РУССКИЙ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ

19-06-2007

Война на Востоке была для нацистской Германии особой войной. Здесь, на населенных недочеловеками просторах, не действовали никакие моральные и юридические законы; лишь жестокостью можно было обеспечить безопасность Рейху и всей Европе. На закрытых совещаниях нацистское руководство прямо говорило о необходимости уничтожения миллионов советских граждан. Эти планы не оставались на бумаге – они деятельно и непреклонно воплощались в жизнь.

Войска Красной Армии на фронте и партизаны в тылу не дали полностью реализовать нацистские планы обезлюживания; однако и то, что нацистам удалось сделать, было невероятно в своей чудовищности. По сей день неизвестно, сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях. Советские историки говорили о 10 миллионах , современные российские исследователи называют цифру в 13,5 миллионов мирных граждан, к которым следует прибавить 2,5 миллиона уничтоженных военнопленных (последняя цифра явно занижена). Существует, однако, другая, еще более ужасающая оценка. Согласно этим расчетам, до войны в областях, подвергнувшихся оккупации проживало в общей сложности 88 миллионов человек, а к моменту освобождения в них осталось 55 миллионов человек. Даже если сделать поправку на эвакуацию части населения, на призыв в Красную Армию, на тех, кому посчастливилось впоследствии вернуться из нацистских лагерей, цифра гражданских потерь составит более 20 миллионов.

Казалось, что о подобном ужасе забыть невозможно; однако не прошло и шестидесяти лет, как о геноциде советского народа было забыто, причем не где-нибудь на Западе, где об этом не очень-то и знали, а в нашей собственной стране.

Сегодня о хладнокровно проводившейся истребительной политике нацистов на советских землях у нас предпочитают не говорить. Более того – очень многие стараются сделать вид, что никаких преступлений германские оккупационные войска и вовсе не совершали, что место имели лишь неизбежные на войне случайности.

А коли уж и скажет кто сквозь зубы про «подвиги» нацистов, то тут же перескочит к обличению сталинизма в частности и советского тоталитарного строя в целом. Хотя, казалось бы, причем тут советский строй?

Пропагандистская вакханалия, устроенная в зарубежных и ряде отечественных СМИ в преддверии 60-летия Победы, полностью подтверждает это предположение.

Впрочем, нельзя не признать, что в значительной мере подобная ситуация стала возможна из-за нашей собственной нераспорядительности.

Во время войны преступлениям нацистов были посвящены тысячи статей и десятки книг. Алексей Толстой и Михаил Шолохов, Илья Эренбург и Константин Симонов со всей силой писательского таланта рассказывали стране и миру об аде, воплощенном гитлеровцами на оккупированной советской земле. Реальность была страшнее любых выдумок; советские писатели и журналисты цитировали приказы командования вермахта и СС, дневники и письма немецких солдат и офицеров – и этого было более чем достаточно. Когда появилась возможность, в свет стали выходить основательные сборники документов; теперь даже самый большой скептик не мог обвинить советскую сторону в пропагандистском искажении фактов.

Сборники документов продолжали публиковать и пятнадцать, и тридцать лет спустя. В научный оборот были введены крайне важные документы, однако использование их оставляло желать много лучшего. Причин тому было две.

Во-первых, психологический шок, который получило советское общество, был слишком силен. Исследовать ее по свежим следам было все равно что копаться в незажившей еще ране; должно было пройти время, прежде чем произошедшая трагедия могла стать предметом осмысления.

Во-вторых, послевоенный Советский Союз оказался не заинтересован в подобных исследованиях – потому, что в уничтожении мирного населения кроме немецких войск и полиции более чем деятельное участие принимали формирования коллаборационистов из национальных республик.

В свое время советская власть сделала очень многое для того, чтобы не дать прорасти семенам межнациональной розни, посеянным нацистами. После войны Кремль проявил удивительную по любым меркам гуманность, амнистировав всех служивших на мелких должностях коллаборационистов и полицаев – если на них не было крови, и если они не убежали с немцами. Тем, кто убежал, дали всего лишь по шесть лет ссылки.

Сделано это было по вполне прагматичным причинам: разоренная тяжелейшей войной страна нуждалась в мире, в единении, а не в расколе. По той же причине через некоторое время на исследования нацистской оккупации был наложен негласный мараторий: тщательные исследования по данной тематике могли нарушить гражданский мир в стране, обострить межнациональные проблемы.

В итоге политическая целесообразность оказалась выше исторической добросовестности. Ужасы нацистской оккупации остались в народной памяти, но не были зафиксированы историками, и лишь в работах, посвященных советскому партизанскому движению, можно было встретить небольшие разделы об оккупационной политике нацистов, разделы, носившие заведомо второстепенный и иллюстративный характер.

В Германии, Польше и Израиле исследования различных аспектов истребительной войны на Востоке носило гораздо более основательный характер, чем в Советском Союзе и в последствии в России. В одной только Германии (по обе стороны берлинской стены) за тридцать лет было опубликовано несколько десятков монографий по данной тематике. Ханс-Адольф Якобсен исследовал историю появления и реализации зловещего приказа «О комиссарах», Манфред Мессершмидт продемонстрировал, насколько вермахт был пропитан нацистской идеологией, Норман Мюллер и Андреас Хильгрубер рассказали об истребительной войне, Кристиан Штрайт – об уничтожении советских военнопленных, Хельмунт Краусник и Ханс-Генрих Вильгельмс – о преступлениях айнзатцгрупп.

Советская историческая наука высокомерно игнорировала эти исследования, при этом не ведя и собственных. Изредка, впрочем, разрешалось перевести какую-нибудь зарубежную монографию. Русский перевод работы польского исследователя Ш. Датнера «Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных» был опубликован в 1963 году; следующей монографии – восточногерманского историка Н. Мюллера «Вермахт и оккупация» - пришлось ждать одиннадцать лет. Эти две работы надолго остались единственными доступными в Советском Союзе исследованиями по проблеме. Был, правда, еще сокращенный перевод блестящей монографии К. Штрайта «Солдатами их не считать» - однако, опубликованная под грифом «Рассылается по специальному списку», эта работа осталась недоступной не только для рядовых читателей, но даже для исследователей.

Неудивительно, что к началу перестройки об истребительной войне, которую вели нацисты против всего нашего народа, забыли. Забыли, конечно, историки и политики. Народная память об ужасе нацисткого геноцида еще была жива, и когда писательница Светлана Алексиевич собирала рассказы о минувшей войне, респонденты рассказывали ей такие подробности преступлений оккупантов, от которых можно сойти с ума. Алексиевич могла стать первым отечественным исследователем истребительной политики нацистов; однако поведанные ей рассказы она сделала символом не преступлений оккупантов, а абстрактных ужасов войны. Никто не спорит с тем, что любая война страшна; однако важно понять, что миллионы уничтоженных советских граждан – это жертвы хладнокровной политики обезлюживания, а не войны.

К сожалению, это не было понято и осознано - и вскоре в уничтожении нацистами советских мирных граждан и военнопленных неожиданно стали обвинять советскую же власть, которая-де провоцировала добропорядочных немцев на жестокие и массовые убийства, а тех, кто выживал под оккупацией, гнала в сибирские лагеря. Все это было не более чем повторением тезисов геббельсовской пропаганды, однако добровольно разоружившаяся официальная историческая наука не смогла адекватно ответить на нападки антисоветских пропагандистов; нападки столь же агрессивные, сколь и лживые.

И вот уже нашу страну обвиняют в оккупации Прибалтики – и обвинения эти исходят из уст наследников тех самых карателей, которые уничтожили сотни тысяч евреев, русских, белорусов и украинцев, которые солили в бочках отрубленные головы крестьян и бросали в колодецы младенцев. От нас уже требуют миллиардных компенсаций и «покаяния» – а мы не можем достойно ответить.

Вот уже Советский Союз представляют таким же воплощением зла, как нацистский Рейх, и вскормленные перестройкой демократы упорно и ненавидяще бормочут: нет, у нас был фашизм почище гитлеровского!

Да знают ли они вообще, что такое фашизм и какое горе принес он нашей стране?

Вот уже недобитые власовцы голосят на все лады о мифических преступлениях советских партизан и Красной Армии. Еще бы им не голосить – ведь именно злодеяням нацистов и их местных пособников так мешали бойцы советского Сопротивления!

Но и на эту злобную клевету мы не слышим возражений.

Не потому что возразить нечего – потому что возразить некому.

В Израиле историей Холокоста занимаются многие специализированные научные институты; у нас же нельзя назвать ни одного исследователя, который бы систематически занимался разработкой истории нацистской истребительной политики на оккупированных советских землях – этого, по определению германских историков, «другого Холокоста».

Множество народу исследует сегодня проблему коллаборационизма, пишет о сражавшихся «под знаменами врага» «русских солдатах вермахта». Конечно, знание структуры и принципов комплектования коллаборационистских формирований очень полезно – однако разве не важнее знать, чем собственно занимались все эти восточные батальоны, прибалтийские СС и вспомогательная полиция? Но об этом предпочитают говорить невнятной скороговоркой – иначе вместо благородных борцов со сталинским тоталитаризмом люди увидят безжалостных палачей собственного народа.

Существует ряд книг и статей о трагедии советских военнопленных и остарбайтеров; однако слишком часто вместо исследования нацистской истребительной политики авторы этих работ начинают перепевать банальные и лживые антисоветские мифы. И не приходится удивляться, что вновь, как и в советское время, лучшей работой о судьбе советских пленных стала монография не отечественного, а зарубежного исследователя. Израильские историки по вполне понятным причинам всегда уделяли немецкой истребительной политике на Востоке большое внимание. Естественно, что прежде всего их интересовала история Холокоста; однако проводившееся нацистами «окончательное решение еврейского вопроса» настолько плотно вписано в общую концепцию истребительной войны на Востоке, что игнорировать эти связи невозможно. Именно это и продемонстрировал израильский историк Арон Шнеер в своем фундаментальном «Плене», вышедшем на русском языке в 2005 году.

Как ни парадоксально, зарубежным историкам обязан своим появлением и единственный отечественный сборник докладов по истребительной политике нацистов. В Германии ученые всегда старались не забывать о преступлениях нацистов на советской земле; после падения Советского Союза естественная научная добросовестность заставила немцев попытаться понять, как их исследования согласуются с работами российских коллег. С этой целью научный центр «Восток – Запад» университета Касселя организовал заседание «Истребительная война на Востоке. Преступления вермахта в Советском Союзе глазами российских ученых». Заседание состоялось в июне 1998 года; не то чтобы российские ученые смогли сказать что-то принципиально новое, однако как введение в проблему их доклады выглядели более чем достойно. Поэтому уже в следующем, 1999-м, материалы заседания были опубликованы на немецком. Российскую историческую науку исчерпывающим образом характеризует тот факт, что на русском языке это достаточно ценное издание вышло лишь шесть лет спустя – в мае 2005 года.

Для сравнения можно посмотреть, как обстоит дело в Белоруссии, где об устроенном оккупантами аде никто не собирался забывать. Там уже в постсоветское время за короткое время были подготовлены и опубликованы сборники документов «Немецко-фашистский геноцид в Беларуси в 1941 – 1944 гг.», «Белорусские остарбайтеры» (в 4 кн.), «Нацистское золото в Беларуси», «Справочник о немецко-фашистских лагерях, гетто, других местах принудительного содержания гражданского населения на временно оккупированной территории Беларуси» (два издания) и «Лагерь смерти Озаричи».

В России же «Истребительная война на Востоке» стала единственным постсоветским изданием по этой тематике; больше не было опубликовано ни монографий, ни сборников документов – ничего.

В нашей стране и по сей день вместо исследования нацистской истребительной политики предпочитают заниматься ритуальным оплевыванием сталинского режима.

Однако такой подход делает нашу страну заведомо уязвимой для пропагандистского воздействия – неизбежного в мире глобальной конкуренции.

Задача историка – предоставить всем любящим свою страну людям факты, позволяющие защищать от клеветы свое прошлое, а значит – настоящее и будущее.

Исследователям лишь предстоит проанализировать динамику и масштабы нацистской истребительной политики, ее особенности в различных республиках Советского Союза, степень участия в уничтожении советских граждан подразделений вермахта, СД, СС и (не в последнюю очередь) коллаборационистских формирований.

Все это – дело будущего (хочется верить, что недалекого); пока же следует обозначить основные направления исследований.

Во-первых, это так называемые «контрпартизанские действия», в значительнойстепени сводившиеся к массовому уничтожению населения усмиряемого района. Следует знать, что немецкими войсками был разработан достаточно эффективный способ борьбы с партизанами. Специально сформированные «охотничьи команды» (ягдкоманды) вели незаметную лесную войну, уничтожая целые партизанские отряды; гражданское население при этом практически не страдало. Крупномасштабные карательные акции, однако, проводились нацистами уже начиная с июля-августа 1941 года и были лишь косвенным образом связаны с контрпартизанской борьбой. При этом реальная задача подобных операций – уничтожение как можно большего числа советских «недочеловеков» – четко осознавалась нацистским руководством и исполнителями. Отметим, что в оккупированных западных странах уничтожение мирного населения в рамках «борьбы с партизанами» началось лишь в 1944 году и носило незначительные масштабы.

Вторая проблема – уничтожение нацистами советских граждан еврейской национальности исследована гораздо лучше – пожалуй, лучше чем любое другое направление нацистской истребительной политики. Однако изучение проблемы уничтожения советских евреев в комплексе с другими истребительными мероприятиями нацистов позволит прийти к новым и весьма важным выводам. Так, например, «окончательное решение еврейского вопроса» стало одним из последствий принятых перед нападением на Советский Союз «преступных приказов», направленных на уничтожение советских военнопленных и обезлюживание оккупированных земель. Необходимо так же выявить пропагандистскую составляющую Холокоста; судя по некоторым высказыванием нацистского руководства, уничтожение евреев помогало рекрутировать новых союзников в борьбе с «жидобольшевизмом», а так же заявлять, что не-евреям якобы ничего не грозит. В целом же следует согласиться с мыслью, высказанной Кристианом Штрайтом: «Хотя в сознании западногерманской общественности в значительной мере внедрилась склонность проводить грань между уничтожением евреев и войной против Советского Союза, - писал он, - на деле «гитлеровская война на Востоке» и «окончательное решение еврейского вопроса» были тесно связаны и по времени, и по существу».

Достаточно хорошо исследована политика нацистов по уничтожению советских военнопленных: из четырех переведенных на русский язык монографий, имеющих отношение к истребительной политике нацистов, три посвящены именно судьбе военнопленных. Тем не менее, исследование этой проблематики продолжает оставаться актуальным, поскольку помогает по-иному взглянуть на происхождение так называемого «Русского освободительного движения». Не зря усилия таких историков-ревизионистов, как Иоахим Хоффман, направлены на прямую фальсификацию положения советских военнопленных в нацистском плену.

Совершенно не исследовано так называемое «молекулярное» насилие нацистских оккупантов. Как известно, перед нападением на Советский Союз рядом приказов нацистское командование освободило германских военнослужащих от ответственности за уголовные преступления против советских граждан. Это привело к массовым убийствам мирных граждан, разнузданному и повсеместному насилию против женщин. Безнаказанные преступления приняли такие масштабы, что начали вызывать у германского военного командования серьезные опасения, отражение которых мы можем, в частности, найти в дневнике начальника германского Генштаба генерала Гальдера; проявляемая при этих преступлениях жестокость обеспокоила даже Гитлера. Преступления этого рода фиксируются как в воспоминаниях очевидцев, так и в многочисленных документах советской разведки, органов госбезопасности и партизанских соединений.

Практически не исследованы мероприятия по угону и уничтожению населения, предпринимавшиеся нацистами в 1943 – 1944 годах в рамках стратегии «выжженной земли». Подобные операции зачастую получали говорящее о многом кодовое наименование: «Гетто». Описания лагерей, в которые сгоняли население, производит поистине жуткое впечатление; кроме того, повсеместно наступавшие войска Красной Армии встречал деревни с домами, набитыми трупами расстрелянных детей, женщин, стариков.

Прямое отношение к истребительной политике нацистов имеет предпринятые ими меры по экономическому ограблению оккупированных территорий. Эти меры исследованы совершенно недостаточно; насколько можно понять, они были направлены не только на «выкачивание» из оккупированных территорий необходимых материальных ресурсов, но и на целенаправленное разрушение советской социально-экономической структуры, деиндустриализацию захваченных областей и их экономическую фрагментацию. Результатом стал настоящий голод, в результате все население оккупированных областей, по выражению немецких документов, находилось «под угрозой голодной смерти», а миллионы от голода умерли.

Использование труда угнанных в Германию остарбайтеров так же в значительной степени носило истребительный характер; этот аспект исследован недостаточно, хотя и затронут в ряде работ. В первую очередь следует упомянуть капитальную монографию Павла Поляна; однако само ее название – «Жертвы двух диктатур» - показывает идеологическую предвзятость автора. И, к сожалению, эта предвзятость порою серьезно влияет на адекватность выводов. Добрых слов заслуживает так же «Архипелаг OST» Виктора Андриянова. Однако называть эту книгу исследованием нельзя: пересказ судеб угнанных на немецкую каторгу советских граждан – дело хорошее, однако не может заменить собой анализа.

А анализ необходим – ведь даже поверхностное ознакомление с проблемой позволяет сделать вывод об исключительности истребительной политики, осуществлявшейся нацистами против наших сограждан. В самом деле, пока вермахт воевал в Европе, нацисты обходились без массового уничтожения мирных граждан. В Польше командование вермахта по мере сил пыталось воспрепятствовать развертыванию масштабного оккупационного террора. Вступая на территорию Франции, Бельгии и Нидерландов каждый солдат имел памятку с «10 заповедями о ведении войны германским солдатами», в которой предписывалось вести себя лояльно по отношению к мирному населению и не нарушать международных правил ведения войны. Обращение же с военнопленными – французами и англичанами – вообще заслуживает отдельного разговора. 26 апреля 1940 года Гальдер записывает: «Я предупредил [Кейтеля] о нежелательности мероприятий по отношению к английским военнопленным. Это может отразиться на пленных немецких офицерах». Как вы думаете, о каких нежелательных мероприятиях идет речь? – быть может, англичан хотят произвольно расстреливать? или давать миску баланды в день и заставлять работать с рассвета до заката?

Ничего подобного.

«Нежелательные мероприятия» - это допрос в присутствии журналистов.

Исключением, подтверждающим правило, оказывается лишь Югославия, против населения которой нацистами и их пособниками была применена та же истребительная политика, что и на оккупированных советских территориях.

Об аде, устроенном нацистами на советской земле, невозможно молчать. В воспоминаниях Константина Симонова есть очень показательный эпизод. В освобожденных Черновицах писатель разговаривал с местным раввином о нацистском «окончательном решении еврейского вопроса». После встречи писателя проводил до машины синагогальный служка. «Он молчал на протяжении двух часов, пока я говорил с раввином, а сейчас вознаграждал себя за это молчание. Он шел рядом со мной, размахивая руками и крича. На лицо его, которое сначала показалось мне добродушным и даже смешным, сейчас было страшно смотреть. Он одновременно и кричал и плакал. Кричал о том, как умирали от голода дети, от голода и болезней, косивших их в этой тесноте, в этом восьмидесятитысячном гетто, состоявшем из нескольких десятков домов. Кричал и плакал все время, пока мы шли до машины… И когда мы уже сели и поехали, он все еще не мог остановиться и продолжал кричать тоже самое, что кричал мне, каким-то людям, которые толпились до этого возле нашей машины».

Вот так – кричать и плакать – должны и мы, рассказывая о нацистском геноциде советского народа.

Это очень тяжело – но необходимо.

Без понимания того, что происходило на оккупированной территории, мы никогда не сможем понять события самой страшной и самой важной в нашей истории войны, не поймем, что ожидало наших предков в случае поражения.

Только помня о воплощавшейся на оккупированной территории жестокой истребительной политике, мы сможем адекватно понять явления партизанского движения и коллаборационизма, историческую роль препятствовавших нацистским преступлениям партизан и принимавших в этих преступлениях деятельное участие нацистских пособников.

Только зная о масштабах проводившегося нацистами уничтожения советских граждан, мы сможем восхитится нравственным подвигом Красной Армии, которая, вступив на немецкую землю, в общем и целом удержалась от мести.

В исследовании истребительной политики нацистов против нашего многонационального народа лежит ключ к пониманию всей Великой Отечественной войны. А история Великой Отечественной, в свою очередь, явлется «точкой сборки» и отечественной истории ХХ века, и современного российского общества. Именно в этом – прагматическая актуальность подобных исследований.

Но наряду с прагматикой есть еще и моральный долг.

Уничтоженные на оккупированных территориях люди были разных национальностей, разной веры и разного возраста. Они были не похожи друг на друга ни характером, на цветом глаз. Все они были гражданами нашей страны. За это нацисты приговорили их к смерти. И если бы в той войне победил Третий Рейх, уничтоженных считали не миллионами, а десятками миллионов.

Оторвитесь от книги и подойдите к окну.

Там, за стеклом - люди.

Кто-то озабоченно спешит по своим делам. Смеются дети и целуются влюбленные. Неспешно прогуливаются старики.

Если бы шестьдесят лет назад наши деды и прадеды не победили, то никого из этих людей не было бы в живых.

Сегодня нельзя допустить, чтобы исчезла память о миллионах людей, хладнокровно уничтоженных только потому, что они были советскими гражданами. Мы должны помнить обо всех них - о русских и украинцах, о белоруссах и евреях, о мужчинах и женщинах, о стариках и малолетних детях.

Мы помним, пока мы живы.

Или, вернее, - мы будем жить, покуда помним все это.


Из книги Дюкова «За что сражались советские люди», авторское название было: «Русский должен умереть».
Автор пишет: Cогласно издательским планам "Эксмо" выход книги намечен на 19 июля. Поскольку эти планы обычно не сбываются, книга выйдет где-то в НАЧАЛЕ АВГУСТА.
Анонс издательства – здесь: http://www1.eksmo.ru/digest/actual/2007-07-85/?p=23&size=2

Комментарии

Добавить изображение