"ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЕВРОПЕЕЦ"

Его издатель – Союз русских писателей в Германии. Редактор – известный писатель и литературный деятель Владимир Батшев. Выходит журнал раз в месяц. Добирается он до Америки долго, и я представляю, как не спеша собирает германская почта большой морской контейнер, затем, когда таких контейнеров в порту наберется достаточно много, их погрузят на пароход, отправляющийся в долгое плаванье, потом разгрузка, перевозка, сортировка... да всё малой скоростью. Конечно, авиапочта была бы предпочтительней, но понимаю, что небогатому издательству накладно обременять себя непомерными расходами на экспресс-доставку журнала заокеанским подписчикам. При этом я бы не сказал, что журнал, даже и надолго задержавшийся в пути, стареет своим содержанием.

Последний доставленный мне “Литературный европеец” – № 106 – датирован декабрем 2006 года. Поделюсь впечатлениями по его прочтении. Открывается он повестью Игоря Гергенрёдера “Тень и источник”. Точнее – публикацией окончания этой повести. Начало ее было опубликовано в № 100 за июнь 2006 года, а продолжение в №№ 102 и 103. Вещи, печатающиеся с продолжением, я обычно откладываю, чтобы прочитать всё сразу. Так и на сей раз. О чем эта повесть? Она о литературной и окололитературной жизни бывших советских граждан в эмиграции и внимании, проявляемом к ним по старой памяти российскими спецслужбами. Слово “источник” в названии повести – это источник информации для органов слежки, иначе говоря – сексот. Ведь бывших сексотов в эмиграции немало.

Центральная фигура повествования – писатель Слотов, в прошлом рижанин, живущий ныне в Берлине, член тамошней Ассоциации русских литераторов. Образ респектабельного подлеца, небесталанного, но с червоточиной, выписан мастерски – то от третьего лица, то от первого и как бы изнутри следящего за собой, с оборотами типа “кажется, мы моргнули”. Это бывший номенклатурный советский журналист, выбившийся там также в писатели, сексот со студенческих лет – так уж вышло, не устоял – карьерист, партийный, конечно. В то же время давно мечтавший как-то слинять в благополучный зарубеж, где с его опытом и багажом мог бы дорого продаться и пожить, наконец, в своё удовольствие. Ради этого он пытался познакомиться с еврейской девушкой. Мерещилась Вена, а там, авось, и Нью-Йорк. Не вышло, но другой вариант удался: женившись на русской немке, выехал с ней в Германию.

Смазливой Ульяне, бывшей москвичке, ныне руководительнице берлинского эмигрантского общества “Беседа”, легко удалось заманить этого молодящегося негодяйчика в свою постель, а затем свести его с неким Николаем Сергеевичем из посольства, проявляющим интерес к творческой интеллигенции – России, дескать, небезразличны судьбы эмигрантов. Тот не преминул поведать “источнику”, что его “дело” удалось вывезти из Риги и оно хранится в Москве. “Вы хорошо помогали, могли бы помочь и теперь”...

Пропуская массу интересных подробностей, в описании которых автор повести проявил себя весьма наблюдательным бытописателем советской и эмигрантской жизни, перейду сразу к тому, кто для Николая Сергеевича представлял наибольший интерес. Это Вольфганг Тик, видный русский писатель зарубежья, признанный и в России, где звался Владимиром. Какую книгу он теперь пишет, о чем, где собирается издать? Ничего не подозревающий Тик, к которому сумел подкатиться Слотов, за рюмкой вина откровенничает, а у Слотова в кармане включен миниатюрный звукозаписывающий приборчик Николая Сергеевича.

И вот выясняется, что Тик уже собрал и проанализировал для своей почти законченной книги ряд впечатляющих фактов карьеры своего ровесника и тёзки, ставшего президентом России. Что еще остается выяснить для полноты картины, так это имя человека, который провёл его тёзку на юрфак. Кто-то из Питера уже пообещал ему эту недостающую информацию (небезвозмездно), но с ним что-то неожиданно стряслось. Одновременно и издатель почему-то вдруг отказался публиковать его книгу. Тик в недоумении, а пока ему все-таки надо самому съездить в Питер. “В таком случае, – с неожиданной для себя грустью подумал Слотов, – недолго еще нам общаться в этой жизни”...

Повесть “Тень и источник” была написана задолго до убийства Политковской и отравления Литвиненко, но она невольно рождает ассоциации. Кстати, сразу за повестью Гергенрёдера в журнале размещена информация о панихиде в Париже в сороковой день после гибели Политковской. Присутствовали известные люди, среди них там был и редактор “Литературного европейца”.

Продолжая обзор журнала, пропущу несколько страниц хорошей поэзии талантливых авторов (ибо нельзя объять необъятное), а далее идет “Литературный календарь”. Эту постоянную рубрику в журнале ведет Владимир Батшев, ежемесячно представляя серию очерков о русских литераторах по случаю дат их рождения или ухода из жизни. В этих очерках (кому в несколько строк, кому в целую страницу) всегда особый авторский взгляд, есть и неожиданные оценки, чем-то новым для нас обусловленные, а о многих упоминаемых именах, причем значительных, но на родине забытых, мы и вовсе узнаем сейчас впервые. В этом номере журнала таких имен большинство.

Четыре интересных материала размещены в рубрике “Мы и литература”. Первый – Виталия Амурского “Переделкино как метафора, или Размышления по поводу осквернения могилы Пастернака”, где автор удивляется отсутствию ожидавшейся реакции СМИ на этот вандализм. “Словно, это дело милиции, а не общественности. Наверняка, укуси комар Пугачеву или Киркорова, шуму было бы больше”. А за такими размышлениями следует интервью, полученное им от проживающей в Париже Ирины Емельяновой, дочери Ольги Ивинской, автора книг “Легенды Потаповского переулка” (на русском в 1997-м, на французском в 2002-м) и “Пастернак и Ивинская” (2006).

Следующий автор этого раздела Эдуард Бернгард, писатель острокритического стиля, эмоциональный в высшей степени и не чуждый психоанализу, в повести “Сотрясение” вспоминает торчащий в его памяти с давних лет смотр самодеятельности. “На диплом первой степени!”, – возгласил бодрый голос, когда отзвучало стандартное – он не помнит чьё – стихотворение. “Какой-нибудь симонов, повторял он, возвращаясь домой... какой-нибудь багрицкий... нет, в общем – вариация демьяна бедного. Вышинский от поэзии. Портупейный отдел изящной словесности”... А потом не выходит у него из головы подлая учительница, тиранившая его в четвертом классе: “Ну что, Розенберг, осознал свою ошибку? Или как там тебя? А-а, нет, не Розенберг... Впрочем, какая разница! Садись на место, Розенберг, то есть... тьфу... как тебя там?”.

В материале “Всякое лыко – в строку” Виктор Кузнецов (московский корреспондент журнала) сообщает: “В том, что прогрессивный и диссидентский в прошлом журнал “Континент” сорвёт бурю аплодисментов у авторов и читателей газеты “Завтра”, журнала “Наш современник” и множества иных “красно-коричневых” изданий в России, сомневаться не приходится”. Оказывается, в журнале “Континент” опубликована большая статья о “духовном противостоянии сионизму”, принадлежащая перу Якова Рабкина, бывшего советского историка, ныне живущего в Монреале. В этой статье, пишет Кузнецов, “нетрудно обнаружить... генетическую связь с многочисленными брошюрами Госполитиздата 1940-х, 1950-х и последующих лет... По Рабкину, Израиль виноват не только в том, что возник в 1948 году на этой полупустынной земле, но и в том, что продолжает существовать. О вине и ответственности арабских лидеров... в его многостраничной статье ни слова”, там только “антисемитизм под видом антисионизма”.

Процитирую заключительный абзац этой публикации: “Важно постоянно помнить еще и то (в статье Рабкина об этом ни полслова!), что существование Государства Израиль на Святой Земле гарантирует нам не только сохранность главных христианских святынь, но и доступ к ним паломников. Если Иерусалим, Назарет или Вифлеем попадут в руки мусульманских фанатиков, всё, что не связано там с Мухаммедом, окажется поруганным или уничтоженным”.

Статья Виталия Раздольского “О национальной гордости великороссов” обозначена как памфлет, ибо “оригинальность текущего момента состоит в том, что великороссам предлагается гордиться одновременно и трехсотлетием дома Романовых... и стотридцатилетием товарища Дзержинского, который этих Романовых в гробу видал”. “Какие могут быть восторги у одра тяжело больной страны... еще толком не оправившейся после тифозной чумы большевизма-сталинизма, кошмара восточной деспотии? Страны, делающей только первые робкие шаги к выздоровлению... Ее бы, сердешную, не обольщать, а лечить. Отпаивать потихоньку не наркотиками национальной спеси, а горькими пилюлями сатиры... вдалбливая в грешные головы сынов ее, что подлинное величие нации иногда в том, чтобы трезво взглянуть на себя со стороны... Не льстить этому народу грубо и беспардонно, а протрезвлять коллективное сознание, осторожно, шаг за шагом уводя к натуральной гордости за немногих своих: за тех ученых, которые из лагерных шарашек и тюремных отрав шагнули в космос, за тех Шостаковичей своих, Булгаковых, Платоновых, Гроссманов, творивших бессмертие национальной культуры... А сколько их сгинуло, не просияв?.. Рана еще кровоточит, а шаманы и колдуны неосталинизма уже ударили в свои бубны, уже заплясали вокруг костров. Вот и беспардонный двухтомный опус Вл.Карпова “Генералиссимус” поднят уже на уровень катехизиса русского национал-социализма... панегирик тирану, опустившему народ России на четвереньки – ко временам опричнины”...

Горько видеть всё это подлинному российскому патриоту. А еще “неуклюжая и провальная внешняя политика... Многократные просьбы дядюшки Сэма и мольбы тётушки Евры: не опекать! Не выгораживать! Не снабжать оружием и технологиями откровенных мерзавцев вроде Бесноватого Иранца, Сирийского Сына или Корейского Дегенерата! Неопровержимые доказательства, что оружие это через Бесноватого и через Сына прямиком перетекает в руки бесов террора... не вызывают у вас ничего, кроме досадливого: а пошли бы вы...”.

“И надо же было случиться, – восклицает, осмотревшись вокруг, автор памфлета, – чтобы на таком перекрёстке веков народы Европы, обжёгшиеся на чудовищных самцах недавнего прошлого, избрали себе в лидеры политических евнухов, маленьких суетливых чемберленов”.

Ох, цитировать бы еще и цитировать. Но пора закругляться. Кроме упомянутого, в журнале помещены переводы с английского и немецкого, несколько рецензий на новые книги, полемическая статья Татьяны Розиной о новой “пушкиниаде” – книге Михаила Армалинского “Чтоб знали!” и им же изданных “Тайных записках А.С.Пушкина” (процитирую из нее одну лишь фразу: “Секса в стране нет, а Пушкин – солнце русской поэзии”), а также большая статья Валерия Лебедева “Карнавальный возраст любви” (к 50-летию фильма “Карнавальная ночь”), из которой, помимо прочего, узнал новое о Василии Шукшине, а он мне, откровенно скажу, всегда был не по душе.

Цитирую из рассказа сокурсницы Шукшина и Гурченко по ВГИКу: “Одно время я была секретарем комсомольского бюро постановочного факультета. А Вася (Шукшин) у нас заведовал политической частью. Протоколы наших собраний сейчас выставлены в Сросткинском музее и неизменно вызывают гомерический хохот посетителей... После показа аргентинского музыкального фильма “Возраст любви” с Лолитой Торрес... Люся Гурченко стала целыми днями напевать песенки оттуда... И вот появилось “Дело Людмилы Гурченко”... Вася ее увещевал: “Ты же русский человек, далась тебе эта Лолита Торрес!”. А Люся защищалась: “Что хочу, то и пою!”... Шукшин потребовал “высшей меры”: исключить из комсомола”... Такой вот штришок. Характерный. Напомню, что в исповедальной книге Юрия Нагибина “Тьма в конце туннеля” он показан и покруче (там он выведен на свет под именем Шурпин)...

Ну вот, кажется, и всё. Да, в журнале еще фотографии на обложке и карандашные портреты знаменитых русских парижан глазами художника Николая Дронникова. В общем – хороший, красивый, интересный, содержательный журнал.