СИНУС ДОРФМАНА

Имя Dan Dorfman впервые встретилось мне в репортаже о встрече КаВН-овских команд Запада и Востока Америки лет десять назад. От Северо-Запада континента выступали «Пираты из Сиэтла», а кто представлял Новую Англию, история уже позабыла. Я тогда писал некоторые тексты для «Пиратов» и это движение было мне близко.

А вот отчёт об этой встрече, написанный героем нашего очерка, взбудоражил всю общественность КаВН (поясню: КаВН - это Клуб американских Весёлых и Находчивых). Автор, не стесняя себя политкорректностью, просто назвал вещи своими именами: «КаВН в Америке в основном - игра еврейская, команда из Сиэтла состоит из представителей этого славного племени только наполовину, чем и объясняется некоторая казарменность их шуток, отсутствие лоска и утончённости».

Возмущены такой беспардонностью были все, независимо от национальности. В КаВН-овском чате метались громы и молнии, с автором угрожали расправиться всеми мыслимыми и воображаемыми способами. И уж, конечно, никто не собирался подавать при встрече руку этому махровому расисту.

Автор этих строк тоже затаил, выражаясь по-зощенковски, некоторую грубость, питая тайную надежду на то, что когда-нибудь случай «неподатьруку» представится.

И случай такой возник, когда ненавидимый Dan Dorfman объявился в гостевой книге Альманаха «Лебедь».

Ваш покорный слуга не упустил случая и тут же на ничего не подозревающего Dorfman’a... «наехал». Dorfman удивился, но грубостью не ответил. Автор наехал ещё и ещё раз, затем призвал на помощь своё скромное поэтическое дарование и обрушился на беднягу Dorfman’a с уничтожающей пародией.

Dorfman’у ... понравилось. Dorfman улыбался и вёл себя кротко.

В этот момент у меня впервые зародилось сомнение, кто из нас больший христианин: я, православный, или еврей и расист Dorfman?

Dorfman не только подставлял другую щёку, но и показывал, как ловчее по ней ударить. Желание бить Dorfman’а от этого пропадало.

Позже я убедился, что такое поведение органично для азартного и неутомимого Dan’а.

Кончилось тем, что последнее стихотворное произведение, посвящённое нашему герою, просто называлось «Великий Дорфман». Название это было ироничным, но не совсем.

И вот вышла его книга, прочтя которую от корки до корки, я узнал, что Dorfman ещё более велик, чем можно было предположить. Он – организатор всевозможных литературных конкурсов, ловец и раститель молодых талантов, неутомимый критик всей Русской литературы: от Пушкина до молодых, неоперившихся поэтесс.

Удивительное свойство Dorfman’a заключается в его непосредственной, детской радости от встречи с любым проявлением литературного таланта. На протяжении нескольких лет он восхищался действительно необыкновенным явлением нашей литературы: Ириной Анатольевной Дедюховой.

А когда их пути разошлись и Dorfman стал у Ирины «грязным жидом», Dan ... нисколько не раздражился. Он не стал метать в Иринин адрес громы и молнии, не принялся поносить её привычными для уха определениями типа «зоологической антисемитки» и «фашистского отродья», а только мягко написал в своей книге: «В последние годы Ирина борется с жидовским засильем, а я её в этой борьбе не поддерживаю. Хоть... продолжаю её считать талантливым человеком. Но очень заблуждающимся».

У автора этих строк даже родилось такое определение:

 

«Наивность – это когда Ирина Дедюхова верит в существование сионисткого заговора. Сверхнаивность – это когда Dan Dorfman в него не верит».

Но Dan Dorfman не только наивен, он субъективен и непосредственен, как ребёнок. Читать его книгу и наблюдать за переходами взглядов и настроений так же интересно, как следить за приключениями Бенвенутто Челлини. Вот кто был абсолютным рабом своего сиюминутного настроения.

Сегодня Папа Римский поддерживает Бенвенутто и он у последнего – «христианнейший» и «благословеннейший», а завтра глава католической церкви отвернулся от гениального творца и рука Бенвенутто уверенно выводит: «Папа совсем ... освинел».

У Dorfman’a «освинеть» может любой, в зависимости от настроения и личных пристрастий, «хучь еврей, хучь русский» (ИБ).

Полюбил Dorfman неожиданно для себя Александра Сергеевича Пушкина. Причём, полюбил прозу.

Проза у Пушкина оказалась просто идеальная. Сюжет построен логично, без лишних деталей, всё пригнано, как в хорошем механизме. Фраза у Пушкина той самой длины: не короче и не длиннее, чем Dorfman’у удобно читать. В общем – прекрасный писатель, лучше Dorfman’у не надо.

Правда, человек из Пушкина вышел никудышный. Прямо скажем – плохой человек.

Живи Dorfman в одно время с Александром Сергеевичем, не дождаться бы последнему пули Дантеса. Подкараулил бы его наш герой где-нибудь на Невской набережной и элегантным движением руки швырнул под ноги перчатку. А Пушкин бы варежку раскрыл!

И... закатилось бы солнце Русской поэзии в аккурат после «Руслана и Людмилы», но задолго до «Евгения Онегина».

И – правильно! А зачем он жену у Воронцова соблазнил, а потом на мужа-рогоносца мерзкие эпиграммы писал?

Нахал этакий!!!

Отомстил бы, покарал бы Dorfman нечестивца и распутника!!!

Не посмотрел бы на пылающий разум поэта после аудиенции у всесильного царского сатрапа, пославшего его не дописывать «Алеко», а ехать в Бессарабию и подсчитывать саранчу, погубившую урожай.

 

(«Алеко», между прочим дожил до наших дней, а погубленный саранчой урожай был бы уже полтораста лет, как уже съеден.)

 

 

Но невдомёк это было спесивому Воронцову, победителю Наполеона.

Невдомёк это и Дорфману.

А выполнивший свой гражданский долг Dorfman – на Кавказ, с Лермонтовым поехал бы разбираться. Так прямо и пишет герой нашего с вами времени: «Лермонтов ведёт себя с более удачливыми товарищами как сволочь. Ею, если честно, и являясь». Во как: Лермонтов – сволочь, а Мартынов – герой.

Вывод: «Гении иногда получают пулю в живот. И правильно получают!»

Дико, неслыханно повезло нашей литературе, что родился великий Dorfman в середине прошлого века, а не в начале 19-го. Не видать бы нам ни «Демона», ни «Маленьких трагедий», а была бы одна трагедия, но большая.

 

(Как тут не вспомнить «Первую речь о Пушкине» Михаила Зощенко: «Откровенно говоря, я бы на месте Дантеса этого Цаплина ну прямо изрешетил. Секундант бы сказал: «Один раз в него стрельните»,— а я бы в него все пять пуль выпустил, потому что я не люблю нахалов».)

Толстой (Лёв Николаевич который) у нашего героя и на писателя-то не тянет. И писал ленивый граф... набело. Никогда наш великий Dorfman «не слышал, чтобы Толстой работал над рукописями». Вот Бабель – молодец: одни рассказ «Любка Казак» 22 раза переписал. А Толстой – нет. Как озарит его – может чего-нибудь путного сморозить. Без озарения – швах.

(Заметим в скобках, что одну из глав «Войны и Мира» Лёв Николаевич переписывал ни мало, ни много - 105 раз. Но это мы с вами слышали, а герой наш не слыхал. Значит, и не было этого.)

Правда, Dorfman прощает Его Сиятельство за явные прегрешения перед литературой, но только потому что имеются у него гораздо более серьёзные предъявы к Толстому-человеку.

Не только ведь романы писал сиятельный граф, но и ... проповедовал, наставлял, сочинял прокламации. А самое страшное (закройте уши, читатель!):

Толстой знал, как надо. Вот!!!

Поэтому не рефлескировал, а спокойно излагал своё толстовское учение.

Рефлексирующему Dorfman’у это кажется невыносимым.

Нахал какой!

Нет для Dorfman’а абсолютной истины. Сегодня верно одно, завтра – другое. Dorfman – релятивист. А Толстой – сволочь.

Короче, этот тоже не дожил бы до «Воскресения». Хотя, могло и подфартить старику.

Dorfman простодушно пишет: «У меня такая синусоида. Сейчас внизу её оказался Лев Николаич. Попался просто. Когда до него руки дойдут, я ещё его наверх вытащу, Дайте срок».

Страшная это участь: попасться Dorfman’у, когда он внизу синусоиды. Врагу не пожелаешь.

Пощадим, читатель, память Фёдора Михайловича, который пришёлся как раз на момент, когда синусоида нашего героя проходила 270-м градусом и достигла пикового значения «-1».

А кроме этих троих, с кем по большому счёту разбираться? Мелкая сволочь осталась: Долматовский там, Маяковский, Пастернак. Стоит ли на них пулю тратить? Синусоида

90-м градусом идёт. Пущай живут.

А через ещё пол-оборота вынесет лихая синусоида Dorfman’а в минус и понесётся он по пущам и чащам Парнаса загонять всех этих мерзавцев на лихом безотказном Пегасе. И был бы ягдташ его доверху набит. И была бы через грудь трофейная лента с надписью: «101 долматовский».

А на всём Парнасе остался бы только бы немецкий еврей Гарри Гейне, безусловный любимец Dorfman’а, автор бессмертных строк:

«Нет, лучше мерзостный порок,
Разбой, насилие, грабёж,
Чем счетоводная мораль
И добродетель святых рож.»

(Перевод В.Левика)

Гарри Гейне – тоже редкий негодяй, почти такой же, как Майкл Лермонтов, но Dorfman его любит. Нет, нет, не по расовому признаку – по закону синусоиды. С законом не поспоришь.

Dura lex sed lex! И точка!

В чём же причина такой избирательной любви Дэна Дорфмана к нашим величайшим писателям? Только ли их человеческие качества и идеологические разногласия?

Мне представляется, что существуют некоторые плоскости бытия и мировоззрения, в которых обитают три гения нашей, да и мировой, литературы.

Герои Александра Сергеевича Пушкина существуют в современной им цивилизации как неразрывная часть её. Им неудобно в ней, она их сковывает и ограничивает, но (!) бороться с ней, как с явлением, герои Пушкина не помышляют.

Dorfman’у тоже не хочется бороться с современной ему цивилизацией. Насколько я успел понять, Dorfman’у в этой цивилизации вполне удобно и комфортно.

Герои Фёдора Михайловича Достоевского против цивилизации бунтуют. Они задаются вопросом: «А что будет, если пойти против существующих законов? Может быть, это и не объективные законы вовсе, а так, - выдумка человеков?»

Эта мысль чужда Dorfman’у. «Всё существующее разумно». И – точка на Достоевском.

Лёв Николаевич пошёл дальше. Он цивилизацию отбрасывает вообще. Он ставит человека перед Богом. Голого и беззащитного, только Ему ответ дающего.

Dorfman этого не принимает, мир Дорфмана никак и нигде не пересекается с мирами Достоевского и Толстого.

Великие романисты – дутые величины, давно пора разоблачить и кол осиновый вбить.

Но в том и величие нашего героя, что он не пытается донести до нас свои убеждения, как абсолютную истину.

С обезоруживающим простодушием признаётся он нам в своей субъективности и щедро предоставляет слово на страницах своей же книги своим беспощадным оппонентам. А уж те за словом в карман не лезут.

Книга «Встретимся в сети. «Dan Dorfman & другие» - необычное произведение. Насколько я осведомлён, эта книга – единственная в своём роде и не только в русскоязычной литературе. В ней автор провозглашает и иллюстрирует давно вынашиваемую им концепцию сетевой литературы – литературы не коммерческой, но создаваемой подвижниками и бессребрениками.

 

(Интересно, но ненавидимый Dorfman’ом граф Толстой тоже полагал, что его сочинения должны быть доступны бесплатно. Правда, от этого шага непрактичного графа удержала разумная графиня Софья Андреевна, не желавшая ходить по своему именью в отрепье и босиком. А Интернета в Ясной Поляне не было! Поэтому у автора этих строк не дискета в шкафу, но три полки выделены для 90 томов сочинений Толстого. Ох, и ленивы были их сиятельство!)

Книга Dorfman’а стала апологией сетевой литературы («сетературы») и из неё же составлена. Всё, что в неё вошло, было уже опубликовано в электронном формате. Только теперь ярый поборник безбумажной печати издал своё самое сокровенное ... на бумаге.

Вопрос: зачем? Почему такая измена собственным принципам? Сетевые рукописи ведь не горят, во всяком случае, при горении не коптят.

Думаю, что поступил он всё же правильно. Эпоха “«Fahrenheit 451” вряд ли наступит на Земле, а иметь хорошую книжку в шкафу – память на долгие годы.

Сам же автор превратился в легенду, он стал Колумбом новой эпохи.

Dan Dorfman уже не Homo Sapience, но Homo Netus – Человек Сети.

Он открыл свою Terra Nova.

Возможно, эти заметки получились субъективными и пристрастными, на что у автора есть великолепная отмазка: «А мне сам Dorfman разрешил!»

У каждого своя синусоида.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Редакция хотела бы прокомментировать слова Дана Дорфмана, которые он написал в своей книге: «В последние годы Ирина (Дедюхова) борется с жидовским засильем, а я её в этой борьбе не поддерживаю. Хоть... продолжаю её считать талантливым человеком» словами Ирины Дедюховой, написанных совсем недавно.

Дабы каждый мог увидеть и методы борьбы, и меру талантливости единственного (по ее убеждению) писателя России.

«Вчера пару минут смотрела, как жид Соловьев приглашает трех жидов обсудить проблему коррупции на программе «Субботним вечером». Угу, воскресным вечерком. Вообще, это, конечно, чисто по-жидовски – соваться в неурочное время с обсуждением проблем, которые напрямую вытекают из существования жидовской ментальности на обочине человеческой цивилизации. Заболтать, занудить пустыми рассуждениями проблему, которая напрямую вытекает из жидовской ограниченности.

Изгибы жидовских тазобедренных суставов меня в последнее время волнуют мало. Никто же из них честно не скажет, что власть жиды захватить могут, а управлять государством – нет. Маловата для такой страны, как Россия, скудоумная жидовская идейка о том, как захватить государственную собственность и постараться сожрать все самому. Создать тоже покаместь ничего не сподобились. И вот такая жидовская петрушка с коррупцией.

Блядь… я дописываю эту свою книжищу на 800 страниц… надо бы малость сократиться. Потом, если встречу где тупую сучку-хакамаду, я ей крысиное татарское личико о ближайший уголок разобью за одну только фразу «Вся экономика, которая была раньше, была неэффективной». Само наличие таких хакамадок на экране моего домашнего кинотеатра - свидетельствует о глубоком государственном и экономическом кризисе.

Коррупция подтверждает уголовную по сути ментальность жидов, с которой при нормальных людях светиться не стоило. Да и выявляет полную неспособность к государственному управлению. Нахуй таким стремиться к мировому господству? Чтобы в очередной раз показать собственное уебище? Опрос чисто риторический. Но выводы обо всей «библейской истории», разумеется, идут на автомате. Вот сидели бы по крыжоплям, суки уголовные, и не квакали!

Про шовинизм писать приходится только потому, что на предыдущей ленте ко мне жидовскими слюнями клеили ярлычок "подобные вам патриоты". Губки не раскатывайте, лалы? Подобных мне больше не бывает. Да и я за всю жизнь не нашла себе подобных хотя бы возрасту души. Ни у кого из ныне живущих нет души, старше 200-т лет. Поэтому пиздеж о том, как какая-то жидовская шмонька видала себя ебибетской царевной - засуньте в задницу.

Чем же настолько плох патриотизм, почему он вызывает такую стойкую ассоциацию с шовинизмом?
Вот здесь пусть каждый попытается вспомнить наконец, что скрывается за жидовским стереотипом "шовинизм". А нет ли какого-то позорного воспоминанья, которое вроде и не касается нас напрямую, но вонью отдает от "плохого" шовинизма? Знаете, как не внушай себе, что Брестский мир - это почти гениально, а воняет от него через столько лет жидовской поскотиной так, что стараешься не вдаваться в тонкости. Именно там были заложены последующие непонятки вплоть до ВОВ. Многое чего бы не было, если бы жиды не влезли. Так что на холокост они наскребли себе вполне сознательно.

Жидки, а как с этим уроком истории?