СРЕДИ БАБАЕВ, РОВНО В ШЕСТЬ . . .

23-11-2008

Машеньке от дяди Генриха

Горы в Душанбе - со всех сторон!

Подальше, поближе - разноцветными такими цепочками.

Ожерельем, если угодно.

Издали - настоящие самоцветы. С близи тоже.

Самые ближние из самоцветных совсем рядом - по дороге на Варзоб: двадцать минут на автобусе, и вы среди мраморных скал.

И справа нависают над дорогой мраморные глыбы, и слева за речкой сплошная стена мрамора, и дно реки, и эти огромные валуны в ней, и сама дорога, всё - чистый мрамор. На дороге, так ещё и полированный.

Самых притом невероятных цветов и оттенков. Но основной тон - благородно-оливковый: тон нефритовой китайской шкатулки. Где-то он чуть светлее и ближе к зелени, где-то потемнее, с голубым отливом.

Появляется и не исчезает уже ощущение, что попал в сказку: камень мерцает, будто подсвеченный изнутри. Да и сами вы - будто внутри этой самой шкатулки: так здесь всё волшебно-красиво (и чуть загадочно).

А ещё здесь просто хорошо. Словно и не было только что душного пыльного го-рода. Всё кругом по-хозяйски прибрано, расставлено (словно к приходу гостей) по своим местам: подсыпан, где надо, песочек, подсажены, где надо, кустики зелени. Чистенько умыты все до одного и - не рассыпаны, как попало, а разложены тоже в определён-ном порядке мраморные голыши на отмелях.

От скал - тень, от воды - свежесть. И сама хозяйка тут же - шумит, довольная собой и своей работой - ловко, словно пританцовывая, огибает наступающие на неё с обеих сторон мраморные скалы.

Дорога виляет вслед за рекой, и, что ни поворот - новая картина: скалы то рас-ступятся - приоткроют вид на островок с карагачами или расщелину с водопадом, то сожмутся, чтобы между ними повис изящный плетёный мостик. Раздвинутся, сожмутся, снова расступятся, и вот уже перед вами живописный кишлак на той стороне реки: кучка саманных мазанок, осиным гнездом прилепившихся к огромной скале. За глиняными дувалами - кудрявая зелень фруктовых садиков, а перед ними - строгая шеренга се-ребристых тополей.

Приостановиться бы, поразглядывать бы всё поподробнее, но любопытство тянет дальше - заглянуть за повороты: там, впереди маячит, дразня воображение - то чуть выглянет, то снова спрячется за скалы - стройная белорозовая вершина. Яркостью и ростом она уступает пока своим суетливым, мелькающим перед глазами подругам, но по солидной неподвижности, по благородной осанке и снежной короне наверху ясно: она тут главная. Она-то и манит, притягивает к себе - не даёт отвлечься на чудеса помельче.

Так вот и проезжал я каждый раз мимо одного удивительного, загадочного даже места. Это там, как раз, у кишлачка с тополями. Это он прилепился к этой чудо-скале.

Не скала даже - целая гора: с вершиной, со склонами: всё, как надо, всё, как у соседей. И мрамор оливковый, как у соседей. И всё же - редкостный, удивительный каприз природы - настоящее чудо!

Огромный почти правильный треугольник, от самой от своей вер шины и до под-ножия рассечён чёткой чёрной (как тушью по линейке прочерченной) вертикальной ли-нией. Слева от вертикали склон горы окрашен в приятный светло-оливковый, чуть зеленоватый цвет, справа - тоже приятный и тоже оливковый, но чуть темнее и с укло-ном в синь. Словно не хватило кому-то колера - добавил, дойдя до середины, другого - потемнее, попрохладнее.

А ещё (кто бывал в горах, знает) - не бывает там (ну, просто не может быть!) прямых линий: все линии в горах крученые и ломаные. Здесь же - в дополнение к той жирной, как восклицательный знак, вертикали - тянется, пересекая её ровно посередине, ещё и тощенькая светлая горизонталь. Хоть и не такая чёткая (как бы, от руки процара-панная), но тоже - ровная и прямая линия.

Такая вот каменная загадка: двуцветная треугольная гора, да ещё и с двуцветным крестом на ней. Мистика.

Светлая горизонталь, положим, могла бы ещё сойти за тропинку, ну а чёрная вер-тикаль? - очень уж она какая-то чёрная, очень уж вертикальная. Да и тропинка - слишком уж она какая-то ровная и горизонтальная. Особенно, помню, заинтриговала ме-ня тогда точка пересечения двух этих прямых: казалось, там, в их пересечении и кроет-ся некая разгадка.

Автобус в этом месте останавливался редко и только «по требованию». Провожая глазами таинственный знак, я каждый раз обещал себе, что уж в следующий раз ...

Но и в тот, следующий раз автобус проскочил уже мимо, когда бо- родачи на заднем сиденье загомонили вдруг, зашумели, закричали что- то по-своему водителю... Автобус остановился.

Ни о чём ещё не помышляя, я спокойно наблюдал, как четверо ба- баев в полосатых халатах, с белыми чалмами на головах, мешая друг другу и цепляя за сиденья мешками и палками, торопливо протиски -ваются к выходу. Как долго и нелов-ко выбираются потом, один за другим из автобуса... И тут - словно что-то сорвало меня с места! -сорвало, подхватило, подтолкнуло к раскрытой ещё двери и -выбросило на-ружу!

Машина ушла, а я, не зная ещё, что буду делать дальше, переминался на месте и озирался растеряно по сторонам. Дороги на ту сторону я не знал, а потому решил обож-дать бабаев, правильно рассудив, что туда-то, к кишлаку за рекой они сейчас и на-правятся. Больше тут, собственно, и некуда.

Аксакалы же, поглядывая на меня, долго разбирались со своей поклажей и палка-ми (и откуда это у бабаев такие всегда щеголеватые - прямые, длинные и до блеска отполированные посохи?). Потом, продолжая оглядываться, двинулись неспешно в сто-рону реки. Не желая до времени раскрывать свои планы, я пропустил их подальше впе-рёд, а затем и сам двинулся потихоньку за ними.

Вскоре из-за поворота показался знакомый плетёный мостик - изящной ду-гой он соединял два крутых утёса: скалы в этом месте сошлись так близко, что чуть только не смыкались над рекой, сильно её при этом потеснив: она недовольно бурчала и бурлила где-то далеко внизу.

Удивительные сооружения, эти местные мостики - что-то, вроде плетня, за-висшего над пропастью. Они и в самом деле плетутся из разных корявых веток и присы-паются потом сверху камнями и гравием.

Перил у них не бывает. Вся конструкция под ногами пешехода подрагивает и ка-жется такой хлибкой, что ступать по ней, глядя на клокочущие буруны внизу, жуткова-то. Но впечатление обманчиво: я знаю - мостик надёжен. Он выдержит и ишака с поклажей, и всадника с лошадью, и целое стадо баранов.

Бабаи мои, перейдя на ту сторону, оглянулись в последний раз и свернули вправо, к кишлаку, а я, сойдя с дороги, так уже дальше и двинулся напрямую - по скло-ну горы вверх.

На уровень тропки (бледная горизонталь действительно оказалась тропинкой) я вскарабкался довольно быстро, не сразу только обнаружил её: вблизи она была еле приметна - не тропа, а узкий такой приступочек, чуть положе самого склона.

Идти по ней неловко: стопы выворачиваются, и - одна нога выше другой. Но, несмотря на неудобство и солидную высоту - нестрашно: склон не слишком крутой, груз за плечами (завтрак, книжка да альбом с красками) небольшой, а в руках ещё и палка. Не такая изящная, как у бабаев, но тоже прочная и надёжная.

С дороги я выглядел теперь, наверное, чем-то, вроде небольшой кляксы на чертеже с треугольником или муравья на стене (на той, на светло-зелёной, что от вертикали сле-ва). Сам же я представлялся себе этаким канатоходцем под куполом цирка: впереди натянута ниточка-тропка (её осторожно нащупывают мои ноги), сверху (ярким юпите-ром) освещает меня солнце, а внизу... что там у меня внизу?

Внизу, прямо подо мной - кишлак. Плоские, обмазанные саманом кровли, жер-дяные, заплетённые виноградом навесы, небольшие квадратные хаузы с водой во дворах. На крышах сушится урюк и тутовник, по кривой улочке бегают собаки и куры. А вот и зрители! - стайка мальчишек: кричат мне что-то, машут руками - приветствуют, должно быть.

Чёрная вертикаль пока не видна, чуть угадывается только: отсюда она и не чёрная, и не вертикаль - так, едва заметный пунктир вдоль склона. До неё ещё далеко, но ясно уже - дойду. Тропка, правда, странная: неуклюжая какая-то, неудобная. А так - всё прекрасно!

Надо мной (рукой можно дотянуться!) кружат в небе орлы, подо мной (далеко-далеко внизу!) уплывает назад видимый край земного шара. Я - где-то между.

Краем глаза я вижу и речку с мостиком, и дорогу с ползущим по ней автобусом, и чинару возле остановки, а дальше - горы, горы, горы ... Лицо мне ласкает лёгкий вете-рок, а сердце моё сжимается от сладкого предчувствия ...

Щель (а это была именно щель) открылась передо мной неожиданно. Она оказалась гораздо шире, чем виделась снизу. Края чёткие, ровные, словно срез на спелом арбузе, уходят куда-то вглубь, в темноту. А оттуда, из темноты - тихий плеск и журчание. Вот как! - тут ещё и ручеёк ...

Оглядел внимательно края трещины. Просто - граница между двумя пластами, двумя горными породами. И - никакой мистики.

Пласты тут, правда, не лежат, тесно прижавшись друг к другу, как им, пластам и положено, а стоят - торчком и порознь: рядышком - тёмный и светлый. Нелепо конеч-но, но - бывает такое с горными пластами: наскучит лежать в неподвижности, вот и во-рочаются они с боку на бок. Чёрный провал между ними и есть та самая вертикаль. Всё ясно.

Только вот ещё теперь какое незадача: не вчера же, не к моему же приходу раз-двинулись эти пласты - как же это удалось тропке моей перепрыгнуть через эту по-лутораметровую пропасть? - бежит себе дальше, как ни в чём не бывало!

Ну, будь это внизу, да на ровном месте, да с разбега... Нет, как ни примерялся я, как ни прикидывал, а выходило так, что дальше мне не пройти - очень уж далеко, в случае чего, катиться вниз.

А с другой стороны: тропинка-то продолжается - как-то ж по ней ходят ...

Снова мистика?

Вот каким оказалось оно, это скрещение - сплошные загадки!

Однако, мистика ли, нет ли, а надо что-то делать. Не возвращаться же вот так, с полпути? - мальчишки засмеют. Но и - не торчать же тут у всех на виду. Присесть даже негде. Попробовать, разве, спуститься в щель? Так - ни уступа удобного, ни ветки или корня, чтоб ухватиться - никаких вообще признаков перелаза. Ни с той стороны, ни с этой ...

Стало вдруг ужасно жарко. Теперь только почувствовал, что стою на самом солнцепёке. Ни деревца, ни укрытия. И вода ж где-то рядом, а - не напиться.

Наверное, я попытался бы - сунулся бы всё же в ту щель (начал, было, уже примериваться, куда поставить ногу), но тут меня осенило! - да никто тут, ни один чу-дак никогда не ходил: тропка-то - звериная! Козочки горные протоптали её когда-то для своих каких-то личных надобностей - они только и бродили по ней всегда (и теперь ещё, может, по ночам бродят).

Вспотел даже от собственной догадки (испугался задним числом: как ещё и не свалился до сих пор!). Всё тогда правильно: и ширина её неудобная, и уклон, и непро-лаз этот. И мальчишки кричали - предупреждали ж меня!

Глянул вниз - засмеют теперь? Никого. Ни мальчишек, ни бабаев - даже и куры с собаками попрятались от жары. Ну что ж, делать нечего - развернулся осторожно на узком пятачке и побрёл неохотно назад.

Собственно - чего расстраиваться?- уговаривал я себя: чудо-гору я свою ос-мотрел? - осмотрел. Тайны её повыведал? - все повыведал. Чего ж ещё? - можно и возвращаться.

Возвращаться, однако, не хотелось. То ли потому, что не оставалось больше тайн, то ли чувствовал, что, не всё ещё выведано, но брёл я назад неохотно. Просто ноги отка-зывались идти домой.

Потому и свернули они, видно - там, внизу уже, у подножия - снова к месту разлома.

Огромная трещина (здесь она опять была и чёрной, и вертикальной) перекрыва-лась внизу ровной пологой осыпью, в которой вода вымыла небольшой круглый водоём. Наполнявшая его влага не ли- лась, не капала, а сползала в него потихоньку со стен рас-щелины, не тревожа зеркальной его поверхности. И потому в самом водоёме была совершенно не видима - до того была чиста, тиха и прозрачна.

Сам же водоём напоминал собой драгоценную чашу или, скорее - большое плоское блюдо, наполненное драгоценностями: всё мраморное дно его усыпано было гранёными крупицами разноцветного мрамора и крупными зёрнами мраморного песка. В воде они отливали чистыми яркими тонами: слева чудного бирюзово-малахитового, спра-ва - изумительного изумрудно-лазурного цвета. Один чуть темнее другого.

Я заворожённо смотрел на этот подводный японский садик, на это маленькое чу-до: двуцветный водоём у подножия двуцветной горы. И - ни о чём уже больше не думал: только любовался переливами цвета, игрой теней и бликов и - впитывал, впи-тывал в себя его дивную красоту, насыщался чудной его прелестью.

Вдоволь налюбовавшись, я испил из мраморной чаши хрустальной (волшебной конечно) водицы и обрызгал ею своё лицо. Потом, не удержавшись, зачерпнул ещё зачем-то по пригоршне тех и других самоцветов и рассовал их по разным карманам рюкзака. И тогда только - полностью уже удовлетворённый - пустился в обратный путь.

Миновав шаткий мостик, я вышел на шоссе. На остановке -никого.

В ожидании автобуса я удобно расположился в тени старой чинары и, привалив-шись к её стволу, предался ленивым размышлениям.

Гора отсюда снова выглядела загадочной и таинственной: словно и не был я там только что, не выпытал все её тайны.

Теперь она представилась мне огромными каменными часами: чёрные - часо-вая и минутная - слились в одну горизонталь и показывают ровно шесть, а секундная стрелка замерла горизонтально где-то на полпути. Сверил со своими - мои чуть отста-вали.

И потекли полусонные мысли: почему остановились? - почему ровно в шесть?... А может, идут ещё - тикают потихоньку? ...

А что, если, начав тикать с того времени, когда чёрные трелки (слившись в одну горизонталь) показывали ещё «без четверти три» - что, если через столько же лет часы эти, продолжая своё безмолвное тикание, покажут уже «четверть десятого»? ...

Гора снова обретёт тогда обычный вид, и не будет больше никакого чуда. Ничто не остановит здесь любопытного путника. Только вот секундная ... Как же это, подумает он, угораздило эту тропку направиться вверх, прямо в небеса?...

... Вспомнилось, как лет за двадцать до того бежали мы здесь, трое пацанов, по этой вот самой дороге (удирали из пионерлагеря). Не обратил я тогда внимания (не до того было), а любопытно бы теперь сравнить - не дрогнула ли, не сдвинулась ли с тех пор секундная?...

Я наверное задремал.

Когда подошёл автобус, бросил ещё раз взгляд на каменные часы и снова сверил со своими - теперь они показывали одинаково: восемнадцать, ноль-ноль (в нашем мире время бежит быстрее, чем в этом заколдованном горном царстве) ...

... Сейчас, когда дописываются эти строки, прошло с той поры ещё много лет.

Столько перехожено-перевидано! А закроешь глаза, и всплывает: мраморная до-рога с белорозовой вершиной впереди, оливковые скалы, обнимающие бирюзовую реч-ку, плетёный мостик над пенными бурунами, старый кишлак с серебристыми топо-лями возле чудо-горы ...

Хоть бы раз ещё! - на один бы ещё денёк! ...

Назначить бы себе самому (только тому, молодому ещё) свидание - там же, под теми самыми часами - ровно в шесть! Я бежал бы, торопился - я не опоздал бы, пришёл вовремя!

... И забрался бы снова на ту скалу, прошёлся бы опять по той козьей тропке - заглянул бы ещё раз в таинственный мрак чёрной расщелины ...

А потом спустился бы к тому мраморному водоёму и -любовался бы им, любо-вался... и пил бы, пил его кристально-чистую, хрустально-прозрачную воду... и брызгал бы, брызгал ею себе в лицо ...

Потом, утомившись, прилёг бы под той старой чинарой да забылся бы и заснул. А она, вечно зеленея, склонялась бы надо мной и шумела...

И растянулся бы тот сон до самого до того утра, когда стрелки часов, проделав полный оборот, сольются опять в одну вертикаль ...

И проснуться бы тем далёким утром пораньше - ровно в шесть! - в следую-щей уже - другой какой-то жизни ...

Комментарии

Добавить изображение