СОН КАК ВЫСШАЯ ФОРМА СУЩЕСТВОВАНИЯ

Знаете, кажется мне, что с возрастом время летит все быстрее — не замечали? И особенно остро это чувствуется здесь, в суматошном Нью-Йорке, городе, который никогда не спит. Господи, нашли чем гордиться...

Нет, все же неплохо — и даже хорошо! — что в мире есть не только Америка, но и такие тихие, спокойные, незаметные, неторопливые страны, как Норвегия, Новая Зеландия, Швейцария. Или Канада. Спящая страна, злословят янки, но что в этом плохого? Да это дар божий!

Ведь наши ночи пролетают даже быстрее дней, если, конечно, у вас не хроническая бессонница, как у большинства тех же заносчивых, но живущих на антидепрессантах и транквилизаторах американцев. Однако за все приходится платить и недаром сон иногда считают маленькой смертью. Поскольку, пролетая, уносит он частицу бытия, причем немалую. Судите сами – треть и без того короткой жизни мы проводим смежив веки, под одеялом, в темноте, не видя звезд. В среднем четверть века!

Но за что же мы так дорого платим сном? Что получаем взамен? Не переплачиваем ли? Нет. Если бы не он, то и эта эфемерная, водой сквозь пальцы утекающая жизнь казалась бы нам невыносимо длинной, скучной и утомительной. Такой, какова она есть. И даже сна нам мало, даже его не хватает, чтобы пригасить сознание и недаром наша культура фактически базируется на наркотиках. Вера, алкоголь, никотин и так далее. А звезды....

Да кто смотрит на звезды?

Но даже не поэтому сон драгоценный подарок бога или природы.

Настолько ценный, что пока мы существуем в своей биологической оболочке (как своего рода гибрид не столь уж жесткого hardware cо столь уже продвинутым software), нам не расплатиться за него и остается только благодарить бога за милосердие.

Впрочем, говорить о боге в данном контексте можно лишь по традиции. Творец, согласитесь, абсолютно идеален, он таков по определению он идея идей и недаром соответствующее мировоззрение называется идеализмом.

Идеальный же бог – это сознание в чистом виде, как таковое, не отягощенное подсознанием. Да и откуда бы тому взяться у идеального бога, зачем оно ему и как его представить? Об этом и задумываться страшно – о невообразимых глубинах гипотетического божественного подсознания! Вот и не будем.

И, будучи чистым сознанием, господь, одаривая и нас этим бесценным даром, вряд ли закутал бы хрустальную чашу разума в темную пелену неразумного, бессознательного, животного. В самом деле, какое же мы тогда подобие божье!? Однако мы подсознанием обладаем. Это медицинский факт.

Значит, не бог, а суровая мать-природа таким способом – ценою сна, ценою трети жизни, щедро принесенной в жертву бессознательному, – достигает каких-то своих целей. Каких же? Самых главных и важных! Так она делает нас людьми. В смысле – sapiens, разумными.

Способ неожиданный, цена немалая, но овчинка стоит выделки во сне мы умнеем! Что и подмечено пословицей про утро вечера мудренее.

И наоборот, бессонница снижает умственный потенциал, подавляет сознание, может стать причиной тяжелых нарушений психики, убивает в нас человека и погружает в животное состояние, чем и пользовались сталинские палачи.

Однако и сам верховный палач страдал бессонницей…

На самом деле ничего неожиданного в этом способе организации работы разума нет, просто мы привычно не задумываемся об очевидном. Зачем, если оно очевидно? Солнце встает на востоке и заходит на западе, оно движется по небосклону, что видно каждому и зачем все усложнять вращением Земли?

Поэтому Коперник и появился так поздно. Иное дело – неочевидное. Тут хочешь, не хочешь, надо думать, благо ум-разум имеется. И в итоге логических размышлений неизбежно приходишь к идее бога, давшего нам сей разум, с помощью коего мы и пришли к истине, то есть к богу. Бог дает нам разум для постижения бога…

На этой звенящей, хрустальной логике и построены самые тонкие суждения и умозаключения средневековых схоластов в их попытке достичь странной цели – доказать принципиально недоказуемое, рационально обосновать идею творца и веры в него. Этого однако делать не следует. Нет ничего практичнее хорошей идеи – и не стоит доводить ее до абсурда излишними умствованиями. Нет, нет, совершенно прав был епископ Ориген, формулируя кредо веры: «Верую, ибо абсурдно!» Впрочем, возможно это был не он, а Блаженный Августин.

Верить можно – и стоит! – только в невероятное! Все остальное уже знание, наука. И любая логика, вообще использование разума в осмыслении самой практичной из идей (а ее практичность заключается в институте религии, церкви) – непременно порождала ереси! Неизбежно. Надо верить, а не думать! И только суд инквизиции порой осаживал чересчур разумных и логичных и спускал с небес на землю. Сжигая их земное естество на костре, и пуская его дымом в небеса…

Но мы отвлеклись, показывая, что в гипотезе бога не нуждаемся и что мир чудесен и сам по себе. Вернемся к теме, в объятия Морфея. Как же именно сон умудряет нас? Начнем с того, что сознание, предмет нашей гордости как венца творения или эволюции, использует не столь уж большую часть мощности мозга! Оно – это верхняя часть айсберга, плывущего по темным водам бытия. Семь восьмых которого, однако, отданы подсознанию. В некотором смысле мы есть лишь часть самих себя. И не наше «я» – главное в нас.

Сознание! Да так ли оно развито!? Оглянитесь вокруг, вглядитесь в себя повнимательнее – и вам расхочется размахивать флагом антропоцентризма. Оно само ощущает свою слабость, несовершенство (потому и сильны позиции религии, что сознанию нужны костыли, потому так много среди нас людей неадекватных и просто сумасшедших), оно устает от непрерывного анализа ситуации, ибо не рассчитано на большое напряжение и, едва проведя нас через долгий день, требует отдыха.

И вот тогда-то мозг и принимается за основную работу. Основную? А чем же он занимался днем? Гм. Обратите внимание и примерьте, как говорится, на себя: у подавляющего большинства землян большая часть жизни проходит в стандартных ситуациях, требующих типовых реакций. Мы просыпаемся в заданное время, автоматически, не задумываясь, чистим зубы, механически завтракаем, затем выполняем привычную работу и так до вечера, изо дня в день, из года в год. Востребована не острота самого важного, якобы, нашего оружия, – абстрактного, символьного мышления, – а стандартный набор рутинных подпрограмм, адекватных стандартным ситуациям. С этой точки зрения мы весьма напоминаем компьютер или скорее робот.

Но можно взглянуть и с более привычной, биологической точки зрения: одна часть подпрограмм закладывается в нас в процессе обучения жизни, а другая на генетическом уровне (инстинкты). Так что в активной фазе, днем, мы больше напоминаем автомат или общественное животное (что, кстати, и является одним из определений человека), чем венец творения, мы больше похожи на роботов, пчел или муравьев, чем на того, кто звучит гордо! А что же ночью?

Ночью начинается самое важное. В первую очередь (в фазе глубокого сна) мозг стирает негативные впечатления и приводит в норму нервную систему. Он убирает скопившийся за день информационно-эмоциональный мусор, сортирует, наводит порядок и – не удивляйтесь! – делает то, чем некогда было заняться днем: мыслит! Он просеивает данные, отделяет зерна фактов от плевел их субъективного восприятия, вычленяет рациональное и только после этого (в фазе быстрого сна) приступает к тому, что и делает нас людьми: к анализу, синтезу, логическому, абстрактному мышлению. И недаром многие открытия сделаны именно во сне, взять ту же набившую оскому таблицу Менделеева. Пословица про утро вечера мудренее верно передает ощущение утреннего оптимизма и ясности, сменившего вечернюю растерянность перед жизненными проблемами.

Итак, мы не только небольшая часть самих себя, но и не самая разумная часть. В своей «сознательной» деятельности мы больше опираемся не на разум, а на стереотипы, аналогии и инстинкты – подобно нашим соседям по планете, высокоорганизованным общественным насекомым подотряда стебельчатобрюхих из отряда перепончатокрылых, иными словами – пчелам. Или муравьям. И в довершение всего, если мы и являемся людьми разумными, то главным образом во сне! Вот такое сумеречное сознание…

Понятен и процесс субъективного в каждом индивидуальном случае, но вполне объективного при статистическом рассмотрении явления известной каждому темпоральной хроноакселерации, ускорения течения времени с возрастом. Пик умственных способностей и острота восприятия приходятся, как известно, на младенчество и раннее детство. Именно в этом возрасте человек усваивает большую и самую важную часть информации об окружающем мире. И как раз в эти годы время тянется неспешнее всего, вспомните бесконечно долгие и яркие дни детства. Чем активнее мы живем, думаем, спрашиваем, интересуемся, чем выше плотность действий и мыслей во времени, тем медленнее ход часов!

Затем мыслительные способности притупляются, все большую роль играют усвоенные стереотипы, время ускоряет свой ход и уже в университете, особенно во время сессии, дня не хватает. Годам к тридцати, освоившись на работе и в жизни, мы полностью переходим на автопилот, думаем все реже и начинается калейдоскопический бег дней, с которого я начал.

Перевалив лет в сорок свою вершину, пик свершений, испытав, если удастся, звездные мгновения и упоительное чувство успеха – I did it! – мы начинаем спуск в долину теней, теряя уже не только остроту мысли, но и веру в привычные стереотипы. Мир меняется – и стандартные подпрограммы вместе с ним, а сменить привычки означает изменить себя. Тяжело это в старости.

Чем выше роль стереотипов в нашей жизни, тем глубже мозг погружается в состояние стенд-бай, спячки наяву. Ощущение, что к старости время ускоряется, конечно, субъективно, но субъекту от этого не легче, ибо вместе со временем уходит и жизнь. Мы, подобно герою Мягкова, живем, спя, или спим живя. И только во сне просыпаемся и принимаемся за работу! Вот и мне самое время вздремнуть и подумать, что это я тут написал. Всего доброго, господа. Спокойной ночи.