ВЕЧНОЕ ОДИНОЧЕСТВО НЕПОХОЖЕГО

В субботу 9 мая, в театре «Мажестик» посмотрела балет Бориса Эйфмана «ОНЕГИН». После спектакля я стояла у подъезда театра, ожидая мою маленькую внучку, которую ее мама исправно водит на балеты. Они сидели в партере, а я –на балконе, поэтому встреча могла состояться только на выходе из театра. так сложилось, что мы видимся с внучкой крайне редко, и я стараюсь не упускать даже малейшую возможность встречи с ней.

Интересно было наблюдать за лицами выходящих зрителей: вот две пожилых дамы оживленно, нарочито громко (чтобы слышали!) выражают недовольство – «ну совершенно не Пушкин!», вот улыбающийся, с просветленным взглядом знакомец –ему очень понравилось!

Спрашиваю, что понравилось? «Все!» - отвечает он и несет эту свою радость дальше, в метро, а я все жду мою девочку. И спрашиваю себя, а как мне это увиденное, услышанное, почувствованное? Как бы я ответила на свой же вопрос? Прежде всего, я испытываю восхищение работой всех, кто создавал этот спектакль, кто с такой щедростью отдал часть своего сердца, чтобы получилось такое целое.

Я- с самого начала предупреждаю, что не умею и не хочу писать критическую статью (не обучена!), просто настроение, чувства, которые пробудил во мне спектакль, не &oacute-ходящее, какое-то тревожное последействие заставили меня сесть за компьютер. Мне показалось совершенным чувство меры в постановке спектакля, художественном оформлении, музыкальном пространстве, в котором существует действо, драматургии, узнаваемости героев (все как бы происходит сегодня!), но, больше того, (и самое главное), как будто это про меня, или про одного моего близкого знакомого.

Сегодня я прочла в Интернете интервью. Б.Эйхмана «Российской газете» (от 21 февраля 2009 г), в котором он говорит, что существование Онегина в 19 веке – «это трагедия талантливого, интеллектуального человека и удивительная его способность не реализовать себя, не вписаться в историю своего времени, и она была всегда» И это- правда, как правда, что меняется время, а чувства – любовь, зависть, ненависть, ревность, трусость, ложь, предательство, верность и все, чем жив человек - на все времена!

Онегин, как вечный Жид, кочует по времени, оставаясь неприкаянным и непонятым, не приспособившимся, потерявшим всех, кого, возможно, любил, не отдавшим свою любовь тем, кто в ней нуждался, страдающим и одиноким. Он – человек «вопреки», то, что легко идет в руки , ему неинтересно, даже если это прекрасное чувство юной, страстной девушки, которая обещает любить вечно!

Неумолимо жестока изменчивость мира!
В нем даже любовь проходит.

Но не моя...

Как прекрасно, выпукло остро нарисована, озвучена сцена ссоры Онегина и Ленского, гибель поэта, и все, что за этим последовало! Жестоко и бессердечно любопытство серой толпы, с каким-то отвратительным сладострастием участвующей в ссоре (стенка на стенку, каждая из которых толкает впереди соперников). Вспомнила «Вестсайдскую историю»...

И опять Онегин один, а ведь и ссора возникла из-за того, что нашему герою скучно на общем празднике жизни, ему претит одинаковость, предсказуемость, хочется другого, неожиданного, эпатажного! Почему бы не пошутить, не подразнить друга, юного влюбленного поэта, ведь это в общем не принято и потому довольно занятно! Онегин не ожидает столь бурной реакции Ленского (игра в жизнь важнее, чем сама жизнь), трагического конца этой истории и последующих за этим вечного чувства вины и раскаяния. Это потрясающе показано в танце Онегина с «тенью» Ленского, они теперь неразлучны навеки.

Музыка, в которой маленькими островками вкраплены самые волнующие части последней арии Ленского, огромная луна, которая освещает каждый раз новым светом происходящее на Земле, эта Луна! Меня всегда трогал лунный свет, завораживал, я пыталась понять, что он означает, в разные моменты времени и жизни. Особенно волновала луна над большим водным пространством.

Ночной океан..
Кто-то спешит ко мне
По лунной дорожке...

Луна существует, как равноправный герой в течение всего спектакля, то поднимается над всей жизнью, то опускается, оказываясь почти рядом с героями. Почему? То ли указывая на бег времени (необязательно движение времени соотносить с движением Солнца!), то ли подчеркивая непостижимость тайны повторения во времени всего сущего на Земле.

Образ Татьяны очень пушкинский –невинность и романтизм, нежная, ранимая, верная,- дополняется эйфмановской страстностью (чего стоит ее сон, такой одновременно целомудренный и эротичный, великолепно, с высоким вкусом и, опять хочется подчеркнуть, с совершенным чувством меры, рассказанный в танце!). Эйфмана волнует вопрос, «сохранился ли сегодня образ русской души ,который был создан Пушкиным. Сохранила ли она свою тайну, притягательность, необыкновенную эмоциональность и трепетность?»

Эйфман говорит: «Если внимательно вчитаться в образ пушкинской Татьяны и взглянуть на современных Татьян, то в глубине они мало изменились. Просто другим стал мир, среда, в которой они живут.» Сегодняшняя Татьяна у Эйфмана не просто влюблена, она отдается Онегину, об этом танец –сон, танец-греза. Она хочет ему и только ему принадлежать безраздельно и навсегда.

Океан – из множества капель,
Снежный покров –из мириадов снежинок,
Моя жизнь – из твоих прикосновений..

Потом, когда Татьяна станет женой Гремина и скажет Онегину «ведь я другому отдана и буду век ему верна», это будет танец - напоминание о несбывшейся любви, это – об отсутствии связи между сердцами нежной Татьяны и непохожего на других Онегина. Результат –одиночество обоих! Непохожесть Онегина уже вначале подчеркнута красным цветом его костюма, какой-то танцевальной «надменностью».

Особое впечатление – от музыки балета. В основном, это Чайковский, с необычайным мастерством внедренный в пространство, воздух балета. Вызывало радостное, до слез узнавание любимых мелодий, так неожиданно и точно отражающих Замысел, и органичное сосуществование с музыкой Александра Ситковецкого, и щемящее душу осторожное, я бы сказала, нежно –трепетное введение частей из оперы Чайковского.

Я знаю хорошо эту оперу, но «увидев» музыку в балете по- новому ее услышала, ощутила какие-то ранее не знакомые мне переживания, почему-то навернулись слезы. Что-то упустила в жизни, что-то не поняла, чем-то не поделилась с другими?

Я никуда не спешу,
Снег тихо скрипит под ногами,
Скажи мне – все позади?

А я все стояла и ждала свою внучку. Ну почему она так долго не выходит7 Что-то случилось?

Вдруг из дверей театра вышел... Борис Эйфман. Он шел один. Мимо толпы, некоторые из нас приветствовали его, многие не узнали, а он неторопливо шел мимо нас с отрешенной полуулыбкой, один. Онегин! А мы, толпа, играли свою роль, как греческий хор в его спектакле. Игра длилась очень короткое время, пока он шел сквозь толпу, но шепот, вскрики узнавания и восторга, (Я сказала ему в тот момент, когда он поравнялся со мной «Вы – гений», мне не было стыдно своей дерзости, он улыбнулся мне и прошел, не задерживаясь) молчаливые неприязненные взгляды –разве не это пространство на все времена, в котором появляется и вынужден существовать Онегин? Этот хор греческой трагедии , который отражает взаимоотношения между героем и обществом, осуждающий, отвергающий, убивающий – все это в балете «Онегин» средствами танца, света, музыки обрушивается на зрителя (на меня, это уж точно!) с необычайно убедительной силой. Так называемые массовые сцены мне показались столь же главными героями, как Онегин и Татьяна. Аналогия с хором из греческой трагедии возникает сразу же, с первой сцены. Вспомнила, где-то читала – Аристотель считал хор героем в трагедии наряду с главными действующими лицами. У Эйфмана это показано с необычайной силой, в снах и несбыточных мечтах Татьяны и Онегина, в сценах ссоры Ленского и Онегина на балу, последней встрече Онегина и Татьяны, встрече, которая заканчивается для нашего героя духовной катастрофой – опять вечный одинокий странник! Его бездыханное тело лежит на авансцене, я с замиранием сердца думаю, что у Пушкина не так, и тут луч света выхватывает из темного пространства фигуру Онегина, склонившегося над письмом к Татьяне. И все начнется для него с начала, и опять он уйдет от нас уже в следующее время

Так заканчивается спектакль.

Я так и не дождалась внучки, наверно, не заметила, как она ушла.