ИЗ ПЕРЕПИСКИ РЕДАКТОРА

Господин Лебедев,

Я думаю, что Ваш памфлет "Вкус Горького" не делает Вам чести. Почти все приведенные Вами факты (кроме недоказуемых пассажей из личной жизни писателя) достаточно хорошо известны. Но вот Ваш издевательский тон, трактовка событий недостойны ни просто интеллигентного человека, ни тем более литератора.

Да, Горький действительно, уступал власти, шел на сделки с совестью. Но и Вы сами ведь не безгрешны, если вспомнить Ваше автобиографическое произведение "Мы - были". Разумеется, масштабы и "ставки" несопоставимы, но все же...

Увлеклись вы сплетнями, смакуете сомнительные сведения о взаимоотношениях Горького с дамами...

Не увидели Вы трагедии великого писателя. А он при всех своих недостатках действительно великий писатель. Трилогия, пьесы, Русские сказки, Итальянские сказки - да много всего.

Нет, плохое произведение Вы опубликовали в своем альманахе, господин Валерий Лебедев.

Несправедливое, легковесное, недостойное. Я думаю, что я не должен предположить, что таким образом Вам захотелось как-то упрочить свой авторитет ?

С сожалением, Валим Левитин

* * * * *

Уважаемый господин Левитин,

Спасибо за письмо.

Вы недовольны моей статьей, - я тоже. Но не по той же причине.

Горький вызывает мое неприятие вовсе не тем, что у него были разнообразные связи с женщинами, которые имеют документальное подтверждение (многим он помогал) и уж, конечно, не тем, что был талантливым писателем, а исключительно тем, что публично сыграл роль пособника одного из самых одиозных режимов. При этом в глубине души понимая, что он собой представляет.

Я не собирался писать статью, а всего лишь хотел написать вводку к подборке текста из книги Ваксберга «Гибель буревестника» (рекомендую вам ее прочитать) . Книги этой до сих пор нет в сети, так что ознакомительный смысл имелся.

По мере написания пара планируемых абзацев стала разрастаться и достигла 9 стр. Это уже по объему не вступление, пришлось давать отдельной статьей.

Я в этой области дилетант и потому изначально на собирался заниматься литературоведческим анализом. Ограничился только политической (и социальной) ролью Горького. Да и то в узком спектре его публичной деятельности по укреплению власти большевиков.

Все же я сказал, что Горький был талантливым литератором.

Роль Горького в укреплении сталинизма однозначно отрицательная, и измениться может только при изменении знака оценки самого строя.

Именно то, что в своем разросшемся вступлении у меня нет своего оригинального подхода и политической оценки Горького, - эта оценка давалась еще Ходасевичем, Буниным, Мережковским и вообще многими, а сейчас – Аркадием Ваксбергом на большом документальном материале , - и есть главный недостаток моей случайно появившейся статьи. Именно этим я недоволен, а не политической оценкой Горького как барина, который за теплые дворцы, что называется, «продался большевикам». Вот и пришлось вносить свою струю – иронию, немного сарказма и частично придавать фельетонный и памфлетный привкус, который появился сам собой. Это и было, допустим, чем-то новым. А вставать на котурны и яростно обличать - не мой стиль.

Горький сделал три ужасных вещи: полностью поддержал коллективизацию, концлагеря (использование рабского труда) и начавшиеся процессы над «врагами народа», то есть – приблизил «Большой террор». Он все это морально оправдал и легализовал, что придало большевистским бандитам позу «правого дела».

Второй подобной фигурой являлся Алексей Толстой, но он оказался гораздо менее значим для ком. режима – хотя бы потому, что был «советским графом» (определение Сталина»), а Горький – «пролетарским писателем».

Сейчас со дня смерти Горького прошло немногим более 71 года. Но я уже замечаю вот что: в книжных магазинах Москвы Горького нет.

Молодежь его не читает и не интересуется. Пьесы (по-моему) не ставят.

Впереди – столетия (если повезет). Пусть эти столетия вынесут свой вердикт.

Немного жаль, что вы написали мне поздновато – сегодня этот номер уже уходит в архив. Так бы я поместил ваше письмо (с вашего согласия) в гостевую книгу.

Впрочем, если хотите, поставлю и сейчас. А если вы напишете нечто вроде рецензии или отзыва на мою статью, тем более – на книгу Ваксберга «Гибель буревестника» (более развернуто, чем в письме) и
ли апологетику Горького и оправдание его полного растворения в режиме (имеется в виду его публичная деятельность), я помещу вашу статью не меняя ни слова.

Желаю успехов – ВЛ.

* * * * *

Уважаемый господин Лебедев !

Благодарю Вас за ответ.

Книгу Аркадия Ваксберга я еще не читал. Автора этого я глубоко уважаю. Но он ведь написал нечто совсем другое, чем Вы, и совсем в ином тоне (цитирую по Вашему памфлету, выделения мои - В.Л.):

«Одаренный редким талантом, он добровольно поставил себя не на службу словесности, а на службу политике, запутавшись в тех сетях, которые расставили ему кремлевско-лубянские интриганы. В отличие от миллионов других жертв Большого Террора, он сам — добровольно, и даже с охотой положил свою голову на плаху и покорно ждал, когда на нее опустится топор палача. В этом — его трагедия и в этом же — оправдание перед потомками, которые вряд ли забудут оказавшуюся пророческой людоедскую формулу, рожденную его блестящим пером: «Если враг не сдается — его истребляют»».

Ни вкусы других уважаемых авторов, ни сведения о том, читают ли сейчас Горького (в настоящее время больше Донцова и Ко в чести), - для меня аргументом не являются. Пьесы Льва Толстого тоже мало ставят.

Классическая музыка уступила место омерзительному зачастую действу, называемому "шоу-бизнес". И так далее.

Деятельность Горького надо рассматривать в тесной связи с его временем. Для голодного человека - по-настоящему голодного - паек, выпрошенный Горьким у бесчеловечного режима (а другого не было), означал отсрочку смерти. ...Сначала по просьбе Горького помиловали, а потом все равно расстреляли ? Разумеется ! И какой вывод Вы отсюда сделали ? Не надо было просить ? Горький виноват ?

Много материала о Горьком есть в книге Берберовой "Железная женщина". Очень тепло пишет о нем в своих воспоминаниях Ходасевич.

Я ни в коем случае не занимаюсь апологетикой деятельности Горького по услужению режиму. Да, было. Но было не только это. И в этом трагедия писателя.

Когда я прочту книгу Ваксберга, возможно, напишу свое мнение. А пока я бы хотел все-таки, чтобы мое первое письмо Вам было опубликовано в альманахе или в гостевой книге как мнение рядового читателя, который смеет думать, что он в определенной степени знает творчество Горького и его время. Если будете публиковать, пожалуйста, без изменений.

Best regards, Валим Левитин

* * * * *

Уважаемый господин Левитин,

Есть смысл опубликовать ваше мнение в разделе журнала «стол взаимных расчетов» вместе с моими ответами, так как второе ваше письмо есть ответ на мой ответ.

Никаких купюр в ваших письмах не будет (в своих ответах я такие купюры сделаю, так как уже отвечал на страницах гостевой на сходные с вашими обвинения)..

Несколько соображений по поводу вашего второго письма.

Вы в нем, да и в первом, говорите о «трагедии Горького».

Вот в таких словах:

«Не увидели Вы трагедии великого писателя». «И в этом трагедия писателя».

Вы цитируете абзац из Ваксберга, который я привожу в своей статье, и выделяете в нем такие слова:
«запутавшись в тех сетях, которые расставили ему кремлевско-лубянские интриганы. .... положил свою голову на плаху и покорно ждал, когда на нее опустится топор палача».

Eсли читать только выделенное, можно подумать, что Горький жертва обманщиков и ничего более. Но в том же абзаце сказано совсем другое: «добровольно поставил себя не на службу словесности, а на службу политике», потомки « вряд ли забудут оказавшуюся пророческой людоедскую формулу, рожденную его блестящим пером: «Если враг не сдается — его истребляют»».

Как видите, тут главное вовсе не то, что он был жертвой, а то – что добровольно избрал путь служения «кремлевско-лубянским интриганам».

Большой документальный материал, представленный в книге Ваксберга (который я в наиболее ярких выдержках даю в подборке из нее) говорит однозначно: Горький не только добровольно, но и с упоением и радостью прибыл служить выродившемуся в злобную диктатуру режиму Сталина. Поэтому я бы говорил не о трагедии Горького, а о трагедии миллионов, которой содействовал и даже ее стимулировал Горький. Например, о трагедии русского крестьянства, лучшая часть которого была физически уничтожена во времена коллективизации, спецпересылок, голодоморе.

Горький просто ненавидел, терпеть не мог
крестьянство и полагал его ликвидацию вполне заслуженной исторической карой. Здесь он сходился с теоретическим постулатом Маркса, согласно которому крестьяне это мелкобуржуазный элемент (их пристрастие к своему хозяйству), который должен быть уничтожен победоносным коммунизмом.

Ваша ссылка на Ходасевича, который будто бы «Очень тепло пишет о нем (Горьком) в своих воспоминаниях» не подтверждается текстом самого Ходасевича. Ходасевич уведомляет, что он пишет только о том, что лично видел и знает, о своих семи годах общения с Горьким с 1918 по 1925 год: «мы съехались с Горьким в Сорренто, где и прожили вместе до 18 апреля 1925 года. С того дня я Горького уже не видал». Это как раз годы, когда Горький конфликтовал с большевистским режимом и жил с конца 1921 года в эмиграции. О деятельности Горького после его похода в услужении большевикам (начиная с 1928 года) Ходасевич уже ничего не пишет – этот период находится за пределами его личного опыта.

Несмотря на то, что во времена их общения Горький как бы слегка враждовал с коммунистами, я бы не сказал, что оценка Ходасевичем Горького такая уж положительная. Давайте я приведу довольно обширную цитату о главной психологической особенности Горького, как она видится автору «Некрополя».

«Способность человека осуществить надежду ценил он не высоко, но самая эта способность к мечте, дар мечты -- проводили его в восторг и трепет. Создание какой бы то ни было мечты, способной увлечь человечество, он считал истинным признаком гениальности, а поддержание этой мечты -- делом великого человеколюбия.

Господа! Если к правде святой
Мир дорогу найти не умеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.

В этих  слабых, но весьма выразительных стихах (Беранже), произносимых одним из персонажей "На дне", заключен как бы девиз Горького, определяющий всю его жизнь, писательскую, общественную, личную. Горькому довелось жить в эпоху, когда "сон золотой" заключался в мечте о социальной революции, как панацее от всех человеческих страданий.

Он поддерживал эту мечту, он сделался ее глашатаем -- не потому, что так уж глубоко верил в революцию, а потому что верил в спасительность самой мечты.

Этому "великому реалисту" по истине нравилось только все то, что украшает действительность, от нее уводит, или с ней не считается, или просто к ней прибавляет то, чего в ней нет. Я видел немало писателей, которые гордились тем, что Горький плакал, слушая их произведения.

Гордиться особенно нечем, потому что я, кажется, не помню, над чем он не плакал, -- разумеется, кроме совершенной какой - ни будь чепухи. Нередко случалось, что, разобравшись в оплаканном, он сам же его бранил, но первая реакция почти всегда была -- слезы. Его потрясало и умиляло не качество читаемого, а самая наличность творчества, тот факт, что вот -- написано, создано, вымышлено.

Он не стыдился плакать и над своими собственными писаниями: вторая половина каждого рассказа, который он мне читал, непременно тонула в рыданиях, всхлипываниях и протиранием затуманившихся очков.

Ему нравились все, решительно все люди, вносящие в мир элемент бунта или хоть озорства, -- вплоть до маниаков - поджигателей, о которых он много писал и о которых готов был рассказывать целыми часами. Он и сам был немножечко поджигатель. Ни разу я не видал, чтобы, закуривая, он потушил спичку: он непременно бросал ее непотушенной. Любимой и повседневной его привычкой было -- после обеда или за вечерним чаем, когда наберется в пепельнице довольно окурков, спичек, бумажек, -- незаметно подсунуть туда зажженную спичку. Сделав это, он старался отвлечь внимание окружающих -- а сам лукаво поглядывал через плечо на разгорающийся костер. Казалось, эти "семейные пожарчики", как однажды я предложил их называть, имели для него какое-то злое и радостное символическое значение.

Мелкими жуликами и попрошайками он имел свойство обрастать при каждом своем появлении на улице. В их ремесле ему нравилось сплетение правды и лжи, как в ремесле фокусников. Он поддавался их штукам с видимым удовольствием и весь сиял, когда гарсон или торговец какой - нибудь дрянью его обсчитывали.

В особенности ценил он при этом наглость -- должно быть, видел в ней отсвет бунтарства и озорства.

В "На дне", в самом конце последнего акта, все поют хором. Вдруг открывается дверь, и Барон, стоя на порог, кричит: "Эй... вы! Иди... идите сюда! На пустыре... там... Актер... удавился!" В наступившей тишине Сатин негромко ему отвечает: ,,Эх... испортил песню... дуррак!" На этом занавес падает. Неизвестно, кого бранит Сатин: актера, который некстати повесился, или Барона, принесшего об этом известие. Всего вероятнее обоих, потому что оба виноваты в «поpче песни».

В этом -- весь Горький. Он не стеснялся и в жизни откровенно сердиться на людей, приносящих дурные вести. Однажды я сказал ему:

-- Вы, Алексей Максимович, вроде царя Салтана:

В гневе начал он чудесить
И гонца велел повесить.

Он ответил насупившись:

-- Умный царь. Дурных вестников обязательно надо казнить».

http://az.lib.ru/h/hodasewich_w_f/text_0020.shtml

Вам видится в этом некая «теплота»?

В истории двух режимов – сталинского и гитлеровского есть несколько примеров того, как талантливые люди служили мерзкой власти. Вы живете в Германии и, конечно, знаете кто такая Лени Рифеншталь. Она была ярким режиссером, ее прославляющие нацизм фильмы «Триумф воли» и (в меньшей мере) «Олимпия» изучаются в киноакадемиях как примеры мастерского построения кадров и способов воздействия на толпу. Я тоже написал об этой незаурядной даме, которая продолжала снимать в свои сто лет, а заснула навеки в 101 год в 2003 году («Сексуальная бабушка Лени Рифеншталь» - вот в этих трех статьях я нашел «свой ход»). Тем не менее, несмотря на талант, она после войны оказалась на два года под следствием, попала в психиатрическую клинику и тем спаслась, но затем была подвергнута люстрации и более ни один ее фильм не достиг экрана.

Считаете ли вы Рифеншталь жертвой нацизма? А ее участие в укреплении нацизма трагедией, равной «трагедии Горького»?

Как заметил Евтушенко: «Горький был первым, кто изнутри описал Россию люмпенов, бродяг, оборванцев. Горький был романтиком дна, и пророчил, и поддерживал революцию, не подозревая, какая пакость может подняться с этого дна, когда оно будет так безответственно взбаламучено». http://web.archive.org/web/20070228093212/maximgorkiy.narod.ru/KRATKO_O_GORKOM.htm

Ромен Роллан в своих дневниках описывает свои встречи с поздним Горьким в СССР и сравнивает его с медведем, которому просунули в ноздри кольцо и водят на потеху публике.

Еще раз замечу, что этот медведь сам пришел в клетку и сам позволил (и даже хотел), чтобы ему в ноздри вдели кольцо.

Спасибо за стимулирующую дискуссию.

Валерий Лебедев