КНИГИ АНАТОЛИЯ ЛИВРИ ИЗДАВАТЬ И ЧИТАТЬ - ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Беседу ведет Владимир Высоков

Анатолий, как можно определить Ваше творчество и Вас лично?

Я – Пушкин XXI-го столетия. Залогом этого является мо обладание некоей субстанцией, которую я назвал бы «тотальным Логосом».

Таким новым Пушкиным в прошлом веке был Мандельштам : благодаря своей финикийской крови, знакомству с европейским, расплавленным в его замысловатой душе логосом (намеренно обозначаю часть индоевропейского логоса первой строчной буквой); русский язык Мандельштам использовал не иначе как «внучатого племянника фукидидова наречия» – позвольте уж цитату из моего Сердца Земли (рассказ сборника Ecce Homo, «Гелеос», Москва, 2007, ISBN - 978-5-8189-0929-5).

Одним словом, в ХХ-ом веке никто с более отзывчивой точностью чем Мандельштам не принял пушкинской эстафеты.

В начале же Третьего Тысячелетия Логос Пушкина находится во мне, Анатолии Ливри :

Примесь пушкинской африканской крови (залог вакхических исступлений и аполлонической глубины) схожа с моими иберийскими генами, пронесёнными через ту же Африку моими предками.

Также как и Пушкин, русский язык я ощущаю как древнегреческий, ежеутренне вычеканивая новый, лишь мне присущий стиль, – и сборник Ecce Homo лишь приручение читателя к этому стилю; такова, кстати, была и военная тактика Эсхила, воспитавшего собственного зрителя своими первыми трагедиями.

Точно также как Пушкин, в повседневной жизни я больше говорю по-французски, оставляя русский исключительно для созидания, которое, вобщем-то, не стану этого скрывать, имеет своею конечной целью Пушкина превзойти во всём : в <презренной> прозе, в поэзии, а также в философии. Ибо Пушкин любомудрствовал почище иного Сократа.

А для Вас что наиболее важно : Ваша проза, поэзия, философские труды ?

 

Сборник Ecce Homo есть «чисто литературная» часть моего творчества, которая дополняет мой предыдущий труд, Набоков ницшеанец, и одновременно служит трамплином сразу для двух последующих книг : сборника стихов и философской работы Физиология Сверхчеловека, или Введение в Третье Тысячелетие.

Те же, кому известны мои «литературоведческие» тезисы, поймут, возможно, и название сборника, Ecce Homo. А он соткан по-афински, идеально, включая в себя четырнадцать произведений, начинаясь Сном и завершаясь Пробуждением.

Помимо нескольких европейских языков Вы владеете древнегреческим, древнееврейским, и насколько мне известно, санскритом? Неслучайно академик Топоров, кажется, перед смертью с интересом отнёсся к попавшему к нему в руки Вашему рассказу Сердце Земли, также вошедшему в сборник Ecce Homo.

 

Я впервые занялся санскритом в самом начале моей работы над Шопенгауром, что постепенно привело меня к изучению индийской драмы, которая в свою очередь обогатила не столько моё мировоззрение, сколько моё отношение к человечеству, или, если точнее, ко всем кастам людского рода…

Какую реакцию вызывали на сегодняшний день особенности Вашего творчества? Встречали ли Вы непонимание? Агрессивность?

 

Постепенное впитывание моих произведений можно сравнить в восхождением на Эверест : чем выше над уровнем моря, тем меньше остаётся карабкающихся к вершине альпинистов. Возможно тотальное понимание моих текстов принадлежит десятку людей на планете, не более.

Покамест же меня забавляют те «стилистические неточности», которые пытаются находить у меня. Многие не желают, а скорее просто не способны воспринять иной «странный момент» моих текстов как «западню-веху», благодаря которой, можно добраться до… следующей вехи, ведущей к открытию презанятнейшему, надчеловеческому.

Впрочем, вовсе не стыдно попасться в капканы моего изобретения : сделаны они столь искусно, что и 80-летние профессора-специалисты по Пушкину и Гоголю (две наиярчайшие фигуры русской словесности, чьи произведения необходимо знать в мельчайших деталях, наизусть) не раз становились посмешищем, критикуя те или иные стилистические обороты моих произведений, наповерку оказывающиеся «странными фразами» Пушкина с Гоголем.

И ещё я подметил интересный факт : абсолютно без всяких университетских тонкостей и заумностей лучше всех моё
творчество ощущается (понимание тут ни к чему) женщинами. Конечно, я имею в виду настоящих, не разбазаривших свою женственность женщин. Впрочем это их ощущение моих текстов подчас выливается в презанятнейшую реакцию относительно самого автора этих текстов.

В литературных и научных кругах многие с удивлением убедились в верности Ваших тезисов о влиянии философии Ницше на Набокова; кстати, если уж на то пошло, как Вы относитесь к обвинениям выдвигаемым по адресу Владимира Набокова в постоянном подражании предшественникам, а также в том, что он полностью позаимствовал сюжет Лолиты у одного немецкого офицера? Одновременно многие критики заметили, что Ваш «стиль превосходит стиль Владимира Набокова», после чего последовала целая серия судебных разбирательств и скандалов, не только в Москве, но и во всём мире. «Moscow Times» (18 марта 2005), кажется, объявила, что Вы (уж простите!) хотели разрезать на куски Вашу жену с её любовницей. Что же в действительности происходит?

 

Единственный русский писатель, с которым мне, вот уже два десятилетия хочется помериться силами – Пушкин.

Моё желание вовсе не исключает знания произведений второго и третьего эшелонов литераторов : Мережковского, Пастернака, Куприна, Гиппиус, Алексея Толстого, Набокова, Зайцева, Ремизова… да мало ли их!

Может статься, меня сравнили с Набоковым, потому что я пишу поэмы, новеллы и статьи также и на другом языке, помимо русского по-французски?

Возможно это произошло из-за революционных (в исконном латинском смысле этого слова) тезисов одной из моих предыдущих книг, Набокова ницшеанца? Действительно, в этом труде я предстал именно тем исследователем, пришествие коего пророчествовал Владимир Набоков. Я вынес на первый план его истинный «морализм», являющийся на самом деле «моралью» Фридриха Ницше.

Возможно также, что меня сравнивают с Набоковым по какой-либо другой причине. Понятия не имею.

Что же касается обвинений в адрес Владимира Набокова, будто бы его Лолита – заимствование некогда использованного немецкого сюжета, то обвинители мне кажутся истинными рабами современности. Ведь главное не что делать, а каким образом подходить к творчеству (это основная ошибка социальных преобразователей!). Например трагедия Софокла, повсеместно и неверно называемая сейчас Царь Эдип была двенадцатым представлением на аттической сцене мифа о фиванском тиране. Но, странным образом, одиннадцать предыдущих Эдипов, принадлежащих собратьям Софокла забыты.

Конечно, Набоков постоянно цитирует в своих произведениях русских классиков; его проза полна отсылов к Гоголю, заимствований из Гумилева, цитат из Тютчева. В Даре, например, длиннющие пушкинские фразы вообще приводятся без кавычек.

По-моему, для того, чтобы обвинять литератора в использовании приемов писательской аллюзии надо быть или абсолютным невеждой, или психопатом, или, как это частенько бывает с излишне усердными «критиками», и тем и другим одновременно. Подчеркиваю это не столько в защиту Владимира Набокова, сколько заботясь о собственных детищах, подчас подвергаемых тем же самым нападкам, что и набоковские произведения.

Так что, вот, пока приходится наблюдать с брезгливой улыбкой понимания «человеческого, слишком человеческого» эту окололитературную истерику. Например, после признания моего стиля «превосходящим стиль Владимира Набокова» престарелый сын писателя обвинил меня в «Огоньке» (3 - 2004) в угрозах взорвать дом директора факультета славистики Сорбонны (это, кажется история описанная мною в Сказке, вошедшей в сборник Ecce Homo), а также в том, что… меня, якобы, «осудили по уголовному делу в Швейцарии».

После этого какие-то вовсе несуразные личности, вроде уродцев сошедших с босховых полотен, принялись обзванивать моих издателей, а также редакторов газет пишущих о моих книгах.

Их угрозы сводились к следующему : «издавать и читать книги Анатолия Ливри – запрещается!»; «запрещено» также упоминать о моих произведениях в прессе (это, может и к лучшему; для меня нет ничего ужаснее газетной шумихи). Как бы то ни было, редакторы «Экс-Либриса» http://exlibris.ng.ru/five/2005-03-31/1_five.html или петербургского «Невского Времени» (чья редакция, это любопытно, располагается в самом доме Набоковых) http://www.nevskoevremya.spb.ru/cgi-bin/pl/nv.pl?art=206466185 сообщили мне об угрозах.

Издатель же моего Набокова ницшеанца имел мужество
выступить с открытым письмом в СМИ, сообщив о шантаже и попытках подкупа http://aletheia.spb.ru/straniza_6.htm . А «Гелеос», вот, опубликовал Ecce Homo, несмотря на недовольство Квазимодо всяческих сортов и обоих полов, излишне активно – но безосновательно! претендующих на занятие мест персонажей моих произведений http://www.geleos.ru/index.php?key=books-new&only=709 .

Но в Ваш адрес слышатся не только обвинения, но и откровенные оскорбления: вор, шантажист, графоман, сумасшедший учёный и даже убийца... Всем известно, что «центр», фабрикующий оскорбления располагается в квартире Ваших бывших «друзей». Недавняя попытка оклеветать Вас на сайте www.aficha.ru людьми, представившимися «из Сорбонны» – только незначительная часть данных оскорблений. В России на них заведено уголовное дело. Как Вы можете объяснить подобную истерию?

Одна мудрая жeнщина, – а бывают и такие – кажется, очень верно определила всё моё существо: мол, Анатолий, ты, сам того не желая, притягиваешь людей. Они возлагают на твоё телесное, независимое от тебя притяжение совершенно безумные надежды. Когда же дело доходит до того, чтобы passer à l'acte, то ты самым натуральным образом говоришь : «Стоп!».

Поразмыслив, не могу отдать должное этой даме. Суждение её абсолютно верно: не потому ли некая совершенно убогая, а потому безумно страдающая от собственной ущербности человеческая субстанция, возложила, во время моего преподавания в Сорбонне, на «сближение со мной» надежды, которые, в определённый момент я вынужден был разнести в пух и прах одним единственным «нет»!

На этой земле: к сожалению, убогие страдающие создания притягивают себе подобных. И вот, вокруг этой дамы собрались наиущербнейшие личности от славистки, lie de la populace scientifique, занявшись, действительно профессионально, распространением приведённых Вами оскорблений, «научно» разрабатываемых этой старушкой в семейном кругу, так сказать семейный подряд по клевете под этикеткой «мы из Сорбонны», чьи плоды усердно распространяются по редакциям, жюри премий, университетам...

Со стороны это похоже на вопли отвергнутой уличной девки в спину потенциального клиента, пренебрёгшего ею. Но смехотворность, и в то же время ужас создавшейся ситуации заключается в силе их страдания, мешающей им видеть всё своё уродство. А потому они продолжают вопить мне вслед, не замечая, что единственные кто прислушивается к ним – это особи одной с ними профессии, которых хоть немного развлекают происшествия на улице в перерывах между приёмом клиентов.

Ранее я пробовал игнорировать оскорбления, но сейчас я всё-таки успокоен тем, что прокуратура, наконец заинтересовалась их безумной деятельностью – ведь недавно пошёл уже пятый год профессиональной клеветы на меня! Надеюсь, что сейчас они успокоятся, хотя не могу не пожалеть, и даже покаяться, истинно по-христиански, о людских мучениях, изначально вызванных фактом одного лишь моего присутствия.

А эта истерическая волна, захлестнувшая интернетные форумы и большинство литературных сайтов, сотни записей: «я – Анатолий Ливри – гений» - продукция тех же самых людей? Сколько это будет по-Вашему ещё продолжаться?

 

В предыдущих интервью и в статьях я, кажется, позволил себе несколько нелицеприятных замечаний об «учёных», продающих себя с большей или меньшей выгодой, а также о наследниках писателей, усердно продающих своих предков.

И вот уже несколько лет, хоть я никого прямо не называл, мне не могут простить прежних шуток: публичные девки прилагают все усилия для наиболее выгодной самопродажи. Но попробуйте-ка прямо назвать их по профессии!

Однако, вопли и провокации доносящиеся со злачных улиц «науки» и «книжного бизнеса» не имеют отношения к моему гению: арабская пословица знакомая в русском языке как «собака лает, а караван продолжает свой путь» передана неверно.

Пёс брешет, потому что караван продолжает свою дорогу.

Эти парижские события связаны как-либо с разрывом с Вашей швейцарской женой, кажется дочерью базельского миллионера? Ведь добрая половина рассказов сборника Ecce Homo написана Вами в СИЗО следственном изоляторе швейцарского кантона Basel-Stadt ?

В начале 2002 года я разошёлся с моей базельской женой и переехал на постоянное местожительство в Энгадин, наведываясь время от времени в Сорбонну, где в тот университетский год я преподавал русскую литературу. Во время одного из моих пребываний в Париже жена и её любовница забрались в мою энгадинскую квартиру и выкрали рукопись моего французского романа. После этого они обратились к базельскому прокурору, заявив, что «Анатолий Ливри – киллер русской мафии»; и что страницы рукописи романа – ни что иное, как письма, где я угрожаю разрезать обеих на куски.

Заварилось уголовное дело. Я же об этом ничего не знал, так как был в Париже, отчего и не смог явиться по повестке базельского следователя. Он же посчитал, что Анатолий Ливри – профессиональный убийца, намеренно скрывшийся из Базеля, – и объявил меня во всешвейцарский уголовный розыск.

Меня арестовали 19 марта 2003 года, на вокзале Базеля, когда я, ничего не подозревая, переходил швейцарскую границу, пешочком, как в фильмах про шпионов.

Следователь так обрадовался поимке «киллера русской мафии», что запросил для меня максимальный срок предварительного заключения – месяц СИЗО, где я и задумал, частично их написав, многие рассказы сборника Ecce Homo, а также философские труды Набоков ницшеанец и Физиология Сверхчеловека.

Впоследствии судья, выпустивший меня на свободу, запретил впредь заносить моё имя во всешвейцарский уголовный розыск, указав на необходимость слать все новые повестки на адрес моего базельского адвоката.

Но любовница жены, подогретая околонаучной публикой, обвинила меня в клевете, заявив, что это я, а не Набоков написал в Калифорнии, будто моя жена и её любовница – проститутки-лесбиянки, предлагающие свои услуги за 500 евро

Следователь, нарушив вердикт судьи, снова объявил меня во всешвейцарский уголовный розыск. После чего скандал произошёл необычайный : следователя уволили; базельская прокуратура заинтересовалась некоторыми преподавателями Сорбонны; телевидение http://www.telebasel.tv/asx/2030905.asx и пресса Швейцарии только и говорят о « писателе Анатолии Ливри – жертве насилия швейцарских правоохранительных органов » 

http://www.press-attache.ru/Article.aspx/news/1644

В самый разгар событий я сам приехал в Швейцарию для интервью в вечернем тележурнале http://www.telebasel.tv/asx/2270905.asx , а также для участия в ежегодней конференции в Сильс-Марии по Ницше, где, кстати, я стал самым молодым участником конгресса за всю история существования швейцарского Nietzsche Gesellschaft.

А через три недели после скандала и моего появления на швейцарском телевидении произошло событие неожиданное : прокурор Базеля, Петер Булахер-Чопп покончил с собой

В связи с этим моё уголовное дело приняло крайне неприятный оборот; всякая парижская шушера (из тех, о ком один русский писатель в изгнании заметил, что им, чтобы печататься необходимо платить и платить) подключила к делу французскую полицию. Поэтому, возможно, мне всё-таки удастся воплотить мою самую романтическую «байроно-лермонтовскую» мечту юности : сидеть во французской, а ещё лучше в швейцарской тюрьме, писать стихи и издавать их в России.

Наиважнейшим же для меня остаётся то, что всё написанное в тюрьме опубликовано в сборнике Ecce Homo. Вскоре выйдет Физиология Сверхчеловека, Введение в Третье Тысячелетие а затем и украденный любовницей жены роман, всё-таки спасённый мною, так как был переписан по-русски.

Перенесённые Вами лишения не очень сказались на Вашем творчестве?

Наоборот. Появляется определённый тип злобы, который чрезвычайно содействует писанию. Помнится, в 2004 году, в тот самый момент, когда Сорбонна перестала мне платить пособие по безработице (а от работы манекенщиком я уже настойчиво отказывался, как от мешающей литератору) швейцарское издательство «l’Âge d’Homme » вызвалось опубликовать мои французские труды. Их издание дало бы мне возможность безбедно прожить несколько месяцев, посвятив их созиданию.

В этот самый момент одна мартышкорожая доцентша-переводчица из Сорбонны пришла в парижский филиал «l’Âge d’Homme» и заявила, что произведения Анатолия Ливри публиковать запрещается (опять!), обвинила меня в попытке убийства да ко всему прочему потребовала от издателя справочку, что он, мол, печатать книгу не будет. Издатель дал себя запугать : на него тогда сыпалось и из Калифорнии, и из Италии, и из Франции...

Что же до меня, то мне пришлось недоедать месяца три, что доказало необходимость поститься для полноценного творчества.

Удивительно как Вы после всего пережитого сразу смогли вернуться к Вашим исследованиям в Сорбонне ?

Теперь я занимаюсь исключительно Пушкиным и греками. В Сорбонне, как это ни удивительно, сохранились ещё настоящие французские профессора, которые благодаря своему классическому воспитанию тотчас способны отделить зерно от плевел. Так, профессор помогающий мне сейчас заканчивать докторскую диссертацию, для того, чтобы убедиться в моём исследовательском гении (по Шопенгауэру, наипервейшее отличие «гения» от «таланта» – его отказ от продажи своих способностей) просто-напросто изучил мои недавние открытия касающиеся французской литературы : я раскрыл суть драмы Поля Клоделя, Золотая Голова, в течении более чем столетия остававшейся непонятой (ключ к секрету находится в речи императора Юлиана Εις τον βασιλεα ηλιον. ).

Моё общение в Сорбонне ведётся теперь исключительно с большими профессорами. Таким образом я «замаливаю грехи» молодости : тогда я не понимал, что когда у тебя гений, тебе многое позволено; можно якшаться с политиками, с бандитами, даже с учёными! С тем лишь условием, чтобы это были большие политики, бандиты, учёные. Единствено, к кому приближаться строго запрещается – это к ущербным, к убогим. Они никогда не оставляют гения в покое, считая, что с момента первого контакта «имеют право на гения». Что, естественно, абсурдно : так надзиратель в бараке, где сидел Солженицын не имеет на малейшего права на Солженицына – нобелевского лауреата. В 25 лет я нарушил этот запрет. И только теперь, когда мне скоро 35, те, кто следит за моей биографией наконец-то разобрались кто чинуша-«вертухай», а кому предстоит произнести нобелевскую речь в Стокгольме.

Да и «со стороны Пушкина» также был «проявлен интерес» : один из последних отпрысков пушкинского секунданта, подполковника Данзаса передал мне неизвестные доселе пушкинские стихи. Вскоре я их полностью опубликую в России.