ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

07-09-2008

Знакомство произошло случайно. Позвонила Лена Д., которую я знал еще с тех пор, когда она была редактором в издательстве "Олимп", поинтересовалась:

Виктор Левашов- Нет ли у вас чего-нибудь для нас? Условия очень хорошие.

Как оказалось, она перешла в какое-то новое издательство (назвала -"Пальмира", название мне ничего не говорило) и теперь ищет авторов.

Я было ответил:

- Нет. – А потом спохватился: - Вру, есть. Но у книги… как бы это сказать… кривоватая судьба.

- Как это - кривоватая?

Я рассказал.

Летом 1999 года, случайно включив телевизор, я наткнулся на сюжет, который очень меня удивил. В Таллине на мемориальной кладбище Метсакальмисто состоялось торжественное перезахоронение праха командира 20-й Эстонской дивизии СС штандартенфюрера СС Альфонса Ребане, единственного эстонца - кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, высшей награды Третьего Рейха, указы о которой подписывал лично Гитлер. Останки Ребане были перевезены из южнобаварского города Аугсбурга, где он умер в 1956 году при не вполне ясных обстоятельствах. Первый вопрос, который у меня возник: с чего вдруг? Лежал себе эсэсовец больше сорока лет и лежал, а тут на тебе – торжественное перезахоронение, государственное мероприятие. Почему сейчас?

Мы в России тогда не очень присматривались в ситуации в Прибалтике. Знали, конечно, о дискриминации русскоязычного населения, о стремлении республик в НАТО (Эстония стала членом НАТО в 2004 году), о робких пока еще попытках реабилитировать фашизм (Бронзового солдата убрали только через девять лет). У нас своих хлопот был полон рот: готовящийся импичмент Ельцину, бомбардировки авиацией НАТО Югославии, отставка премьера Примакова после того, как он лихо развернул свой самолет над Атлантикой, самый разгар президентской предвыборной кампании, в которой шансы Ельцина оценивались, как близкие к нулю. Вероятно, поэтому в Москве никакой заметной реакции эта эстонская церемония не вызвала.

Но меня, человека досужего и не обремененного никакими политическими заботами, сюжет заинтриговал. Ну, провокация, это ясно. Антироссийская, тоже ясно. Цель? Вызвать ноту протеста МИДа России? Не густо. Вызвать взрыв возмущения русскоязычного населения Эстонии (а русскоязычных там почти 40%, больше только в Латвии). Допустим, вызвали. И что? Русские побегут в Россию? Не побегут. Если не побежали после принятия законов о гражданстве и государственном языке, превративших почти половину Эстонии в граждан второго сорта (точнее, в "неграждан"), то теперь-то с чего? Кому же охота ехать из бедной, но сравнительно благополучной Эстонии в нищую Россию, еще не оправившуюся от дефолта 1998 года? Ну, уедут несколько семей. И ради этого городить такое сложное и политическое сомнительное мероприятие? Ведь и в Евросоюзе тоже никого не умилит демонстративная канонизация эсэсовца. Тогдашний премьер-министр Эстонии Март Лаар писал в сборнике "Очерки истории эстонского народа": "Эстонцев не вдохновляла принадлежность к СС". В смысле: ну да, воевали эстонцы в дивизии СС, никто не говорит, что не воевали, но без всякого вдохновения, можно даже сказать – с отвращением.

Не вытекало. Явная несоразмерность масштаба провокации и политических рисков с возможными результатами. И тогда мне подумалось: а что если затея с торжественным перезахоронением праха эсэсовца рассчитана не на внутреннее потребление, а на реакцию Москвы? Положение Ельцина очень сложное, рейтинги ниже плинтуса. А что если он, воспользовавшись поводом, решится на оккупацию Эстонии под предлогом защиты русскозычного населения? Маленькая победоносная война всегда способствует взлету престижа власти, а потеря независимости Эстонии издавна была кошмарным сном таллиннских политиков. Пусть даже не решится, а только пригрозит и приведет 79-ю Псковскую воздушно-десантную дивизию в состояние боевой готовности. Как отреагирует на это НАТО? А вот как: Эстонию срочно, в обход всех формальностей, примут в Североантлантический союз. Что и требовалось доказать.

Даже странно, что подобные рассуждения никому не пришли в голову сегодня в связи с событиями в Южной Осетии. И мне в том числе. А ведь как логично: коварный Саакашвили провокационно нападает на Цхинвали, Россия приводит в движение 58-ю армию, НАТО срочно, без всяких ПДЧ, заключает Грузию в свои дружеские объятия. И Медвед с Путей утрутся. Такого варианта трактовки событий не мелькнуло даже на самых оголтелых сайтах. Что свидетельствует о постепенной победе здравомыслия в умах и позволяет смотреть в будущее с осторожным оптимизмом.

Но тогда, возбужденный этой завиральной идеей (в 1999 году она не казалась такой уж завиральной), я поехал в "ленинку" и полистал газеты. И уже первые публикации ввергли меня сначала в полнейшее недоумение, а затем в восторг от загадочности главной фигуры сюжета.

"Новые известия", 29.06.99. А.Смирнов, "Витязь в эсэсовской шкуре":

"На таллинское кладбище Метсакальмисту - эстонское Новодевичье, где хоронят особо выдающихся людей, - доставили из Германии прах штандартенфюрера СС Альфонса Ребане, закончившего войну в качестве командира 20-й Эстонской дивизии СС. Решение о перезахоронении "выдающегося эстонского офицера и военачальника ХХ века", как охарактеризовал его премьер-министр Эстонии Март Лаар, приняло правительство. Формальным предлогом для перевоза в Эстонию праха эсэсовца послужило якобы обращение немцев: "Заберите своего, за могилой некому ухаживать". Но в эту версию в Эстонии мало кто верит. Во-первых, все немецкие кладбища содержатся в образцовом порядке, за "ничейными" могилами ухаживает муниципалитет. Во-вторых, немецкие организации ветеранов войны находят время и средства поддерживать в порядке захоронения "камратов" даже за пределами Германии, а уж в ее пределах могилу штандартенфюрера, кавалера Железного Рыцарского креста и Рыцарского креста с дубовыми листьями, в запустение привести и подавно не дали бы. Наконец, эстонские власти сами себя высекли, забрав на родину лишь прах эсэсовского комдива, разлучив его с покоившейся рядом супругой Агнией...

Рыцарским крестом с дубовыми листьями Гитлер наградил Ребане в 1944 году. А вручил дубовые листья "лисице", как переводится фамилия Ребане, последний вождь Третьего рейха - гросс-адмирал Дёниц - 9 мая 1945 года, уже после подписания капитуляции…

Отшумели знамена добровольной национальной гвардии "Кайтселийт", государственные флаги, отговорили свои речи старики "камраты" и представители молодого поколения, могилу завалили венками и цветами, и все время я не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Так пышно хоронить эсэсовца, начавшего свою карьеру у немцев в 1941 году в эстонском конвойном батальоне, "конвоировавшего" на тот свет евреев и коммунистов в Эстонии, а потом прославившегося кровавыми акциями против населения оккупированных Псковской и Новгородской областей, могли в сегодняшнем мире разве что в двух заповедниках прошлого: в Эстонии и Латвии..."

Газета "Эстония", 29.06.99. И.Никифоров, "Неоконченная война Альфонса Ребане":

"В субботу на Метсакальмисту нашел свое последнее пристанище человек, из которого на наших глазах творится очередная неуклюжая легенда о борце за свободу, выдающемся эстонском офицере, полководце и разведчике...

Приняв в 1941 году присягу на верность фюреру, Ребане дослужился до майора вермахта, а потом, уже в 20-й дивизии СС, и до штандартенфюрера... После войны Ребане жил в Англии, организовал с помощью Сикрет интеллидженс сервис засылку агентов в Эстонию и возглавил эстонское движение сопротивления советской власти. Однако бывший офицер КГБ ЭСС Валдур Тимуск утверждает, что Альфонс Ребане был завербован НКВД еще в 1941 году и продолжал оставаться на крючке у советской разведки и после войны. Возможно, поэтому "движение сопротивления" в Эстонии всегда находилось под колпаком у МГБ. Тимуск уверяет, что знает это доподлинно, хотя уличающих Ребане документов в руках у журналистов или историков на сей момент нет..."

"Baltic News Servis", дайджест. "Штандартенфюрер Ребане - полковник Исаев?":

"На следующий день после того, как отгремел салют над могилой командира 20-й Эстонской дивизии СС, взорвалась "бомба". Газета "Постимеес" опубликовала интервью с бывшим сотрудником КГБ Эстонии. Он утверждает, что герой борьбы с большевизмом с 1941 года был агентом НКВД и оставался на службе советской госбезопасности всю свою активную жизнь.

Штандартенфюрер СС А.Ребане руководил в 40-е - 50-е годы засылкой агентов в Эстонию по заданию английской разведки, предварительно согласовывая все операции со своим московским начальством. Всех шпионов советская контрразведка "вела" с первых их шагов по прибалтийской земле. Конфуз был так велик, что англичане отправили Ребане на досрочную пенсию. Сомнения в "чистоте" эстонского героя возникали и раньше. Ему одному из немногих кадровых офицеров эстонской армии удалось избежать расстрела или Сибири в 1940 году после аннексии Советским Союзом Эстонии. По официальной версии, ему просто очень повезло. Старший лейтенант Ребане, сняв погоны, спокойно работал строительным рабочим в Таллине вплоть до самого прихода немцев в 1941 году. Статья в "Постимеес" дает этому чудесному избавлению от репрессий другое объяснение.

Был ли штандартенфюрер Ребане агентом НКВД или просто враги эстонских патриотов пытаются замарать грязью одну из немногих имеющихся в их распоряжении икон, уже вряд ли станет точно известно..."

Ну, это газетчики должны опираться на установленные факты, а нам, литераторам, они ни к чему. Чем меньше фактов, тем свободнее полет фантазии. Я настрочил заявку, заключил с издательством договор и засел за роман. Но уже через полгода понял, что сюжет в одну книгу ну никаких не влезает, нужна вторая. Генеральный директор "Олимпа" идею дилогии одобрил, я сдал первую часть и принялся за вторую. Но тут позвонили из издательства:

- Зайдите в АСТ, у менеджера по продажам есть замечания.

("Олимп" тогда входил в состав АСТ на правах агентства – работали с авторами, готовили рукописи, делали оригинал-макеты. АСТ издавало книги и главное – продавало. Отдел продаж играет в книгоиздании главную роль.)

Прихожу. Старший менеджер по продажам, холеный молодой человек в синем блейзере от Хуго Босса или Гуччи, с золотым "Роллексом", разговаривает по мобильнику. На столе флажок на круглой подставке: "Ударник капиталистического труда". Так надо понимать, для прикола. Увидел меня, бросает в трубку:

- Перезвоню через три минуты, ко мне тут писатель пришел.

Стало даже интересно: что он успеет мне сказать за три минуты? Однако, успел:

- Роман ничего. Но у вас все события происходят в Эстонии. Русский читатель это не купит. Перенесите действие в Россию.

- В Россию – куда? – удивился я. - В каком русском городе могут устроить торжественное перезахоронение эсэсовца?

- Отказываетесь переделывать?

- Не отказываюсь. Но хочу понять. Куда перенести действие? В Смоленск? В Мухосранск? В деревню Парашино Калязинского района? Мне нетрудно, только скажите куда.

- Тогда мы не будем издавать книгу.

- Да и хуй с вами, - вежливо сказал я.

В советские времена это было бы для автора катастрофой. Издательств - раз-два и обчелся, в каждом многолетние очереди из своих. Но, слава Богу, времена уже были другие. Я распечатал рукопись в трех экземплярах и отвез в три издательства. Через неделю все три сказали "Берем", а еще через месяц первая книга дилогии под названием "Заговор патриотов" вышла в "Вагриусе". В серии "Сделано в России", где уже были изданы "Банк", "Кафедра", "Супермаркет" и еще несколько романов а ля Хейли. Я не понимал, какое отношение к этой серии имеет моя эстонская история, но хозяин – барин: несерийные книги очень неохотно берет торговля.

Месяца через три я сдал вторую книгу дилогии и случайно оказался участником совещания в узком кругу под председательством коммерческого директора "Вагриуса" Ильницкого. Обсуждалась проблема: почему серия "Сделано в России" плохо продается. Присутствовали главный редактор, зав. редакцией и ведущий редактор серии. Валили, как всегда, на плохую рекламу, даже на задержку зарплат бюджетникам, из-за чего бедные бюджетники не имеют возможности покупать книги. И черт меня потянул за язык. "Мы не о том говорим, - поделился я своими соображениями. – Начинать нужно с другого конца. Парадокс в том, что из всех присутствующих только один человек читал все книги серии. Это я". Так оно и было: штатные редакторы читали книги, которые они вели, зав. редакцией просматривал рукописи после нештатной редактуры, а коммерческий директор довольствовался устными отзывами.

- Вы хотите сказать, что прочитали все четырнадцать книг?– усомнился Ильницкий.

- Все шестнадцать, - подтвердил я, даже не подозревая, какую яму рою самому себе.

- А не затруднит вас сделать по ним что-то вроде рейтинга?

- Не затруднит.

Через два дня рейтинг был готов. Никаких трудностей это не составило. Незадолго до этого, занявшись жанровой литературой, я обнаружил, что забываю содержание большинства книг едва ли не раньше, чем дочитываю. Поэтому взял за правило фиксировать парой строк. Типа: "Толстой, "Анна Каренина". Дама из высшего общества влюбилась в офицера, он к ней охладел, она бросилась под поезд. Талантливо, но длинновато". По этим записям я и рассортировал "Сделано в России":

  • ***** - очень интересно. (Пять звезд получила только одна книга – "Большая пайка" Дубова, которую на самом деле по материалам Дубова написал один из редакторов "Вагриуса". По ней был позже снят фильм "Олигарх". Фильма не видел, но роман в своем роде замечательный.)
  • **** - интересно.
  • *** - любопытно.
  • ** - можно читать, можно не читать.
  • * - лучше не читать.

Своему роману из присущей мне скромности я дал четыре звезды, но честно оговорился, что он в серии – не пришей кобыле хвост. Из шестнадцати книг серии интересными были штук шесть. Но весь фокус состоял в том, в каком порядке они выходили. Вот в каком:

  1. **
  2. **
  3. ***
  4. *
  5. ****
  6. *

Когда рейтинг лег на стол коммерческому директору, мне даже не пришлось спрашивать его, понимает ли он теперь, почему серия не продается. Ильницкий сухо поблагодарил меня и скрылся в кабинете генерального директора Скарондаева. (В одном из романов Пелевина он фигурирует как Сракондаев.) Понимал. Читателю, не знающего тонкостей книгоиздания, нужны объяснения. Редакторы "Вагриуса" люди очень профессиональные, а серия провалилась, потому что была допущена идиотская ошибка в стратегии. Что нужно, чтобы серию читали (и покупали)? Начать с самых лучших книг, хотя бы четырехзвездных. Потом можно дать трехзвездную. И лишь когда серия прижилась, можно разбавлять тем, что есть. Если же начать с говна, как это и было сделано, уже третью книгу никто не купит.

На следующее утро позвонила моя редактрисса:

- Что вы наделали, Виктор?!

- Что я наделал?

- Серия "Сделано в России" закрыта, все рукописи из плана выброшены!

- То есть как?

- А вот так!

- А как же вторая книга моей дилогии?

- Так же! О чем я вам и толкую!

На этом мое сотрудничество с "Вагриусом" кончилось. Смотрели на меня в издательстве, как на врага. Потому что, кроме "Сделано в России", были закрыты и еще какие-то серии, а редакторов обязали каждую новую книгу сопровождать бизнес-планом, в чем они ни уха, ни рыла не понимали. Дальними последствиями моей самодеятельности (или просто так совпало) была ревизия коммерческой деятельности "Вагриуса", которая обнаружила неликвидных книг на 18 миллионов долларов. Скарондаева уволили тут же, позже ушли и Ильницкого. А моя рукопись так и зависла. Что доказало верность правила "Инициатива наказуема".

Об этом я и рассказал Лене Д. из нового издательства "Пальмира".

- Пришлите книги, - попросила она. – Перешлем хозяину в Торонто. Он всегда сам решает, что издавать.

- Почему в Торонто?

- Там штаб-квартира его компании. "Пальмира" - международный холдинг. Издательство часть компании. Далеко не главная.

Послал, почему нет? И как в болото, без всплеска. А между тем время шло, жизнь подбрасывала мелкие сюжеты. В один прекрасный вечер неизвестные злоумышленники до полусмерти избили в лифте старшего менеджера по продажам АСТ и раскроили ему кастетом череп. Насчет кастета они, конечно, погорячились, как-то негуманно, можно было бы и без этого. "Ударник капиталистического труда" надолго попал в больницу. Этим воспользовался "Олимп" и еще раз подсунул АСТ первую книгу моей дилогии. На этот раз место действия никаких возражений не вызвало.

- Давай вторую книгу, - распорядился Каминский. – Сразу запускаем в работу.

Помятуя об очень хороших условиях "Пальмиры", я тянул сколько мог. "Пальмира" упорно молчала. Наконец сдался, отправил рукопись в "Олимп". И надо же было так случиться, что буквально в тот же вечер позвонила Лена и радостно сообщила:

- Живову книги понравились, будем издавать. Завтра утром он прилетает в Москву, хочет встретиться с вами.

- Кто такой Живов?

- Хозяин "Пальмиры".

- Он прилетает специально, чтобы встретиться со мной?

- Нет, что вы. Он бывает в Москве примерно раз в месяц. Заодно решает издательские дела. Завтра в шестнадцать. Сможете приехать?

- Смогу, почему не смогу…

Ехать мне в "Пальмиру" было не с чем, но у меня язык не повернулся сказать об этом. Ладно, подумал, потом скажу. Познакомимся, а там, глядишь, какие-нибудь совместные идеи возникнут. И я поехал, не подозревая, что вступаю в совершенно новую для меня полосу жизни.

"Пальмира" арендовала офис у приборостроительного завода недалеко от Комсомольского проспекта. Никакого строительства приборов я не заметил, от завода осталась только проходная с вертушкой и вахтером, который строго требовал пропуск, но пропускал и так. Офис тесноватый, но вполне современный: евроремонт, вышколенная секретарша. Пока мы с Леной курили перед совещанием в темном предбаннике, она рассказала, что знала, о владельце "Пальмиры". Вадим Живов. Коренной москвич. В Канаде давно. Компания очень серьезная - оптовая торговля обувью, какими-то лекарствами. Издательство создал года два назад. Говорили, сначала хотел купить "Вагриус", но почему-то не получилось. Платит редакторам хорошо, но работать с ним трудно. Современную литературу знает плохо, никогда нельзя сказать, что ему понравится, а что нет. Даже не понятно, на кой черт ему издательство.

Живов оказался худощавым моложавым человеком, как мне показалось – лет тридцати пяти. Потом я узнал, что ошибся – ему было тридцать девять. Сдержанный, довольно закрытый. Кроме меня и Лены, в кабинете был еще один маленький человек по фамилии Урушадзе (сейчас он занимает странную должность генерального директора литературной премии "Большая книга"). А тогда в отсутствии Живова руководил издательством.

- Мне понравилась ваш книги, – благожелательно сказал Живов. – Надеюсь, вы станете нашим автором.

- Хотелось бы, - ответил я. – Но права на дилогию я уже отдал "Олимпу".

От его благожелательности не осталось и следа.

- Почему я узнаю об этом только сейчас?

Вопрос был обращен к Урушадзе, тот суровым жестом переадресовал его Лене. Она сидела ни жива, ни мертва. Пришлось поспешить ей на помощь:

- Я ждал вашего решения два месяца. Больше не мог. Вы опоздали на три часа.

- Понял. Извините за беспокойство. Спасибо.

На этом совещание закончилось. На Лену было жалко смотреть. Но уже на следующее утро она позвонила с радостным изумлением:

- Что происходит? Вчера я была уверена, что Урушадзе меня уволит. Сегодня он сама любезность, благодарит, что привела такого интересного автора. В чем дело?

Я отшутился:

- Наверное, он понял за ночь, что вы привели действительно интересного автора.

На самом деле причина была в другом. При всей краткости нашего знакомства Живов меня заинтересовал. Человек жесткий, очень успешный предприниматель, зачем ему связываться с таким неверным делом как книгоиздание? Ответ напрашивался сам собой: бизнес приелся, душа просит чего-то другого. В тот же вечер я послал ему е-мейл:

"Вадим, у меня создалось впечатление, что прежние жизненные приоритеты утратили для Вас привлекательность, и Вы ищете возможности реализоваться в интеллектуальном плане. Почему бы Вам не написать книгу о себе? У меня немалый опыт работы с такими книгами. Уверен, что Вам есть что рассказать. Как Вы на это?"

Ответ пришел через полчаса:

"А что, забавно. Писатель из меня никакой, но рассказчик вроде бы ничего. Давайте попробуем".

И почти на два года я погрузился в чужую жизнь.

С чем это сравнить? С тем, как после 91-го года мы проснулись в другой стране и выживали, как во внезапной оккупации или вынужденной эмиграции? Нет, пожалуй. Все выживали, кто как мог, но в общем похоже, ничего нового я рассказать не смогу. Как меня захватили в плен инопланетяне и вот, вернувшись, я рассказываю, какие у них усики и присоски? Тоже нет. Два года я прожил жизнью другого человека, не похожего на меня, как инопланетянин, не похожего на всех людей, которых я узнал за свои немалые годы. Но он не был инопланетянином, он был наш, рожденный той же землей, что и я, выросший в той же Москве, но в генах его как-то не так повернулась какая-то хромосома, и получился характер, который я даже не знаю, с кем сравнить. С Демидовым, с Морозовым? Такие характеры русская земля рождала постоянно. Но в советские времена они глохли, как семена на асфальте. Но вдруг попали на влажную почву, взрыхленную перестройкой, и дали новую генерацию людей, без которых невозможно представить нынешнюю Россию. Они не покупают футбольных клубов и стометровых яхт, их имена не значатся в списках "Форбса", их состояния не измеряются миллиардами долларов. В лучшем случае – миллионами. Они – предприниматели. В прямом смысле этого слова. Предприимчивые люди, с нуля создавшие свое дело, умело им управляющие, твердо противостоящие всем угрозам свободного российского рынка – от бандитских наездов до чиновничьего произвола. Вот таким человеком и был Вадим Живов.

Чтобы написать книгу, ее нужно сначала придумать. У меня в жизни был забавный эпизод, который так и лежал в памяти, дожидаясь своего часа. (О нем я однажды писал в одной из своих статьей, прошу прощения у читателей "Лебедя", что повторяюсь.) Однажды мы, писательская группа туристов, ждали в аэропорту Франкфурта-на-Майне, когда объявят регистрацию на рейс до Москвы. Шла посадка на Нью-Йорк. Какие-то иностранные люди уплывали по эскалатору вниз. Вдруг дама из нашей группы в ужасе закричала:

- Смотрите-смотрите! Это Левашов! Куда он?!

И верно: на эскалатор ступил человек, так похожий на меня, что я чуть было не поверил, что это я: с такой же прической, в таком же кожаном пиджаке, с таким же кейсом.

- Он в Нью-Йорк! – заходилась дама. – Остановите его! Что же вы стоите? Остановите!

В группе заволновались. Год был 84-й или 85-й. Времена вегетарианские, но все же невозвращение писателя грозило руководителю группы крупными неприятностями, а рядовым членам мелкими. Между тем "Левашов" спокойно себе скрылся из виду.

- Успокойтесь, - сказал я даме. – Это не я. Я вот он, тут.

- Да? И верно! – обрадовалась она. – Как вы нас напугали!

Посмеялись, несколько нервно. А мне подумалось: а если бы это был действительно я? Как бы сложилась моя судьба там, в Нью-Йорке? И как сочетались бы судьбы моего двойника, преодолевшего притяжение России, и

меня, оставшегося?

- Название книги "Двойник", - объяснил я Живову дня через два, когда мы снова встретились в офисе "Пальмиры", уже один на один. - Основной сюжет – ваша судьба со всеми ее перипетиями.

- А кто двойник?

- Тот, кто остался. Может быть, я. Или кто-то еще. Пока не знаю.

- Интересно, - подумав, сказал он. – Как будем работать?

- Да так и будем: вы рассказываете, я слушаю. Знаю, что времени у вас немного. Но есть электронная почта.

Он не был бы деловым человеком, если бы не спросил:

- Сколько вы хотите получить за свою работу?

- Много, - честно ответил я. – Но об этом говорить рано. Сначала давайте поработаем. Может, ничего и не получится.

Ответ, похоже, ему понравился.

- Договорились.

Так мы и работали. Бывая в Москве, он приезжал ко мне в Малаховку, в остальное время обменивались электронными письмами. Рассказчиком он оказался хорошим, его память хранила неимоверное количество историй, связанных с его бизнесом и бизнесом его знакомых. Каждый раз после трех-четырехчасового разговора, на больше меня не хватало, я долго еще переваривал полученную информацию, отбирая то, что годится для книги.

Судьба этого поколения российских предпринимателей – тех, кому сегодня сорок или около того, - складывалась по-разному. Общим, пожалуй, была несмиренность с равенством во всеобщей скудости (чтобы не сказать – в нищете) советской жизни, которая сегодня многим кажется золотым веком. Эти ребята рано поняли, что свободу дают только деньги.

Семья Живовых была относительно благополучной. Отец – профессор в московском ВУЗе, мать – доцент. Отец умер, когда Вадиму было четырнадцать лет. Зарплаты матери вполне хватало на то, чтобы прокормить и одеть сыновей – Вадима и его старшего брата Ярослава. Но смерть мужа обострила в ней страх перед нищетой, пережитой в молодости. В 1932 году родителей матери, зажиточных псковских крестьян, раскулачили, потом посадили. Она оказалась в детдоме в Иркутской области, окончила техникум, работала электриком на шахте "Александровская", где добывали мышьяк. Заболела туберкулезом, чудом вылечилась, поступила в московский институт, в котором читал лекции профессор Живов. С замужеством пришла материальная обеспеченность, но призрак голода преследовал ее всю жизнь. Даже защитив кандидатскую диссертацию, постоянно занималась разными приработками: шила на продажу шапки из кроличьего меха, вязала по заказам трикотажные вещи на специальной машине, сотнями покупала на Птичьем рынке по пять копеек инкубаторских цыплят и выращивала их на даче. В сыновьях она воспитывала самостоятельность, как бы приуготовляя его к жестокости лежащей перед ним жизни.

Вадим сказал, что пойдет работать на "Москабель" - там нужны прессовщики, он узнал. Мать одобрила. Решение сына ей понравилось, но она и виду не подала. Детство кончилось. В пять утра требовательно гремел будильник, с шести до девяти – смена в изолировочном цеху "Москабеля", к десяти Вадим успевал ко второму уроку в школе. Так и получилось, что английскую спецшколу он окончил, как тогда говорили, без отрыва от производства.

Все пять институтских лет (он поступил в МАИ, где учился старший брат), Вадим получал повышенную стипендию. Для него это был вопрос не престижа, а материальной независимости. Нельзя было и помыслить попросить у матери денег на карманные расходы – нарвешься лишь на презрительный взгляд. Зарабатывал сам – литейщиком, штамповщиком, сортировщиком на "Москабеле", ночным сторожем, уборщиком. Однажды в случайном разговоре в пивной прослышал про мытье окон в магазинах, платят вроде неплохо. Взял справочник, начал обзванивать магазины. В десятом сказали: приезжайте. За два дня заработал восемьдесят рублей – две стипендии. Сделал инструменты из гидровакуумной резины, ребята с химфака МГУ подсказали состав моющего раствора. Собрал бригаду, позвал в нее альпинистов из институтской секции – мытье окон в "высотках" было самой дорогой работой. Дело пошло. За лето Вадим зарабатывал по пять-шесть тысяч рублей чистыми. По тем временам, когда зарплата в двести рублей считалась приличной, деньги немалые. Но взятого в учебе уровня не снижал. Это было бы расхлябанностью, а расхлябанности он себе не прощал. Уже тогда понял: если хочешь чего-то в жизни добиться, нужно вкалывать, а не валяться на диване. Он не мог бы сказать, чего хочет добиться, но твердо знал, что это будут большие деньги, а не те гроши, которые он зарабатывает на мойке окон. Такие большие, чтобы о них не думать.

Всегда интересно, как наши успешные предприниматели заработали свой стартовый капитал. В этом интересе присутствует не то чтобы ревность, но как бы некий укор судьбе: почему они смогли, а я нет, что за несправедливость? Ведь начинали одинаково, с нуля, отмена запрета на частнопредпринимательскую деятельность была для всех, закон о кооперативах тоже для всех. Почему же они, суки, жируют, а я с трудом дотягиваю от получки до получки? Почему? Потому. Удача – дама капризная, она не любит ленивых и слабовольных.

Уже через год после окончания института Вадим возглавлял многопрофильный кооператив "Контингент". В нем были четыре хозрасчетных участка по мойке окон в магазинах и учреждениях, бригада альпинистов, обслуживающая высотные здания, четыре ремонтно-строительных подразделения. К 1989 году на счету "Контингента" было два миллиона рублей, свою часть прибыли Вадим складывал в раскладную тахту, в ящик для белья, он уже закрывался с трудом.

Но не это принесло главные деньги. Оставив кооператив на брата, вместе с двумя компаньонами Вадим ввязался в очень рискованную авантюру с видеокассетами. В Сингапуре кассета стоила два доллара, в московских комиссионках уходила по 90 рублей, по тогдашним ценам черного рынка - почти по пять долларов. Навар – три доллара с кассеты. Игра стоила свеч. Компаньоны взяли в коммерческих банках краткосрочный кредит в сто миллионов рублей, через СП превратили его в пять миллионов долларов.

Отдельными траншами отправляли валюту в Торонто на счет фирмы Гольденберга, пять лет назад эмигрировавшего в Канаду, старого друга одного из компаньонов (в книге я назвал его Тольцем). За три процента с оборота он перечислял деньги в Гонконг и Сингапур, оттуда контейнеры с видеокассетами доставлялись морем в порт Восточный в Находке, перевозились на военную базу "Воздвиженка", перегружались в трюмы "Антеев" и "Русланов" советской военно-транспортной авиации и заканчивали свой путь на аэродроме в подмосковном Чкаловском. Здесь груз принимали Вадим и Тольц и распределяли по оптовикам. Третий компаньон безвылазно сидел в Воздвиженке. Горючки не хватало, он подогревал нужных людей, самолеты заправляли из стратегических резервов штаба Дальней транспортной авиации ВВС.

Все крутилось, как фильм, запущенный пьяным киномехаником со скоростью не двадцать четыре кадра в минуту, а все сто. За всем нужен был глаз да глаз: контейнеры воровали, привлеченное запахом больших денег жулье, прикидываясь оптовиками, пыталось всучить фальшивые платежки, летчики и солдаты аэродромной охраны при каждом удобном случае норовили распотрошить коробки и унести за пазухой с десяток-другой кассет. И катастрофически затягивались сроки. Подходило время возврата кредита, а все деньги компаньонов были в обороте. А банкиры были люди серьезные, включат счетчик, и от них не спрячешься даже у африканского слона в жопе.

Не обходилось без курьезов. В один из дней ожидали большую партию электронных часов, закупленных в Сингапуре. Часы пользовались не меньшим спросом, чем видеокассеты, а прибыль приносили даже большую. Груз должен был прибыть на самолете "Аэрофлота", следующим из Сингапура в Москву с промежуточной посадкой в Дубаи. Самолет ждали утром, но посадку в аэропорту Внуково "Ил-86" совершил лишь во второй половине дня. Вадим и Тольц, встречавшие рейс, дождались, когда высадят пассажиров, и на "рафике" дежурного отдела перевозок направились к стоянке, чтобы проследить за разгрузкой. И уже издали заметили необычную суету возле самолета. Трюм были закрыт, под ним толпились грузчики, возбужденно размахивали руками.

- Какого черта, почему не работаете? – напустился на них дежурный.

- Там лев! Лев там! – загалдели работяги. – Лев, в трюме!

- Что вы несете? Какой, к хренам, лев?!

- Настоящий! Живой! Послушай, командир, сам послушай!

Их трюма донесся свирепый, леденящий душу львиный рык.

- Блин! – ошарашенно сказал дежурный. – Двадцать лет работаю, никогда такого не видел! Откуда там взялся лев?

Как выяснилось, во время посадки в Дубаи в трюм загрузили зверинец "Госцирка", завершивший неудачные гастроли в Арабских Эмиратах. То ли опасаясь начальственной кары, то ли просто воспользовавшись случаем, дрессировщик сбежал, голодные звери провели несколько часов в грохочущем самолетном чреве. Каким-то образом обезумевший от грохота, голода и жажды лев открыл клетку и метался по трюму.

Пока связывались с "Госцирком", пока ждали ветеринаров, пока те усыпляли льва выстрелом капсулой со снотворным, прошло часов пять. Но и после этого разгрузка не началась. Работяги сунулись в трюм и тут же высыпали из него, мерзко матерясь и отплевываясь. В трюме стояла резкая, выворачивающая наизнанку вонь. Никогда раньше и никогда позже Вадиму не приходилось нюхать ничего подобного. От стресса у льва расстроился желудок, весь груз, в том числе и картонные упаковки с электронными часами, были залиты ядовитым львиным поносом. Кое-как, после угроз дежурного уволить всех к такой матери, трюм разгрузили, часы перевезли на склад. Нечего было и думать отправлять их в таком виде оптовикам. Но мыть ящики желающих не нашлось ни за какие деньги. Пришлось Вадиму и Тольцу заниматься этим самим. Обмотав рты тряпками, два российских (вернее, тогда еще советских) бизнесмена, ворочавшие сотнями миллионов рублей и миллионами долларов, до глубокой ночи смывали с коробок львиный понос.

Об этом Вадим рассказывал с усмешкой, но тогда было не до смеха. Счет шел уже на дни. И все же успели: вернули кредит и подбили бабки. Чистой прибыли оказалось около трех миллионов долларов. По миллиону на брата. Удача иногда благоволит к тем, кто не боится рисковать.

Через некоторое время рынок видеокассет насытился, компаньоны начали думать о другом бизнесе. Остановились на обуви.

- Почему не на нефти? – спросил я. – Были бы сейчас, как Абрамович.

- Или как Ходорковский. Стремное дело. Нефть – сплошные откаты. И никогда не знаешь, когда тебя подставят или сдадут. А на обувь спрос постоянный, инфраструктура не требует капитальных затрат. И в этом бизнесе можно спать спокойно.

После изучения специализированных изданий и всех каталогов, какие удалось достать, стало ясно, что дело может быть прибыльным. Особенно если работать не с дорогими фирмами вроде итальянской "Бруно Магли" или западногерманской "Саламандер", а с поставщиками из Югославии или Чехословакии. Как выяснилось, очень качественную и сравнительно дешевую обувь шили в Южной Азии и особенно в Бразилии. Но Сан-Пауло и Новый Гамбург, центры бразильской обувной промышленности, были практически недосягаемы, поэтому решили начать с Европы. Провели переговоры с московским представителем чехословацкий фирмы "Батя", подписали контракт. И тут наткнулись на совершенно неожиданное препятствие: Гольденберг отказался переводить предоплату за обувь, заявив в телефонном разговоре с Тольцем, что компаньоны занимаются ерундой. Сейчас есть возможность закупить большую партию видеокассет по полтора доллара, этим и нужно заниматься.

Вадиму и раньше не нравилось, что компаньоны не вполне контролируют ситуацию. В сущности, они вообще ее не контролировали, так как вся прибыль аккумулировалась на счету фирмы Гольденберга. Тольц уверял, что нет никаких оснований сомневаться в его порядочности. Они вместе учились в институте, дружили семьями, даже их дачи были рядом. Сотрудничество с московскими компаньонами было для Гольденберга очень выгодным. Все переводы он осуществлял в срок, а случавшиеся небольшие задержки легко объяснялись тем, что он прокручивал в своей фирме оказавшиеся в его распоряжении средства. Дело житейское. Но сам факт зависимости от канадского партнера рождал у Вадима ощущение постоянного дискомфорта. И вот сбылись его самые худшие предположения.

Компаньоны вылетели в Торонто. Об этой поездке Вадим рассказывал неохотно. Чувствуя себя надежно защищенным демократическими канадскими законами, Гольденберг повел себя нагло. Заявил:

- Сегодня утром я еще раз посмотрел наш контракт по последней поставке. Вы, полагаю, его помните. Нет? Тогда напомню. В качестве предоплаты за два с половиной миллиона видеокассет вы перечислили на мой счет семь с половиной миллионов долларов. Из расчета по три доллара за кассету. Правильно? Значит, это не я вам должен, а вы мне должны мои три процента с оборота! Вы можете сказать, что три доллара за кассету – цифра фиктивная. Она поставлена, чтобы свести прибыль к нулю и тем самым уклониться от уплаты налогов. Но это вы можете сказать мне, и я с вами соглашусь. А что вы скажете в суде? Так о каких же ваших деньгах мы говорим? Где они, ваши деньги? Их нет!

- Странно, - заметил я. – Как вы вообще могли доверить семь с половиной миллионов долларов незнакомому человеку?

- Время было такое. Бизнес на доверии. Оно быстро закончилось.

- Что произошло с этими бабками?

- Он их вернул. Перечислил на наш счет в Royal Bank of Canada. На них я открыл "Пальмиру".

- Как вам это удалось?

- Я его уговорил.

Распространяться о подробностях он решительно отказался, так что в романе мне самому пришлось придумывать, как развязать этот сюжетный узел. Прочитав эту главку, Вадим хмуро усмехнулся, но возражать не стал.

Все поступки деловых людей предопределяются интересами дела. Мой герой в этом смысле не исключение. Даже необходимость эмиграции в Канаду возникла как бы сама собой. Он не верил в горбачевскую перестройку. Все время было ощущение, что она вот-вот кончится. Приходило понимание того, что невозможно вести серьезный бизнес в Москве из самой Москвы. Его можно вести только из-за границы, где ты надежно защищен от экспроприаций и национализаций, на которые так падки большевики. Это со своими можно делать что хочешь, а поди тронь западного бизнесмена, неприятностей не оберешься. И чем больше Вадим об этом думал, тем явственнее вырисовывалась необходимость иметь на Западе человека, в котором можно быть уверенным на все сто процентов. А таким человеком был только он сам.

Обувной бизнес в России, где в дефиците было все, оказался довольно прибыльным, но спокойного сна не получалось. В середине 90-х, когда заговорили о контрактной армии, в Управлении тылом Минобороны решили одеть и обуть будущих контрактников, как американских коммандос. Госзаказ на два миллиона пар обуви – о таком контракте можно было только мечтать. Когда же стали известны условия, у компаньонов вообще голова пошла кругом. Управление тылом объявило закупочную цену: двадцать пять долларов за пару. Хорошие кожаные ботинки можно было сшить за двенадцать долларов. Двадцать шесть миллионов прибыли – было за что бороться.

Вадим прекрасно понимал, что получить этот подряд будет очень непросто. "Пальмира" уже занимала прочные позиции на российском рынке, имела крепкую производственную базу и была вполне способна выполнить даже такой масштабный заказ. Но при выборе подрядчика это вряд ли будет иметь решающее значение. Не отщипнуть от такого куска – это противоречило бы всем традициям российского чиновничества, и военные в этом смысле не были исключением. Весь вопрос состоял в том, каким будет откат.

По техническим условиям Управления мастера из экспериментальной мастерской "Пальмиры" сшили несколько пар обуви. Образцы привели полковника, который в Управлении занимался контрактом, в восхищение. Он бегал по кабинетам и всем показывал, в каких ботинках скоро будут щеголять наши солдаты и офицеры. Одну пару опломбировали и запаяли в целлофан, как эталон, другие отправили экспертам. Экспертиз было множество, получение каждого сертификата стоило денег. Гигиенический – пятнадцать центов с пары, носкость – двенадцать, влагоупорность – шесть, вентиляционность – шесть, еще какие-то холеры. Полковник намекал, что экспертам неплохо бы забашлять прямо сейчас, но Вадим твердо стоял на своем: после подписания контракта, ни цента раньше.

Между тем время шло, расчетные двадцать шесть миллионов долларов прибыли съеживались, как шагреневая кожа. Вадиму все это стало надоедать. Прошло полгода, а утряскам, уточнениям и согласованиям контракта конца не виделось. Однажды он прямо спросил полковника, сколько тот стоит. Не смутившись, полковник написал на настольном календаре: "2". И прибавил:

- С пары.

- Два цента?

- Обижаешь, - укорил полковник и добавил на листке «$».

Минус четыре миллиона долларов, прикинул Вадим.

- Сколько стоит начальник финансового управления?

На календаре появилась цифра "3". Минус шесть миллионов.

- Сколько стоит генерал?

- Семь.

Еще минус четырнадцать миллионов. Шагреневая кожа съежилась до размеров почтовой марки.

- А теперь объясни, зачем мне за это браться? – поинтересовался Вадим. – Такие бабки я заработаю нормальным порядком. Даже больше.

- А кто тебя заставляет шить по двенадцать долларов за пару? Сошьешь по восемь. Вот тебе и навар.

- По восемь долларов? За пару кожаной обуви? Где же я такую кожу найду?

- Можно и не из кожи. Сейчас есть хорошие заменители.

- А потом ваши ревизоры возьмут меня за жопу?

- Об этом не беспокойся. Прикроем. Ты что, сомневаешься?

Вадим оборвал разговор. Вернувшись в офис, приказал секретарше на звонки из Управления тылом не отвечать. Его колотило от бешенства, когда он пересказывал разговор с полковником компаньону. Но тот его возмущения не понял.

- И что? Он тебе дело предложил. Сошьем по восемь. Восемь "лимонов" в кармане. Не двадцать шесть, но тоже не баран накашлял.

- Что мы сошьем по восемь? Говно?

- Не сошьем мы, сошьют другие.

- Вот пусть другие и шьют!

Разговор кончился ссорой, которая привела к тому, что компаньон выделился из "Пальмиры", заявив, что с таким мудаком, как Вадим, он больше не хочет иметь дела. Бизнес сводил людей, он же их разводил.

Через какое-то время, когда стало ясно, что книга получается, я вернулся к разговору о моем гонораре.

- Сколько? – спросил Вадим.

- Десять тысяч долларов.

Он не был бы деловым человеком, если бы согласился. Деловые люди умеют считать деньги и не любят переплачивать.

- Пять. Я знаю, сколько получают писатели.

- А слава? Вы ее ни во что не цените? Семь с половиной. Ни вашим, ни нашим.

- Согласен. Пять тысяч, когда рукопись будет закончена. Остальные – если решу ее издать.

К тому времени, когда мы начали работать над книгой, "Пальмира" была транснациональным холдингом со штаб-квартирой в Торонто, генеральным представительством в Москве, филиалом в Киеве, с закупочными офисами в Европе, Бразилии и Гонконге. Она поставляла в Россию и страны Западной Европы сильнодействующие препараты для психиатрических клиник производства канадского фармацевтического концерна "Апотекс", продавала в Японии и Австралии обувь из Гонконга, но основой ее деятельности был обувной бизнес в России и на Украине. Сеть из ста фирменных магазинов "Пальмиры" работала в двадцати четырех крупных российских городах, сорок пять магазинов торговали на Украине. Из двухсот пятидесяти миллионов пар обуви, которые каждый год покупали в России, каждая двадцатая пара была поставлена компанией "Пальмира" или по разработкам ее дизайнеров сшита на фабриках "Обукс" в Курске, "Ленвест" в Санкт-Петербурге и "Финскор" в Выборге.

Однажды я спросил:

- Сколько стоит ваша компания?

- Немного. Примерно миллионов сорок долларов.

- Ваше "немного" хорошо звучит. Особенно для тех, кто видел миллион долларов только в кино. Как чувствует себя человек, у которого столько денег?

- Не понял вопроса.

- Спрошу по-другому. Дают ли деньги ощущение счастья? Или хотя бы полноты жизни?

- Скорее нет. Деньги – всегда проблемы. Большие деньги – большие проблемы.

- Тогда зачем вы занимаетесь бизнесом? Вам же некогда посмотреть на небо.

- Зачем? Непросто на это ответить. Сначала – азарт, кураж. Потом начинаешь понимать, что деньги в бизнесе не самое главное. И даже совсем не главное.

- Что главное?

- Расскажу одну историю, а вы сами делайте выводы.

История такая. В московском представительстве "Пальмира" было около ста штатных сотрудников, а в целом в России и на Украине в филиалах компании, в магазинах и на обувных фабриках трудились больше десяти тысяч человек. Если считать с семьями, "Пальмира" давала средства для жизни тридцати или сорока тысячам мужчин, женщин, стариков и детей – населению небольшого города. Платили в компании хорошо, зарплата была привязана к курсу доллара и индексировалась автоматически, люди держались за место. И тут грянул августовский кризис 98-го года. Продажи остановились, осенние коллекции забили склады, кредиты в миллионы долларов не из чего было отдавать. Одним из самых тягостных для Вадима воспоминаний о том времени было воспоминание о массовых увольнениях, на которые пришлось пойти, чтобы избежать банкротства. Сокращение штата на тридцать процентов – это только на бумаге выглядело рациональным организационным мероприятием. За каждым увольнением стояли люди, внезапно лишенные средств к существованию. Запах людской беды неотступно преследовал Вадима все полгода, которые он тогда провел в Москве и в разъездах по огромной бесхозной России с ее немереными верстами между городами.

В ту тяжкую осень и зиму обувной бизнес, который всегда был для него всего лишь делом, иногда рутинным, иногда захватывающе интересным из-за проблем, которые требовали быстрого решения, обрел как бы новую составляющую. Кроме увольнений, пришлось пойти и на резкое, вдвое, сокращение долларового эквивалента зарплаты. Вадим был уверен, что многие квалифицированные специалисты уйдут. Особенно сапожники-модельеры из экспериментальной мастерской, где разрабатывали и вручную шили образцы обуви новых коллекций. Их давно уже сманивали немцы из "Саламандера". Но не ушел никто. Люди понимали: нелегкие времена, их нужно перемогать вместе. Вадим чувствовал: на него надеются, ему верят.

Вадим никогда не задавался вопросом, любит ли он Россию. Новоявленные патриоты, расплодившиеся, как вши на теле бомжа, вызывали у него такое же раздражение, как и советские идеологи, основным занятием которых было гордиться общественным строем. Ему иногда хотелось спросить: а что ты делаешь для России, кроме того что ее любишь? Я кормлю целый город, а что делаешь ты?

- Тогда я пообещал себе: всех уволенных приму на работу. И зарплату подниму до прежнего уровня. Я выполнил обещание. И хватит об этом.

Книга в конце концов вышла. В издательстве "Олма-пресс". В своей "Пальмире" издавать постеснялся: ну вот, скажут, сам себя издал. На титуле стояло: "Вадим Живов, "Двойник. Роман". В выходных данных: "При участии В.Левашова". На этом настоял я. Он протестовал:

- Не могу присваивать авторство. Ставим два имени: ваше и мое.

Я решительно возражал:

- Получится глупо. Роман по сути от первого лица. При чем здесь два автора? И потом, кто знает вас, спросит: "Кто такой Левашов?" Кто знает меня, спросит: "Кто такой Живов?"

"Пальмира" по-прежнему процветает. А вот с издательством у Вадима не получилось. Дело это долгорастущее, как дуб, наскоку не поддается. Он провел всероссийский конкурс "Русский сюжет" с премиальным фондом в 30000 долларов. Его уверенность в том, что российская глубинка кишит талантами, не оправдалась. Открытием стал только Алексей Иванов из Перми (сейчас он довольно известен) и еще один неплохой прозаик из Курска. Второй "Российский сюжет" Вадим провел, уже будучи первым заместителем генерального директора НТВ. Целью было наполнить портфель сериалов. Не знаю, что из этого получилось. После этого издательство "Пальмира" было закрыто.

На НТВ Вадим не прижился. Да и не мог прижиться: его жесткость и прагматизм не сочетались с богемным духом творческого коллектива. Сейчас он генеральный директор акционерного общества "Атомредметзолото". Мотается по всему миру, от Ирана до Зимбабве. Посмотреть на небо ему по-прежнему некогда.

Почему я захотел рассказать об этом человеке? Я всегда вспоминаю его во дни сомнений и тягостных раздумий о судьбах моей родины. Особенно когда вижу, как новоявленные государственники тужатся вернуть Россию на рельсы социализма с человеческим лицом. Напрасно тужатся. Не вернут. Не дадут – такие, как Живов. Их уже очень много, они твердо стоят на ногах. Они постепенно приходят во власть, и придет время, когда они займут высшие государственные посты. И это уже будет другая Россия.

Август, 2008

P.S. "Двойник" есть в библиотеке Мошкова: http://lib.ru/NEWPROZA/ZHIWOW/dwojnik.txt

P.P.S. Моя дилогия с кривоватой судьбой тоже в конце концов вышла:

http://lib.ru/PROZA/LEWASHOW/prowokacia.txt

http://lib.ru/PROZA/LEWASHOW/moscow.txt

Комментарии
  • Жаба - 30.01.2014 в 23:26:
    Всего комментариев: 1
    Автор твердит как попка, что после Сталина союзом руководили необразованные люди. Ото ж Сталин-то был образованный, заебись...
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение