ЮБИЛЕЙНАЯ ШОСТАКИАДА

23-04-2007


[О двух новых книгах, изданных в России к столетию Шостаковича]

K столетию Шостаковича многочисленные любители его музыки получили еще два подарка: две увесистых книги разнообразного содержания. Первая – Д. Шостакович «Письма И. И. Соллертинскому», СПБ 2006, 276 стр., и вторая – Э. Уилсон «Жизнь Шостаковича, рассказанная современниками», СПБ 2006, 536 стр. Вряд ли все любители музыки Шостаковича смогут познакомиться с этими книгами, потому как каждая из них издана тиражом 1000 экземпляров.

Поэтому книги эти скорее не для читателей, а для шестаковичеведения и шостаковичеведов.

Тем не менее эти книги интересны тем, что в них можно прочесть много прежде неизвестного о жизни Шостаковича и почти ничего нового о его музыке. Последнее вряд ли следует считать значительным недостатком, поскольку в изданных прежде книгах и статьях всё им сочиненное изучено, рассмотрено и перерассмотрено множество раз не только в книгах, написанных музыковедами-профессионалами, но и в огромном количестве диссертаций на соискание высоких и не очень высоких научно-музыкальных званий (но не знаний).

Приступая к рассмотрению этих книг с позиций их полезности, целесообразности их написания и издания для будущих поколений любителей музыки, автор постарался обратить внимание читателей на прежде неизвестные эпизоды из жизни композитора и его высказывания об известных музыкальных, литературных и политических деятелях.

Настоящая статья не является рецензией на эти книги, а ее следует рассматривать как результат первого прочтения музыковеда-любителя, прилично знающего советскую и постсоветскую литературу о Шостаковиче и его музыке и написавшего для альманаха ЛЕБЕДЬ больше десятка статей на шостаковическую тематику.

О первой книге: Д.Д. Шостакович «Письма И.И. Соллертинскому»

Соллертинский Иван Иванович (1902—1944), музыковед, литературовед,театровед. В Петербурге с 1906, где окончил в 1923 институт историиискусств, в 1924 романо-германское отделение факультета общественных наук университета. С 20-х гг. преподавал в высших учебных заведенияхЛенинграда, в 1930—31 и 1935—41 — в консерватории (с 1939 профессор).

В 1929—44 работал в филармонии (редактор, лектор и др., с 1940 художественный руководитель). С 1924 выступал как музыкальный критик. Внёс ценный вклад в развитие музыкальной жизни Ленинграда. Автор первых на русском языке работ о Г. Малере, А. Шёнберге и др., уделял большое внимание проблемам музыкального романтизма, оперной и симфонической драматургии. Умер в эвакуации в Новосибирске.

Лит.: Михеева Л., И. И. Соллертинский. Жизнь и наследие, Л., 1988.

По утверждению Шостаковича, Соллертинский был самым близким его другом. Издание сугубо личных писем Шостаковича Соллертинскому вряд ли следует считать этически нормальным и целесообразным, но в нынешние времена раскрываются широкие возможности для всякого рода подобных публикаций, благо ни автор писем, ни их получатель не в состоянии это предотвратить.

Но тем не менее эти письма позволяют оценить образ Шостаковича в несколько непривычных для музыковедов и читателей ситуациях, и что особенно интересно – то еще более убедить противников мемуаров Шостаковича ТESTIMONY в аутентичности последних, поскольку фривольность языка писем хорошо корреспондируется с языком мемуаров.

Прежде рассмотрения писем к Соллертинскому позволю себе несколько охарактеризовать характер той дружбы, которая установилась между Ш-чем и Соллертинским в 1921 г. и продолжалась до 1944 г. (год смерти Соллертинского). Чем примечательна эта дружба, и одинаково ли дружественно могли и должны были относиться друг к другу партнеры?

Соллертинский был уникальной личностью по своему образованию ( знал больше 20-ти языков) и по своим знаниям произведений композиторов в области мировой музыки. Шостакович, будучи на несколько лет моложе, сразу же к нему потянулся и среди всех своих друзей всегда считал и называл его самым близким.

Как относился Соллертинский к Ш-чу – об этом можно лишь строить предположения. Он много статей писал о мировой музыке и мировых композиторах, но очень мало о музыке Шостаковича. Так, в основном сборнике Соллертинского "Mузыкально-исторические этюды", Л. 1956, среди 20-ти статей нет статьи о музыке Шостаковича, а в сборнике "Памяти И.И. Соллертинского", Л. 1974, помещена лишь одна двухстраничная статья о Седьмой симфонии Шостаковича. Это дает основание полагать, что о сочинениях Ш-ча Соллертинский писал мало и скупо. А как же могла процветать их дружба, если по части восхваления его собственных сочинений, Ш-ч был исключительно щепетилен и никому из друзей не прощал промахи, связанные с ^недооценкой^ его исполнявшихся сочинений. Как должен был вести себя Соллертинский, чтобы случайно не навлечь на себя гнев человека, характер которого отличался непредсказуемостью?

Здесь я вынужден высказать некоторые свои предположения и охарактеризовать взаимоотношения Шостаковича и Соллертинского не как дружбу, а как симбиоз. Шостакович, со своей стороны, безусловно мог быть искренним и считать себя другом, но Соллертинскому для удержания этой дружбы на высоте вряд ли позволено было быть искренним.

Невозможно поверить в то, что любое очередное сочинение Ш-ча должно было ему нравиться и чтобы он выражал свой восторг. Так, по сравнению с Первой симфонией, последовавшие за ней Первомайская и Октябрьская симфонии были значительным шагом назад для композитора, и Соллертинский не мог этого не заметить. Читая статью Соллертинского о Седьмой симфонии Ш-ча, приходится удивляться, что он ^не заметил^ использования фактуры "Болеро" в одной из частей, что было отмечено многими музыковедами, а учитель Ш-ча М. Штейнберг даже написал в своем дневнике, что у Равеля это гораздо талантливее.

Кроме того, кажется исключительно странным, что как близкий друг Соллертинский своими советами не воспрепятствовал появлению в печати глупейших и невежественных высказываний Ш-ча, приводимых ниже:

>Консерватория сейчас делает вредное дело, консерватория сейчас ничего не дает. …заострить вопрос о привлечении марксистских сил в консерваторию.

Из статьи Шостаковича в газете "Ленинградская правда" ot 11февраля 1930 года.

> Театр делает свое вреднейшее дело, возобновляя всякие "Юдифи", "Корсары" и тому подобный хлам.

Д. Шостакович. "Декларация обязанностей композитора". Журнал ^Рабочий и Театр, 1931, No.31.

> Столь сильно возлюбивши (Чайковского) я им объелся.

> К сожалению, не скупировали и оставили стансы любви, эту знаменитую арию Елецкого, … одно из слабейших мест в опере, … не грех бы это дело выбросить.

Выступление Шостаковича на заседании (под председательством И. Соллертинского) Государственной Академии искусствознания, посвященном обсуждению мейерхольдовской постановки оперы "Пиковая дама" 30 января 1935. В сборнике: В.Э. Мейерхольд. ^Пиковая дама^. Замысел. Воплощение. Судьба. СПБ. 1994, стр. 221 и 223.

>Я не считаю Вагнера великим композитором.

> Мы считаем Скрябина нашим злейшим музыкальным врагом.

Из интервью Шостаковича корреспонденту газеты ^Нью-Йорк таймс^ 20 декабря 1931. В сборнике: "Д. Шостакович о времени и о себе". М. 1980, стр.27.

> Не может еврей руководить кафедрой русской музыки.

Из статьи Александры Орловой памяти И.И. Соллертинского ^Он между нами жил^ в журнале ВЕСТНИК (VESTNIK) No. 12 , June 11, 2003

По отношению к последнему высказыванию Соллертинский не остался равнодушен. Kак следует из свидетельских показаний музыковеда Александры Орловой, oн был возмущен и очень расстроен

Еще несколько слов о возможном поведении Соллертинского в дружбе с Шостаковичем.

Возникает вопрос: что он был за человек и как он мог ^сохраниться^, если его друг Ш-ч был болезненно восприимчивым к любым критическим замечаниям, а Соллертинский был страстным критиком?

У меня сложилось свое собственное представление о Соллертинском на основании услышанных мною незадолго до войны по радио нескольких фраз, произнесенных им на одном из концертов Филармонии. Необычная декламационная манера произношения так на меня подействовала, что я ее крепко запомнил. A после знакомства с его музыкально-пропагандистскими статьями и воспоминаниями о нем самом я пришел к убеждению, что Соллертинский со всеми своими громадными талантами был также большим позёром и актером. Актером в жизни и в дружбе с Ш-чем. И этот его актерский талант позволял ему сохранять дружбу с Шостаковичем, несмотря на многочисленные музыкальные и литературно-политические выверты последнего.

Зачем нужна была Соллертинскому дружба с Ш-чем, в которой он не мог быть искренним? Думаю, что благодаря этой дружбе, Соллертинский, будучи исключительно одиозной фигурой, не пострадал от репрессий. Он, безусловно, хорошо понимал, что Шостакович для советской власти – фигура первой необходимости, и что, будучи близким другом Шостаковича и совершенно необходимым музыкальным поводырем для него, он сохранит себе жизнь в условиях разгула советско-фашистского бандитизма.

Соллертинский был довольно странной личностью, настолько странной, что некоторые его крылатые высказывания можно теперь понимать как двусмысленности. В книге воспоминаний артистки ленинградского Малого оперного театра Надежды Вельтер "Об оперном театре и о себе", Л. 1984, приводится одно такое любопытное высказывание Соллертинского, сделанное им во время репетиций "Леди Макбет" в театре: ^Tалант и глупость долго не уживутся: глупость непременно одолеет талант^

Эта фраза напоминает ^казнить нельзя помиловать^. И хотя относилась она к актерам, но понятия главенства слов ^талант^ и ^глупость^ в ней не было, поэтому трактовка фразы могла быть двоякой. Иначе как глупостью нельзя назвать большой список опер и оперетт, для которых Ш-ч собирался писать музыку, заключал договоры, начинал работать (в печати об этом сообщалось), затем расторгал договоры, обманывая таким образом заказчиков.

На мой взгляд, имеется одно важное обстоятельство, повлиявшее не только на судьбы Соллертинского и Шостаковича, но и всколыхнувшее почти всю музыкальную и политическую жизнь в СССР. Этим мощным катализатором явилась громовая фраза Соллертинского: ^Можно утверждать с полной ответственностью, что в истории русского музыкального театра после «Пиковой дамы» не появлялось произведения такого масштаба и глубины, как «Леди Макбет»^.

Вероятно, эта фраза перекочевала из рецензии на оперу Ш-ча "Леди Макбет Мценского уезда", помещенной в ленинградской Красной газете от 25 января 1934 г., во множество интернетовских статей, из которых в качестве наиболее достоверного документа можно считать ее повторение в буклете Большого театра, выпущенного к столетию Шостаковича.

Полагаю, что с этого глупого и абсурдного высказывания начались все музыкальные ^беды^ Шостаковича и определилось отношение к нему многих видных музыкантов. Отмечаю некоторые моменты:

-Благодаря этой фразе, Шостакович, сочинивший, по-существу, слабое и незрелое произведение с отвратительным либретто, отнесенное к оперному жанру, мгновенно превратился в гения мирового значения, и сам себя в этом уверил.

-Соллертинский для Шостаковича оказался навечно самым близким другом.

-Многих талантливых композиторов, понимавших исключительную слабость оперы "Леди Макбет Мценского уезда", не мог не возмутить такой совершенно неоправданный взлет.

-Их возмущение вполне могло оказать влияние на появление разгромной статьи, чтобы осадить зарвавшегося выскочку.

Имел ли право Соллертинский в качестве главного критического советского рупора на подобное высказывание и понимал ли он, к чему такое высказывание может привести?

Считаю, что Соллертинский такого права не имел и вот почему: он был большим эрудитом, но музыкантом, на мой взгляд, он не был. М. Друскин в статье "Соллертинский-публицист", помещенной в сборнике "Памяти Соллертинского", написал следующее:

^Всего за 1927-1941 годы И.И. Соллертинский опубликовал более восьмидесяти статей и рецензий на спектакли ленинградских театров^. А затем дальше также и о большом количестве статей во многих газетах и журналах и привел перечень оперных и балетных спектаклей, на которые Соллертинский откликнулся в своих статьях: на 45 опер и оперетт и на 25 балетов.

Приведенный весьма пестрый список говорит сам за себя. Это, как говорят, ^от Баха до Офенбаха^. Широта эрудиции и знание многих языков помогли Соллертинскому в написании этих статей и рецензий, а в доскональном знании музыки для этого у него не было ни необходимости, ни физических возможностей. Не удалось ему также избежать ошибок пуристического характера, свидетельствующих о верхоглядстве. Так, в его статье о "Летучем голландце" ("Моряке-скитальце") Вагнера, помещенной в сборнике "Музыкально-исторические этюды", изданном в 1956 г., упоминается тетралогия Вагнера "Кольцо Нибелунга". Эта же статья с тем же текстом является вступительной к либретто оперы "Mоряк-скиталец", изданным Ленинградской филармонией в 1934 г. В ней имеется одно, на первый взгляд, незначительное расхождение: тетралогия "Кольцо Нибелунга" названа "Кольцом Нибелунгов". Но такое расхождение названия в оригинальной редакции статьи с названием в более позднем издании, скорректированном редакцией в правильном направлении, позволяет подозревать автора Соллертинского в слабом знании сюжета "Кольца", по которому вором, похитившим рейнское кольцо, был нибелунг Альберих и к другим нибелунгам кольцо не имело отношения. Кстати, в более поздних иданиях книг, связанных с музыкальной тематикой, и в частности, в Музыкальной энциклопедии название вагнеровской тетралогии пишется правильно "Кольцо нибелунга" (нибелунги это жители подземного города Нибельхейма).

Другими словами, Соллертинский не имел права на приведенное выше громовое высказывание, поскольку не был музыкантом высокого класса и не был способен правильно оценить все достоинства и недостатки "Леди Макбет".

Но, как оказалось, Соллертинский также не смог предусмотреть, к каким трагическим событиям для многих людей приведет его высказывание. Если бы утверждение произнесено и напечатано не было, то "Леди Макбет" тихо бы скончалась, как и все другие бездарные или полубездарные советские оперы, и не было бы никакого из-за нее ^сумбура^, и не было бы никаких бурных страстей. И Сталин не оказался бы вовлеченным в неведомый ему процесс сочинения музыкального произведения. Интересно, что в сборнике "Памяти Соллертинского" в одной из статей говорится, что не все оценки, данные Соллертинским, выдержали испытание временем.

Теперь я позволю себе некоторые выдержки из изданных писем Шостаковича Соллертинскому. Всего в издании перечислено 172 письма (вместе с последними несколькими телеграммами), охватывающими период с 1927 по 1943 год. Перед приводимыми выдержками дается порядковый номер письма, год написания и откуда отправлено. Приводимые комментарии взяты из книги. Ответы Соллертинского не сохранились.

2, 1927, Детское Село. Ш-ч: Получил недавно письмо от Малько, в котором он меня предупреждает о скором нашем с ним разрыве.

Комм. Из воспоминаний Н. Малько (1883-1961), дирижера: ^Его (Ш-ча) растущее честолюбие постепенно ограничивает возможность свободного общения, сужает темы и вопросы, о которых можно говорить, не натыкаясь на предвзятое личное отношение.^

5, 1928, Москва. Ш-ч: Есть у Мейерхольдов воспитательница его детей, которая питает ко мне нежные чувства… Вчера дело дошло до того, что она поцеловала меня в то место, которое соприкасается со стулом во время сидения….

12, 1929, Ленинград. Ш-ч: …просьба к тебе по возможности реабилитировать меня в случае ругательств. Если Владимиров (дирижер) будет говорить, что нельзя мою музыку играть при помощи трио или иного ансамбля, говори, что можно…

16, 1929, Tихорецк. Ш-ч: … рискнул было пойти в уборную но у входа в означенную был остановлен властным криком ^Куда?!^… ^В уборную, отлить малость^ ^Нельзя!!!^ Я пошел назад… страж смягчился и сказал, что уборная испорчена, ^Мне от этого не легче^, как острит Малько, когда ему говорят, что сифилис не позор, а несчастье. Когда кончу письмо, пойду искать сортир…

18, 1930, Ростов-на-Дону/Москва. Ш-ч: …eго (Мейерхольда) огорчило, что я солидаризировался со статьей Келдыша о "Стальном скоке"…

В купе со мной до самого Ростова ехал молодой человек из породы ^сукиных сынов^… сукин сын переночевал одну ночь, а на другой день уехал в Новочеркасск… Правда, презервативов у меня было 6, а по поверке их оказалось 5, но ведь это такие пустяки…

Комм. ^В статье Ю. Келдыша о балете С. Прокофьева "Стальной скок" было написано, что балет не удался потому, что Прокофьев целиком принадлежит к наиболее реакционному и открыто враждебному нам направлению буржуазного искусства^.

(То, что Шостакович солидаризировался со статьей Ю. Келдыша, является опровержением высказываний лже-музыковедов, утверждавших, что Ш-ч поносил зарубежных композиторов лишь под давлением советских властей. Я.Р.).

19,1930, Ленинград. Ш-ч: Втроем… пили шампанское. После столь содержательно проведенной второй половины дня ночью блевал. Вот и все наиболее интересное, что со мной произошло.

22, 1930, Одесса. Ш-ч: В Одессе сейчас находится известный неврастеник Л.О. Утесов…. С Утесовым я каждый день обедаю вместе. Бог с ними с неврастениками. Особенно с такими как Утесов. Одним глазом он разводит неврастению, а другим пускает мудовые рыдания…

24, 1930, Одесса. Ш-ч: Все-таки я тебе завидую. У тебя богатая личная жизнь. А у меня в общем говно.

26, 1930, Одесса. Ш-ч: …Розалию Михайловну я щупал под столом и обнаружил девственную упругость ее бедер… На извозчике я ее щупал вовсю и обнаружил, что это очаровательное существо… Подруга Розалии Михайловны была задержана на пристани. Дальше я узнал, что она (подруга) профессиональная проститутка…

28, 1930, Одесса. Ш-ч: Засел за боевик "Одна". Kaртина говно, музыка тоже… Несмотря на это, живу внешне хорошо. И даже девочку завел….

Комм. ^"Одна" – кинофильм с музыкой Ш-ча^.

33, 1931, Одесса. Ш-ч: … обняв ее, пытался поцеловать. В тот же момент почувствовал довольно сильный удар по щеке. С криком ^об этом я напишу в "За пролетарскую музыку"^ вышла из номера… Между прочим, она также произнесла слово ^соллертинщина^…

42, 1931, Москва. Ш-ч: … я был на концерте под упр. В. Ширинского. Совершенно омерзительная "Симфониетта" Мясковского. Сей маститый пессимист сбрил бороду, отчего вся загадочность его наружности пала прахом. Под бородой скрывалась грубая лакейская физиономия, подернутая скорбью за человечество.

45, 1932, Гаспра. Ш-ч: Вместе с нами в купе ехали две кинодевочки… велась беседа об их деньгах… Одна из них зашила деньги в бюстгальтер, другая в панталоны. Я высказал сомнение в целесообразности подобного метода хранения денег… встретите вы, напр., столь приятного для вас молодого человека, что вам понадобится снять панталоны. А он вместо того, чтобы овладеть вами, овладев вашими панталонами, удерет…

Сортир засран. Когда туда идешь, то детишки.. смотрят в щелку…

52, 1933, Свердловск. Ш-ч: …. Вечером я показывал "Леди Макбет"… хорошо приняли…. Высказывались… ценные соображения, изложенные в форме вопросов…. В наше героическое время стоит ли писать оперу, где все время происходит половой акт?…

53, 1933, Москва. Ш-ч: Без всякого удовольствия слушал вчера Ансерме. Программа из скучнейших сочинений Стравинского. С удовольствием слушал 1-й акт "Леди Макбет" с оркестром и певцами…

99, 1935, Москва. Ш-ч: Сегодня я имел огромное счастье посетить заключительное заседание съезда стахановцев. Видел в президиуме товарища Сталина, т.т. Молотова, Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе, Калинина, Косиора, Микояна, Постышева, Чубаря, Андреева и Жданова. Слушал выступления товарищей Сталина, Ворошилова и Шверника. Речью Ворошилова я был пленен, но после прослушания Сталина я совершенно потерял всякое чувство меры и кричал со всем залом "Ура!" и без конца аплодировал…Конечно, сегодняшний день является самым счастливым днем всей моей жизни: я видел и слышал Сталина.

102, 1936, Москва. Ш-ч: Премьера Леди Макбет прошла хорошо. Прошли 3 спектакля и все 3 с некоторым успехом…

104, 1936, Архангельск. Ш-ч: …у меня неважное настроение, думаю о том, что было с твоим тезкой и чего не было со мной…

Комм. ^Очевидно, имеется в виду приглашение Ивана Дзержинского в ложу Сталина после спектакля "Тихий Дон"^.

113, 1936, Одесса. Ш.ч: Хотел проехаться по морю до Батума и обратно, но номер не прошел по самой вульгарной причине. Карты. Я два раза здесь сел за игру и проиграл 1000 рублей… Обжираюсь до опупения…

126, 1939, Ленинград. Ш-ч: Новый год я встретил в доме писателей. Было весело. Много встречающих перепились. Перепился и наш общий друг композитор Соловьев-Седой; ему была бита морда. Вообще мордобой, блевотина, срывание всех и всяческих одежд с лиц дамского пола наличествовали в изобилии. Славно время провели…

131, 1940, Гаспра. Ш-ч: Я сижу и инструментую "Бориса Годунова". Чем дольше я над этим работаю, тем больше сомневаюсь в житейской целесообразности этой работы. Все меня будут за это ругать. И приверженцы Мусоргского и приверженцы Римского-Корсакова…

136, 1941, Куйбышев. Ш-ч: Очень много мне помогли в смысле жилья и снабжения… и особенно Р. Землячка… деньгами меня снабжает Большой театр за "Бориса Годунова". Они мне должны за него довольно много и кое-как выплачивают…

(О кровавой Землячке теперь многое известно, но о том, что Большой так и не поставил "Бориса" в инструментовке Шостаковича в те времена, знают лишь некоторые, Я.Р.).

138, 1942, Куйбышев. Ш-ч: В целях пропитания подписал договор с местным театром муз. комедии на написание оперетты «Табачный капитан»…

(Затем Шостакович, что было в его манере, несколько месяцев вел борьбу за расторжение договора, а музыку оперетты вместо него написал в том же году композитор В. Щербачев и оперетта была поставлена Московским театром оперетты в Новокузнецке – Я.Р.).

152, 1942, Kуйбышев. Ш-ч: Я немного продвинул свою, лишенную всякого смысла оперу. Думаю,что скоро оставлю эту бессмысленную затею…

Комм. ^Речь идет об опере «Игроки»^.

161, 1943, Москва. Ш-ч: … я прослушал концерт гос. оркестра под управлением Рахлина…. Убедился, что Рахлин неважный дирижер. После концерта беседовал… о назначении тебя худ. руководителем гос. оркестра, а Мравинского главным дирижером. Я прошу тебя написать мне, устраивает ли тебя такая комбинация.

(На мой взгляд, Ш-ч в своих предпочтениях часто бывал по ту сторону от истины. Мне и многим моим друзьям не раз приходилось сравнивать звучание оркестра в одних и тех же произведениях как п/у Рахлина и так и п/у Мравинского. И у Рахлина всё звучало ярче и сочнее. И музыкантом Рахлин был более высокого класса, нежели Мравинский: Рахлин все оркестровые сочинения мог дирижировать и дирижировал без партитуры на подиуме, что для Мравинского было недоступно. Просто карьера в СССР оказалась для Мравинского исключительно удачной, и в основном, благодаря сочинениям Ш-ча. Ш-ч также не знал, или не хотел знать, что к плохому отношению к Соллертинскому руководства Новосибирской филармонии Мравинский был также причастен.

Поэтому задуманный Ш-чем симбиоз Соллертинский – Мравинский заранее был обречен.

Несколько позже Соллертинский приезжал в Москву и получил приглашение на работу в Московскую филармонию, Институт истории искусств, а самое главное: директор Московской консерватории В. Шебалин предоставлял ему профессуру в Консерватории. Всем этим предложениям не суждено было сбыться, поскольку через несколько месяцев Соллертинский скончался в Новосибирске 11 февраля 1944 г. – Я.Р.)

О второй книге: Элизабет Уилсон «Жизнь Шостаковича, расказанная современниками»

Столетие Шостаковича ознаменовалось, пожалуй, последними крупными всплесками в мире, связанными с интересом к его музыке и его личности. Речь идет о книге Элизабет Уилсон «Жизнь Шостаковича, рассказанная современниками», СПБ 2006.

В книге более 500 страниц, и ее автором является английский музыкант. Вот ее собственные слова:

^Почему английский музыкант пишет книгу о русском (советском) композиторе?^ И вот ее ответ: ^Oснованием тому послужила моя биография: «в эпоху Шостаковича» я несколько лет прожила в Москве, будучи студенткой Московской консерватории, ученицей Мстислава Ростроповича^.

Таким образом, два значительных минуса автора уже обозначились:

  • русский язык для нее – чужой, и о русской (советской) жизни, кроме смутных о ней представлений, автор вряд ли что-либо могла иметь, учась несколько лет в Москве;

 

 

  • автор – не музыковед, поэтому вряд ли могла знать и изучить всю существовавшую литературу о Шостаковиче и его музыке.

 

 

Интервью, взятые автором у людей исключительно пожилого возраста безусловно создадут значительные трудности для объективных историков. В этих интервью реальные события как правило перемешаны с выдуманными, а подчас и с явной ложью. Taк например, из-за незнания существовавшей изданной в СССР литературы о Шостаковиче, Э. Уилсон оклеветала великого русского композитора Игоря Стравинского, приписав ему злобные высказывания о великом итальянском композиторе Джакомо Пуччини, принадлежавшие Шостаковичу.

В ряде мест книги автор Э. Уилсон от себя называет мемуары Шостаковича TESTIMONY ^ волковской фальшивкой^. А между тем, в целях обоснования подлинности TESTIMONY в 1999 был выпущен 800-страничный сборник SHOSTAKOVICH RECONSIDERED (Переосмысливая Шостаковича) на английском яз. со статьями бывших советских (преимущественно) музыковедов, музыкантов и писателей, а также некоторых американских, высказавших соображения об аутентичности мемуаров. Это Л. Лебединский, Д. Житомирский, Л. Мазель, К. Кондрашин, А. Битов, В. Ашкенази. Создателям сборника (Allan B. Ho & Dmitry Feofanov) в числе сочуствующих удалось даже представить М. Шостаковича и М. Ростроповича. А музыкальный редактор НРС Майя Прицкер в большой статье ОПРОВЕРЖЕНИЕ (НРС, 19 фефраля 1999) даже подвела итог, отметив что указанный сборник '… возможно, откроет глаза наивным и поставит, наконец, точку в истории борьбы за "нового"- подлинного Шостаковича'.

Я лично также убежден в подлинности мемуаров Шостаковича (свою точку зрения я высказал в статье «Eще раз о Тestimony Д. Шостаковича», в 494 номере альманаха), но в рассматриваемой книге автор, претендующий как биограф на подробное описание жизни Шостаковича, не имел ни малейшего права проигнорировать огромный труд выдающихся мировых музыкантов, высказавшихся за признание аутентичности ТESTIMONY. И хотя аутентичность мемуаров на сегодняшний день все еще не является доказанной, неупоминание автором о существовании сборника SHOSTAKOVICH RECONSIDERED и называние в этой книге TESTIMONY ^волковской фальшивкой^ может свидетельствовать лишь о непрофессионализме Э. Уилсон

Интересно, что за семидесятилетний период исполнения музыки Шостаковича (1930 - 2000) самую правильную оценку его творчеству дали великие и выдающиеся западные дирижеры, отказавшиеся исполнять его симфонии. Как показал анализ, около 100 дирижеров (из 125) не записали ни одной его симфонии. Среди них Г. Абендрот, Э. Ансерме, Дж. Барбиролли, Д. Баренбойм, К. Бём, Т. Бичем, П. Булез, К.М. Джулини, Ф. Фричай, В. Фуртвенглер, Г. Шерхен.

Менее 10% (из 125) исполнили и записали по нескольку симфоний Шостаковича (Л. Бернстаин, Ю. Орманди, А. Превин, А. Родзинский, Л. Стоковский, Дж. Шолти). Герберт фон Караян исполнил и записал только Десятую симфонию Шостаковича, в то время как он четырежды записал все симфонии Бетховена. Артуро Тосканини категорически отказался продирижировать Пятой симфонией Шостаковича, несмотря на настойчивые уговоры советского посла, а по поводу исполненной и записанной им Седьмой симфонии Шостаковича он выразился следующим образом:

"I asked myself, did I conduct that? Did I spend two weeks memorazing that symphony? Impossible. I was stupid! Did I really learn and conduct such junk? ( "A. Ho & D. Feofanov, Shostakovich reconsidered, Toccata Press, 1998, p. 110").

Отказ выдающихся дирижеров от исполнения музыки Шостаковича не привлек внимания автора рассматриваемой книги. А без этого аспекта, вряд ли можно считать книгу правдивой и объективной.

И еще одно обстоятельство. Автор подробно описал весь шум и звон, поднятый в стране после запрета властей исполнять оперу Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Да, действительно, скандал вокруг этого события был громким. Но после почти тридцатилетнего забвения эту оперу с названием «Катерина Измайлова» и в новой редакции удалось возродить и ее причислили к гениальным оперным шедеврам. Выдающийся виолончелист Мстислав Ростропович в одном из своих интервью в середине девяностых годов пообещал, что скоро эта опера станет самой популярной оперой в мире. Действительно, эту оперу какое-то время ставили в России, в западных странах и в Америке. Но ничего обещанного Ростроповичем, не произошло. Можно считать, что к столетию композитора интерес широкой публики к этой опере в мире пропал, крупные оперные театры воздерживаются от ее постановок.

Пятнадцать опер и одна оперетта, которые собирался сочинять Шостакович, а над некоторыми из них начинал работать, написаны не были. Обещая в печати написать очередную оперу, Ш-ч всегда обманывал публику и заказчиков. Как он это обычно делал, видно из его ответа в письме Борису Тищенко, приводимого Э. Уилсон на стр. 423.

Ш-ч: ^Энтузиазм к сочинению оперы Тихий Дон окончательно испарился. Вызвано это обстоятельствами как идейного порядка, так и безыдейного^.

Теперь об основных несуразностях автора, обнаруженных в книге, и о некоторых высказываниях проинтервьюированных современников Ш-ча, представляющих интерес.

Э. Уилсон в нескольких местах книги упоминает о Песне о встречном, но не сообщает читателям, что композитор А. Чернявский жаловался на плагиат со стороны Ш-ча, и что две консерваторские комиссии рассматривали его жалобу, и обе нашли сходство с одной из песен Чернявского. В дальнейшем Чернявский сам отказался от своих претензий, очевидно почувствовав, что Ш-ча ему не одолеть.

На стр. 187-200 автор приводит воспоминания Флоры Литвиновой, невестки наркома иностр. Дел Максима Литвинова, о жизни семьи Шостакович в эвакуации (Фл. Литвинова. «Вспоминая Шостаковича», Знамя 1996, номер 12). В этих воспоминаниях имеются 2 интересных момента, отраженных в книге Э. Уилсон.

На стр. 194, Ф.Л.: ^…один известный драматург и либреттист домогался, чтобы Д.Д., написал оперетту на его либретто… В оставленной Ш-чем записке с перечислением поручений (Нина, смеясь, показала ее мне) было написано: «Либреттиста слать к е… матери».^

На стр. 302 Э. Уилсон приводит сообщенное Флорой Литвиновой высказывание

Шостаковича: ^Берия, который лично спускал расчлененные трупы людей в унитаз, хочет, чтобы люди поверили, будто у него выросли крылышки.^

(Интересно, откуда у Ш-ча была подобная информация? - Я.Р.).

Из интервью с композитором Эдисоном Денисовым (стр. 343-345) можно прочесть о претензиях Ш-ча к композитору Георгию Свиридову по поводу сочинения последним Патетической оратории на текст Маяковского. Ш-ч: ^Не понимаю Юру. Если я писал Песнь о лесах и Песню о фонарике, то потому, что меня заставляли. А кто заставлял Юру писать Патетическую ораторию? Почему он это сделал?^

(Некоторые особенно ретивые советские писаки отмечали, что кантату Над Родиной нашей солнце сияет, в которой восхвалялся Сталин, Ш-ча заставил написать Берия. Распоряжение по этому поводу Берия отдал Ш-чу, наверное, в перерыве между расчленением очередного трупа и опусканием его в унитаз. Но Э. Уилсон об этой кантате из скромности не упоминает, как впрочем и о других опусах, в которых Ш-ч прославлял Сталина.- Я.Р.).

(Сам Георгий Свиридов дал свое объяснение относительно сочинения им Патетической оратории : ^Идея Патетической оратории -воспевание творческого духа, творческой силы, творческого начала, лежащего в основе всей жизни. Я писал эту ораторию и жил ею в самые ужасные, самые страшные годы моего существования – 1957, 58, 59. Это сочинение было для меня спасением, иначе не назову^. См. стр. 75 в мемуарах Свиридова «Mузыка как судьба», M. 2002- Я.Р.).

(Э. Денисов рассказал о разговорах с Шостаковичем:

-В 1957 году в Свердловске Ш-ч, у которого болел живот ^просил меня посидеть с ним… он вспоминал прошлое и все время возвращался к одной и той же фразе: 'Я вспоминаю всю свою жизнь, я всю жизнь был трусом. К сожалению, я был трусом'.

Но для этого, как объясняет Эдисон, кроме страха '…была еще одна причина. Он был необычайно глубоко привязан к детям. Вся жизнь для него была в них. И многое плохое, что он делал, он делал ради детей. Ему важно было сохранить свое положение, авторитет, все свои звания, очень хорошее материальное положение. Он им сделал большие квартиры. Максима, при его слабых способностях, поставил на замечательное место – главным дирижером Радиооркестра Москвы^.

В этом же интервью Денисов вспомнил об одном интересном высказывании Ш-ча о Ворошилове, Буденном и Кагановиче.

Э. Д.: ^….Д. Д. сказал мне такую фразу: 'Если Буденный в крови по колено, то Ворошилов в крови по яйца'. Я спросил: ' А Каганович?»' - 'А Каганович в крови по горло'. Это точная его фраза^.

На стр. 352 автору, Э. Уилсон, зачем то понадобилось с чужих слов рассказать грязную байку об импотентности Сергея Прокофьева, наступившей после его возвращения в СССР, никакого отношения к жизни Ш-ча, т.е. к тому, о чем написана рассматриваемая книга, не имевшей.

В интервью, на стр. 376, Л. Лебединский в старческом раже перещеголял даже многих хулителей Ш-ча, выдав Э. Уилсон следующую фразу: ^Бог знает, что руководило им, когда он ставил свою подпись под грязной официальной клеветой на Сахарова и Солженицына^.

(Дело в том, что под грязной клеветой на Солженицына Ш-ч своей подписи не ставил, а ограничился лишь подписью под грязной клеветой на Сахарова, - Я.Р.).

В том же интервью, на стр. 385, 386, Лебединский рассказал историю ^создания^ Ш-чем Двенадцатой симфонии:

^Ш-ч рассказал мне, что задумал Двенадцатую симфоною как сатиру на Ленина^.

(Далее Э. Уилсон привела их диалог, из которого приводятся смысловые фразы).

Ш-ч: ^…я написал ужасную симфонию, такую неудачную! Но я успел переменить… Я написал симфонию… и потом убедился, что вы были правы, что меня за это растерзают, потому что весь мой замысел – дать карикатуру на Ленина – лежит на поверхности. И потому я за три-четыре дня написал новую симфонию… Только ни один человек не должен знать, что я рассказал вам про историю этой симфонии^.

В журнале «Советская музыка», 1961, номер 7, Ш-ч радостно сообщил о своем настроении после исполнения своего детища : ^….В ней я попытался воплотить образ Великой Октябрьской революции и ее вождя Ленина. Его памяти посвящена симфония. Сейчас, только что ее закончив, я доволен^.

На стр. 395 Э. Уилсон приводит некоторые интересные сведения о жизни Ш-ча из интервью со Львом Лебединским и из частного разговора с вдовой композитора:

После женитьбы Ш-ча на Ирине Супинской его отношения с Лебединским испортились.

Лев Лебединский: ^Ирина установила новый порядок в доме. Их жизнь стала более буржуазной, их дом стал открыт для других гостей, не исключая чиновников. Из-за этого наши встречи стали более редкими, и в конце концов я предложил положить конец нашей дружбе, нежели идти на компромисс^.

На стр. 407-409 Э. Уилсон поведала об ^отступничестве^ дирижера Мравинского, отказавшегося дирижировать Тринадцатой симфонией Шостаковича, приведя некоторые сведения от некоего Исаака Шварца, написавшего специальную статью для рассматриваемой книги, а также на основе интервью с Мстиславом Ростроповичем..

Мравинского за его отказ всегда обвиняли в страхе перед властями, что безусловно было, но вряд ли это главная причина. Дело в том, что Мравинский, считавшийся чуть ли не первым дирижером в СССР, был слабым музыкантом и редко дирижировал оркестром с хором и солистами. Есть свидетельство об этом его бывшего коллеги по работе с оркестром Ленинградской филармонии, выдающегося музыканта и дирижера Курта Зандерлинга, в вышеупомянутой книге «Shostakovich Reconsidered». Зандерлинг считал, что Мравинский не смог бы подготовиться и продирижировать симфонией в сроки, которые бы устраивали заказчиков. Ш-ч, будучи в упоении о Мравинского, охотно дирижировавшего его симфониями, вряд ли чувствовал те исключительные трудности, которые он поставил перед дирижером в своей Тринадцатой симфонии.

На стр. 422, 423 часть интервью с композитором Эдисоном Денисовым:

Э. Д. : ^На обсуждении этого сочинения (Солнце инков) в Союзе композиторов был сильный разгром. …Ш-ч меня просто удивил… Удивил и обидел… это была его инициатива, чтобы я показал это сочинение на секретариате Союза композиторов… там он выступил и начал это сочинение довольно резко ругать. Потом… я спросил: 'Д. Д., почему вы так сделали?'

Ответ Ш-ча: ^Эдик, я вошел, и первый, кого я увидел, был Кухарский. И я испугался^.

Интересен и другой случай предательства Ш-ча, рассказанный Э. Денисовым:

^…на собрании в Союзе композиторов выступил Роман Леденев (композитор из травимых властью) и предложил убрать из состава правления Кирилла Молчанова (композитора-подонка, в прошлом откровенно выражавшего по поводу ждановского постановления). После этого встал Ш-ч и сказал, что предлагает его оставить….весь зал, конечно, голосовал за предложение Ш-ча….

Я пришел тогда к Шебалину и он сказал: '…Зачем он (Ш-ч) пачкает свое имя?'

В главе седьмой, на стр. 414 – 417, Э. Уилсон поместила специальный раздел «Визит Стравинского на родину», в котором на основе интервью с Кареном Хачатуряном было рассказано о встрече Стравинского с Ш-чем.

К. Х. : ^Они сидели и молчали. А я сидел напротив. Вдруг Шостакович говорит: «Как вы относитесь к Пуччини?» Стравинский: «Tерпеть не могу» - «O! И я тоже!». И на этой почве у них завязался разговор^.

В книге биографа Ш-ча Кшиштофа Мейера об этой встрече Стравинского с Ш-чем тем же Кареном Хачатуряном рассказано иначе (стр. 373).

К.Х.: ^ Шостакович, в высшей степени взволнованный, сидел боком к Стравинскому. Неоднократные попытки последнего завязать беседу не давали результата: Шостакович отвечал односложно и разговора не поддерживал. Уже казалось, что из встречи ничего не получится, когда Стравинский внезапно спросил: «Вы любите Пуччини?». Шостакович почти выкрикнул: «Tерпеть не могу, терпеть не могу!» - что вызвало нескрываемую радость Стравинского, и диалог как-то наладился^.

Я специально выделил верный, и поэтому легко объяснимый вариант разговора двух композиторов.

Некоторые пояснения:

-Шостакович не мог быть инициатором разговора со Стравинским, потому как не хотел и избегал встречи с ним. Встретиться со Стравинским Ш-ча заставила Фурцева. И он никак не мог бы начать разговаривать первый.

-Стравинский не мог сказать подобную глупость: ^Tерпеть не могу Пуччини^, потому как сам к Пуччини очень хорошо относился.

Из книги Игорь Стравинский «Диалоги», Л. 1971, стр. 145:

^Kогда после Весны священной я лежал в тифу… сначала в гостинице, а потом в больнице в Нейи, Пуччини навестил меня одним из первых… Я беседовал с Дебюсси о музыке Пуччини и помню,… что Дебюсси относился к ней с уважением, как и я сам. Пуччини был человеком, способным испытывать привязанность, приветливым и простым в обращении^.

-Сказать фразу: ^Терпеть не могу Пуччини^ - это было в духе Ш-ча.

Отсутсвие музыковедческих знаний у автора книги и незнание наиболее значительной биографии Шостаковича, написанной Кшиштофом Мейером, позволило Э. Уилсон оклеветать великого русского композитора Игоря Стравинского, приписав ему чужое высказывание, на которое он был абсолютно неспособен.

В разделе восьмой главы книги Э.Уилсон, названном «Юродивый или циник?», стр. 473-480, автор книги пытается разобраться, кем из них был Ш-ч, отталкиваясь от высказывания Соломона Волкова о том, что Ш-ч сознательно играл роль юродивого.

Подобный заголовок автора книги выглядит странным в свете ее отношения к С. Волкову как к автору ^фальшивки^, которой она считает волковскую публикацию TESTIMONY.

В этом же разделе Э. Уилсон сообщает читателям, что ^Шостакович-композитор своей музыкой… очистил свою совесть перед людьми,^ и полагает, что у тех, кто прочтет ее книгу сомнений в этом не будет.

Хорошо хоть, что эта книга издана тиражом лишь 1000 экз., поэтому имеющееся в ней оболгание великого Игоря Стравинского, представленного, как ненавистника другого великого композитора - - Джакомо Пуччини, будем надеяться, не дойдет до всех их страстных поклонников.

Комментарии

Добавить изображение