица и говорят не от первого лица, а в третьем лице, как и положено героям детектива. И в результате как раз и получилась обсуждаемая нами книга “Неизвестный Гитлер”, которую Сталин получил в день своего 70-летия. Реакция вождя доподлинно неизвестна, но, видимо, он остался доволен: иначе Парпаров никак бы не умер своей смертью.

Немецкие издатели книги замечают, что Парпаров оказался между Сциллой и Харибдой: “Текст должен был быть абсолютно идентичным, то есть показания должны быть изложены до мельчайшего нюанса словами обоих узников, но при этом Парпаров должен был учитывать читательские пристрастия и ожидания главного заказчика - Иосифа Сталина”.

Каким образом? Да, например, нигде не упоминая полное название НСДАП - Германская национал-социалистическая рабочая партия Германии”. Или никак не называя пакт Риббентропа-Молотова. Или походя называя Кальтенбруннера палачом. Что конечно, совершеннейшая правда, но вот Гюнше так бы не написал. Или давая в скобках часто не нужные (это и так ясно из самой фактуры) пояснения об агрессивной политике Германии.

Есть прямые интерполяции в тексте (выделено). Например:

“Здесь, во всех комнатах сразу, началось безудержное веселье (речь идет о свадьбе представителя Гиммлера в ставке Фегелейна на сестре Евы Браун, за день до собственного самоубийства Гитлер приказал расстрелять шурина за попытку бежать из бункера – В.Л.). Оркестр неутомимо исполнял один танец за другим. Ординарцы разносили шампанское, ликеры и самые изысканные яства. Ева Браун сияла: Гитлера здесь не было. Она танцевала, флиртовала и веселилась больше всех. Посторонний человек мог бы подумать, что именно она является счастливой невестой. Гиммлер и Борман тоже пировали и танцевали вместе с другими. Здесь ничто не напоминало о страданиях, невероятных лишениях, миллионах убитых, опустошениях, которые принесла война многим народам мира".

Или вот это:

“Вскоре после прихода к власти Гитлер обещал немецкому народу: “Через 10 лет моей власти Германия станет неузнаваемой” (цитата звучит не совсем так, Гитлер 1 февраля 1933 г. в речи по радио сказал: Теперь, немецкий народ, дай нам четыре года времени и потом суди и казни нас!” - прим. немецких издателей). И действительно,
через 12 лет его власти Германию нельзя было узнать - она была превращена в руины и развалины.

Перед самой войной на одном из съездов национал-социалистической партии в Нюрнберге Гитлер заявил: “Ни одной немецкой матери не придется в будущем оплакивать своих сыновей!” Миллионы немецких матерей оплакивают теперь своих сыновей, павших на полях Второй мировой войны, развязанной Гитлером. Путь Гитлера вел через трупы и братские могилы. С именем Адольфа Гитлера связаны нужда и нищета, горе и страдания миллионов людей”.

Впрочем, эти идеологические защитные прикрытия Парпарова немногочисленны и не меняют общего богатого содержания книги. Да, книга и теперь, после всего богатства информации о Гитлере, Третьем рейхе, его взлете и падении все равно очень ценна своим обилием самых разных важных сведений. Особенно эволюция психики Гитлера от побед к поражениям. Чем больше поражений, тем больше он обвиняет свое окружение в его, Гитлера, непонимании, в трусости, предательстве. Начал с обвинения в трусости генералов (которых беспрерывно снимал с постов), потом солдат Вермахта, потом частей СС, потом – собственного лейбштандарта СС “Адольф Гитлер” под командованием Зеппа Дитриха - вплоть до приказа сорвать с них нарукавные повязки и лишить своего имени. А закончил воплями о том, что весь германский народ оказался недостоин его гения и величия и потому должен весь как один погибнуть! Фюрер приказал разрушить всю инфраструктуру экономики и жизнеобеспечения Германии. Преступный приказ, к счастью, в последние недели войны саботировался министром вооружений Шпеером.

Большего маньяка, чем Гитлер, по-моему, мир не видел. И большего авантюриста. Напасть на огромную страну, не закончив войну с Британской империей, воевать на два фронта, не зная ни экономических, ни военных, ни мобилизационных возможностей противника, на запасясь хотя бы на всякий случай зимней одеждой! Полезть в Африку, а до того в Скандинавию, Грецию, Югославию. Но это только начало и середина аферы. Самый пик ее пришелся на 11 декабря 1941 года. В это время вовсю шло мощное контрнаступление Красной армии под Москвой, в результате которого немецкий фронт чуть не рухнул. И в этот день (11 декабря) Гитлер в знак солидарности” с Японией, напавшей на Перл-Харбор, объявил войну США, чьи экономические возможности многократно превышали таковые держав оси!

И еще: поразительно, что кроме небольшой группы заговорщиков полковника Штауфенберга (за неудавшееся покушение, однако, было казнено почти 5 тысяч человек), за все время владычества маньяка ни один генерал и фельдмаршал ни в чем и никак не противодействовали безумцу. А значит - содействовали ему.

Но вернусь к тому, в чем на самом деле заключается сенсация выхода этой книги. Она - в том, что рукопись “Гитлер”, лежащую в недрах архива президента РФ (бывшего архива Сталина), нашли не русские историки, а немецкие. Хотя многие русские историки и архивисты слышали об этой архивной папке.

Несколько лет назад молодой немецкий историк из Берлина, выпускник университета им. Мартина Лютера в Галле, а ныне сотрудник Мюнхенского института современной истории Маттиас Уль стажировался в МГУ. Он услышал от кого-то сведения о материалах первостепенной важности, которые никогда не публиковались. Добыть их - все равно, что найти огромный самородок. Алмаз в 1000 каратов. Российские историки десятки лет сидели на мешке с деньгами и пальцем не пошевелили! Два немца (второй - коллега Маттиаса Уля по университету и работе Хенрик Эберле) все сделали за пару лет! Они нашли и получили разрешение на копирование документа (Фонд 5, опись 30, дело 462а). Причем учтите, что архивная папка с книгой “Гитлер была на русском языке - это Парпаров перевел с немецкого. Стало быть, Маттиас Уль еще успел перевести текст с русского снова на немецкий и издать книгу. Она вышла в Германии к 60-летию Победы в 2005 году. К тому же издатели успели снабдить книгу многими комментариями и подстрочными примечаниям.

Почти через год эта книга - именно в варианте издателей Уля и Эберле - в переводе с немецкого на русский вышла в Москве в издательстве Олма по-русски 10-тысячным тиражом! Нет, вы только представьте себе эту фантасмагорию: Линге и Гюнше пишут по-немецки (где этот первоисточник до сих пор русским неизвестно). Парпаров переводит на русский. Уль переводит с русского книгу, составленную Парпаровым, на немецкий. Издатели Олма-пресс переводят книгу Уля и Эберле снова с немецкого на русский. Это означает, помимо прочего, что издателям не удалось достать архивный экземпляр Парпарова, и они были вынуждены переводить с немецкого то, что и так есть на русском. Итого мы имеем 4-й по счету перевод туда-сюда. Ну и как далеко он теперь отстоит от оригинала? Об этом можно только гадать.

В издании Олма имеются комментарии и цифры Уля и Эберле, которых в принципе не могло быть в подарке Сталину. Например, цифры потерь Красной армии, причем, не общие, а как раз в тех операциях, в которых немцы были на голову разбиты и понесли ужасные потери. В качестве примера: Сталинградский котел, Курская битва и окружение и ликвидация 8-й армии под Черкассами. Цитирую из русского издания книги “Неизвестный Гитлер”:

“Утром 2 февраля 1943 г. вместе с 11-м армейским корпусом сдались в плен последние части окруженной под Сталинградом 6-й армии. По современным подсчетам, от 90 до 130 тыс. немецких и румынских солдат попали в плен. К тому же в котле погибли или умерли от болезней, голода и холода еще до 146 тыс. солдат и офицеров. Советские потери в битве за Сталинград составили 474 871 человек убитыми и 974 734 ранеными. Жертвы среди гражданского населения в районе Сталинградской битвы не подсчитаны.

Потери вермахта в районе Курска с 11 июля до 31 августа составили 30 043 убитыми, 119 109 ранеными и 22 508 человек - пропавшими без вести. Потери Красной Армии за этот отрезок времени составили 141 941 человек убитыми и 991 472 ранеными...

28 января 1944 г. советские войска под Черкассами окружили 100 000 солдат 8-й армии генерала Отто Велера и 1-й танковой армии генерала Ганса Хубе. 17 февраля 30 000 солдатам удалось вырваться из окружения. В котле остались 95 000 погибших и 18 000 пленных. Советские войска в боях на Западной Украине потеряли 270 000 человек убитыми и 839 000 ранеными”.

Вникните в цифры: под Сталинградом на 146 тысяч немцев-румын погибло 474 871, почти полмиллиона (!), советских солдат. И к тому же около миллиона было ранено. И такое соотношение по всем выигранным сражениям. Понятно, что такие потери ни в коем случае не могли стать не только достоянием общественности, но и лично тов. Сталина. Такую правду он знать не хотел.

Задам самый главный вопрос: почему в очередной раз важнейшие публикации приходят в Россию с Запада? Причем - книги, касающиеся ее собственной истории?

Ладно, понятно, что “Архипелаг ГУЛАГ”, воспоминания Валентинова о Ленине “Недорисованный портрет”, Фишера - “Жизнь Ленина”, мемуары Ивана Солоневича (“Россия в концлагере”), Аллилуевой, Надежды Мандельштам, романы Гроссмана (“Все течет” и “Жизнь и судьба”) и множество других никак не могли быть напечатаны в СССР. И даже книга о Гитлере “Преступник номер 1” Мельникова и Черной была издана вроде бы и в СССР (в конце его существования), но в издательстве АПН с отправкой только заграницу.

Самым диким случаем можно считать издание в Америке мемуаров Никиты Сергеевича Хрущева. Рукопись на Запад передавал его сын Сергей Никитич, ему, как можно догадаться по его книге “Пенсионер союзного значения”, помогали в этом опасном деле несколько чинов КГБ. Сергей Никитич подтвердил эту догадку мне лично. Книга вышла по-английски под названием “Хрущев вспоминает”, вот она у меня тут стоит. О, что началось! Никите Хрущеву откровенно поставили ультиматум: или он отмежевывается от авторства, или… что именно “или”? Ну, лишение пенсии, выселение с дачи, хотя это цветочки, а ягодки - осуждение по 70 статье за антисоветскую деятельность. А в тюрьме под следствием - быстрая смерть от “внезапной остановки сердца”. На семейном совете решили отмежеваться:

Заявление

Как видно из сообщений печати Соединенных Штатов Америки и некоторых других капиталистических стран, в настоящее время готовятся к публикации так называемые мемуары или воспоминания Н. С. Хрущева. Это — фабрикация, и я возмущен ею. Никаких мемуаров или материалов мемуарного характера я никогда никому не передавал — ни «Тайму», ни другим заграничным издательствам. Не передавал таких материалов я и советским издательствам. Поэтому я заявляю, что все это является фальшивкой. В такой лжи уже неоднократно уличалась продажная буржуазная печать.
Н. ХРУЩЕВ.

 

То был смачный удар по престижу великой страны. Так отнеслись к, в общем-то, совсем невинным воспоминаниям своего собственного вождя, в которой просто осуждался Сталин! Ведь в этой книге нет ничего антисоветского или антикоммунистического, скорее - наоборот.

Но ведь мы ведем речь о совсем недавнем времени, о демократической и либеральной России, в которой давно осуществлена свобода слова. Книга “Гитлер” не только о Германии, там большая часть посвящена войне с СССР, стало быть - в ней тоже идет речь о судьбе России. И вот эта ценнейшая рукопись читалась только Сталиным (потом, правда, еще несколькими членами политбюро).

Обсуждаемая книга - не исключение. Фактически все самое интересное, вызвавшее бурные дискуссии в новейшее время сначала было напечатано на Западе. Например, книга Судоплатова “Разведка и Кремль” или “Мой отец - Лаврентий Берия” Серго Берия (Гегечкори). И даже серия о причинах начала Второй мировой войны Виктора Суворова. В архивах лежат воспоминания таких же близких к Сталину людей, как Линге и Гюнше - к Гитлеру, их полных аналогов: рукописи личного секретаря Сталина Поскребышева и начальника кремлевской охраны (и долгие годы личного телохранителя Сталина) Власика. Можно быть уверенным, что пока они не попадут на Запад и не будут там изданы, русским читателям их не видать. Ах, какие там должны быть перлы! (“Твардовский лежал в кремлевской больнице вместе с Поскребышевым. Однажды Поскребышев заплакал и сказал о своем хозяине: “Ведь он меня бил! Схватит вот так за волосы и бьет головой об стол...” (Трифонов Ю. В. Записки соседа // “Дружба народов”. 1989. № 10. С. 39)”.

Кое-что о биографии Поскребышева. Он был женат на родной сестре жены Льва Седова (сына Троцкого). В 1937 г. его жена была арестована по приказу Сталина. Поскребышев умолял Сталина спасти ее, но тот ему отказал; женщина три года провела в тюрьме, а затем была расстреляна по обвинению в шпионаже. Поскребышев продолжал оставаться секретарем вождя до 1953 г., а потом, перед смертью Сталина, был арестован и на допросе признался “в связях с международным сионизмом”. Скоро Сталин умер, а Поскребышев тянул до 1965 года - и писал, писал, писал. Власик тоже был арестован перед смертью Сталина, его не успели кокнуть, и он тоже все писал и писал, пока не умер в 1967 году. И вот все это написанное до сих пор неизвестно!

О Гитлере издано огромное количество мемуаров. О Сталине на порядки меньше. Почти ничего. И понятно почему: потому что все нити любых мало-мальски важных решений сходились к Гитлеру, поэтому говорить о решениях и их последствиях - это и значит говорить о Гитлере. То же самое относится и к Сталину. Даже в еще большей степени. А воспоминаний - нет. Мемуары Жукова, к примеру, нельзя отнести к таковым. Сталин там упоминается вполне формально и не так много (сравните с аналогичными мемуарами Гудериана) . Да и писались они под сильнейшим нажимом, до такой степени беспардонном, что Жуков был вынужден вставлять в текст новеллы о том, как он, Жуков, хотел как-то посоветоваться с полковником Брежневым, да у того не было времени принять маршала.

Традиция ничего не знать о себе - старая. И все известия о России как сотни лет назад, так и теперь приходили с Запада. Подробные сведения о писаниях иностранцев о России можно найти в трех великолепных книгах М.А Алпатова “Русская историческая мысль и Западная Европа”. Там повествуется, что знали иностранцы о России (а потом через них и русские), начиная с проезда через русские территории итальянцев Контарини и Барбаро. А потом что знали не только проезжающие, но и постоянно и подолгу живущие, такие как австрийский посол в Москве Сигизмунд Герберштейн. Скажем, все подробности злодейств опричнины мы знаем только от иностранцев. И позже также: Стеньку Разина четвертовали, но как это происходило, мы узнаем от Томаса Хебдона и Бальтазара Койэтта, ибо русских даже не допустили к лобному месту. То есть, они видеть не имели права - не только писать.

Много узнали русские и из “Колокола” (ввозимого нелегально), живущего в Лондоне Герцена. Ключевский ни словом не упоминает об убийстве императора Павла, а ведь то был конец 19 века – на эту тему имелся строгий запрет! Мемуары премьера Витте увидели свет за границей. Даже описания паскудств Гришки Распутина в книге “Святой черт” впервые были опубликованы попом-расстригой Илиодором все там же.

Вся советская история – сплошь заграничные издания. То есть, вообще без исключения. Советские “истории” настолько загажены идеологией и враньем, что в них тонут факты, если они там и есть.

В чем загадка? Почему это происходит? Это не может быть случайностью, так как подобных случаев слишком много и они уже складываются в систему.

Первый пласт объяснение прост: нет денег. Для того, чтобы найти в лабиринтах архивов нужную папку, могут понадобиться месяцы. Архивисты бедные. Если кому-то нужно, пусть платит. Суммы за подобного рода поиски внушительные - многие тысячи и десятки тысяч долларов. За разрешение копировать уникальные архивные документы суммы еще больше. Всем нужно дать. Вполне возможно, что у русских историков таких сумм нет. А у немецких - нашлись. Причем, их вложения многократно окупились. Допустим, Уль и Эберле затратили на поиск и копирование рукописи 50 тыс. долларов. Но выручили они впоследствии раз в десять больше. Да и не в деньгах тут дело. Они приобрели имя. Они подняли престиж немецкой науки. Одновременно русские историки на столько же понизили престиж и не получили этих доходов.

Второй пласт объяснения – психологический. Сложился веками наработанный страх. Логика “как бы чего не вышло”. “Что мне, больше всех надо”. “Не стоит связываться”. “Не лезь попрек батьки в пекло”, "инициатива наказуема". В общем - обломовщина. Нет духа полезной авантюрности, риска, приключения. Того, что двигало всеми исследователями - от Стэнли-Ливингстона в дебрях Африки и Амундсена-Скотта во льдах Антарктиды до молодых историков Уля и Эберле.

Наконец, третий слой, примыкающий ко второму, - это нечто метафизическое. То, что Пушкин обозначил словами “мы ленивы и нелюбопытны”. Может быть, это уже национальная черта такая? Хотя… Были же Беринг или Беллинсгаузен. Правда, их фамилии какие-то не русские. Ну, тогда, Дежнев, Хабаров, поморы, Афанасий Никитин. Королев и Гагарин. Есть, есть много русских храбрецов, да - много. Много, но явно недостаточно. Во всяком случае, среди историков. Будем ждать…

- - - - - - - - - - - - - -

ПРИЛОЖЕНИЕ

Из книги “Неизвестный Гитлер”. Страницы о самоубийстве Гитлера и Евы Браун, которые наиболее интересовали Сталина

Гитлер вышел из своих комнат, еще больше сгорбившийся. Лаконично поздоровавшись с участниками совещания, он опустился в свое кресло. Кребс начал докладывать. Он сообщил, что положение немецких войск, обороняющих Берлин, еще больше осложнилось. На юге русские танки прорвались через Цоссен и продвинулись до окраины Берлина. Тяжелые бои идут в восточных и северных предместьях Берлина. Положение немецких войск, стоящих на Одере к югу от Штеттина, — катастрофическое. Русские танковыми атаками прорвали немецкий фронт и глубоко вклинились в немецкие позиции.

Гитлер поднялся и наклонился над столом. Поводив по карте дрожащими руками, он внезапно выпрямился и бросил цветные карандаши на стол. Он тяжело дышал, лицо налилось кровью, глаза были широко раскрыты. Отступив от стола, он закричал срывающимся голосом:

— Это ни на что не похоже! В этих условиях я больше не в состоянии командовать! Война проиграна! Но если вы, господа, думаете, что я покину Берлин, то вы глубоко ошибаетесь! Я лучше пущу себе пулю в лоб! ( угрозу покончить с собой Гитлер произнес первый раз за две недели "до пули", затем он все две недели это повторял и много раз прощался - В.Л.).

Все в ужасе уставились на него. Едва подняв руку и крикнув: “Благодарю вас, милостивые государи!”, Гитлер повернулся и вышел из комнаты.

Участники совещания окаменели. Теперь, значит, все? Это — конец? Гюнше побежал за Гитлером. В комнате для совещаний вслед Гитлеру раздались испуганные возгласы: “Но, мой фюрер... но, мой фюрер...” Гюнше догнал Гитлера у дверей его кабинета. Он остановился и крикнул:

— Соедините меня немедленно с Геббельсом!

Геббельс находился в бомбоубежище своей виллы на Герман-Герингштрассе. Пока Гитлер говорил с ним по телефону, участники совещания, растерянные и взволнованные, вышли в приемную. Борман и Кейтель бросились навстречу Гюнше с вопросами: “Где фюрер? Что он еще сказал?” Гюнше ответил, что фюрер разговаривает по телефону с Геббельсом. Все возбужденно говорили, перебивая друг друга. Кейтель размахивал руками. Борман был совершенно вне себя, повторяя: “Не может быть, чтобы фюрер сказал серьезно, что он хочет застрелиться!” Кейтель кричал: “Мы должны удержать фюрера от этого!” Царила неописуемая сумятица. Кое-кто поспешно пропустил пару рюмок стоявшего на столе коньяка.

Через несколько минут, около половины первого, в приемную быстро, ковыляя, вошел Геббельс. Он прибежал из своей виллы и был крайне взволнован. “Где фюрер?” — спросил он. Его немедленно проводили в кабинет Гитлера. Когда, минут через десять, Геббельс вышел из кабинета, Борман, Кейтель, Дениц и Йодль бросились ему навстречу: “Что сказал фюрер?” Его обступили со всех сторон. Геббельс сообщил, что Гитлер считает положение безвыходным, он не видит больше никаких шансов и полагает, что война проиграна. Гитлер совершенно разбит, в таком состоянии он его еще никогда не видел. Геббельс рассказал, как был напуган, когда Гитлер прерывающимся голосом потребовал по телефону, чтобы он немедленно с женой и детьми перебрался к нему в бомбоубежище, так как все кончено.

Борман от волнения не мог стоять на месте. Он обращался то к Геббельсу, то к Деницу, то к Кейтелю и опять к Деницу, повторяя, что Гитлера необходимо во что бы то ни стало убедить уехать из Берлина. Геббельс тихим голосом спросил Кейтеля:

— Господин фельдмаршал, неужели вы не видите никакой возможности задержать наступление русских?

Кейтель ответил, что последний шанс — это в самом спешном порядке оттянуть все войска с Эльбы, в том числе самое боеспособное соединение -- 12-ю армию Венка, и бросить их против русских. Предложение Кейтеля сразу с энтузиазмом было поддержано всеми присутствующими. … Линге пропустил Кейтеля, Бормана, Геббельса, Бургдорфа и Фегелейна в кабинет Гитлера. Минут через двадцать они вышли оттуда с повеселевшими лицами. Войдя в буфетную, они попросили у Линге налить несколько рюмок водки и выпили их залпом, одну за другой. При этом Фегелейн сказал Линге: Теперь все будет хорошо. Венк придет со своей армией в Берлин.

******************

На рассвете (30 апреля) снова начался адский огонь русской артиллерии и минометов по рейхсканцелярии. Он продолжался весь день и походил на беспрерывные раскаты грома.

Около двух часов дня из кабинета Гитлера в приемную вышел Борман, бледный и растерянный. Он быстро подошел к Гюнше и взволнованно шепнул ему:

— Хорошо, что вы здесь. Я как раз хотел послать за вами.

Тихим, прерывающимся голосом он сообщил Гюнше, что Гитлер и Ева Браун покончат сегодня с собой; их трупы должны быть облиты бензином и сожжены в парке рейхсканцелярии. Таков категорический приказ Гитлера; его труп ни в коем случае не должен попасть в руки русских.

“Так вот каков конец — облить фюрера бензином и сжечь”, — подумал Гюнше и содрогнулся. Правда, сообщение Бормана не могло произвести теперь на него особенного впечатления. Конец, так или иначе, должен был наступить. У Гитлера не было ни сил, ни мужества погибнуть смертью солдата, чего он до последних дней требовал от немецких офицеров и солдат, женщин и детей.

Укрывшись за толстыми стенами бомбоубежища, он малодушно старался еще немного отдалить приговор судьбы, чтобы в момент, когда русские подойдут к самому порогу рейхсканцелярии, жалким и недостойным образом покончить с собой, предварительно распорядившись сжечь свой труп.

Борман попросил Гюнше позаботиться о том, чтобы на верхней площадке лестницы, у запасного выхода, приготовили бензин.

— Мы, преданные фюреру люди, оставшиеся с ним до конца, окажем ему эту последнюю услугу, - лицемерно сказал Борман. Медленным шагом он вышел из приемной. Гюнше остался один. Он сразу же позвонил Монке и просил его прийти в бомбоубежище Гитлера. Через несколько минут в приемную прибежали взволнованные и растерянные Раттенхубер, Баур и Беетц. Они только что, встретив Бормана, узнали от него о намерении Гитлера покончить жизнь самоубийством и забросали Гюнше вопросами. Не успел Гюнше ответить им, как отворилась дверь кабинета Гитлера, и он вышел в приемную. Раттенхубер, Баур, Лонше и Беетц подняли руки. Гитлер, не ответив на приветствие, усталым голосом попросил их подойти к нему поближе.

Глаза Гитлера, когда-то сверкавшие огнем, потухли. Лицо его было землистого цвета. Под глазами — темные круги. Левая рука дрожала так сильно, что казалось, будто дрожит голова и все его тело.

Беззвучным голосом он сказал:

- Я распорядился, чтобы меня после смерти сожгли. Проследите и вы за тем, чтобы мой приказ был точно выполнен. Я не хочу, чтобы мой труп отвезли в Москву и выставили в паноптикуме.

Гитлер с трудом поднял правую руку на прощанье и отвернулся. Баур и Раттенхубер вскрикнули. Раттенхубер старался поймать руку Гитлера, но тот отступил назад и скрылся за дверью своего кабинета.

Совершенно механически, в большой спешке, Гюнше занялся исполнением приказа, данного Гитлером и Борманом относительно предстоявшего сожжения трупов Гитлера и Евы Браун. Он позвонил шоферу Гитлера Кемпке, который находился в бомбоубежище рядом с гаражом рейхсканцелярии на Герман-Герингштрассе, и передал ему приказ немедленно доставить в “фюрербункер” 10 бидонов бензина и поставить их у запасного выхода в парк.

После того, как бензин поставили у запасного выхода, Гюнше сообщил Кемпке о намерении Гитлера покончить с собой. Затем Гюнше дал распоряжение эсэсовцам личной охраны и службы безопасности, размещавшимся в небольшой комнате у запасного выхода, немедленно освободить помещение и переселиться в другое место. Часовых, стоявших на лестничной площадке у бронированной двери запасного выхода, Гюнше перевел с поста в бомбоубежище. У запасного выхода Гюнше оставил лишь одного часового унтерштурм-фюрера СС Хофбека, приказав ему никого не пропускать. После этого Гюнше пошел в коридор бомбоубежища и остановился у самой двери приемной в ожидании, когда раздастся роковой выстрел. Часы показывали уже десять минут четвертого. Через несколько минут из кабинета Гитлера в буфетную вышла Ева Браун. Она печально протянула Линге руку:

— Прощайте, Линге. Желаю вам выбраться из Берлина. Если вам случится когда-нибудь увидеть мою сестру Гретль, то, пожалуйста, не рассказывайте ей, какой смертью погиб ее муж (речь идет о расстреле Фегелейна – В.Л.).

Затем она пошла к фрау Геббельс, которая находилась в комнате своего мужа. Через несколько минут Ева Браун прошла из комнаты Геббельса в телефонную, где в это время находился Гюнше, и обратилась к нему:

— Скажите, пожалуйста, фюреру, что фрау Геббельс просит его еще раз зайти к ней.

Гюнше направился к Гитлеру. Так как Линге в этот момент там не оказалось, Гюнше сам постучал в дверь и вошел, Гитлер стоял у стола. От неожиданного появления Гюнше, он вздрогнул.

— Что еще? — пробурчал он угрюмо. Гюнше доложил:

— Мой фюрер, ваша супруга поручила мне передать вам, что вас хотела бы увидеть фрау Геббельс. Она вместе с вашей супругой находится у себя в комнате.

Гитлер, помедлив, пошел в комнату Геббельса. Было без двадцати минут четыре, когда Линге вошел в телефонную, где слуга Гитлера Крюгер стоял с часовым. Рядом, в общей комнате перед спальней Геббельса, Линге увидел Гитлера и Геббельса, который уговаривал Гитлера все-таки попытаться выбраться из Берлина. Но Гитлер громко, истерическим голосом возразил ему:

- Нет, доктор! Вы знаете мое решение. Оно неизменно!

Гитлер вошел в комнату Геббельса где находились его жена и Ева Браун, и простился с фрау Геббельс. Затем он вернулся к себе. Линге и Крюгер последовали за ним. У двери кабинета Линге попросил у Гитлера разрешения проститься с ним. Гитлер усталым и безразличным голосам ответил:

— Я отдал приказ пойти на прорыв. Постарайтесь с небольшой группой прорваться на запад. Линге спросил:

— Мой фюрер, для кого нам теперь прорываться? Гитлер повернулся к Линге, несколько секунд молча смотрел на него и напыщенно произнес:

— Для грядущего человека!

Он вяло пожал руку Линге и Крюгеру и поднял правую руку в фашистском приветствии. Линге и Крюгер вытянулись по-военному и тоже высоко подняли руки, в последний раз приветствуя Гитлера. Затем они закрыли дверь кабинета и вместе побежали в старое бомбоубежище.

— Только бы ничего больше не слышать и не видеть, - крикнул на бегу Линге Крюгеру.

Ева Браун вышла из комнаты Геббельса две-три минуты спустя после Гитлера. Медленными шагами она пошла в кабинет Гитлера. Через несколько минут вышел из своей комнаты Геббельс и направился через приемную в комнату для совещаний, где тем временем собрались Борман, Кребс, Бургдорф, Науман, Раттенхубер и Аксман.

Линге, пробыв несколько минут в старом бомбоубежище, вернулся обратно. У раскрытой бронированной двери в приемную стоял Гюнше с дежурным оберштурмфюрером СС Фриком. Оставалось несколько минут до четырех. Линге, проходя мимо Гюнше, сказал:

— Я думаю, что все уже кончено, — и быстро прошел в буфетную. Он сразу почувствовал запах пороха, как это бывает после выстрела, и вернулся в приемную. Там неожиданно оказался Борман. Он стоял, опустив голову и опершись рукой о стол, около самой двери в комнату для совещаний. Линге доложил Борману, что в буфетной чувствуется запах пороха. Борман выпрямился и вместе с Линге поспешил к кабинету Гитлера. Линге открыл дверь и вошел вместе с Борманом. Им представилась следующая картина: на диване слева сидел Гитлер. Он был мертв. Рядом с ним — мертвая Ева Браун. На правом виске Гитлера зияла огнестрельная рана величиной с монету, на щеке — следы скатившейся двумя струйками крови. На ковре около дивана была лужица крови величиной с тарелку. На стене и на диване виднелись брызги крови. Правая рука Гитлера лежала на его колене ладонью вверх. Левая — висела вдоль тела. У правой ноги Гитлера лежал револьвер системы “Вальтер” калибра 7,65 мм, а у левой ноги — револьвер той же системы, калибра 6,35 мм. Гитлер был одет в свой серый военный китель, на котором были золотой партийный значок, Железный крест 1-го класса и значок за ранение в первую мировую войну, который он носил все последние дни. На нем была белая рубашка с черным галстуком, черные брюки навыпуск, черные носки и черные кожаные полуботинки.

Ева Браун сидела на диване, подобрав ноги. Ее светлые туфли на высоких каблуках стояли на полу. Губы ее были крепко сжаты. Она отравилась цианистым калием.

Борман снова выбежал в приемную и позвал эсэсовцев, которые должны были вынести трупы в парк. Линге вышел в буфетную, достал из-под стола приготовленное им одеяло, расстелил его на полу в кабинете Гитлера. С помощью Бормана, который снова вернулся в комнату, Линге уложил еще неостывшее тело Гитлера на пол и завернул его в одеяло.

Гюнше поспешил в комнату для совещаний. Он так быстро распахнул дверь, что стоявшие у стола Геббельс, Кребс, Бургдорф, Аксман, Науман и Раттенхубер вздрогнули. Гюнше крикнул: “Фюрер умер!” Все бросились в приемную. В этот момент из кабинета Гитлера вышли Линге и эсэсовцы из личной охраны Линдлофф и Рейсер, неся тело Гитлера. Из-под одеяла виднелись его ноги в черных носках и черных полуботинках. Тело понесли через приемную к запасному выходу в парк. Стоявшие в приемной Геббельс, Бургдорф, Кребс, Аксман, Науман, Гюнше и Раттенхубер подняли для приветствия руки и направились вслед за телом Гитлера к запасному выходу. Затем из кабинета Гитлера вышел Борман и Кемпке с телом Евы Браун на руках. Гюнше подбежал к Кемпке, взял у него тело Евы Браун, которое не было завернуто, и понес его к выходу. От Евы Браун исходил характерный острый запах цианистого калия. Быстро поднявшись по лестнице, Гюнше прошел в парк мимо Геббельса, Аксмана, Наумана, Бургдорфа, Кребса и Раттенхубера, которые стояли на верхней площадке лестницы и не выходили в парк из-за сильного артиллерийского обстрела. Завернутое тело Гитлера лежало на земле в двух метрах от запасного выхода. Рядом с ним, с правой стороны, Гюнше положил тело Евы Браун. В этот момент Борман нагнулся, отвернул одеяло с лица Гитлера, посмотрел несколько секунд и снова прикрыл одеялом.

В парк рейхсканцелярии и на бомбоубежище с воем и свистом падали снаряды. Густые облака дыма неслись над растерзанными деревьями парка. Рейхсканцелярия и прилегающие здания были объяты сплошным пожаром. Борман, Гюнше, Линге, Линдлофф, Кемпка, Шедле и Рейсер взяли приготовленные бидоны с бензином и вылили на трупы Гитлера и Евы Браун все 200 литров. Зажечь бензин долго не удавалось. От сильного ветра, вызванного бушующим пожаром, гасли спички. Наконец Гюнше схватил лежавшую у двери ручную гранату, чтобы с ее помощью зажечь бензин. Не успел он вытащить запал, как Линге зажег бензин, бросив на трупы зажженную бумагу. Трупы Гитлера и Евы Браун моментально были охвачены пламенем. Дверь бомбоубежища плотно прикрыли, так как языки пламени пробивались через остававшуюся щель. Борман, Геббельс, Аксман, Науман, Кребс, Бургдорф, Гюнше, Линге, Шедле, Кемпка, Рейсер и Линдлофф стояла еще несколько секунд на верхней площадке лестницы и затем молча спустились в бомбоубежище.

Гюнше пошел в кабинет Гитлера. Там все оставалось по-прежнему. На полу, около лужи крови, лежали оба револьвера Гитлера. Гюнше поднял и разрядил их. При этом он увидел, что выстрел был произведен из револьвера калибра 7,65 мм. Второй револьвер, калибра 6,35 мм, тоже был заряжен и снят с предохранителя. Гюнше спрятал оба револьвера в карман и передал их потом адъютанту Аксмана лейтенанту Хаману. Гюнше отдал Хаману также собачью плетку Гитлера. Хаман хотел сохранить револьверы Гитлера и плетку в качестве реликвий для “Гитлерюгенда”.

Затем Гюнше пошел в комнату для совещаний, где находились Борман, Геббельс, Аксман, Бургдорф. Кребс, Монке и Науман. Там обсуждали вопрос, что делать дальше. Борман, Аксман, Монке и Гюнше настаивали на прорыве. Геббельс был против. Он театрально заявил:

— Я сейчас выйду на Вильгельмсплац. Может быть, там меня убьет пуля?

Борман от беспокойства не мог стоять на месте. Он то и дело восклицал:

— Нельзя ли достать для меня откуда-нибудь “Шторх” (“Аист”- тип легкого самолета связи и разведки – ВЛ)? Мне непременно нужно к Деницу. Это очень важно.

В глазах у Бормана был страх. “Прочь из этого ада” — было его единственной мыслью и единственным желанием. Никто уже не говорил о Гитлере. Разговоры вращались вокруг одного: “Как нам отсюда выбраться?”


Статьи к теме в альманахе:

Вернер Мазер. СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ГИТЛЕР www.lebed.com/2001/art2484.htm

Валерий Лебедев. К вопросу о перетаскивании трупа Гитлера http://www.lebed.com/2001/art2524.htm

Виктор Суворов. ИЗ ЖИЗНИ АВАНТЮРИСТА АДОЛЬФА ГИТЛЕРА www.lebed.com/2002/art2932.htm

Иоахим Фест. ПЕРЕД ВРАТАМИ ВЛАСТИ www.lebed.com/2004/art3667.htm

Иоахим Фест. ГИТЛЕР-ПОЛКОВОДЕЦ Почему Гитлер решил напасть на СССР www.lebed.com/2004/art3674.htm

Валерий Лебедев. Победа началась 22 июня 1941 года www.lebed.com/2005/art4180.htm

Комментарии

Добавить изображение